— Случиться может все, но то, в чем вы подозреваете Павла, полная чушь и причина этого — ваша полная некомпетентность в специфике нашей работы здесь.(Во, дает Командир! Сказануть такое москвичу…)— Все-таки я считаю, что Мочалова нужно отправить в Москву и пусть разбираются с ним там, там умеют это делать. Если он завербован — расскажет все.(Ага, как же! Там расскажешь даже то, о чем и слыхом не слыхивал и видом не видывал. Не идиоты, знаем, как это делается.)— Категорически возражаю. Мочалов один из лучших моих людей — прекрасный радист и подрывник, а потом знаете ли вы, Лев Сергеевич, его кликуху здесь у ребят?— Вы говорите, как какой-то уголовник, а не профессиональный разведчик, «кликуха»…— А я и не профессиональный разведчик, я — диверсант и сапер. Именно потому я здесь и делаю всю вашу грязную работу.— Интересно, инженер-капитан второго ранга, что вы нашу работу называете грязной, очень интересно, что охота за военными новинками нашего потенциального противника вам кажется грязной.— Не передергивайте карты, полковник. В КГБ и ГРУ есть специальные отделы, прекрасные спецы, которых вы годами готовите для этой работы, а сюда послали ребят, которые и в армии-то не числятся, и потому вы и пальцем не пошевелите, если с ними что-то случается — это, мол, не мы, не наши люди и мы знать ничего не знаем! Сами боитесь запачкать руки, и мы делаем все вместо вас. Вот это я и называю грязью.— Интересная точка зрения для кадрового военного, думаю, ее будет интересно узнать и в Москве.— Не пугайте полковник, здесь нам и своего страха хватает, мы не супермены какие-то, а обычные люди в необычных условиях. И ни к кому из моих ребят я не имею претензий — бывает, они ошибаются, но то, что вы сказали о Мочалове, это же верная смерть для него. Вы же знаете, сами, виновен он или нет, а я знаю, что нет, живым вы его из своего ведомства не выпустите. Какой-нибудь несчастный случай, сердечный приступ, внезапный грипп со смертельным исходом… А вот вы оскорбились словом «кликуха», а зря. Мочалова прозвали «ликтором».— Это что, из греко-римской мифологии?(Точно, он исторический заканчивал, раз такие слова знает.)— Нет, все гораздо менее заумно — это просто сокращение слова ликвидатор, он гений в этом деле. У него в башке есть специальный отдел, который выдает такие планы по ликвидации объектов, что у вашего заклятого врага ЦРУ мозгов не хватает, чтобы додуматься до такого. Так что Мочалова я вам не отдам.— Тогда я вынужден буду обратиться в Москву, и вы получите официальный приказ, это вам же дороже обойдется, идем на вашу радиостанцию и свяжемся с Москвой.(Ого, дело пахнет керосином…)— К радиостанции я вас подпустить не могу, и передавать ваши запросы не имею права. Здесь у нас свои законы. Выходите на вашего координатора и ведите связь через него. Кстати, а почему бы вам ни поискать этого вашего «соловья» среди ваших людей?Ведь о точном месте ребят в том рейде знал только он, ребята поменяли место эвакуации всего за два часа перед инцидентом, даже нам они не успели сообщить, а их там уже ждали… Подумайте об этом.— Как вы смеете сомневаться в наших людях. Вы просто зарываетесь! Координатор — многократно проверенный человек, потомственный, можно сказать, разведчик. Знаете, кто его отец?— Не знаю и знать не хочу, а на вас, видимо, слишком действует эта фамилия, если вы начали болтать лишнее даже в беседе со мной.(Браво, Командир, отличный удар в челюсть. Полковник сразу сник)— Я же знаю, с кем говорю, это между нами, чтобы доказать абсурдность ваших подозрений об утечке информации о ваших последних рейдах из наших источников.(Так, я, кажется, не захватил кусочек важного разговора. Дело тут уже пахнет не керосином, а хорошенькой бомбой килотонн на двадцать и Москва срочно ищет козла отпущения. Догадываюсь, кто этот козел. Это я.)— А откуда у вашего Мочалова такая точная информация обо мне? Вы что ли ему рассказали?— Бог с вами, Лев Сергеевич, он же вам все объяснил — элементарная наблюдательность.— Но он же меня видел всего несколько минут. Да еще с похмелья.— Ему хватило, а остальное — результат элементарной дедукции, как у Шерлока Холмса. (Слава Богу, про Холмса полкан слыхал, и Командиру не пришлось объяснять, что Шерлок не работает на ЦРУ)— Короче говоря, ваш Мочалов мне весьма подозрителен. Все его рапорты и остальное поведение требуют серьезной проверки.— Вот и проверяйте по своим каналам, здесь у вас людей, как сельдей в бочке, ищите да обрящете.— Хорошо, мы будем искать, но до получения приказа из Москвы, а я думаю, дня через два его получу, Мочалов должен быть под наблюдением — никаких отпусков в Ханой, никаких прогулок за территорией объекта. Отстранить от участия в будущей операции «Сайгон».(Ну, молодцы, даже название успели придумать. Очень оригинальное и жутко закодированное — ни за что не догадаешься, о чем речь!)— Это невозможно, весь план разработан им и он единственный из ребят, кто побывал там и знает обстановку лично, а не по рассказам и планам. Он же ликвидатор — ему все равно, каков объект: крыса или железнодорожный мост и он сделает все так, что ни у крысы, ни у моста не будет ни единого шанса уцелеть.— Вот меня и пугает, как здорово он у вас работает, а в Сайгоне пепельницы в отелях ворует, прямо, как в Москве. Сувениров ему, видите ли, захотелось. А если б его прищучил какой-нибудь элементарный полицейский?— Вы плохо изучили его рапорт, товарищ полковник. Как раз он нашел единственно правильное решение в той ситуации. Он ушел от весьма неприятной встречи с американской военной полицией, а местная полиция не представляла угрозы…— Это он вам так доложил, а вы всему верите.— Данные не только из его рапорта, но по объективным сведениям, полученных по трем независимым друг от друга каналам. Между прочим, один из них — ваш.(Я знал, что нас трижды перепроверяют, но ведь я был там только с одним вьетнамцем из их штаба диверсионных операций, откуда же еще каналы? На этого полкана видно кто-то сильно давит, вот он и мечет икру.)Коридор у нас был гулкий (бывшая средняя ихняя школа), а наша радиорубка в самом его конце, так что у меня, было, навалом времени, чтобы переключить диапазон в приемнике, вырубить магнитофон и заменить пленку. Колька, кажется, был на взводе, так как последнюю цифру кодового сигнала отстучал неуверенно.Точно, его слегка пошатывало, и, конечно, несло рисовой сивухой на десять метров в округе.— Привет бродягам эфира, — начал, было, он, но покачнулся и схватился за маг, намертво прикрученный к стене.— Ого, тепленький… ты, кажется, кого-то унюхал и зафиксировал. Ну-ка, что там за новенькие секреты у проклятых империалистов.Рука его неожиданно точным и совершенно трезвым движением повернула ручку прослушивания записи. Из динамика раздал ровный шум чистой ленты. Колькино разочарование было великовато даже для пьяного, и он уставился на меня, не мигая своими серенькими глазками.— На дурку нарвался, пустышку записал, вот и стер, чтобы не позориться. Но тебя-то не проведешь, я вижу.Он ухмыльнулся.— Эт-то точно, нас, королей эфира, не проведешь. Ладно, я иду в табакерку, ты меня не видел, я тебя не слышал, Пока.Он ушел, а я еще пяток минут приводил нервы в порядок. Версия, которую я выдал Кольке, была абсолютно правдоподобна — американцы часто запускали в эфир магнитофонную запись большой активности где-нибудь на одной из своих авиабаз и пока мы радостно писали километры пленки «ценной» информации, где-то в другом месте проходила настоящая подготовка очередного налета или еще какой-нибудь пакости. Не сразу, но мы научились распознавать эту «липу», правда, для этого иногда требовалось всего полчаса, а иногда можно было купиться часа на два. Такие «оплошности» мы старались не выносить за пределы нашего маленького коллектива, и ничего особенного в расспросах Кольки не было, но уж как-то сразу он обратил внимание на теплый магнитофон. Блестящая советская электроника, базирующаяся на радиолампах еще пятидесятых годов, увы, выдала меня. Ничего вроде бы необычного, но для пьяного такая наблюдательность… А-а-а, нервы все это, случайность, не более.«Табакеркой»у нас называлась кладовка, где мы хранили наши запасы сигарет. После того, как кончилась завезенная заранее «Прима» какой то расторопный чиновник снабдил нас целым грузовиком «Кэмела», как-то попавшем в руки вьетнамцев. Мы этому обрадовались вдвойне — и сигареты не в пример «Приме», да и в наших же интересах была такая замена. Что, скажем, должен думать офицер ихней сраной контрразведки, обнаружив, например, километрах в двадцати от Сайгона окурок «Примы»? Ничего хорошего, а вот окурок «Кэмела»— и ему и ежу понятно. Все довольны и счастливы.Я перегнал запись на старенький трофейный «Сони», потом подумал и убрал из записи последние слова Командира. Его подставлять не стоило. Стандартную ленту я начисто размагнитил и теперь сам Господь не смог бы узнать, что на ней было до этого. Теперь оставалось подумать, как спрятать этот динамит и решить, для чего он вообще нужен. Спрятать было просто — я разобрал кассету, разорвал и крепко помял часть чистой пленки, она приобрела вид нуждающейся в ремонте, и потому вряд ли кто-то мог случайно всунуть ее в маг и прослушать. Но это была временная мера, если начнут искать круто — найдут. Но все это дело весьма туманного будущего и я отправился досыпать.Сон был тяжелым из-за дикой духоты и совершенно расстроенной нервной системы — это же надо столько свалиться на мою бедную голову в один день. Зато полкан думал по другому и решил устроить для нас маленький праздник — собрал нас в большой комнате, бывшей когда-то школьным актовым залом, и закатил нам часовую речугу о том, какие мы тут молодцы-храбрецы, как нами гордится Родина и Партия, как важно для нас узнать все пакостные секреты этих противных янки и их гнусных приспешников, а потому Родина и Вьетнам награждает некоторых из нас высокими правительственными наградами. К величайшему моему удивлению мне досталось аж две: «За боевые заслуги»и какой-то там орден вьетнамский не то сломанного, не то найденного меча. Выяснить точнее не удалось, так как награды, пояснил полкан, будут нам вручены после возвращения в Союз. Но все равно было чертовски приятно, как будто эти железки уже позвякивали у нас на груди. Среди ребят началось негласное обсуждение, где и как обмыть такое событие, тем более что полкан продолжил свою речугу, а мне как на грех, именно в тот момент, когда он распинался о высочайшей бдительности, ибо вражеская разведка и прочая агентура не дремлет, захотелось сбегать до ветру, о чем я благодушно и спросил разрешения. Полкан на мгновение заткнулся, ребята тоже (чтобы не ржать), а я спокойно выскользнул за дверь. У меня от силы, было, минут семь-восемь. Замок в комнате Командира не представлял никакого затруднения даже для зачуханого домушника, и он поддался моей самодельной отмычке через минуту, еще полминуты у меня ушло, чтобы забрать из-под кровати Командира мою радио закладку, которую я там «забыл», когда рассыпал свой любимый «Кэмел», еще пара минут мне потребовались для визита в туалет. От этих переживаний желудок и мочевой пузырь тоже расстроились и требовали свое. В клозете меня и застал в «позе орла» Серега, которого полкан послал проверить, не провалился ли я часом в «очко» (унитазов вьетнамцы почему-то не любили). Такая забота меня просто растрогала, и я покорно поплелся обратно в зал дослушивать полкана, который даже не взглянул на меня, когда я скромненько пристроился неподалеку от двери… Воскресенье, с 2 до 5 часов утра, территория базы. Не мог заснуть перед заданием, хоть тресни, лупал глазами, считал слонов, жирафов, тараканов — не помогло. Где вы, великие психологи и психиатры, которые гарантировали, что научили нас спать в любых условиях. Может в другой раз я, и уснул бы хоть ненадолго, но последние события здорово на меня подействовали. Не каждый день по твою душу приезжают аж из Москвы, да еще с такими подарочками.Я взглянул на светящийся циферблат «командирских»— 2 часа, до рассвета с ума можно сойти. Ребята сопели во все дырки и мой тихий уход в коридор никого не потревожил. Закурить я не решался, чтобы не вызвать нездоровых ассоциаций и ноги автоматически повели меня к родимой радиорубке — посижу с Колькой, пошарю по «кефиру»…Бетонные ступени лестницы приятно холодили босые пятки, и я шел нарочито медленно, продлевая удовольствие и потому совершенно бесшумно. Но на последнем этаже пол был обычный, деревянный и те (я сразу засек, что шли двое) шли тоже почти бесшумно, если бы не едва слышное поскрипывание рассохшихся досок. Кажется, не мне одному не спиться… Желание тащиться в радиорубку у меня сразу пропало.Только я услышал знакомый звук набора шифра и тихое клацанье запора. Свет от дежурной синей лампочки на секунду сделал черноту в коридоре призрачной и исчез. Раз люди с такими предосторожностями заходят туда, куда им не положено, значит не стоит их уведомлять, что я их видел — меньше знаешь, крепче спишь. Только вот со сном загвоздка, теперь мне уже совсем расхотелось спать. Я присел на ступеньки лестницы, ведущей на чердак, и почувствовал запах сигареты — пролетом выше кто-то недавно курил. Стараясь ступать еще тише, стал подниматься вверх по ступеням, прижимаясь спиной к стене. Огонек окурка описал дугу и рассыпался искрами на верхней площадке. Я пригнулся и правильно сделал — кто-то бросился на меня сверху и, судя по завихрениям воздуха, здоровенный кулак скользнул по мой макушке и врезался в стену. Поняв, что промахнулся, неизвестный издал понятное в таких случаях хрюканье от боли, не стал повторять попытку и промчался по лестнице вниз и остановился на этаже, где располагалась радиостанция и замер, ожидая меня.Мне спешить было некуда и вовсе не хотелось, чтобы второй раз он не промазал. И что все так хочется врезать мне именно по голове? Она и так у меня не очень, а если стучать по ней регулярно, так ва-ааще! Пока я лихорадочно соображал, на этаже вспыхнул свет, и мой противник рванул вниз, не дожидаясь меня. Свет потух через пару секунд так же неожиданно, как и включился. Времени у меня было в обрез. Я сделал тот же маневр и, стараясь все-таки двигаться осторожно, почти бегом рванул к своей комнате и снова забрался под противомоскитную сетку на родной коечке. Все эти чудеса в решете меня начали тревожить всерьез — жили себе спокойно, лазили к «южакам», таскали, что плохо или хорошо лежит, и горя себе не знали, так нет же, какие-то тайны Мадридского двора начались…Куда девался мой таинственный соперник, непонятно — я был на жилом этаже двумя-тремя секундами позже его, а ни одна дверь не скрипнула. Стало быть, он рванул ниже? А там что? Кладовки, подсобки, кухня, столовка и прочая дребедень. До утра он там сидеть не будет. Стало быть, успел раньше меня залечь в свою кровать, но в какую и зачем ему надо было сидеть в темноте? Ждал меня? Это вряд ли, кто мог знать, что меня потянет в путешествие по этажам этой ночью? Чепуха какая-то бессмысленная. Случайность? Может, может…Ребята от сопения перешли к сольному храпу, причем никто из троих моих соседей по комнате не прерывал другого, Едва один заканчивал, начинал свое соло другой — прямо по законам джаза. Молодцы, если б вы еще и на чем-нибудь умели играть кроме, дребезжащей гитары, вам бы в мире цены не было с таким чувством ритма.И все же джаз-храп не помешал мне услышать шаги в коридоре — подвел рассохшийся пол. И опять шел не один человек, потом они остановились, и теперь уже я четко услышал, что по жилому коридору продолжил путь только один. Другой (или другие) исчез, испарился, улетучился! Скрипнула дверь — этот одинокий прохожий нашел свою комнату, а куда девался другой? По лестнице можно идти бесшумно даже в сапогах, но куда — вниз или вверх? Все эти рассуждения сильно утомили мою пострадавшую совсем недавно голову, и меня потянуло в сон.Я отключился мгновенно, едва успев зафиксировать время — на все мои путешествия у меня ушло всего 24 минуты…Спал я недолго и проснулся внезапно, как будто что-то разбудило меня, но вокруг была чистая прозрачная тишина, Мои кореша спали перед рассветом, как младенцы — тихо и мирно. У меня же сна снова не было ни в одном глазу, но на сей раз у меня не было желания прятаться. Наоборот, используя свою привычку рано вставать, я поднялся, не особенно заботясь о тишине (разве что чуть-чуть, в рамках приличия) и вышел на улицу. Часы показывали ровненько четыре — прекрасное время для пробежки и небольшой разминки. Такая уж у меня привычка. Я спокойно дважды обежал здание школы, боковым зрением стараясь не упускать из виду окна жилого этажа. Рыбка клюнула — чье-то лицо на мгновение промелькнуло в третьем слева окне. Кто-то еще страдал бессонницей, только вот кто: третье слева окно было в так называемой комнате отдыха, и там мог быть кто угодно.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Вьетнамский коктейль'


1 2 3