На лице улыбка, но в глазах пустота. Люба поняла, что не произвела на него впечатления. Что, впрочем, не очень ее и расстроило. Ей сейчас нужен был Рэм, а Валера – дело десятое. Да, он красавчик, с этим не поспоришь. Но Люба была далека от того, чтобы влюбляться в него. Он мог вызывать только симпатию. И то лишь потому, что был другом Рэма. И еще можно было испытывать к нему чувство благодарности, ведь это его отец со своими подчиненными вытащил ее из помойной ямы…
Жаль, что после этого никто не в силах отмыть ее от той мерзости, которая, казалось, намертво прилипла к ней. Валера знал, в каком дерьме побывала Люба. И хотя он старался быть обходительным с ней, в глазах нет-нет да проскальзывала тень отвращения… Да и Рэм больше не заводил разговора о том, что Люба самая лучшая. Может, друга стеснялся. А скорее всего, он сам уже не верит в это…
Ребята установили телевизор, настроили музыкальный центр, объяснили, как пользоваться караоке. Пожелали Любе всех благ. И ушли… Может, в ночной клуб закатятся. Может, прямиком в какой-нибудь массажный салон к проституткам. Родители позаботились о том, чтобы им по жизни светил зеленый свет. Но Люба их не осуждала. Ни в коем случае. Парни хоть и «золотые», но совести у них не меньше, чем зеленых купюр в кармане. А то, что сегодня Рэм будет отрываться с отвязными девочками, так это его право. Нет у него никаких обязательств перед ней… И не будет…
Глава 5
1
…Я буду баловать и радовать вас песней,
Без песни жить, как без воды, совсем нельзя!
Но пока что Люба пела и радовала только саму себя. Никаких других песен – только эта, про Любоньку. Хотела довести класс исполнения если не до совершенства, то хотя бы близко к тому. И ведь получалось у нее. Есть у нее вокальные способности. И если продолжить работу над собой, то можно развить их до самого высокого уровня…
Но пела она не только для того, чтобы совершенствовать свой вокал. Оказывается, музыка – отличное лекарство от хандры. И тоска от веселой песни рассасывается… Может, потому врачи и не запрещали ей баловаться в свое удовольствие…
Пока в груди не перестанет биться сердце,
Я буду петь для вас, мои друзья!..
Аплодисментов Люба не ожидала. Но кто-то вдруг захлопал в ладоши. Видно, так увлеклась, что прозевала гостя…
Она оторвалась от микрофона, повернула голову на звук. И оторопела. В дверях стояла мать Рэма. Роскошная, ухоженная от корней до кончиков волос дама. На губах саркастическая улыбка. Она уже не аплодирует, но ладони сведены вместе… Да и хлопала она в ладоши в насмешку, а не искренне.
– Поем? – с издевкой во взгляде спросила она.
– А что, нельзя?
Люба взяла пульт, выключила музыкальный центр.
– Ну, если больше заняться нечем, то почему бы и не петь?.. Знаешь, как та стрекоза, лето красное пропела, оглянуться не успела…
– Это вы о чем?
– О ком. О тебе…
– Я не стрекоза.
– А кто ты? Образования нет, положения никакого… Хотя нет, положение-то как раз и есть. Как положат тебя под мужика, так и лежишь. Еще и ногами дрыгаешь…
Можно было не сомневаться, что эта стерва уже знает, какая беда стряслась с Любой. Видно, ей доставляет удовольствие издеваться над людьми.
– А вам что, завидно? – Люба не собиралась оправдываться. Но и обижать себя не позволит.
– А чему тут завидовать? Я знаю немало достойных девушек, которые могли бы составить партию моему сыну. А он увивается вокруг какой-то прости Господи…
– Господь вас не простит. Злая вы женщина…
– А кто ты такая, чтобы мне быть с тобой доброй?
– Человек я…
– Какой ты человек? Проститутка ты!.. Думаешь, я не знаю, из какого гадюшника тебя вытащили?.. И как ты туда попала, я тоже знаю. За границей хотела работать, за валюту…
– Жало спрячь, – тихо сказала Люба.
Она поднялась с постели. Ей еще больно ходить, но хватит сил дотянуться до этой суки. И плевать, что она мать Рэма. Хватит смелости, чтобы выцарапать ей глаза. И все равно, что ей за это будет… Хуже того, что с ней уже было, быть ничего не может…
– Что?
– Жало, говорю, спрячь! – громко повторила она. – И пошла отсюда!
Мать Рэма дрогнула под натиском ее взгляда. Подалась назад, взялась за ручку двери. Но уходить не торопилась.
– Не надо со мной так, девочка! – угрожающе сузила она глаза.
– А то что? – с вызовом спросила Люба.
– Можешь пожалеть…
– А я уже жалею. Жалею, что у Рэма такая мать!
– Какая-никакая, а мать!.. А вот ты его женой не станешь никогда!
– Да уж лучше застрелиться, чтобы стать вашей невесткой! – презрительно усмехнулась Люба.
– Можешь, стреляться, это твое дело. А о Рэме забудь!
– А я его не привораживаю. Он сам хочет быть со мной…
Люба говорила о том, на что хотела бы надеяться. Шестой день она в больнице, и за все это время Рэм был у нее только четыре раза. В первый свой визит он еще говорил, что лучше нее никого нет. А потом как отрезало. Привет, как дела, все такое. И разговоры ни о чем. Как будто она ему больше не нужна. Скорее всего, так оно и есть. И не понятно, какая вожжа попала под хвост его матери. Неужели она думает, что у них с Рэмом все очень серьезно?.. Может, есть у нее веская причина так думать. Может, Рэм сказал, что влюблен в Любу… Все может быть. И хорошо, если так…
– Я не знаю, привораживаешь ты его или нет, но голову ты ему точно морочишь… И вообще, откуда, ты думаешь, у него деньги на отдельную палату для тебя? А этот телевизор?.. Мы ему деньги даем, он от нас полностью зависит…
– Переводите в общую палату, забирайте телевизор, плакать не буду…
– И Рэма заберу!
– А он что, вещь?
– Нет. Просто без денег он тебе не нужен…
– Не надо судить о людях по себе.
– Я сужу о людях по тому, что они собой представляют! А ты пока что ничего собой не представляешь! Даже проститутки из тебя не вышло!
– Так научите меня, может, выйдет из меня проститутка.
– Ну знаешь! – вспылила женщина.
Как ужаленная, выскочила из палаты и громко хлопнула дверью. Люба с преогромным удовольствием сжала руку в кулак и выставила из него средний палец…
2
Рэм появился вечером следующего дня. Лицо помятое, взгляд тусклый. И улыбка какая-то фальшивая. Люба все поняла.
– А где Валера? – спросила она.
– Зачем он тебе? – вяло спросил он.
– Не мне, а тебе. Сам, что ли, все это вниз нести будешь? – кивком показала она на телевизор.
– А что, тебя уже выписывают? – удивился Рэм.
– Уже выписали. Мама твоя мне выписала…
– Моя мама?! Она что, здесь была?
– А ты не знаешь…
– Нет. Она мне ничего не говорила…
– Быть такого не может.
– Может… Мы с ней позавчера поругались… А она, значит, у тебя была, да? – Была. Вчера. Петь хотела заставить… Просила, чтобы я оставила тебя в покое. Как будто я тебя на привязи держу… Рэм, если я тебя напрягаю, ты скажи… Нет, даже говорить ничего не надо. Просто уйди. Я все пойму. И поверь, плакать не стану…
– Хочешь сказать, что тебе все равно, есть я или нет? – насупился он.
– Нет, не все равно. Ты классный парень, настоящий друг. Я всегда буду помнить, какой ты хороший… – Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал…
– Спасибо, и больше ничего?
– А как ты хочешь, чтобы я тебя отблагодарила? Натурой? Так зачем я тебе такая грязная?
– Если ты о прошлом, так я о нем уже и забыл…
Рэм хотел казаться искренним, но Люба видела, что он кривит душой. Не забудет он никогда о том, что ее пользовали грязные вонючие мужики…
– Ну забыл, так забыл… Рэм, давай не будем об этом. Как у тебя дела? Как институт?
– Да нормально все… Представляешь, Валерка вчера в казино кучу бабок выиграл. До утра с ним гудели. Всю первую пару сегодня проспали. Пронесло. А на второй паре по паре схлопотали…
Рэм рассказывал об институтских делах с искренним увлечением. Ведь в этой теме не было места Любе. А ею он тяготился…
Люба ясно осознала, что Рэм поставил на ней крест. И когда он ушел, поняла, что больше он к ней не придет.
Так и оказалось. Прошло еще четыре дня, а Рэм так ни разу и не появился. Ее выписали и отправили домой. Он за ней не приехал…
Через два дня она позвонила в больницу и узнала, что Рэм все-таки приезжал. Но только затем, чтобы забрать телевизор и музыкальный центр. Техника его волновала, а сама Люба уже нет…
3
Не суждено было Любе стать официанткой в ресторане на Лазурном Берегу, но по иронии судьбы она устраивалась на такую же работу в своем родном Подберезовске. Правда, это был не ресторан, а кафе. И зарплата не шла ни в какое сравнение с той, которую бы она могла получать во Франции. От четырех до семи тысяч рублей в месяц в зависимости от прибыли. Плюс процент с чаевых…
На работу ее принимал сам хозяин – здоровенный, как буйвол, мужик не самой приятной, если не сказать отталкивающей, внешности. Он смотрел на Любу откровенно раздевающим взглядом. И при этом хмурил брови.
– Образования, значит, нет, опыта тоже нет… – густым с хрипотцой голосом подытожил Григорий Борисович.
– Зато есть желание, – неуверенно подсказала Люба.
Не очень-то ей хотелось работать на этого монстра. Да еще больные ноги давали о себе знать. Ходила она легко, но сможет ли она выдержать напряженный ритм работы. Ведь официантка постоянна должна быть на ногах…
– Желание – это хорошо… А как насчет секса? – прямо спросил мужик.
– В каком смысле? – всколыхнулась Люба.
– В смысле, трахаться любишь?
– Ну знаете!..
– А что я знаю? Я ничего не знаю, – ухмыльнулся он. – А хотел бы знать… Может, ты на передок слаба?
– И не надейтесь.
– А почему я должен на это надеяться? Как раз на это я и не должен надеяться. Шлюхи мне здесь не нужны… В случае чего в момент на улицу выставлю…
Самое удивительно, что Григорий Борисович говорил об этом вполне серьезно. Сам производит впечатление законченного развратника, а требует от своих сотрудниц пуританского поведения… Может, он считает, что под юбку к официанткам может лезть только он сам?
– Что ж, тогда завтра можешь приступать к работе… Месяц испытательный срок с половиной оклада. Если все будет путем, зачислим в штат… Вопросы есть?
– Нет.
– Тогда иди к старшей официантке, она скажет, что делать…
На этом разговор и закончился. Под юбку к ней Григорий Борисович не полез. Неужели он в самом деле не такой, каким кажется. Хотелось бы на это надеяться?
Старшая официантка озадачила Любу. За два дня она должна была найти черную юбку, жилетку и белую блузку. Если все это уже есть – хорошо, если нет – отправляйся на рынок, покупай за свой счет.
Юбка у Любы нашлась. Блузка тоже. А жилетку сшила мамина сестра. В общем, из ситуации она выкрутилась и через два дня после разговора с хозяином кафе вышла в свою первую смену…
Работа ей не понравилась. Кафе достаточно известное, выбор блюд, как в ресторане, так что клиентов хватало. Казалось бы, все просто. Принимай заказы да по столам разноси. Но столов много, и клиенты корчат из себя миллионеров: то им не так, это не этак. Да и не только от претензий голова шла кругом. Сделает клиент заказ, а потом начинается – то одно подай, то другое. И все заказы надо в счет не забыть внести. Хоть на минуту выключишь мозги и вмиг запутаешься. А мозги то и дело норовили отключиться. Всему виной бешеный ритм работы и ураганная музыка. Ни в одном кафе города не было своего ансамбля, а здесь был. Музыканты неважные, солистка нещадно фальшивила, но факт оставался фактом: в кафе Григория Борисовича звучала живая музыка. И не важно, что этой музыкой можно рыбу глушить.
Но Люба старалась не обращать внимания на бешеные децибелы. Играют, пусть играют. Клиентов распугивают, и хорошо. Меньше народу – меньше заморочек… Крутилась она как белка в колесе. Вроде бы успевала. Но к концу смены едва держалась на ногах. В первый день, вернее, ночь даже не помнила, как домой добралась… Зато хорошо запомнила, как закончилась первая трехдневка. Три дня отдыха казались Любе великим чудом…
Но, увы, эти три дня пролетели, как один миг. И снова Люба отправилась на работу. Холодный дождь или осенняя слякоть не действовали на нервы так, как мысль о каторге, которая ждала ее вечером.
Первая половина дня хлопот не принесла: клиентов почти не было. Массовый приток начинался обычно после семнадцати ноль-ноль. Но как это ни странно, даже в половине седьмого вечера зал заполнился не более, чем на четверть. Может, дождь тому виной. Может, просто день для Григория Борисовича неудачный… Даже музыканты явились не в полном составе. Не хватало солистки Яны. Люба думала, что она подойдет позже, но она вообще не появилась. Вместо нее к микрофону припал бородач Леша. Пел он так, что Люба не выдержала и, воспользовавшись паузой, выскочила в летнюю беседку на перекур. К ней тут же присоединились ее новые подружки Валька и Людка.
– Ужас какой-то! – поеживаясь от холода, сказала одна.
– Уши вянут, – добавила вторая.
– А Янка где? – спросила Люба.
– Да говорят, жениха себе при бабках нашла. А тот запретил ей петь… В общем, не будет Янки. Она хоть худо-бедно пела, а Леша нас в могилу всех загонит… Может, Борисыч одумается, и всех их поганой метлой…
Люба готова была согласиться. Но неожиданно для себя предложила другой вариант.
– А может, лучше нового солиста найти?
– Найди дуру за копейки работать! – хмыкнула Людка.
– Ну, копейки ни копейки, а уж лучше чем подай-принеси, – прожала плечами Люба. – Я бы попробовала…
– А сможешь? – с интересом посмотрела на нее Валька.
– Ну, я конечно, не Долина, но уж не хуже Янки…
– Так и я не хуже… В музыкалке когда-то училась. Может, мне попробовать?
– Э-эй! – Со стороны кухни донеся окрик старшей официантки Оксаны.
– Пошли работать, певицы, блин! – хихикнула Людка.
На этом разговор и закончился.
А следующий день принес Любе сюрприз. Музыканты появились в кафе раньше обычного. Развернули аппаратуру. И за микрофон встала Валька.
– Во дает! – осуждающе глянула на нее Людка. И перевела взгляд на Любу. – Ты предложила, а она воспользовалась… К Борисычу вчера ходила. А он разрешил. Теперь у нас новая солистка…
– А что, подходит? – не без ревности спросила Люба.
– Так сейчас услышим…
Фурора Валька не произвела. Может, и училась она когда-то в музыкальной школе, но фальшивила она так, что бородач Леша по сравнению с ней казался Шаляпиным. Неудивительно, что вторую песню исполнить ей не позволили.
– А можно я попробую? – подняла руку Люба.
Ощущение такое, будто она спрыгнула с обрыва в холодную воду. Ощущение полета – гремучая смесь из восторга и жуткого страха…
– Ну попробуй, – с кислым видом пожал плечами Леша.
– Только я не умею… – сама от себя этого не ожидая, призналась Люба. Но тут же поправилась. – Вернее, умею, но только «Любу-Любоньку»…
– Ну давай, раз уж назвалась груздем…
Леша распорядился играть «Любоньку». Слаженность ансамбля оставляла желать лучшего. Синтезатор в лад, гитары невпопад, ударные вообще в лес по дрова… Люба даже не представляла, как будет петь. Но запела, ориентируясь на клавишные…
Под караоке петь было гораздо проще. Музыка там мягче и стройней, опять же подсказки на экране. Люба пела и все ждала, что Леша стукнет ее сейчас темечку своей гитарой. Но нет, не стукнул. И даже похвалил:
– А ведь хорошо… Бревно сырое, неотесанное, зато древесина хорошая…
– Спасибо за сравнение, – уныло посмотрела на него Люба.
– Да нет, я серьезно. Толк из тебя выйдет. Но надо поработать…
– Поработаете, – откуда-то со стороны донесся голос Григория Борисовича. – У нее целых три дня будет свободных. Вот тогда и работайте. А сейчас пусть делом занимается…
В этот вечер снова пел бородач Леша. А Люба, как угорелая, носилась между столиками, обслуживая клиентов.
А потом был еще целый рабочий день. Леша пел у микрофона, а Люба бегала с подносом. Но это последний день. Завтра у нее репетиция, пусть и в свободное от работы время. Леша со своими лабухами далеки от идеала, но у них есть, что почерпнуть. Если все будет хорошо, то Борисыч разрешит ей навсегда перейти в ансамбль… Вдохновленная такой перспективой, Люба летала, как на крыльях. Пока ей не подставили подножку… Часы показывали уже половину одиннадцатого вечера, когда в кафе появилась Леська. И не одна, а с кавалером. Полный лысоватый дядечка со смешными ушами годился ей в отцы, но это ее нисколько не смущало.
Люба неосторожно подлетела к их столику. Увидела Леську и оторопела. Такое ощущение, будто крылья подрезали. И все же она не растерялась.
– Извините, я сейчас!
Сказала и упорхнула. Попросила Людку обслуживать их столик. И та взялась за дело.
Леська вела себя вполне прилично. И даже делала вид, что не обращает на Любу никакого внимания. Пила коньяк и о чем-то ворковала со своим старпер-френдом. Можно сказать, что выглядела она солидно. Прическа – полудлинное каре с прямым прибором, никакой дикой экспрессии, как в школьные времена. Спокойный макияж, стильный джемпер нежно-персикового цвета с длинным воротом, поверх золотая цепочка с красивым кулоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Жаль, что после этого никто не в силах отмыть ее от той мерзости, которая, казалось, намертво прилипла к ней. Валера знал, в каком дерьме побывала Люба. И хотя он старался быть обходительным с ней, в глазах нет-нет да проскальзывала тень отвращения… Да и Рэм больше не заводил разговора о том, что Люба самая лучшая. Может, друга стеснялся. А скорее всего, он сам уже не верит в это…
Ребята установили телевизор, настроили музыкальный центр, объяснили, как пользоваться караоке. Пожелали Любе всех благ. И ушли… Может, в ночной клуб закатятся. Может, прямиком в какой-нибудь массажный салон к проституткам. Родители позаботились о том, чтобы им по жизни светил зеленый свет. Но Люба их не осуждала. Ни в коем случае. Парни хоть и «золотые», но совести у них не меньше, чем зеленых купюр в кармане. А то, что сегодня Рэм будет отрываться с отвязными девочками, так это его право. Нет у него никаких обязательств перед ней… И не будет…
Глава 5
1
…Я буду баловать и радовать вас песней,
Без песни жить, как без воды, совсем нельзя!
Но пока что Люба пела и радовала только саму себя. Никаких других песен – только эта, про Любоньку. Хотела довести класс исполнения если не до совершенства, то хотя бы близко к тому. И ведь получалось у нее. Есть у нее вокальные способности. И если продолжить работу над собой, то можно развить их до самого высокого уровня…
Но пела она не только для того, чтобы совершенствовать свой вокал. Оказывается, музыка – отличное лекарство от хандры. И тоска от веселой песни рассасывается… Может, потому врачи и не запрещали ей баловаться в свое удовольствие…
Пока в груди не перестанет биться сердце,
Я буду петь для вас, мои друзья!..
Аплодисментов Люба не ожидала. Но кто-то вдруг захлопал в ладоши. Видно, так увлеклась, что прозевала гостя…
Она оторвалась от микрофона, повернула голову на звук. И оторопела. В дверях стояла мать Рэма. Роскошная, ухоженная от корней до кончиков волос дама. На губах саркастическая улыбка. Она уже не аплодирует, но ладони сведены вместе… Да и хлопала она в ладоши в насмешку, а не искренне.
– Поем? – с издевкой во взгляде спросила она.
– А что, нельзя?
Люба взяла пульт, выключила музыкальный центр.
– Ну, если больше заняться нечем, то почему бы и не петь?.. Знаешь, как та стрекоза, лето красное пропела, оглянуться не успела…
– Это вы о чем?
– О ком. О тебе…
– Я не стрекоза.
– А кто ты? Образования нет, положения никакого… Хотя нет, положение-то как раз и есть. Как положат тебя под мужика, так и лежишь. Еще и ногами дрыгаешь…
Можно было не сомневаться, что эта стерва уже знает, какая беда стряслась с Любой. Видно, ей доставляет удовольствие издеваться над людьми.
– А вам что, завидно? – Люба не собиралась оправдываться. Но и обижать себя не позволит.
– А чему тут завидовать? Я знаю немало достойных девушек, которые могли бы составить партию моему сыну. А он увивается вокруг какой-то прости Господи…
– Господь вас не простит. Злая вы женщина…
– А кто ты такая, чтобы мне быть с тобой доброй?
– Человек я…
– Какой ты человек? Проститутка ты!.. Думаешь, я не знаю, из какого гадюшника тебя вытащили?.. И как ты туда попала, я тоже знаю. За границей хотела работать, за валюту…
– Жало спрячь, – тихо сказала Люба.
Она поднялась с постели. Ей еще больно ходить, но хватит сил дотянуться до этой суки. И плевать, что она мать Рэма. Хватит смелости, чтобы выцарапать ей глаза. И все равно, что ей за это будет… Хуже того, что с ней уже было, быть ничего не может…
– Что?
– Жало, говорю, спрячь! – громко повторила она. – И пошла отсюда!
Мать Рэма дрогнула под натиском ее взгляда. Подалась назад, взялась за ручку двери. Но уходить не торопилась.
– Не надо со мной так, девочка! – угрожающе сузила она глаза.
– А то что? – с вызовом спросила Люба.
– Можешь пожалеть…
– А я уже жалею. Жалею, что у Рэма такая мать!
– Какая-никакая, а мать!.. А вот ты его женой не станешь никогда!
– Да уж лучше застрелиться, чтобы стать вашей невесткой! – презрительно усмехнулась Люба.
– Можешь, стреляться, это твое дело. А о Рэме забудь!
– А я его не привораживаю. Он сам хочет быть со мной…
Люба говорила о том, на что хотела бы надеяться. Шестой день она в больнице, и за все это время Рэм был у нее только четыре раза. В первый свой визит он еще говорил, что лучше нее никого нет. А потом как отрезало. Привет, как дела, все такое. И разговоры ни о чем. Как будто она ему больше не нужна. Скорее всего, так оно и есть. И не понятно, какая вожжа попала под хвост его матери. Неужели она думает, что у них с Рэмом все очень серьезно?.. Может, есть у нее веская причина так думать. Может, Рэм сказал, что влюблен в Любу… Все может быть. И хорошо, если так…
– Я не знаю, привораживаешь ты его или нет, но голову ты ему точно морочишь… И вообще, откуда, ты думаешь, у него деньги на отдельную палату для тебя? А этот телевизор?.. Мы ему деньги даем, он от нас полностью зависит…
– Переводите в общую палату, забирайте телевизор, плакать не буду…
– И Рэма заберу!
– А он что, вещь?
– Нет. Просто без денег он тебе не нужен…
– Не надо судить о людях по себе.
– Я сужу о людях по тому, что они собой представляют! А ты пока что ничего собой не представляешь! Даже проститутки из тебя не вышло!
– Так научите меня, может, выйдет из меня проститутка.
– Ну знаешь! – вспылила женщина.
Как ужаленная, выскочила из палаты и громко хлопнула дверью. Люба с преогромным удовольствием сжала руку в кулак и выставила из него средний палец…
2
Рэм появился вечером следующего дня. Лицо помятое, взгляд тусклый. И улыбка какая-то фальшивая. Люба все поняла.
– А где Валера? – спросила она.
– Зачем он тебе? – вяло спросил он.
– Не мне, а тебе. Сам, что ли, все это вниз нести будешь? – кивком показала она на телевизор.
– А что, тебя уже выписывают? – удивился Рэм.
– Уже выписали. Мама твоя мне выписала…
– Моя мама?! Она что, здесь была?
– А ты не знаешь…
– Нет. Она мне ничего не говорила…
– Быть такого не может.
– Может… Мы с ней позавчера поругались… А она, значит, у тебя была, да? – Была. Вчера. Петь хотела заставить… Просила, чтобы я оставила тебя в покое. Как будто я тебя на привязи держу… Рэм, если я тебя напрягаю, ты скажи… Нет, даже говорить ничего не надо. Просто уйди. Я все пойму. И поверь, плакать не стану…
– Хочешь сказать, что тебе все равно, есть я или нет? – насупился он.
– Нет, не все равно. Ты классный парень, настоящий друг. Я всегда буду помнить, какой ты хороший… – Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал…
– Спасибо, и больше ничего?
– А как ты хочешь, чтобы я тебя отблагодарила? Натурой? Так зачем я тебе такая грязная?
– Если ты о прошлом, так я о нем уже и забыл…
Рэм хотел казаться искренним, но Люба видела, что он кривит душой. Не забудет он никогда о том, что ее пользовали грязные вонючие мужики…
– Ну забыл, так забыл… Рэм, давай не будем об этом. Как у тебя дела? Как институт?
– Да нормально все… Представляешь, Валерка вчера в казино кучу бабок выиграл. До утра с ним гудели. Всю первую пару сегодня проспали. Пронесло. А на второй паре по паре схлопотали…
Рэм рассказывал об институтских делах с искренним увлечением. Ведь в этой теме не было места Любе. А ею он тяготился…
Люба ясно осознала, что Рэм поставил на ней крест. И когда он ушел, поняла, что больше он к ней не придет.
Так и оказалось. Прошло еще четыре дня, а Рэм так ни разу и не появился. Ее выписали и отправили домой. Он за ней не приехал…
Через два дня она позвонила в больницу и узнала, что Рэм все-таки приезжал. Но только затем, чтобы забрать телевизор и музыкальный центр. Техника его волновала, а сама Люба уже нет…
3
Не суждено было Любе стать официанткой в ресторане на Лазурном Берегу, но по иронии судьбы она устраивалась на такую же работу в своем родном Подберезовске. Правда, это был не ресторан, а кафе. И зарплата не шла ни в какое сравнение с той, которую бы она могла получать во Франции. От четырех до семи тысяч рублей в месяц в зависимости от прибыли. Плюс процент с чаевых…
На работу ее принимал сам хозяин – здоровенный, как буйвол, мужик не самой приятной, если не сказать отталкивающей, внешности. Он смотрел на Любу откровенно раздевающим взглядом. И при этом хмурил брови.
– Образования, значит, нет, опыта тоже нет… – густым с хрипотцой голосом подытожил Григорий Борисович.
– Зато есть желание, – неуверенно подсказала Люба.
Не очень-то ей хотелось работать на этого монстра. Да еще больные ноги давали о себе знать. Ходила она легко, но сможет ли она выдержать напряженный ритм работы. Ведь официантка постоянна должна быть на ногах…
– Желание – это хорошо… А как насчет секса? – прямо спросил мужик.
– В каком смысле? – всколыхнулась Люба.
– В смысле, трахаться любишь?
– Ну знаете!..
– А что я знаю? Я ничего не знаю, – ухмыльнулся он. – А хотел бы знать… Может, ты на передок слаба?
– И не надейтесь.
– А почему я должен на это надеяться? Как раз на это я и не должен надеяться. Шлюхи мне здесь не нужны… В случае чего в момент на улицу выставлю…
Самое удивительно, что Григорий Борисович говорил об этом вполне серьезно. Сам производит впечатление законченного развратника, а требует от своих сотрудниц пуританского поведения… Может, он считает, что под юбку к официанткам может лезть только он сам?
– Что ж, тогда завтра можешь приступать к работе… Месяц испытательный срок с половиной оклада. Если все будет путем, зачислим в штат… Вопросы есть?
– Нет.
– Тогда иди к старшей официантке, она скажет, что делать…
На этом разговор и закончился. Под юбку к ней Григорий Борисович не полез. Неужели он в самом деле не такой, каким кажется. Хотелось бы на это надеяться?
Старшая официантка озадачила Любу. За два дня она должна была найти черную юбку, жилетку и белую блузку. Если все это уже есть – хорошо, если нет – отправляйся на рынок, покупай за свой счет.
Юбка у Любы нашлась. Блузка тоже. А жилетку сшила мамина сестра. В общем, из ситуации она выкрутилась и через два дня после разговора с хозяином кафе вышла в свою первую смену…
Работа ей не понравилась. Кафе достаточно известное, выбор блюд, как в ресторане, так что клиентов хватало. Казалось бы, все просто. Принимай заказы да по столам разноси. Но столов много, и клиенты корчат из себя миллионеров: то им не так, это не этак. Да и не только от претензий голова шла кругом. Сделает клиент заказ, а потом начинается – то одно подай, то другое. И все заказы надо в счет не забыть внести. Хоть на минуту выключишь мозги и вмиг запутаешься. А мозги то и дело норовили отключиться. Всему виной бешеный ритм работы и ураганная музыка. Ни в одном кафе города не было своего ансамбля, а здесь был. Музыканты неважные, солистка нещадно фальшивила, но факт оставался фактом: в кафе Григория Борисовича звучала живая музыка. И не важно, что этой музыкой можно рыбу глушить.
Но Люба старалась не обращать внимания на бешеные децибелы. Играют, пусть играют. Клиентов распугивают, и хорошо. Меньше народу – меньше заморочек… Крутилась она как белка в колесе. Вроде бы успевала. Но к концу смены едва держалась на ногах. В первый день, вернее, ночь даже не помнила, как домой добралась… Зато хорошо запомнила, как закончилась первая трехдневка. Три дня отдыха казались Любе великим чудом…
Но, увы, эти три дня пролетели, как один миг. И снова Люба отправилась на работу. Холодный дождь или осенняя слякоть не действовали на нервы так, как мысль о каторге, которая ждала ее вечером.
Первая половина дня хлопот не принесла: клиентов почти не было. Массовый приток начинался обычно после семнадцати ноль-ноль. Но как это ни странно, даже в половине седьмого вечера зал заполнился не более, чем на четверть. Может, дождь тому виной. Может, просто день для Григория Борисовича неудачный… Даже музыканты явились не в полном составе. Не хватало солистки Яны. Люба думала, что она подойдет позже, но она вообще не появилась. Вместо нее к микрофону припал бородач Леша. Пел он так, что Люба не выдержала и, воспользовавшись паузой, выскочила в летнюю беседку на перекур. К ней тут же присоединились ее новые подружки Валька и Людка.
– Ужас какой-то! – поеживаясь от холода, сказала одна.
– Уши вянут, – добавила вторая.
– А Янка где? – спросила Люба.
– Да говорят, жениха себе при бабках нашла. А тот запретил ей петь… В общем, не будет Янки. Она хоть худо-бедно пела, а Леша нас в могилу всех загонит… Может, Борисыч одумается, и всех их поганой метлой…
Люба готова была согласиться. Но неожиданно для себя предложила другой вариант.
– А может, лучше нового солиста найти?
– Найди дуру за копейки работать! – хмыкнула Людка.
– Ну, копейки ни копейки, а уж лучше чем подай-принеси, – прожала плечами Люба. – Я бы попробовала…
– А сможешь? – с интересом посмотрела на нее Валька.
– Ну, я конечно, не Долина, но уж не хуже Янки…
– Так и я не хуже… В музыкалке когда-то училась. Может, мне попробовать?
– Э-эй! – Со стороны кухни донеся окрик старшей официантки Оксаны.
– Пошли работать, певицы, блин! – хихикнула Людка.
На этом разговор и закончился.
А следующий день принес Любе сюрприз. Музыканты появились в кафе раньше обычного. Развернули аппаратуру. И за микрофон встала Валька.
– Во дает! – осуждающе глянула на нее Людка. И перевела взгляд на Любу. – Ты предложила, а она воспользовалась… К Борисычу вчера ходила. А он разрешил. Теперь у нас новая солистка…
– А что, подходит? – не без ревности спросила Люба.
– Так сейчас услышим…
Фурора Валька не произвела. Может, и училась она когда-то в музыкальной школе, но фальшивила она так, что бородач Леша по сравнению с ней казался Шаляпиным. Неудивительно, что вторую песню исполнить ей не позволили.
– А можно я попробую? – подняла руку Люба.
Ощущение такое, будто она спрыгнула с обрыва в холодную воду. Ощущение полета – гремучая смесь из восторга и жуткого страха…
– Ну попробуй, – с кислым видом пожал плечами Леша.
– Только я не умею… – сама от себя этого не ожидая, призналась Люба. Но тут же поправилась. – Вернее, умею, но только «Любу-Любоньку»…
– Ну давай, раз уж назвалась груздем…
Леша распорядился играть «Любоньку». Слаженность ансамбля оставляла желать лучшего. Синтезатор в лад, гитары невпопад, ударные вообще в лес по дрова… Люба даже не представляла, как будет петь. Но запела, ориентируясь на клавишные…
Под караоке петь было гораздо проще. Музыка там мягче и стройней, опять же подсказки на экране. Люба пела и все ждала, что Леша стукнет ее сейчас темечку своей гитарой. Но нет, не стукнул. И даже похвалил:
– А ведь хорошо… Бревно сырое, неотесанное, зато древесина хорошая…
– Спасибо за сравнение, – уныло посмотрела на него Люба.
– Да нет, я серьезно. Толк из тебя выйдет. Но надо поработать…
– Поработаете, – откуда-то со стороны донесся голос Григория Борисовича. – У нее целых три дня будет свободных. Вот тогда и работайте. А сейчас пусть делом занимается…
В этот вечер снова пел бородач Леша. А Люба, как угорелая, носилась между столиками, обслуживая клиентов.
А потом был еще целый рабочий день. Леша пел у микрофона, а Люба бегала с подносом. Но это последний день. Завтра у нее репетиция, пусть и в свободное от работы время. Леша со своими лабухами далеки от идеала, но у них есть, что почерпнуть. Если все будет хорошо, то Борисыч разрешит ей навсегда перейти в ансамбль… Вдохновленная такой перспективой, Люба летала, как на крыльях. Пока ей не подставили подножку… Часы показывали уже половину одиннадцатого вечера, когда в кафе появилась Леська. И не одна, а с кавалером. Полный лысоватый дядечка со смешными ушами годился ей в отцы, но это ее нисколько не смущало.
Люба неосторожно подлетела к их столику. Увидела Леську и оторопела. Такое ощущение, будто крылья подрезали. И все же она не растерялась.
– Извините, я сейчас!
Сказала и упорхнула. Попросила Людку обслуживать их столик. И та взялась за дело.
Леська вела себя вполне прилично. И даже делала вид, что не обращает на Любу никакого внимания. Пила коньяк и о чем-то ворковала со своим старпер-френдом. Можно сказать, что выглядела она солидно. Прическа – полудлинное каре с прямым прибором, никакой дикой экспрессии, как в школьные времена. Спокойный макияж, стильный джемпер нежно-персикового цвета с длинным воротом, поверх золотая цепочка с красивым кулоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31