Ипполит обратил внимание на его правую руку. На локтевом сгибе он обнаружил характерные точки, которые остаются после уколов в вену. Четыре точки. Это значило, что Вильям уже делал себе уколы до того, который стал для него последним.
Картина действительно ясная. Бывший наркоман Крупнышевский сорвался, но неправильно рассчитал дозу, что и послужило причиной смерти...
Профессор Гарварт недоуменно пожал плечами. Возможно, Римма Борисовна и состоятельная женщина, но все равно пятнадцать тысяч на дороге не валяются. Зачем она пожертвовала ими, если точно знала, что ее сын умер по своей вине? Милицейский следователь должен был видеть множественные следы от уколов, должен был указать ей на них. Да и она знала, что Вильям был наркоманом... Зря она согласилась оплатить независимое расследование.
* * *
Профессору Гарварту было все ясно, но все же он встретился со следователем милиции Чоховым. Молодой лейтенант, внешне самоуверенный, но нерешительный изнутри. Несмотря на заметную разницу в возрасте, на Ипполита он смотрел с ехидцей, сверху вниз. Но при этом легко шел на контакт с ним. Даже денег не потребовалось, чтобы разговорить его.
– Да типичный наркоман, – провел он рукой так, будто подводил итоговую черту.
– Кто обнаружил труп? – мягко, но уверенно и даже с легким начальственным напором спросил Гарварт.
– Случайно обнаружили. Соседка шла, смотрит, дверь приоткрыта. Заглянула, а там труп в прихожей...
– В прихожей? Он что, в прихожей укололся?
– Нет, шприц в комнате лежал. С его пальчиками... И жгут там же был... А на кухне, у газовой плиты, ложка была, в которой он раствор готовил... А ты что, в чем-то сомневаешься?
– Нет. Но хотелось бы поставить точку, а не многоточие...
– Точка там. Однозначно, жирная точка... Он же в этой квартире вертеп устроил... И кололся там, и баб туда таскал... Трусики женские в мусорном ведре нашли, презервативы. Это вперемешку с использованными шприцами... В общем, вел разгульный образ жизни...
– Соседка когда труп обнаружила? – повинуясь какой-то интуиции, спросил Гарварт.
– Это я тебе сейчас точно скажу. Сам лично ему глаза закрывал... Слеза у него с глаза скатилась. Одна-единственная, но была. Соображаешь?
– Не очень.
– Роговица у него еще не высохла, поэтому и слеза была. Значит, не больше часа прошло...
– А в каком часу его обнаружили?
– Какой ты прыткий! Ты что, допрашиваешь меня?
– Нет.
– Скажи спасибо, что я вообще разговариваю с тобой. А ведь некогда мне...
Лейтенант поднялся, взглядом указывая на дверь: дескать, и честь пора знать.
– Спасибо, – поднимаясь вслед за ним, поблагодарил его Ипполит.
– Тогда всего хорошего!
Следователь открыл ему дверь, но сам выходить из кабинета не стал. Видно, наврал, что куда-то спешит. Создал предлог, чтобы избавиться от малоинтересного собеседника. Профессор Гарварт его понимал. Был бы он представителем серьезной правоохранительной структуры, сопливый лейтенант не стал бы выставлять его за дверь. А он всего лишь частный детектив.
Дверь в кабинет закрылась, но стоило Ипполиту сделать несколько шагов, как открылась снова.
– В девять вечера труп обнаружили, – высунув голову, бросил следователь и скрылся в дверях.
А профессор Гарварт застыл как вкопанный. Согласно протоколу вскрытия Вильям Крупнышевский умер в районе девятнадцати часов. А если верить следователю, то смерть наступила в районе двадцати. Хоть и небольшая, но все же накладочка. И он, как человек пунктуальной точности, не мог позволить себе пренебречь ею.
* * *
Ипполиту повезло. Не прошло и часа после встречи со следователем, как он уже разговаривал с Юрием Павловичем Борщевиком, судмедэкспертом, осматривавшим труп Крупнышевского на месте события. Это был сухопарый мужчина средних лет. Белки глаз с нездоровой желтизной, желтушное лицо. Глядя на него, можно было судить о том, что у него большие проблемы с печенью. И, общаясь с ним, можно было сделать вывод, что переполнявшая его желчь выходит наружу не только с мочой, но и со словами. Скипидарный характер у мужика. Может, потому он и от предложенных денег отказался, чтобы повредничать в свое удовольствие.
– Ну нестыковка, и что? – раздраженно бухтел он. – Что девятнадцать часов, что двадцать – какая разница? Ясно же, что с героином перебрал, оттого и помер...
– Ну а вы как считаете, когда он умер?
Ипполит пристально смотрел на этого мухомора, мысленно удерживая его голову в нужном положении. Он обладал даром гипноза, но пользовался им только в тех случаях, когда невозможно было разговорить человека иным способом. При большом желании он мог ввести эксперта в самый настоящий гипнотический транс, но в данном случае это было лишнее. Легкое воздействие на уровне психологического восприятия.
– Когда, когда... Скорее, в девятнадцать, чем в двадцать часов. Я труп осматривал, на ягодицах трупные пятна обозначились... Но это не имеет значения.
– Значит, два часа прошло с момента его смерти. А как же слеза? За два часа роговица бы высохла...
– Ну, может, физиологическая особенность такая, что глаза не высохли, – пожал плечами мужчина.
– Может, особенность. А может, что-то другое... Вы не могли бы составить запрос – пусть проведут дополнительную токсикологическую экспертизу...
– Почему не могу? Могу.
Он не стал выяснять, кто такой профессор Гарварт, чтобы ставить ему задачи. Верный признак того, что Ипполит поставил его в психологическую зависимость от своей воли. Интуиция подсказывала, что зря он это сделал. Но не всегда интуиция – хороший советчик, чаще она становится тормозом в работе...
* * *
– Могу вас поздравить, – безотрадно усмехнулся лейтенант Чохов. – Задали вы мне работы, гражданин-товарищ частный детектив...
Уже одно то, что лейтенант обращался к Ипполиту на «вы», указывало на его изменившееся к нему отношение. Интерес к нему появился, и, похоже, не совсем здоровый.
– Если я правильно вас понял, гражданин Крупнышевский умер не своей смертью.
– Точно сказать не могу. Но факт насилия над ним точно был. Знаете, что за слеза была, которую я видел? Осадок нервно-паралитического газа. Кто-то из баллончика в него брызнул...
– Кто?
– Говорю же, задали вы мне работы. Теперь надо искать, кто это сделал. Как будто у меня других дел мало...
– Значит, все-таки насильно героин вкололи.
– Может, и насильно. А может, он прочухался после газа да вкатил себе дозу сам...
– Сделал себе укол не моргая? Чтобы слезу газовую ненароком не смахнуть?..
– Да уж... Чувствую, не отвертеться мне от этого дела.
Ипполит молча пожал плечами. Хочет лейтенант заниматься розыском убийцы или нет – этот вопрос волновал его сейчас меньше всего.
– Вы говорили, что он снимал квартиру, кололся, водил девочек.
– Судя по всему, да. Шприцы, женские трусики, презервативы...
– Шприцы, я так понял, использованные.
– Да, пять шприцев...
– И как долго не выносился мусор?
– Да дня три, не меньше. Завонялось там все...
– Значит, пять шприцев...
– Да еще один на столике, в гостиной. Рядом со жгутом... Итого – шесть...
– А на руке у покойного было всего четыре укола...
– Не обратил внимания... – озадаченно нахмурился лейтенант. – Может, он в ногу кололся?
– Я не специалист по наркотикам. Но мне кажется, что наркоман не будет колоться в ногу, если на руке еще есть место...
– Ну почему? Бывает, колются, чтобы на руке не было видно.
– Но тогда руку совсем не трогают. А у него четыре укола...
– Логично... Может, и женщина, которая с ним была, кололась?..
– Она же могла опрыскать его из баллончика.
– Запросто... Значит, шерше ля фам, как говорят французы... Будем работать, будем искать женщину... Спасибо вам, Ипполит... э-э...
– Илларионович.
– Спасибо вам, Ипполит Илларионович... Если вдруг что, обращайтесь.
– Мне бы еще поговорить с вами по поводу возможного убийства. Вы были на месте, вы видели, как там и что...
– А вы не ломайте голову, – высокомерно усмехнулся Чохов. – Предоставьте это неблагодарное дело нам, следователям уголовного розыска. И поверьте, мы обязательно найдем и возьмем убийцу...
– Как скажете, – недовольно пожал плечами профессор Гарварт.
И, не прощаясь, вышел из кабинета.
Настаивать на сотрудничестве он не стал. Не было пока в этом смысла: он еще не знал, захочет ли мать покойного платить деньги за дальнейшее расследование. Ведь в розыске убийцы она может довериться сотрудникам уголовного розыска, которым, похоже, не остается ничего иного, как заняться этим. И работать они будут бесплатно.
Глава третья
Профессор Гарварт не ошибся в своих прогнозах. Римма Борисовна позвонила ему, поблагодарила за хорошую работу, пообещала донести десять тысяч из пятнадцати. О том, что убийцу нужно найти, – ни слова.
Прошла неделя, вторая, а о Римме Борисовне ни слуху ни духу. Ипполит сам собирался звонить ей, когда к нему пожаловала одна интересная особа. Это была пригожая, тщательно ухоженная и стильно одетая женщина лет тридцати пяти. Она не выглядела моложе своих лет, но уровень ее сексуальной притягательности был настолько высок, что морщинки вокруг ее глаз казались достоинством, но никак не упущением. А сами глаза были верхом совершенства. И волосы... Сначала Ипполит решил, что это роскошный парик, но, всмотревшись в них более тщательно, забрал свое предположение обратно. Это были самые настоящие волосы – густые, гладкие, темно-русого цвета, с глубинным сочным блеском. Минимум косметики, максимум обаяния.
– Здравствуйте, мне нужен профессор Оксфорд.
У нее был столь дивный голос, что он готов был простить ей допущенную оплошность.
– Гарварт. Профессор Гарварт, – делая особый упор на последнюю букву, поправил ее Ипполит.
– Прошу прощения. Меня зовут Яна Дмитриевна, фамилия Крупнышевская.
– Гарварт. Ипполит Илларионович.
Теперь он знал, с кем имел дело. Жена покойного Вильяма Крупнышевского.
– Вот, пожалуйста...
Из маленькой изящной сумочки она достала конверт с деньгами, положила на стол.
– Римма Борисовна должна была вам передать. Но она приболела, сама не смогла прийти... Спасибо вам, что разобрались в деле. Я ведь тоже думала, что смерть Вильяма была не случайна...
Она была в строгом летнем костюме светло-серого цвета. И в синих, как небо, глазах угадывались скорбные тучки. Но не было на ней траурного платка или повязки. Ипполит знал случаи, когда вдовы покойных в знак траура на лацканах своих дамских жакетов носили маленькие черные цветочки. Но на женщине не было и этого. Как не было и обручального кольца, что само по себе почти ничего не значило. Она его могла снять с пальца правой руки, взять небольшую паузу, чтобы затем надеть на левую. Пауза могла и затянуться, поэтому кольца нет вовсе.
– Вы смотрите на меня с осуждением, – заметила женщина.
– Нет, – качнул головой Ипполит.
– А мне кажется, что да.
– Если я сказал нет, значит, нет.
– Вы не очень любезны, профессор Гарварт.
– Черта моего характера.
– Черта или недостаток?
– Не люблю, когда лезут ко мне в душу...
– Извините.
– И я вас извиняю.
– За что?
– За то, что не носите траур по мужу.
– Вот оно что!
– Здесь я вам не судья.
– Но Вильям не мой муж...
– А фамилия?
– Мы были женаты, но недолго...
– Ваша свекровь не говорила про развод...
– Тогда вам об этом скажу я.
– Она сама прислала вас ко мне? Или вы пришли по собственной воле?
– Чем вызван этот вопрос?
– Обычным интересом.
– А мне кажется, вы меня в чем-то подозреваете, – хмуро посмотрела на него женщина. – Что вам наговорила Римма Борисовна?
– Это не имеет значения.
– Имеет значение то, что вы не очень хорошего мнения обо мне.
– Мое мнение – это мое мнение, оно умрет вместе со мной. А ваш муж уже умер. Или, вернее, погиб... Вам интересно знать, кто его убил?
– Хотелось бы узнать. Может, поэтому я к вам и пришла.
– Признаться, я не в курсе, как идет официальное следствие по этому делу.
– Боюсь, что следствие зашло в тупик.
Ипполит позлорадствовал в душе, ничуть в том не каясь. Но виду не подал. Его лицо, как обычно, оставалось непроницаемо спокойным.
– Почему?
– Я так поняла, что не могут найти женщину, которая была с Вильямом.
– А кто мог с ним быть?
– Не знаю... Но что женщина – запросто...
– Какая женщина? Случайная или что-то серьезное?
– Не знаю... Мне, наверное, уже пора.
– Теперь я вижу, что вам неинтересно знать, кто убил вашего мужа.
– Бывшего мужа, – уточнила Яна Дмитриевна.
– Пусть бывшего.
– Я уверена, вы подозреваете меня в убийстве – нахмурилась она.
– Как? – не меняя своего положения в кресле, бесстрастно спросил Ипполит.
– Мне кажется, вы меня подозреваете...
Он внимательно всмотрелся в сидящую перед ним женщину. Она волновалась. Это можно было объяснить страхом перед разоблачением. Но это вовсе не доказательство того, что убила она. Это мог быть страх перед неправильными выводами против нее. Вдвойне обидно, когда ты не виновен, а тебя засыпают шишками. И втройне обидно, если ложное обвинение заканчивается тюремным сроком... Но страх мог быть и обоснованным страшной реальностью. Даже бывшим супругам есть что делить, выяснение отношений между ними может привести к смерти одного...
– Скажите, вы употребляете наркотики? – достаточно жестко спросил он.
– Как вы сказали?! – возмущенно встрепенулась женщина. – Наркотики?! Да никогда в жизни!
– А ваш муж, я так понимаю, употреблял.
– Бывший муж.
– Я имею в виду тот период, когда он был вашим мужем.
– Да, употреблял...
– Поэтому вы и развелись?
– Это, конечно, могло послужить причиной развода. Но развелись мы вовсе не по этому.
– А по какой причине, если не секрет?
– Секрет. Есть вещи, о которых женщине моего положения рассказывать не следует.
– А каково ваше положение?
– Надеюсь, выше среднего.
– Чем вы занимаетесь?
– У меня свой бизнес. Дела идут хорошо...
– Уверен, что это так. У вас вид успешной женщины.
– Спасибо.
– Это не комплимент. Это скорее противовес. Вы успешная женщина, а ваш бывший муж – неудачник. Или нет?
– Да, неудачник. Всегда был неудачником. Потому что никогда не стремился к удаче... Я бы не хотела об этом говорить. И вообще, у меня есть алиби. В момент убийства я находилась на работе, моя секретарша может это подтвердить. И она уже подтвердила, в милиции. И не только она...
– Обидно, когда подозревают. Обидно оправдываться.
– Да, если Вильям хотел поставить меня в неловкое положение, он этого добился...
– Я не думаю, что он хотел умирать...
Гарварт был спокоен, лицо ничего не выражало, глаза тускло поблескивали. Но где-то глубоко в нем, как в атомном реакторе на дне океана, энергия сыскного любопытства крутила турбины сознания. Он смотрел на свою гостью, пытаясь уловить вихревые токи, индуцированные брожением мысли в ее голове.
– Мне совсем не нравится, как вы на меня смотрите, – недовольно сказала она.
Она возмущалась, порываясь уйти, но словно какая-то невидимая сила держала ее на привязи.
– Извините, – изобразил смущение Ипполит. – Просто мне очень нравится ваше лицо.
– О-очень хорошо! – мятежно протянула она. И как будто опомнившись: – Только лицо?
– Нет, мне нравится все. Но рисовать я бы хотел ваше лицо...
– Рисовать?
– Да. Простым карандашом. Простой рисунок. Очень быстро... Давайте попробуем?
Он знал, что говорил. И рисовать он умел. Простым карандашом, на мелованной бумаге. Нижний ящик его стола забит был такими рисунками, но показывать их посетительнице он не стал. Вряд ли ей захочется, чтобы ее портрет пылился среди множества других.
– Вы очень странный, профессор Оксфорд.
– Гарварт... Вы будете мне рассказывать, а я буду вас рисовать...
У каждого свои странности, мысленно заметил он. У каждого своя методика работы. К тому же Яна Дмитриевна была одной из немногих клиентов, чью красоту хотелось перенести на бумагу по велению души, а не по долгу службы.
– О чем рассказывать?
– Мне бы хотелось побольше узнать о вашем бывшем муже.
Ипполит глянул на часы. Двадцать минут четвертого пополудни, до шести вечера еще есть время. Открыл средний ящик стола, достал оттуда лист бумаги, коробочку с остро заточенными карандашами.
– Вы это серьезно?
Голос ее раздраженно дрожал, но удивление в глазах безоблачное.
– Вы куда-то спешите?
– Да, в общем-то, нет.
– Вы же хотите знать, кто убил вашего бывшего мужа...
Он уже очертил мысленно контур ее лица, мысленно положил его на бумагу, сделал первый штрих.
Он спрашивал, она отвечала, а карандаш, лаская слух и убаюкивая сознание, шуршал по бумаге. И движение руки очень походило на завораживающие пассы...
* * *
Комната в общежитии была двухместной. Просторно, тихо, аккуратненько и уютно. Но с появлением Лизы все изменилось – пространство сжалось в овчинку. Нет, она не была большой и толстой, как Роза Малышева из соседней комнаты.
1 2 3 4 5
Картина действительно ясная. Бывший наркоман Крупнышевский сорвался, но неправильно рассчитал дозу, что и послужило причиной смерти...
Профессор Гарварт недоуменно пожал плечами. Возможно, Римма Борисовна и состоятельная женщина, но все равно пятнадцать тысяч на дороге не валяются. Зачем она пожертвовала ими, если точно знала, что ее сын умер по своей вине? Милицейский следователь должен был видеть множественные следы от уколов, должен был указать ей на них. Да и она знала, что Вильям был наркоманом... Зря она согласилась оплатить независимое расследование.
* * *
Профессору Гарварту было все ясно, но все же он встретился со следователем милиции Чоховым. Молодой лейтенант, внешне самоуверенный, но нерешительный изнутри. Несмотря на заметную разницу в возрасте, на Ипполита он смотрел с ехидцей, сверху вниз. Но при этом легко шел на контакт с ним. Даже денег не потребовалось, чтобы разговорить его.
– Да типичный наркоман, – провел он рукой так, будто подводил итоговую черту.
– Кто обнаружил труп? – мягко, но уверенно и даже с легким начальственным напором спросил Гарварт.
– Случайно обнаружили. Соседка шла, смотрит, дверь приоткрыта. Заглянула, а там труп в прихожей...
– В прихожей? Он что, в прихожей укололся?
– Нет, шприц в комнате лежал. С его пальчиками... И жгут там же был... А на кухне, у газовой плиты, ложка была, в которой он раствор готовил... А ты что, в чем-то сомневаешься?
– Нет. Но хотелось бы поставить точку, а не многоточие...
– Точка там. Однозначно, жирная точка... Он же в этой квартире вертеп устроил... И кололся там, и баб туда таскал... Трусики женские в мусорном ведре нашли, презервативы. Это вперемешку с использованными шприцами... В общем, вел разгульный образ жизни...
– Соседка когда труп обнаружила? – повинуясь какой-то интуиции, спросил Гарварт.
– Это я тебе сейчас точно скажу. Сам лично ему глаза закрывал... Слеза у него с глаза скатилась. Одна-единственная, но была. Соображаешь?
– Не очень.
– Роговица у него еще не высохла, поэтому и слеза была. Значит, не больше часа прошло...
– А в каком часу его обнаружили?
– Какой ты прыткий! Ты что, допрашиваешь меня?
– Нет.
– Скажи спасибо, что я вообще разговариваю с тобой. А ведь некогда мне...
Лейтенант поднялся, взглядом указывая на дверь: дескать, и честь пора знать.
– Спасибо, – поднимаясь вслед за ним, поблагодарил его Ипполит.
– Тогда всего хорошего!
Следователь открыл ему дверь, но сам выходить из кабинета не стал. Видно, наврал, что куда-то спешит. Создал предлог, чтобы избавиться от малоинтересного собеседника. Профессор Гарварт его понимал. Был бы он представителем серьезной правоохранительной структуры, сопливый лейтенант не стал бы выставлять его за дверь. А он всего лишь частный детектив.
Дверь в кабинет закрылась, но стоило Ипполиту сделать несколько шагов, как открылась снова.
– В девять вечера труп обнаружили, – высунув голову, бросил следователь и скрылся в дверях.
А профессор Гарварт застыл как вкопанный. Согласно протоколу вскрытия Вильям Крупнышевский умер в районе девятнадцати часов. А если верить следователю, то смерть наступила в районе двадцати. Хоть и небольшая, но все же накладочка. И он, как человек пунктуальной точности, не мог позволить себе пренебречь ею.
* * *
Ипполиту повезло. Не прошло и часа после встречи со следователем, как он уже разговаривал с Юрием Павловичем Борщевиком, судмедэкспертом, осматривавшим труп Крупнышевского на месте события. Это был сухопарый мужчина средних лет. Белки глаз с нездоровой желтизной, желтушное лицо. Глядя на него, можно было судить о том, что у него большие проблемы с печенью. И, общаясь с ним, можно было сделать вывод, что переполнявшая его желчь выходит наружу не только с мочой, но и со словами. Скипидарный характер у мужика. Может, потому он и от предложенных денег отказался, чтобы повредничать в свое удовольствие.
– Ну нестыковка, и что? – раздраженно бухтел он. – Что девятнадцать часов, что двадцать – какая разница? Ясно же, что с героином перебрал, оттого и помер...
– Ну а вы как считаете, когда он умер?
Ипполит пристально смотрел на этого мухомора, мысленно удерживая его голову в нужном положении. Он обладал даром гипноза, но пользовался им только в тех случаях, когда невозможно было разговорить человека иным способом. При большом желании он мог ввести эксперта в самый настоящий гипнотический транс, но в данном случае это было лишнее. Легкое воздействие на уровне психологического восприятия.
– Когда, когда... Скорее, в девятнадцать, чем в двадцать часов. Я труп осматривал, на ягодицах трупные пятна обозначились... Но это не имеет значения.
– Значит, два часа прошло с момента его смерти. А как же слеза? За два часа роговица бы высохла...
– Ну, может, физиологическая особенность такая, что глаза не высохли, – пожал плечами мужчина.
– Может, особенность. А может, что-то другое... Вы не могли бы составить запрос – пусть проведут дополнительную токсикологическую экспертизу...
– Почему не могу? Могу.
Он не стал выяснять, кто такой профессор Гарварт, чтобы ставить ему задачи. Верный признак того, что Ипполит поставил его в психологическую зависимость от своей воли. Интуиция подсказывала, что зря он это сделал. Но не всегда интуиция – хороший советчик, чаще она становится тормозом в работе...
* * *
– Могу вас поздравить, – безотрадно усмехнулся лейтенант Чохов. – Задали вы мне работы, гражданин-товарищ частный детектив...
Уже одно то, что лейтенант обращался к Ипполиту на «вы», указывало на его изменившееся к нему отношение. Интерес к нему появился, и, похоже, не совсем здоровый.
– Если я правильно вас понял, гражданин Крупнышевский умер не своей смертью.
– Точно сказать не могу. Но факт насилия над ним точно был. Знаете, что за слеза была, которую я видел? Осадок нервно-паралитического газа. Кто-то из баллончика в него брызнул...
– Кто?
– Говорю же, задали вы мне работы. Теперь надо искать, кто это сделал. Как будто у меня других дел мало...
– Значит, все-таки насильно героин вкололи.
– Может, и насильно. А может, он прочухался после газа да вкатил себе дозу сам...
– Сделал себе укол не моргая? Чтобы слезу газовую ненароком не смахнуть?..
– Да уж... Чувствую, не отвертеться мне от этого дела.
Ипполит молча пожал плечами. Хочет лейтенант заниматься розыском убийцы или нет – этот вопрос волновал его сейчас меньше всего.
– Вы говорили, что он снимал квартиру, кололся, водил девочек.
– Судя по всему, да. Шприцы, женские трусики, презервативы...
– Шприцы, я так понял, использованные.
– Да, пять шприцев...
– И как долго не выносился мусор?
– Да дня три, не меньше. Завонялось там все...
– Значит, пять шприцев...
– Да еще один на столике, в гостиной. Рядом со жгутом... Итого – шесть...
– А на руке у покойного было всего четыре укола...
– Не обратил внимания... – озадаченно нахмурился лейтенант. – Может, он в ногу кололся?
– Я не специалист по наркотикам. Но мне кажется, что наркоман не будет колоться в ногу, если на руке еще есть место...
– Ну почему? Бывает, колются, чтобы на руке не было видно.
– Но тогда руку совсем не трогают. А у него четыре укола...
– Логично... Может, и женщина, которая с ним была, кололась?..
– Она же могла опрыскать его из баллончика.
– Запросто... Значит, шерше ля фам, как говорят французы... Будем работать, будем искать женщину... Спасибо вам, Ипполит... э-э...
– Илларионович.
– Спасибо вам, Ипполит Илларионович... Если вдруг что, обращайтесь.
– Мне бы еще поговорить с вами по поводу возможного убийства. Вы были на месте, вы видели, как там и что...
– А вы не ломайте голову, – высокомерно усмехнулся Чохов. – Предоставьте это неблагодарное дело нам, следователям уголовного розыска. И поверьте, мы обязательно найдем и возьмем убийцу...
– Как скажете, – недовольно пожал плечами профессор Гарварт.
И, не прощаясь, вышел из кабинета.
Настаивать на сотрудничестве он не стал. Не было пока в этом смысла: он еще не знал, захочет ли мать покойного платить деньги за дальнейшее расследование. Ведь в розыске убийцы она может довериться сотрудникам уголовного розыска, которым, похоже, не остается ничего иного, как заняться этим. И работать они будут бесплатно.
Глава третья
Профессор Гарварт не ошибся в своих прогнозах. Римма Борисовна позвонила ему, поблагодарила за хорошую работу, пообещала донести десять тысяч из пятнадцати. О том, что убийцу нужно найти, – ни слова.
Прошла неделя, вторая, а о Римме Борисовне ни слуху ни духу. Ипполит сам собирался звонить ей, когда к нему пожаловала одна интересная особа. Это была пригожая, тщательно ухоженная и стильно одетая женщина лет тридцати пяти. Она не выглядела моложе своих лет, но уровень ее сексуальной притягательности был настолько высок, что морщинки вокруг ее глаз казались достоинством, но никак не упущением. А сами глаза были верхом совершенства. И волосы... Сначала Ипполит решил, что это роскошный парик, но, всмотревшись в них более тщательно, забрал свое предположение обратно. Это были самые настоящие волосы – густые, гладкие, темно-русого цвета, с глубинным сочным блеском. Минимум косметики, максимум обаяния.
– Здравствуйте, мне нужен профессор Оксфорд.
У нее был столь дивный голос, что он готов был простить ей допущенную оплошность.
– Гарварт. Профессор Гарварт, – делая особый упор на последнюю букву, поправил ее Ипполит.
– Прошу прощения. Меня зовут Яна Дмитриевна, фамилия Крупнышевская.
– Гарварт. Ипполит Илларионович.
Теперь он знал, с кем имел дело. Жена покойного Вильяма Крупнышевского.
– Вот, пожалуйста...
Из маленькой изящной сумочки она достала конверт с деньгами, положила на стол.
– Римма Борисовна должна была вам передать. Но она приболела, сама не смогла прийти... Спасибо вам, что разобрались в деле. Я ведь тоже думала, что смерть Вильяма была не случайна...
Она была в строгом летнем костюме светло-серого цвета. И в синих, как небо, глазах угадывались скорбные тучки. Но не было на ней траурного платка или повязки. Ипполит знал случаи, когда вдовы покойных в знак траура на лацканах своих дамских жакетов носили маленькие черные цветочки. Но на женщине не было и этого. Как не было и обручального кольца, что само по себе почти ничего не значило. Она его могла снять с пальца правой руки, взять небольшую паузу, чтобы затем надеть на левую. Пауза могла и затянуться, поэтому кольца нет вовсе.
– Вы смотрите на меня с осуждением, – заметила женщина.
– Нет, – качнул головой Ипполит.
– А мне кажется, что да.
– Если я сказал нет, значит, нет.
– Вы не очень любезны, профессор Гарварт.
– Черта моего характера.
– Черта или недостаток?
– Не люблю, когда лезут ко мне в душу...
– Извините.
– И я вас извиняю.
– За что?
– За то, что не носите траур по мужу.
– Вот оно что!
– Здесь я вам не судья.
– Но Вильям не мой муж...
– А фамилия?
– Мы были женаты, но недолго...
– Ваша свекровь не говорила про развод...
– Тогда вам об этом скажу я.
– Она сама прислала вас ко мне? Или вы пришли по собственной воле?
– Чем вызван этот вопрос?
– Обычным интересом.
– А мне кажется, вы меня в чем-то подозреваете, – хмуро посмотрела на него женщина. – Что вам наговорила Римма Борисовна?
– Это не имеет значения.
– Имеет значение то, что вы не очень хорошего мнения обо мне.
– Мое мнение – это мое мнение, оно умрет вместе со мной. А ваш муж уже умер. Или, вернее, погиб... Вам интересно знать, кто его убил?
– Хотелось бы узнать. Может, поэтому я к вам и пришла.
– Признаться, я не в курсе, как идет официальное следствие по этому делу.
– Боюсь, что следствие зашло в тупик.
Ипполит позлорадствовал в душе, ничуть в том не каясь. Но виду не подал. Его лицо, как обычно, оставалось непроницаемо спокойным.
– Почему?
– Я так поняла, что не могут найти женщину, которая была с Вильямом.
– А кто мог с ним быть?
– Не знаю... Но что женщина – запросто...
– Какая женщина? Случайная или что-то серьезное?
– Не знаю... Мне, наверное, уже пора.
– Теперь я вижу, что вам неинтересно знать, кто убил вашего мужа.
– Бывшего мужа, – уточнила Яна Дмитриевна.
– Пусть бывшего.
– Я уверена, вы подозреваете меня в убийстве – нахмурилась она.
– Как? – не меняя своего положения в кресле, бесстрастно спросил Ипполит.
– Мне кажется, вы меня подозреваете...
Он внимательно всмотрелся в сидящую перед ним женщину. Она волновалась. Это можно было объяснить страхом перед разоблачением. Но это вовсе не доказательство того, что убила она. Это мог быть страх перед неправильными выводами против нее. Вдвойне обидно, когда ты не виновен, а тебя засыпают шишками. И втройне обидно, если ложное обвинение заканчивается тюремным сроком... Но страх мог быть и обоснованным страшной реальностью. Даже бывшим супругам есть что делить, выяснение отношений между ними может привести к смерти одного...
– Скажите, вы употребляете наркотики? – достаточно жестко спросил он.
– Как вы сказали?! – возмущенно встрепенулась женщина. – Наркотики?! Да никогда в жизни!
– А ваш муж, я так понимаю, употреблял.
– Бывший муж.
– Я имею в виду тот период, когда он был вашим мужем.
– Да, употреблял...
– Поэтому вы и развелись?
– Это, конечно, могло послужить причиной развода. Но развелись мы вовсе не по этому.
– А по какой причине, если не секрет?
– Секрет. Есть вещи, о которых женщине моего положения рассказывать не следует.
– А каково ваше положение?
– Надеюсь, выше среднего.
– Чем вы занимаетесь?
– У меня свой бизнес. Дела идут хорошо...
– Уверен, что это так. У вас вид успешной женщины.
– Спасибо.
– Это не комплимент. Это скорее противовес. Вы успешная женщина, а ваш бывший муж – неудачник. Или нет?
– Да, неудачник. Всегда был неудачником. Потому что никогда не стремился к удаче... Я бы не хотела об этом говорить. И вообще, у меня есть алиби. В момент убийства я находилась на работе, моя секретарша может это подтвердить. И она уже подтвердила, в милиции. И не только она...
– Обидно, когда подозревают. Обидно оправдываться.
– Да, если Вильям хотел поставить меня в неловкое положение, он этого добился...
– Я не думаю, что он хотел умирать...
Гарварт был спокоен, лицо ничего не выражало, глаза тускло поблескивали. Но где-то глубоко в нем, как в атомном реакторе на дне океана, энергия сыскного любопытства крутила турбины сознания. Он смотрел на свою гостью, пытаясь уловить вихревые токи, индуцированные брожением мысли в ее голове.
– Мне совсем не нравится, как вы на меня смотрите, – недовольно сказала она.
Она возмущалась, порываясь уйти, но словно какая-то невидимая сила держала ее на привязи.
– Извините, – изобразил смущение Ипполит. – Просто мне очень нравится ваше лицо.
– О-очень хорошо! – мятежно протянула она. И как будто опомнившись: – Только лицо?
– Нет, мне нравится все. Но рисовать я бы хотел ваше лицо...
– Рисовать?
– Да. Простым карандашом. Простой рисунок. Очень быстро... Давайте попробуем?
Он знал, что говорил. И рисовать он умел. Простым карандашом, на мелованной бумаге. Нижний ящик его стола забит был такими рисунками, но показывать их посетительнице он не стал. Вряд ли ей захочется, чтобы ее портрет пылился среди множества других.
– Вы очень странный, профессор Оксфорд.
– Гарварт... Вы будете мне рассказывать, а я буду вас рисовать...
У каждого свои странности, мысленно заметил он. У каждого своя методика работы. К тому же Яна Дмитриевна была одной из немногих клиентов, чью красоту хотелось перенести на бумагу по велению души, а не по долгу службы.
– О чем рассказывать?
– Мне бы хотелось побольше узнать о вашем бывшем муже.
Ипполит глянул на часы. Двадцать минут четвертого пополудни, до шести вечера еще есть время. Открыл средний ящик стола, достал оттуда лист бумаги, коробочку с остро заточенными карандашами.
– Вы это серьезно?
Голос ее раздраженно дрожал, но удивление в глазах безоблачное.
– Вы куда-то спешите?
– Да, в общем-то, нет.
– Вы же хотите знать, кто убил вашего бывшего мужа...
Он уже очертил мысленно контур ее лица, мысленно положил его на бумагу, сделал первый штрих.
Он спрашивал, она отвечала, а карандаш, лаская слух и убаюкивая сознание, шуршал по бумаге. И движение руки очень походило на завораживающие пассы...
* * *
Комната в общежитии была двухместной. Просторно, тихо, аккуратненько и уютно. Но с появлением Лизы все изменилось – пространство сжалось в овчинку. Нет, она не была большой и толстой, как Роза Малышева из соседней комнаты.
1 2 3 4 5