Но сегодня, видимо, что-то произошло — объехать всех проверяющих и досматривающих просто невозможно.
— Документы!
Трое. Двое — в бронежилетах с настороженными автоматами. Один — в обычной форме. Он-то и подошел ближе к машине. Чувствуется — боится, держится настороже.
— Пожалуйста, — протянул я «корочки». — Что у вас — тревога?
Гаишник вернул мне права, даже не заглянув в них. Дружески хлопнул ладонью по плечу, рассмеялся:
— Не узнал, своячок?
Никита! Говорил — служит на выездных из Москвы постах, а нынче перевели в патрули… Ничего не скажешь, приспичило, наверно!
— Тебя узнаешь! Да еще в сопровождении телохранителей, — кивнул я на парней.
Мои пассажиры сидели, будто мыши в норе, возле которой появился кот. Но Никита даже не глянул в их сторону.
— Пошли, ребята, — повернулся он к «телохранителям» в бронежилетах. — Порядок — свои прогуливаются… Двигай, Коля, и не забывай нас с сеструхой, заглядывай…
Поехали дальше.
— А ты, шеф, нужный человек, — одобрительно заметил тот, кто постарше. — Молоток, парень!… Гаишник — действительно свояк или знакомый?
— Свояк, — неохотно согласился я. — Сестра недавно вышла замуж.
— Подходящего человека подобрала…
Пересекли кольцевую дорогу. Машин немного, дорога сухая, и я прибавил скорость.
— Сбавь, шеф, — неожиданно потребовал старший. — Что-то неохота очутиться в кювете. Да и гаишники могут зацепить, не все же они приходятся тебе свояками. Держи восемьдесят — самый раз.
Я послушно сбросил скорость. В конце концов, они наниматели, я работник. Мне платят за то, чтобы доставил их в назначенное место в целости и сохранности… Обещают заплатить, суеверно поправил я сам себя.
— Пора нам познакомиться, — доброжелательно объявил старший. Скучно ему ехать молча, захотелось развеять скуку разговором. — Терпеть не могу, когда за рулем — незнакомый человек, которого приходится именовать дурацкой кличкой «шеф»…
Не отрывая взгляда от задних фонарей идущей впереди машины, я равнодушно пожал плечами. Что изменится от того, что пассажиры станут называть меня Колькой или Николаем Ивановичем, или Черновым? Довезу их до Ногинска, получу остальные деньги и — адье, милые.
— Оба мы — предприниматели из Калуги. Меня зовут Тихоном Петровичем, его Владиславом Матвеевичем… Впрочем, отчеств я тоже не перевариваю, они пахнут плесенью. Считай, что мы — Тихон и Владик.
— Николай, — коротко отрекомендовался я.
Нутром чувствовал — врут. Никакие они не предприниматели. Сколько пришлось мне перевозить дельцов разных рангов и званий! Научился отличать инженеров от коммерсантов, артистов от чиновников… Вот с бандитами и рэкетирами, слава Богу, не встречался до сих пор!
Любой человек, заложив за воротник, становится общительным, финансисты и бизнесмены — особенно. Клянутся в любви «шефу», восхваляют его обходительность, культуру, умение водиить машину, охотно представляются, рассказывают о своей профессии.
Но сегодняшние пассажиры, похоже, не «принимали», воздух в салоне чист, не замусорен алкогольным запахом… Тогда откуда болтливость? Уж не пытаются ли подольститься ко мне, завоевать доверие? А зачем? Кто я такой, чтобы они мне льстили и меня хвалили?
Ах, значит, вы из Калуги? Знаю этот город, не раз приходилось бывать… Ну-ка, проверим…
— У меня в Калуге тетка живет. Знаете шестиэтажный дом возле собора?
Пассажиры дружно задакали… Понятно, насчет Калуги — брехня. Во-первых, соборов в городе предостаточно, во-вторых, рядом с самым большим нет никакой шестиэтажки…
Кто же они такие?
И вдруг меня будто электрическая искра пронизала. Бандиты!
Ни в коем случае нельзя показывать боязнь… Пусть не догадываются, что они уже расшифрованы…
И я разговорился. Анекдоты, разные случаи из водительской жизни, насмешки по поводу старенькой машины посыпались из меня, будто сахарный песок из прогрызенного мышами мешка.
Одновременно я следил за дорогой, прибавлял или, наоборот, снижал скорость, перепрыгивал с одной полосы на другую. То есть всячески привлекал к себе внимание.
Господи, сделай так, чтобы меня задержали! Ну что тебе стоит, пошли навстречу патрульную машину, вытащи из теплой будки дежурного гаишника! Пусть проверят документы, выудят из салона бандюг, и я вернусь домой… Клянусь больше никогда не промышлять на улицах Москвы, а если все же придется заняться извозом — только днем и только в центре города.
Кажется, мои мольбы не долетели до Бога. Дорога зловеще чернела под тусклым светом редких фонарей… и была совершенно пуста.
Ага, впереди — поворот на Монино… Пост ГАИ… Снизить скорость? Ни в коем случае, наоборот, прибавить, довести до ста с гаком. Авось, задержат за превышение, оштрафуют, заодно избавят меня от страшных пассажиров.
Неужели многоопытные охранители порядка на дорогах обойдут вниманием подозрительных калужан?
— Куда разогнался? — зашипел Тихон. — Сбрось скорость до шестидесяти, слышишь?
Я ничего не слышал, и слышать не хотел. Продолжал жать на педаль акселератора… Давай, родной, давай, милый, уговаривал «москвича», а еще лучше — сломайся… Пусть заглохнет двигатель, пусть проколется шина…
Кому сказано сбавить скорость?
В бок уперлось дуло пистолета.
Странно, но я ощутил неожиданное удовлетворение. Теперь, по крайней мере, все ясно. «Предприниматели из Калуги» открылись, подтвердив мои предположения… дело за милицией.
Милиция не торопилась. Дежурный гаишник, равнодушно помахивая своей «волшебной» палочкой, не обратил внимания на ползущий «москвич». Позевал и отправился дремать в будку. Двигатель работал спокойно, без перебоев, шины не прокалывались… Не везет!
Едва мы миновали пост, пистолет перестал жать в мои ребра, дышать стало легче.
— Не обижайся, Коля, — извинился Тихон. Владик пренебрежительно хмыкнул: подумаешь, обидели малыша! — Сам должен понимать обстановку…
О какой обстановке идет речь? Скорее всего, бандиты побаиваются провала. Значит, есть чего бояться, честные люди ведут себя спокойно. Либо с документами не все в порядке, либо везут в саквояжах не трусы с майками.
Въехали в спящий Ногинск. Здесь командовал Владик — короткие указания — куда ехать, где повернуть, где развернуться — сыпались градом. Похоже, отыскать обратную дорогу будет нелегко, спросить не у кого, указателей не видно…
— Стоп! Приехали!
Невзрачный деревенский домишко, каких в городах Подмосковья — тысячи. Ухоженный участок. На переднем плане — плодовые деревья и кустарник, на заднем — просматривается вспаханный и разделанный на грядки огород… Хозяйственные и трудолюбивые люди живут. Интересно, чем они повязаны с бандитами?… На углу дома — полу стертая цифра 28. Как я ни приглядывался, название улицы нигде не помечено…
— Вот тебе к полученному авансу — двести кусков… Доплачиваю за скорость и послушание, — тихо рассмеялся Тихон, а я вспомнил ствол пистолета, и ноющее ребро подтвердило его существование. — Хочешь заработать столько же?
Мне бы ответить отказом: хватит, мол, сыт по горло, покой дороже, ищите другого идиота. Но вместо этого гордого монолога, брошенного прямо в лицо бандиту наподобие рыцарской перчатки, прозвучало только одно слово:
— Хочу…
— Ровно через десять дней в одиннадцать вечера подъезжай к Ногинскому вокзалу. Там стоянка разрешена, никто ничего не заподозрит. Мало ли кого ты встречаешь… Не появимся — жми на газ и не оглядывайся… О деньгах не печалься — разыщем и отдадим. У нас в Калуге бизнесмены — самые честные люди… А сейчас — езжай. Привет супруге…
Владька сноровисто открыл багажник, извлек саквояжи. Он и Тихон стояли возле калитки до тех пор, пока я не завернул за угол…
В Москву въезжал под утро. Пришлось менять спущенное колесо… Обычный закон подлости — я перестал даже удивляться: когда молил Бога — шина не спустилась даже при наезде на гвоздь, когда нужно поскорее добраться домой — фукнула на
чистом асфальте.
Остальную часть дороги я мурлыкал развеселые песенки. Что мне до осенней, слякотной поры, когда в кармане — безбедное существование в течение минимум недели, новый костюм, чехлы «москвичу»… Правда, триста кусков для всего этого маловато, но впереди — новые солидные заработки.
Несколько подобных поездок, и я превращусь в миллионера… Дураков в наше время — единицы, избыток денег вложу в акции, каждый месяц стану сгребать солидные проценты.
До того размечтался, что в голове одна за другой поплыли фантастические картинки. Годок поезжу — куплю в деревне «хатку», через пару лет загоню поднадоевший древний «москвич и вместо него обзаведусь „мерседесом“ либо „вольво“. Раз в
неделю стану обедать не дома, не стану есть тошнотворное варево Ольги и тещи, пойду в коммерческий ресторан, в самый престижный, где за один лишь вход платят десятки тысяч…
В Москве снова меня остановили. На том же месте. Не за допущенные нарушения — обычная проверка в ночные часы. Мало ли кто разъезжает по сонной Москве? Не перевозит ли оружие и наркотики?
— Свояк? — удивился Никита, когда я открыл дверь машины. — Жинка надоела, что ли? Всю ночь — на колесах…
Чуть не брякнул в ответ: надоела, еще, как надоела, до жути, тошноты. Сдержался — зачем посторонним, пусть даже мужу сестры, знать о незавидной моей доле?
— Друзей отвозил в область…
Никита обошел вокруг машины, сел рядом со мной. Что-то сказал двоим в бронежилетах, и те отошли в сторону, цепко оглядывая перекресток и прилегающие к нему улицы.
— У тебя пировали?
— Нет… у общих знакомых…
Вранье так и булькает, будто вода в закипевшем чайнике. К тому же оно легко проверяется. Достаточно спросить у жены, которая врать не способна — вмиг покраснеет и начнет заикаться… (Это она так говорит, что краснеет, но мне не верится. Работать чиновницей и блюсти «моральный кодекс»? Смешно. Просто Ольга набивает себе цену…
Но подвести меня вполне может. Хотя бы из-за элементарной ревности…
— Выбрал время для провожания! Мать твою… — с досадой выругался Никита. — До утра не мог подождать… у общих знакомых.
Кажется, и без Ольгиной подсказки свояк мне не поверил. Но это — его трудности.
— А что случилось? — задал я нескромный вопрос, ожидая очередной порции ругани. — Тебя в патрули перевели, да?
— Временно… А случилось — важное, — Никита помолчал, давая мне возможность вникнуть в значительность того, что он сейчас скажет. — Ориентировка получена, — косясь на коллег, почти шепотом вымолвил он. — Двое вооруженных преступников… особо опасных… Перекрыты все дороги, вокзалы, аэропорты… Вот и мы — на боевом, — качнул он коротким автоматом.
От скромности Никита не умрет. Говорит так, будто он один грудью закрывает москвичей от убийств и грабежей. Хотел я съязвить по этому поводу, но сам себя перебил — пусть свояк кукарекает, как петух на заборе. У меня своих забот полон рот. К примеру, Тихон и Владик — не те ли особо опасные преступники, из-за которых заперли Москву на все замки?
3
Обычно Ольга не замечает моих ночных «прогулок». Или делает вид, что не замечает? Супружеские объятия — редкость, спим отдельно. Когда я возвратился, чем занимался, похоже, ее не интересует.
А на этот раз — допрос с пристрастием. Что произошло? Вспышка обиды или ревности?
— Где ночевал?
— В машине. Подвернулись выгодные пассажиры. Гляди, — жестом фокусника раскинул перед женой заработанные деньги. — Пришлось повкалывать…
— С кем повкалывать? — с издевкой спросила Ольга. — Говори уж прямо: ночевал у любовницы, она и заплатила за хорошую «работу».
— Может быть, отложим этот разговор на вечер? Устал ведь — ночь за рулем, ездить сейчас небезопасно, а сейчас мне на работу…
— …за которую ты получаешь гроши, — закончила за меня жена. — Права мама, ты — тунеядец и мерзавец, каких мало. Мало того, что не в силах содержать жену достойно, так еще и гуляешь… Того и гляди, подцепишь «венеру», заразишь меня… Ну, как тебя по-другому назвать? Мерзавец и подлец!
На кухне, где проходила супружеская «разборка», появилась тёща, женщина необъятных габаритов с мощным бюстом и короткими ногами. Делая вид, что гасит разгорающийся конфликт, она активно принялась подбрасывать в него «дровишек».
— Бедная моя доченька! Не нервничай, не трави себя. Мужики все одинаковы, они нас не поймут… Надеюсь, Коленька образумится, найдет вторую работу… Знает же он, как трудно мы живём…
— Этого мало? — Я показал на разбросанные по столу купюры.
Что тут поднялось! Ольга перешла на непечатные выражения, тёща разбавляла их ядовитой, но подслащенной водичкой. Отмолчаться не удастся. Молчание — по мнению матери и дочери — признание вины, и оно неизбежно влечет за собой самые жесткие наказания. В виде оскорблений и угрожающих размахиваний кулаками.
Единственное спасение — не дожидаясь обещанного завтрака, бежать на стройку. Под аккомпанемент упреков я быстренько побрился, постоял под холодным душем и облачился в рабочую «униформу» — костюм с темной рубашкой и ярким галстуком.
В редкие дни мира мы выходили из дому вместе с Ольгой. Я — на стройку, она — в префектуру. На этот раз жена в категоричной форме уведомила: предпочитает отдохнуть от моего присутствия, просит не звонить ей на работу, но ровно в семь с четвертью быть дома. Для продолжения «допроса».
Меня настолько измучила бессонная ночь и связанные с ней страхи, что я был не в силах отшутиться или возмутиться. Молча отправился «запрягать» «москвича». Теперь можно пренебречь обычной экономией и ездить на работу не в переполненном общественном транспорте…
Управление готовило к сдаче девятиэтажный дом. Спешно настилались полы, подгонялись окна и двери. Из квартиры в квартиру сновали «малярки» — подкрашивали, подмазывали.
Будто сонная муха, я переползал с этажа на этаж, односложно отвечал на вопросы мастеров, кивал бригадирам. Следить за качеством выполняемых работ, гонять алкашей, отсыпающихся по углам, не было ни сил, ни желания.
Меня донимала одна мысль: почему я не признался Никите в том, что возил в Ногинск подозрительных пассажиров?… Каких там подозрительных — явных бандюг, угрожающих мне оружием.
Причина одна: надежда на получение через десять дней обещанных «кусков». Признаешься, Тихона и Владика арестуют, и желанное вознаграждение пойдет прахом.
Когда, утомившись, я забрался в вагончик и уселся за письменный стол, делая вид, что изучаю давно изученные чертежи, заявился свояк. В штатском облачении — нечто среднее между спортивной курткой и пиджаком — он выглядел менее внушительно, чем в милицейской форме. К тому же был малость навеселе, видимо, приняв после дежурства обычную дозу.
— Здорово, Коля, — провозгласил он, усаживаясь напротив меня. — Дремлешь помаленьку?
— Утром здоровались, — недружелюбно ответил я. — И чего тебе неймется! На твоем месте опрокинул я бы стакашек и отрубился до обеда.
— Не один опрокинул — два… Не помогло. С твоей сеструхой не уснешь. Погнала за краской. Вздумалось панели в прихожей подновить. Заикнулся, было — устал, всю ночь глаз не сомкнул — куда там! Шагай и все тут! Не то пожалеешь… Крутой характер у Фимки…
— Поймали бандюг? — с тайной надеждой спросил я.
— Разве поймаешь, — раздосадовано развел руки в стороны Штопор. — Они, небось, доехали на автобусе до кольцевой, пешочком перемахнули ее и — в области. Садись на любой транспорт и жми в любую сторону… А мы, идиоты, проторчали на выездах…
— С поклажей далеко не ускачешь… Небось, груз у них тяжелый, на себе не потащишь…
— Да уж, тяжелый, — вздохнул Никита. — Из института, где работает Фимка, прихватили какой-то радиоактивный изотоп. Из-за него и разгорелся шум. Начальство твердит: пол-Москвы отравить можно… Налей полведерка салатовой краски, а? Фимка нынче в отгуле, ожидает. Вернусь пустой — раскричится, слезы — рекой… Больно она нервная…
Да— а, нелегкая судьбина у свояка! Сестренка при случае и приложить может так, что только часа через полтора очухаешься. Ручка у ней -дай Бог мужику…
Позвал я кладовщика, велел налить бидончик краски. Наспех придумал: Никита — представитель соседнего участка, нужно помочь. При случае и они ответят тем же.
Кладовщик, худой до прозрачности человек, хитро ухмыльнулся. Дескать, знаем мы эту «братскую» помощь, сам по вечерам переправляю к себе домой олифу, краски и другие строительные «деликатесы». Но возражать не стал, подхватил Фимкин бидончик и вышел из прорабки…
— А на кой ляд ворам изотоп? — продолжил я интересную беседу. — На рынке не продашь — желающих не найдется…
— Отправят в ту же Прибалтику. Или — в Германию… Да не в покраже дело. Тот изотоп в свинце хранился, так они, дуроломы, чтобы было полегче, вытащили его из футляра… Сами заработали дозы и встречным поперечным подарили…
Голова у меня закружилась, сначала медленно, потом с такой скоростью, что я ухватился за край стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24