Она только вошла в квартиру, как зазвонил телефон.— Алло. — Лена подняла трубку.— Ленка, новость отпадная, — услышала она в трубке голос подруги Женьки.— Ты новую шубу купила?— Нет, — торжествующе заверещала в телефон Женька.— Новый роман?— Да мне и старого хватает. Это для тебя новость! Для тебя!Голос Женьки срывался, так она была переполнена информацией.— Ну что у тебя, не тяни. Я только из парикмахерской, кофе еще не успела выпить.— Ну ладно, скажу… Твой Ельцов вернулся. Ты чего замолчала?… Лен, а Лен? Тебе плохо?— Мне никак, Женя. Ни плохо, ни хорошо. Только головной боли прибавится. Когда он вернулся?— Сегодня утром.— А как ты узнала?— А мне один хмырь позвонил, он с его дядькой в одном доме живет. Гулял с собачкой, а твой с сумочкой топает к родному дому. Говорит, что выглядит классно.— Спасибо, Жень, до вечера. Ты в Барвиху едешь?— А как же.— Вот там и поговорим.Женя Губанова повесила трубку, посмотрела на сидящего в одних трусах на кровати мужчину.— Ну что? — поинтересовался он, — задергалась?— Судя по голосу — нет.— Я Юрку Ельцова хорошо знаю, работал вместе с ним. Он парень крутой. Эта мочалка министерская его из своей жизни выкинула.— Да уж, — Женька надела халат, — тебе кофе или чай?— А пива нет?— Как ты мне надоел, Игорь, ну нельзя же каждый день нажираться.— Не преувеличивай, Женька, не надо. А зачем мы в пресс-центр поперлись? Ты же меня и потащила.— Ты — алкаш, а я виновата. Будешь так пить, станешь импотентом.— Ну, до этого надо дожить.— Ничего, доживешь. Но ты подумай, у Ленки ничего не дрогнуло. Вот выдержка.— Сука она, — сказал Игорь, — дело Юрки состряпано от начала и до конца. Помешал кому-то. А она даже передачи ему не посылала. Развелась, и все.— Развелась! — крикнула из кухни Женька. — Да она же его обокрала.— Как так?Игорь натянул брюки, пошел на кухню. На столе стояли две банки финского пива «Свинолобов». Огромный дефицит, недавно появился в Москве.— Где взяла, подруга?— Где, где! В Караганде. Вчера у бармена для тебя, алкаша, выпросила.— Вот за это я тебя и люблю.— Только за это? — с внезапной грустью спросила Женька.— Ты же знаешь, малыш. Пойду себя в порядок приведу.Через полчаса Игорь, принявший душ, выбритый, благоухающий французским одеколоном, вышел к столу.— Так что ты говорила насчет «обокрала»?— А ты не знаешь? — Женька отхлебнула кофе.— Нет.— Она его выписала, а квартиру немедленно обменяла.— Значит, парню и вернуться некуда? — ахнул Игорь.— Это еще не все. У нее доверенность на его книжку была, она все денежки и сдернула. Шмотки его хорошие, которые он из-за бугра навез, фарцанула, а дерьмо всякое дядьке отдала. Добилась решения суда на раздел имущества и «Волгу» его толкнула за пятнадцать штук. А официально оценила ее в семь. Бывшему муженьку три с полтиной — и привет.— Ты будто радуешься. — Игорь залпом выпил пива.— А я и не знаю, радуюсь или плачу. Я Ленку со школы знаю, она всегда сукой была. Как она Юрку охомутала, ума не приложу. Мужик, как линолеум: если с первого раза правильно уложить, потом всю жизнь можно топтать ногами.— Значит, ты меня правильно уложила? — Игорь открыл вторую банку пива.— Это к сильным мужикам относится, — грустно ответила Женька, — к таким, как Юрка; ты слабенький, ты — как рис. Чем тебя заправить, таким и будешь. Но я тебя за это и люблю и заправляю острым соусом.— Ну и на том спасибо. Ты в Барвиху едешь?— И ты тоже.— Нет, я к Юрке пойду, мы с ним товарищами были, я ему письма писал.— А я и не знала, — Женька прищурилась, — тогда я тоже никуда не поеду, а пойду с тобой.Игорь благодарно посмотрел на нее. * * * А Лена, положив трубку, пошла варить кофе. Виноватой она себя не чувствовала. Не было ее вины перед бывшим мужем. Она просила, умоляла его не ввязываться в эту поганую историю. Но он ввязался. Не пожалел ни ее репутацию, ни их семью. Правдолюбец хренов.Для нее бывший муж перестал существовать с той минуты, как только его уволили из газеты. Она выросла в номенклатурной семье, понимала, что обратного хода не будет. У нее уже был горький опыт с первым замужеством. Ее первый муж Виктор был сыном легендарного маршала. Они познакомились на даче у ее друзей. Виктор был капитаном и заканчивал разведфак Академии Генштаба. Он сразу понравился ей. Высокий, интересный, уверенный в себе парень. Была в нем мужская сила и сексуальная притягательность. После гулянки она осталась ночевать на даче, и ночью Виктор пришел к ней.А через несколько дней Виктору присвоили звание майора, и он устроил банкет на даче в Архангельском. Там она познакомилась с его родителями, которым очень понравилась. Лена выгодно отличалась от всех предыдущих увлечений Виктора. Главное, что она была своя. Ее отец был замминистра.Через год сыграли свадьбу. Арендовали для нее весь Дом журналистов. На торжество приехал маршал Гречко, который преподнес жениху подполковничьи погоны. Семейная жизнь началась весело и беззаботно. Единственное, что смущало Лену, — постоянные попойки молодого подполковника.Виктор окончил академию, и их отправили в Софию. Это назначение он получил из-за патологического невосприятия иностранных языков. Он сразу же стал заместителем резидента, работая под крышей торгпредства. В Софии молодые немедленно окунулись в прелести полузаграничной жизни. Лена обзавелась целой кучей знакомых и время проводила неплохо, часто бывала в ресторане театра Ивана Вазова. Это было сборище местной и приезжей богемы. Через год она была уже не рада веселой заграничной жизни. Виктор начал пить мрачно и тяжело. Однажды ее вызвал представитель КГБ, веселый, элегантный генерал, и долго беседовал с ней о муже.Она пробовала серьезно поговорить с Виктором, но он послал ее армейским матом. Этот язык он усвоил в совершенстве. А через месяц разразился скандал. Оказывается, Виктор проиграл в рулетку в международном отеле крупную сумму казенных денег. Им пришлось покинуть Болгарию в двадцать четыре часа.Папа-маршал погасил долг и пристроил сына командиром полка в Грузии. Лена не поехала с ним, осталась в Москве и подала на развод.А через полгода ее бывшего мужа с позором разжаловали в майоры и выгнали из армии. Он ухитрился продать танковый лафет каким-то грузинским дельцам, списав его как упавший в пропасть во время учений.Больше она его не видела. Знала, что он женился на очень красивой женщине, директоре магазина, и сам пристроился командовать шашлычной в Тарасовке.С Юрой они познакомились еще в Софии.Ельцов понравился Лене, высокий, красивый, к тому же известный журналист, но он был человеком не ее круга.Ее подруги и друзья с известными номенклатурными фамилиями жили в одних дачных поселках, лечились в кремлевской больнице, имели квартиры в престижных домах. Даже если родители теряли свое положение, дети все равно оставались в прежней компании. Это началось еще при Сталине, когда номенклатура решила организовать некое подобие преемственности власти.Через три года Лена вновь встретилась с Юрой, он уже стал обозревателем «Известий», номенклатурой ЦК, получал «полкормушки», был прикреплен к Лечуправлению Кремля. Ему светила прекрасная карьера. Он вполне мог уехать собкором в хорошую страну или быстро подняться по административной лестнице. И было у него еще одно преимущество перед простым чиновником: он писал книги и делал документальные фильмы. А это придавало ему некий богемный шарм. Они поженились, но и второй ее брак кончился ничем. О ней в московских компаниях стали поговаривать, как о женщине, приносящей несчастье.С Александром Михайловичем она сошлась сразу же после ареста Юрия. Он был старше ее, занимал в обществе солидное и твердое положение, правда, никто не знал, чем он конкретно занимается. На все ее вопросы Александр Михайлович отшучивался, прикрывая свои занятия неким флером таинственности. У него был «мерседес» со служебными, весьма крутыми номерами, квартира на Суворовском бульваре, в Доме Полярников. Лена знала его прямой телефон и домашний. В доме Александра Михайловича она была лишь однажды, с большой компанией. Квартира почему-то напомнила ей номер в дорогой гостинице: необжитая, и все вещи казались какими-то казенными.Но это ее мало волновало. Александр Михайлович Шорин вращался в самых высоких кругах Москвы, слыл своим в среде известных писателей и художников. Проводить с ним время было весело и интересно. После ее развода с Ельцовым помог продать машину, обменять квартиру, въехать в дом на улице Алексея Толстого. Лене было хорошо и спокойно с этим человеком. Он ничего не требовал от нее, кроме постели и совместного веселья, сам же был внимателен и щедр.Она позвонила Шорину по прямому. Телефон долго не отвечал, потом Александр Михайлович поднял трубку и приглушенной скороговоркой ответил:— Подождите, я говорю по «кремлевке»…Лена слышала, как он говорит с каким-то Дмитрием Алексеевичем. В разговоре несколько раз упоминались фамилии Андропова и Тихонова.Потом в трубке прозвучал переливчатый баритон Шорина:— Теперь я ваш…— Саша, ты знаешь, что Ельцов вернулся?— Ну и что?— А если он начнет доставать меня с квартирой?— Не бойся, солнышко, он никого не будет доставать, это я тебе гарантирую.— А что ты сделаешь?— Это уж моя забота. Будет шуметь — опять загремит в тюрьму.— Хорошо бы. А то мне не по себе.— А чего ты беспокоишься, в Москве его не пропишут, уедет в Ковров или Александров, устроится пожарником…— А почему пожарником?— У моих знакомых сын тоже нахулиганил, потом два года на какой-то фабрике за сто первым километром пожарником служил. Не бойся, я с тобой. Вечером едем на шашлык в Барвиху?— Когда ты заедешь?— Часиков в пять. Есть возможность сбежать пораньше.— Жду. Целую.— Целую, дорогая. * * * Шорин положил трубку. Ну вот, вернулся боец. В зоне его не удалось обломать, так здесь достанем.Шорин постучал пальцами по белоснежному аппарату. «Эриксон» — прекрасный телефон, с технической новинкой, кнопкой повторного набора. У него в квартире стояло три таких аппарата с разными номерами. Белый, тот самый «прямой служебный», который давался близким друзьям. Черный предназначался для тех, с кем Шорин прокручивал свои дела. И красный — в «жилой зоне», как смеялся Ястреб, — для всех.Шорин поднял трубку черного телефона, застучал пальцами по кнопкам.Занято.Он положил трубку. Закурил «Кент», вчера взял у Соколова в Елисеевском два ящика. Теперь любимых сигарет хватит надолго. Сделал пару затяжек, поднял телефонную трубку, нажал на кнопку повтора. Аппарат таинственно затрещал, в трубке щелкнуло, и раздался гудок.— Алло, — пропел Ястреб на том конце провода.— Это я.— Привет, начальник.— Ты знаешь, что твой крестник откинулся?— Нет. Когда от «хозяина»?— Видимо, вчера, сегодня уже на хате.— Есть мысли?— Нет, Ястреб, мыслей пока нет. Пусть побегает со своим дядей-мусорком по городу. А когда его в зону сотку отправят, ты его перед отъездом напугаешь. И глаз с него на выселках не спускай, на него Махаон верняком выйдет.— Понял.— Он обязательно в Доме кино появится. Пусть твои ребята там шары покатают.— Зарядить их бабками надо.— Бабки — не проблема, тебе сегодня пару штук подвезут. Все понял?— А чего не понять, Саша, все ясно.— Тогда действуй.Шорин положил трубку и пошел в «жилую зону».Он открыл ключом дверь и оказался в маленькой кладовке, а из нее попал в квартиру. Пошел на кухню, начал готовить кофе.Заверещал красный телефон. Но Шорин не снял трубку. Солидный человек в это время на работе.Кофе он готовил без всяких модных рецептов, просто сыпал в турку побольше коричневого порошка, помня старый анекдот: «Евреи, не жалейте заварки». Он пил черный, как деготь, крепкий кофе и думал, как по многим телефонам передается новость о возвращении Ельцова.Опять заверещал красный телефон, и Шорину очень захотелось подойти, снять трубку и поговорить о том, что неплохо бы сбегать в Домжур, попить пива или сгонять на Профсоюзную в маленькое кафе «Гагры», схавать кучмачи. Жить этим майским утром в свое удовольствие.Иногда он думал, зачем ему столько денег, валюты, камешков. Зачем? Чтобы поить и кормить эту кодлу номенклатурную? Или для того, чтобы Ленку одевать и украшать, как рождественскую елку? Он не любил ее. Конечно, в постели она была весьма хороша. Все умела и, главное, делала самозабвенно. Шорин знал, кто подготовил эту девочку к бурной половой жизни. В девятом классе она безумно влюбилась в известного московского ходока Вадика Бурмистрова. Они жили в одном дачном поселке. Роман их длился без малого года три. Потом красавец Вадик исчез с московского горизонта. Поговаривали, что он крупно проигрался. Попал в замазку к крутому катале, вынес из дома маменькины драгоценности, и папа, «закрытый» академик, сделал все, чтобы сплавить сынка из Москвы.Шорину Лена была нужна, как туфтовый белый телефон. Это придавало ему вес. Дочь замминистра, красавица, умница. Короче, «спортсменка, комсомолка, отличница…». Лена была ему необходима, как белый «мерседес», на котором выезжал в свет. Он знал цену своей любовнице. Не сомневался ни на минуту, что, появись на его горизонте чуть заметная тучка, и она бросит его, как вышвырнула из своей жизни первого мужа-пьяницу, как разобралась с Ельцовым.Ох, Ельцов, Ельцов! Не захотел жить, как люди, сейчас был бы уже замом, а то и редактором крупной газеты. Что еще надо, в ЦК уважают, депутатский значок. Не захотел. Теперь он исключенный из партии уголовник. Копать дальше он это дело не будет. Поживет пару годков вдали, снимет судимость, устроится на периферии в какую-нибудь газетку литсотрудником. С ним покончено… Надо в Столешников ехать. Обещал Шорин дочке самого хозяина земли советской достать уникальный сапфировый гарнитур. * * * Позже, значительно позже, Юрий восстановит в памяти во всех мелочах этот весенний день в квартире, где он родился. А пока этот день распадался на куски. И Ельцов никак не мог соединить их. Словно пишешь сценарий документального фильма, в котором все эпизоды отточены и хороши, а общей идеи картины нет.Он повернул звонок, и дверь открылась сразу. Ждали его за этой дверью, очень ждали. Распахнул ее дорогой дядька Игорь Дмитриевич, а рядом с ним стоял дружок его любимый, кинорежиссер Слава Шатров.И он шагнул в квартиру, почувствовал знакомый с детства запах этого жилья и понял — он дома.Сначала сидели за столом на кухне, выпили по первой за освобождение, за возвращение его, за новую жизнь.— Теперь все. Закусили, выпили немного, нам еще весь день пить предстоит, — сказал дядька.— А ты думаешь, гости набегут? — усомнился Юра.— И еще сколько, — засмеялся Шатров, — придут ребята, те, кто тебя не забыл.— Не побоятся? — с некоторой иронией спросил Юра.— Тоже мне, Солженицын, — засмеялся дядька, — чего бояться-то? А пока нам надо по делу поговорить. Пошли в твою комнату.Только сейчас рассмотрел ее Юра по-настоящему. Письменный стол, красивый, родительский, полки с книгами, любимые картины с видами Москвы.— Я твой стол, картины, книги, кресло старое у Лены забрал и сюда перевез. Она не возражала— И на том спасибо. — Юра сел в старое деревянное кресло у стола.Сел, положил ладони на зеленое сукно и окончательно понял, что вернулся.— Ну, освоился? — Дядька понял его состояние.— Дома, — улыбнулся Юра.— Тогда давай по делу поговорим. — Игорь Дмитриевич взял со стола кожаную папку, достал бумаги. — Вот письмо от Союза кинематографистов. — Дядька положил перед ним казенный бланк, наискось перечеркнутый резолюцией: «Нач. 88 о/м. Немедленно прописать, выдать паспорт и доложить лично».— А кто подписал? — спросил Юра.— Тезка твой, первый зам и генерал-полковник.— Вот это да. Как же ты смог, дядя Игорь?— Смог. Помнят меня еще в родном МВД.Игорь Дмитриевич не стал говорить племяннику, что бывший его зам, а ныне начальник паспортного управления Москвы заехал к нему и рассказал, что из МВД позвонил помощник министра и категорически распорядился не прописывать Юрия Ельцова в Москве.— Игорь Дмитриевич, — смущенно покрутил в пальцах сигарету бывший его зам. — Только один выход — идти к Чурбанову. У вас вроде с ним хорошие отношения.— Хорошие отношения имели место, когда он был старшим лейтенантом.— Попробуйте. Я вам его прямой телефон дам. Он сам трубку поднимает.— Где же ты номерок этот достал?— Товарищ близкий дал. Только вам, Игорь Дмитриевич, лучше ему принести какое-нибудь официальное ходатайство.— Подумаем, — сказал Ельцов-старший.Он позвонил Славе Шатрову.— А что здесь думать, — сказал Шатров, — Юрку из Союза журналистов исключили, а у нас все тихо. Он же вступил в Союз кинематографистов месяца за три до неприятностей, об этом никто не знал. Его членский билет у меня, я за него взносы плачу. Сделаем ходатайство и справку для домоуправления.Игорь Дмитриевич похвалил себя за оперативность. Как только начальник розыска 88-го отделения позвонил ему и рассказал, что случилось, он понял все.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Зло'


1 2 3 4 5 6 7