Поскольку в обоих случаях речь шла о детенышах, забота о них была поручена мне. Даррелла бесило, как мы с Софи сюсюкаем с нашими подопечными, но мы не обращали на него внимания.Пучеглазый и Малютка стали нашими повелителями — во всяком случае, Малютка вполне повелевала мной. Очаровательное крохотное создание, еще слепое и совсем беспомощное, она всецело зависела от тепла и внимания, которое я могла уделять ей. Очень важно было смастерить для нее гнездышко, где поместилась бы и небольшая грелка.В конце концов я отыскала квадратную жестяную банку, куда положила застеленную ватой грелку и ватой же выложила стенки. Получилась этакая переносная колыбелька, и я всюду носила ее с собой, потому что Малютка, как и все младенцы, нуждалась в частом и регулярном кормлении и начинала беспокоиться, если я оставляла ее одну. Первое время она получала разные виды детского питания и глюкозу, разведенные в теплой воде, причем кормить ее приходилось с помощью пипетки. Она была образцовым ребенком и вскоре стала хватать пипетку передними лапками; мне оставалось только следить за ровной подачей пищи и делать остановки, чтобы Малютка могла отдышаться. Она быстро росла и стала очень милым зверьком с оранжевой головой и обрамленными черной каймой аккуратными ушками. Розовое тельце было одето болотно-зеленым мехом с рядами белых пятен по бокам. Но особенно хорош был хвост — длинный, пушистый, сверху зеленый, снизу ярко-оранжевый, он изгибался над спиной белочки так, что кончик висел над самым носом. Малютка была абсолютно ручная и с того момента, когда у нее открылись глаза, позволяла мне делать с ней все что угодно. Особенно ей нравилось почесывание, тут она впадала в транс. Я не сомневалась, что Малютка окажется умненьким зверьком, хотя Даррелл только посмеивался над таким предположением. Однажды утром, когда за разными делами я забыла про утреннее кормление, она решила сама напомнить мне о моих обязанностях. Каким-то образом выбралась из оставленной подле моей кровати банки, сама отыскала вход в просторную гостиную и возникла на пороге, издавая резкие звуки. Подбежала ко мне и вскарабкалась на мое плечо, продолжая кричать, что пора кормить ее. Негодование Малютки было так велико, что она не пожелала ждать, когда я вооружусь пипеткой, а соскочила на стол, где я готовила корм, и попыталась влезть в чашку. В конце концов мне удалось успокоить ее, но с того дня она каждое утро забиралась на мою кровать и верещала мне в ухо, а после кормления с великим интересом принималась исследовать наши постели.— Знаешь, Джекки, — заявил Даррелл, — придется тебе посадить Малютку в настоящую клетку, не то останемся мы без белочки.Я понимала, что Джерри заботится о ее сохранности, но знала также, что ему решительно не нравится, как она роется в его постели и покусывает за пятки*. Пришлось поместить Малютку в специально оборудованную клетку, с кроваткой наверху и ворохом увлекательных гнилушек на дне. Освоившись в новой обители, она занялась приготовлением постели с таким рвением, подобного какому я не видела ни у каких других белок. За неимением более гигиеничного материала я выстлала ее кроватку бумажными салфетками, однако мой вариант благоустройства не удовлетворил Малютку, и она не один час потратила на то, чтобы навести свой порядок. Вытащив салфетки, принялась рвать их на мелкие кусочки и делать комки, которые несла обратно на кроватку и с шумом что-то мастерила. Когда я некоторое время спустя заглянула внутрь клетки, на меня из вороха клочков уставились яркие глаза белочки, но она тут же забыла про меня, продолжая сооружать замысловатое гнездо наподобие тесного кокона. Укрывшись в нем, Малютка могла закупорить вход кусочком салфетки и отдыхать, надежно защищенная от шума и сквозняка. Все то время, что белочка находилась у нас, я готова была часами наблюдать активность этого забавного создания. Я вовсе не против разделять постель со зверьем, однако мне совсем не нравится просыпаться в пять утра оттого, что озорная белка пытается затолкать мне в ухо земляной орех. Дж.Д. Совсем другой, независимый нрав был у Пучеглазого. Он уже не был сосунком, когда мы его получили, его не надо было кормить из бутылочки, и мы быстро обнаружили, что его любимое блюдо — насекомые. Однажды вечером мы подверглись подлинному нашествию крылатых муравьев, они залетали в комнаты, в клетки, и наши бои расставили повсюду миски с водой, куда падали муравьи. Полученного таким способом улова нам хватило на несколько дней, чтобы кормить наших питомцев. Бегая по комнатам за крылатыми насекомыми, я услышала доносящийся из клетки Пучеглазого страшный шум и обнаружила, что наш галаго, окруженный роем муравьев, с вытаращенными глазами гоняется за ними. Рот Пучеглазого уже был набит, обе лапы заняты добычей, но он не прекращал охоту, не задумываясь о том, куда девать все это богатство.Пучеглазый тоже любил поиграть с нами, носился по клетке, не даваясь в руки. Вскочит мне на руку, тихонько ущипнет и тут же прыгает дальше. А иногда он вел себя смирно, поднимал переднюю лапу, чтобы вы могли пощекотать его под мышкой. Но больше всего любил, лежа на спине, подставлять для чесания живот, слегка отбиваясь для вида.Наша коллекция пополнялась все новыми экземплярами, и мы задержались в Мамфе намного дольше, чем предполагали, однако нам пришлось освободить помещения в доме Джона Хендерсона, поскольку он собирался в отпуск, а его заместитель не обязан был мириться с такими жильцами. Джон предложил нам переселиться в маленький африканский домик по соседству, с глинобитными стенами и кровлей из банановых листьев. Довольно запущенное строение, но после свежей побелки и обновления кровли там стало вполне уютно, и на веранде нашлось достаточно места для всех наших зверей. Правда, в этом доме было куда жарче, чем у Джона, и в нем кишели огромные пауки; один из них как-то ночью забрался на раскладушку Даррелла и прогулялся по его груди — к великому ужасу Джерри и к вящему моему облегчению, что не я привлекла внимание этой твари. Уборной в этом доме не было, все удобства, как водится, во дворе, и ночные вылазки туда были чреваты самыми тяжелыми переживаниями, ибо никогда нельзя было предугадать, что тебя ждет в пути или на месте. Чаще всего уборную навещали здоровенные тараканы, иногда наведывались пауки, а то и змеи. Чувствуя, что, если мы еще задержимся в Мамфе, мне грозит серьезное помешательство, я стала упрашивать Даррелла поскорее продолжить наше путешествие курсом на Бафут.— Ладно, — сказал Джерри, — только сперва я должен написать Фону и предупредить его. Сегодня же напишу и завтра отправлю письмо с рейсовой машиной.Что он и сделал, приложив к письму две бутылки виски. Оставалось надеяться на скорый ответ.Дворец Фона, Бафут, БамендаМой дорогой друг!Твое письмо от 23-го получил с большой радостью. Я был счастлив, когда прочел его и узнал, что ты снова в Камеруне.Я буду ждать тебя, приезжай в любое время. Оставайся у нас, сколько захочешь, никаких возражений.Мой рестхауз всегда открыт для тебя, когда бы ты ни приехал. Пожалуйста, передай мой искренний привет своей жене и скажи ей, что у нас найдется о чем поболтать, когда она приедет.Преданный тебе Фон БафутаМилая Софи любезно вызвалась задержаться в Мамфе на несколько дней и привезти в Бафут остающуюся часть нашего снаряжения и животных, а мы поклялись, что при первой же возможности организуем ее переезд.Дорога на Бафут была ужасная — сплошные ямы, выбоины и камни, но местность кругом дивная. Поначалу мы ехали через густой лес в речной долине, нас окружали окутанные лианами высоченные деревья, и на этот раз мы увидели кое-каких птиц — турако, птиц-носорогов и ярко окрашенных карликовых зимородков. Наш путь пересекали сотни речушек, через которые мы переезжали по шатким деревянным мостам; в воде резвились, галдя и махая нам вслед, африканские ребятишки, над сырыми берегами тучами кружили красивейшие разноцветные бабочки. Постепенно, почти незаметно дорога стала подниматься вверх, потом лес вдруг расступился, и перед нами до самого горизонта простерлась побеленная солнцем саванна. Теперь, вырвавшись из зеленых щупальцев леса, я могла, оглядываясь назад, любоваться им, но и здесь кругом клубилась красная пыль, проникая сквозь все щели в кузове грузовика, и когда мы уже вечером подъехали к обители Фона, нас вполне можно было принять за краснокожих индейцев.После липкой духоты Мамфе и жары на лесной дороге так легко дышалось в прохладном воздухе Бафута… В тусклом вечернем свете можно было рассмотреть просторный двор и скопление хижин, составляющих усадьбу Фона, а справа от нас, на макушке некоего подобия ступенчатой пирамиды, высился внушительный рестхауз Фона, чем-то похожий на итальянскую виллу, с широкой верандой и аккуратной черепичной крышей. Впрочем, сейчас нам некогда было изучать окрестности.— Ну-ка, давайте выгрузим животных, разместим их на веранде и покормим, пока совсем не стемнело! — распорядился Даррелл.Бои засуетились, разбирая наше снаряжение, мы с Джерри перенесли клетки на наиболее прохладную часть веранды, а отвечающий за кухню Пий принес мне теплого молока, чтобы развести детское питание. Зажгли керосиновые лампы, приготовили себе еду, кое-как умылись и повалились в изнеможении на раскладушки.Утром явился нарочный с письмом от Фона:Мой добрый друг!Я рад, что ты снова прибыл в Бафут. Я приветствую тебя. Когда отдохнешь после путешествия, приходи ко мне.Твой добрый друг Фон БафутаПочти всю первую половину дня мы наводили порядок в своем зверинце, чистили и кормили его обитателей и готовились к тому, чтобы должным образом устроить животных, кои могли поступить в ближайшие дни. Принимали также необходимые меры, чтобы Софи возможно скорее могла присоединиться к нам. Не менее важно было засвидетельствовать свое почтение хозяину. За нашим двором помещался осененный ветвистой гуавой дворик поменьше, где и располагался собственный дом Фона, уменьшенная копия рестхауза, где мы остановились. На верхней ступеньке крыльца стоял сам Фон Бафута, высокий стройный мужчина в отороченном синей вышивкой простом белом халате и с такого же цвета ермолкой на голове. По лицу его было видно, что он счастлив видеть Джерри.— Добро пожаловать, добро пожаловать, мой друг, ты приехал…— Да, я снова в Бафуте. Как поживаешь, мой друг?— Отлично, отлично. — Он и впрямь выглядел отлично.Затем Джерри представил Фону меня, и, стоя рядом, мы, наверно, представляли забавное зрелище — великан ростом около двух метров возвышался над моими полутора метрами, и моя ручонка совершенно исчезла в его могучей пятерне.— Пойдем в дом, — сказал он, жестом предлагая следовать за ним.Мы очутились в приятном прохладном помещении, всю обстановку которого составляли леопардовы шкуры на полу и украшенные изумительной резьбой деревянные кушетки с горами подушек. Мы сели; одна из жен Фона тотчас принесла поднос с неизбежной бутылкой виски и стаканами. Держа в руке стакан, наполненный до краев «Белой Лошадью», Джерри осторожно заговорил об одном непростом деле.— Мой друг, я опасался снова приезжать в Бафут, потому что один человек говорил мне, будто ты сильно сердишься на меня из-за книги, где я рассказывал, как весело мы проводили время в прошлый раз*. Мне говорили, что местные политические деятели сообщили Фону, будто я изобразил его бабником и пьянчужкой. Дж.Д. Фон был явно удивлен и недовольно осведомился:— Кто же это тебе говорил?— Один европеец там, в Буэа.— А, европеец! — Фон пожал плечами, удивляясь, как это мы могли поверить словам какого-то белого. — Ложь это. Я никогда на тебя не сердился.Он подлил нам виски и продолжал:— Эта книга, которую ты написал, она мне здорово понравилась. Через нее весь мир узнал мое имя. Всякие люди узнали его, ты молодец. Когда я ездил в Нигерию на встречу королевы, там у всех европейцев была твоя книга, и они просили меня написать в ней мое имя.Его слова обрадовали нас с Джерри, потому что нам говорили, будто Фон воспринял написанное Дарреллом как страшное оскорбление. Не задерживаясь на этой теме, мы спросили Фона, как ему понравилась королева.— Очень даже понравилась, отличная женщина. — Он рассмеялся.— Совсем, совсем маленькая, вроде тебя. — Он показал на меня. — Но ей пришлось там выдержать нагрузку. Ва! Очень сильная женщина.Мы поинтересовались, как ему понравилась Нигерия.— Не понравилась, — твердо сказал Фон. — Слишком жарко. Я весь обливался потом, а эта королева, ей хоть бы что, идет себе и совсем не потеет, замечательная женщина.Он с явным удовольствием вспоминал свою поездку в Лагос и рассказал нам, как преподнес королеве резной бивень слона в дар от народа Камеруна.— Я подарил его от имени всех людей Камеруна. Королева села там на такое кресло, и я тихо так подошел к ней, чтобы вручить бивень. Она взяла его, а тут все европейцы стали говорить, что не годится показывать королеве свой зад, поэтому все только пятились. И я тоже стал пятиться. Ва! А там ступеньки, смекаете? Я боялся упасть, но шел очень тихо и не упал — а как мне страшно было!Я поймала взгляд Джерри и подала ему знак, озабоченная не только тем, что рисковала остаться без ленча, но и тем, что этот разговор мог затянуться надолго.Фон взял с нас обещание, что мы придем снова вечером, и обратился ко мне, широко улыбаясь:— Вечером я покажу тебе, как мы веселимся здесь, в Бафуте.Стараясь улыбаться так же широко, я поспешила сказать:— Хорошо, хорошо.Вернувшись в рестхауз, мы застали стоящих на заднем крыльце людей, один из которых тут же протянул нам калебас, говоря:— Маса, маса, гляди.Джерри осторожно вытащил из горлышка калебаса банановые листья, служившие пробкой.— Ну, и что у тебя там?— Там бери-ка, сэр.— Бери-ка? — удивилась я. — Это что же такое?— Первый раз слышу, — отозвался Даррелл.— Может, лучше спросить, вдруг там сидит какая-нибудь ядовитая тварь?— Пожалуй, ты права… Это плохой зверь? Он укусит меня?— Нет, сэр, никогда. Это детеныш.Джерри заглянул внутрь и увидел крохотную белочку длиной семь-восемь сантиметров.— Ну как? — обратился он ко мне. — Берешь? Скорее всего, она умрет.— Конечно, возьму. Вспомни, ты говорил, что Малютка умрет, но она выжила.Так еще одна африканская белочка поселилась в яслях, устроенных мной в углу одной из комнат, обогреваемом инфракрасной печкой. Мамфе, как мы назвали ее, не стала такой ручной, как Малютка, но тоже обожала, когда ей почесывали животик.После обеда, вооружившись двумя керосиновыми лампами и двумя бутылками виски, мы явились к плясовому дому Фона. Как же не похож был этот вечер на душные вечера в Мамфе. Температура воздуха была вполне терпимой; иногда, ложась спать, здесь достаточно было укрыться тонким одеялом. Через несколько дней я обнаружила, что моя сыпь проходит — очень кстати, ибо вряд ли можно рассчитывать на симпатию публики, если на тебя вдруг нападает чесотка в самых сокровенных местах.Одетый в красно-желтую мантию, Фон выглядел великолепно, и рука его, само собой, сжимала стакан, наполненный виски.— Сегодня ночью все мы повеселимся, — возвестил он.Мы разместились на стульях в конце плясового зала, напоминающего армейский манеж. Большие плетеные стулья были расставлены на невысоком помосте под бдительным надзором портретов всех членов британской династии, начиная с королевы Виктории. Фон посадил Джерри справа от себя; перед нами стоял столик с непременной бутылкой виски и стаканами. Явился королевский оркестр в составе четырех юношей и двух жен Фона, вооруженных барабанами, флейтами и наполненным сухой кукурузой калебасом. Их сопровождали еще несколько жен Фона. Сам правитель с улыбкой обратился к Джерри:— Мой друг, ты помнишь европейский танец, который показывал мне в прошлый раз, когда был в Бафуте? Как ты его называл — конга? Так вот, сейчас я покажу тебе кое-что.По его знаку оркестр принялся играть что-то, отдаленно напоминающее конгу, и шеренга жен Фона пришла в движение. Так вот как выглядит бафутская версия конги! Даррелл был весьма тронут этим зрелищем и, когда танец закончился, сказал:— Это просто замечательно!Фон радостно расхохотался. Я поспешила похвалить его музыкантов и танцующих жен.— Ва! Я от них очень устаю, они мне голову морочат.— Джерри тоже говорит, что я морочу ему голову, — отозвалась я.— Хорошо твоему мужу, у него только одна жена, а у меня их куча, и они все время морочат мне голову.— Что ж, — деловито отметила я, — у кого нет жен, нет и детей.Мои слова вызвали у Фона такой приступ веселья, что я испугалась, как бы его не хватил удар, но все обошлось, и он, одной рукой вытирая слезы, другой похлопал Джерри по спине.— А твоя жена неплохо соображает. — Он ткнул меня пальцем в бок, погладил по голове и добавил: — Мне бы такую жену.К счастью, его излияния были прерваны звуками оркестра, который рьяно принялся отчебучивать какой-то лихой мотив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21