Питается кожистая черепаха рыбой и другими морскими жителями, а иногда и водорослями; вероятно, некогда она была распространена гораздо шире, чем теперь. К тому времени, когда мы организовали свою экспедицию, было известно всего три места размножения кожистых черепах — в Пуэрто-Рико, на Цейлоне и в Малайе (там, куда мы направлялись). На беду черепах, откладываемые ими яйца очень вкусны, поэтому места размножения в Пуэрто-Рико и на Цейлоне подверглись непомерной эксплуатации. и в конце концов черепахи ушли оттуда. Таким образом, берег под Дунгуном оставался последним местом в мире, где можно было осмотреть ясли кожистой черепахи. Я стремился попасть туда по двум причинам: во-первых, если вы не подстережете кожистую черепаху, когда она выходит на берег откладывать яйца, вы можете ее вообще не увидеть; во-вторых, государственные организации Малайи недавно ввели в действие весьма разумный способ охраны черепах, и мне хотелось убедиться, насколько он эффективен.
Берег, о котором идет речь, представляет собой пляж километров на восемь — десять; право на сбор черепашьих яиц принадлежало одному местному жителю и приносило ему изрядный доход, так как яйца эти считаются деликатесом. Увы, подобно большинству людей, концессионер думал только о прибыли, ему было невдомек, что постепенно, из года в год, он изводит черепах, откладывающих золотые яйца. Тут-то и вмешалось правительство совместно с Малайским обществом естествоиспытателей. Было решено ежегодно закупать определенное количество гнезд по рыночной цене; яйца собирали, выводили черепашат и выпускали на волю. Таким образом, был соблюден обоюдный интерес: спасена кожистая черепаха и обеспечена семья концессионера. На бумаге подобное решение выглядело чрезвычайно дельным и прогрессивным, но я знал по горькому опыту, что самые замечательные постановления об охране животных на деле чаще всего терпят провал.
Приободренные видом яиц, мы поспешили завершить последний этап нашего путешествия и прибыли в маленький аккуратный городок Дунгун. Из книг и статей мы знали, что для съемки понадобится освещение, так как черепахи выходят на берег только по ночам. Наладить освещение для съемок на пляже в пятидесяти — шестидесяти километрах от ближайшего источника электроэнергии довольно сложно, но эту проблему для нас любезно разрешило Министерство сельского хозяйства Малайи, прислав в Дунгун электрика и переносной генератор. Электрик, кругленький коротыш, встретил нас и, радушно улыбаясь, сообщил, что забронировал номера в китайском отеле — лучшем в городе. Отель был чистенький и опрятный, правда, несколько спартански обставленный; нам с Джеки посчастливилось попасть в номер рядом с ванной.
Я намеренно говорю «посчастливилось», ибо это соседство позволило мне провести кое-какие научные исследования на тему о чистоплотности китайцев. Стена, отделявшая нашу комнату от ванной, сантиметров на пятнадцать не доходила до потолка, так что мы могли слышать каждое движение и с точностью до капли определить. сколько воды вытесняли из ванны купающиеся. Первые двое ограничились быстрым, но довольно основательным омовением, после чего удалились, весело насвистывая, но третий был человеком другого склада.
Он ворвался в ванную бегом, точно за ним гнались, захлопнул дверь и так энергично щелкал задвижкой, что я испугался, как бы он ее не оторвал. Такого начала было достаточно, чтобы приковать мое внимание, и я продолжал слушать, словно завороженный, сидя на своей кровати. Заперев дверь, он минут пять-шесть не мог отдышаться, будто ждал, что к нему вломятся преследователи. Уж не спасается ли он от какой-нибудь малайской банды?.. А что, если я пойду мыться и увижу его окровавленный труп на вешалке для полотенец?.. В конце концов ему, очевидно, удалось победить страх, потому что дыхательные упражнения прекратились, и он принялся, насколько я мог судить… стегать ванну. Странные звуки доносились через перегородку в нашу комнату — избиваемая ванна гудела, точно соборный колокол. Концерт затянулся, я уж хотел постучать в стену и сказать, что это не лучший способ скрыть свое пребывание от преследующих головорезов, но тут музыка кончилась. Дальше, судя по звукам, он принялся драить пол сухой щеткой; этого занятия ему тоже хватило надолго. Наконец, хорошенько отстегав ванну и надраив пол, он пустил воду. Некоторое время царила полная тишина, если не считать шума воды, и я представил себе, как он стоит, безмолвный, объятый страхом, глядя на наполняющуюся ванну.
Через четверть часа я забеспокоился. Даже самая большая ванна не вместит такого количества воды! Я озабоченно посмотрел на пол возле стены, но не заметил никаких признаков просачивающейся влаги. Может, он утонул? Пустив воду, поскользнулся, упал и теперь лежит в ванне лицом вниз… Пойти и постучаться? Моя тревога за его судьбу несколько умерилась, когда он неожиданно завернул краны и (опять-таки ничего не утверждаю, только предполагаю, так как мог положиться лишь на свой слух) прыгнул в ванну с семиметровой высоты. Нужно было слышать этот гром и плеск! Завороженные мысленным видением того, что происходило у нас за стеной, мы с Джеки сидели на краешке кровати, нервно глотая пиво и ожидая следующего откровения. Оно не заставило себя ждать. Человек-невидимка громко зафыркал, словно водяной буйвол, наслаждающийся жизнью в особенно смачной луже. и начал выбрасывать в воздух каскады воды, которые гулко шлепались обратно в ванну. Я по сей день убежден. что он пользовался кастрюлей или еще каким-нибудь подручным средством, ибо человеческие ладони, даже самые широкие, не способны захватить столько воды. Когда он вошел в ванную, я просто так, для интереса посмотрел на часы. и вот теперь, снова взглянув на них, обнаружил, что прошло полчаса, как он заперся. Стрелки моих часов отмерили еще сорок пять минут, а он все продолжал фыркать, булькать и расплескивать воду.
— Господи, что он там такое творит? — сказала Джеки.
— Наверно, это какой-нибудь особенно рослый китаец, — предположил я.
— Но ведь он не моется, а просто расплескивает воду. Прошло еще полчаса, шум не прекращался.
— Не может он столько мыться, — убежденно произнесла Джеки.
— Но чем-то он занят, — возразил я. — Если ты мне поможешь, мы пододвинем к стене вон тот комод, я влезу на него и погляжу в щелку.
— Этого нельзя делать!
— Почему нельзя? Это же научное исследование. Я напишу для «Ланцета» статью, которая принесет мне богатство и славу.
— Неприлично смотреть в щелку на людей, когда они моются, — твердо сказала Джеки.
— Хочешь, я спою для него несколько строф из «Бурного океана»? — предложил я.
— Нет, — ответила Джеки. — Но я хотела бы знать, чем он там занят.
Не подозревая, какой зловещий интерес вызвала у нас его деятельность, китаец плескался и булькал, словно разбушевавшаяся русалка во хмелю, потом вдруг воцарилось безмолвие.
— Слава Богу, — сказала Джеки, — наконец-то кончил.
— Или же выплеснул всю воду из ванны, — добавил я.
Долго тянулась жуткая тишина, прерываемая лишь глубокими вздохами. Внезапно — мы даже подскочили от неожиданности! — он пустил душ на полную мощь и снова принялся фыркать и булькать.
— Нет, я больше не могу, — не выдержал я. — Сейчас пододвину к стене комод и погляжу. Видит Бог, я и сам не прочь понежиться в ванне, но ты обратила внимание, что он сидит там почти два часа?!
Невзирая на протесты Джеки, я взялся за комод и уже заканчивал передвижку, когда, к моей величайшей досаде, китаец выключил душ, щелкнул задвижкой и с такой поспешностью покинул ванную, будто угадал мои намерения. Я метнулся к двери и рванул ее, рассчитывая хоть одним глазком взглянуть на редкостного водолюба, но в коридоре было пусто.
Это происшествие так на меня подействовало, что все остальные дни, пока мы жили в гостинице, я в перерывах между съемками стерег лестничную площадку, мечтая увидеть неуловимого поборника чистоты. Я даже придвинул к стене комод и водрузил на него стопку книг, но единственным, кого мне удалось рассмотреть в щель под потолком, был моющийся под душем Крис — зрелище до того непривлекательное, что на этом я прекратил свой эксперимент.
В первый же день мы отвезли на черепаший пляж нашего кругленького электрика и генератор. Пляж находился довольно далеко от Дунгуна, по соседству с рыбачьей деревушкой, в которой жили сборщики яиц. Длинную полосу ослепительно белого песка окаймляли пальмы. Сборщики не преминули нам сообщить, что до семи часов черепах не будет, зато после семи они могут появиться в любую минуту. Когда черепаха откладывает яйца, ее ничто не в состоянии отвлечь от этого занятия, вы можете даже потрогать ее руками, но пока она ползет через пляж и роет яму, лучше не пугать ее, не то она поспешит обратно в море и поминай как звали. Отсюда следовало, что мы должны, как только обнаружим черепаху, подкрасться к месту, облюбованному ею для гнезда, и тихонько наладить генератор, а когда начнется кладка яиц, включить свет и снимать. Но пляж был огромный, и заранее не угадаешь, где именно черепаха выйдет из воды, — значит, будь готов к тому, чтобы тащить генератор легкой трусцой с полкилометра, а то и больше. Мы устроили пробный забег, чтобы проверить, как это у нас получится, и я сразу же решил, что слово «переносной» в приложении к этому генератору — величайший эвфемизм, какой я когда-либо слышал. Во-первых, эта махина весила минимум тонну и была снабжена двумя такими крохотными ручками, что за них не ухватиться. Добавьте и тот факт, что с каждым шагом нога по щиколотку уходила в песок, и вы поймете, почему мы очень скоро оказались на грани истерического припадка.
Оставив в деревне электрика с его дьявольским изобретением, мы поехали в Дунгун обедать, а в половине седьмого погрузились со всем своим снаряжением на лендровер и отправились на черепаший пляж. Был чудесный, теплый, безлунный вечер — идеальный с точки зрения черепах. Подъехав к деревне, мы увидели возле дороги прыгающих и возбужденно размахивающих руками старосту, несколько сборщиков яиц и нашего электрика. Выяснилось, что в эту самую минуту в каких-нибудь трехстах метрах ползет по пляжу крупная самка. Невероятная удача! Покряхтывая под тяжестью камер и переносного генератора, мы затрусили следом за сборщиком, которому принадлежала честь открытия. Тяжело дыша, все в поту и в песке (ибо каждый из нас шлепнулся не меньше раза) мы прибыли к месту, где трудилась черепаха.
Я знал, что морские черепахи бывают очень большими, но никак не ожидал увидеть такую громадину. Казалось, на берегу лежит опрокинутая лодка. Голова
— как у крупной собаки; огромные глаза кинозвезды печально глядели в пространство из-под тяжелых век. Задними ластами, поразительно подвижными и похожими на руки, она вырыла в песке яму свыше метра шириной и около полуметра глубиной, затем аккуратно сложила ласты лопаткой и выгребла влажный песок, так что получилось чашевидное углубление для яиц. Вся эта процедура потребовала от черепахи стольких усилий, что она совсем запыхалась. Время от времени она прерывала работу для отдыха, издавая при этом протяжный вздох со всхлипом, так что сердце обливалось кровью. Из глаз ее обильно текла слизь, которая смазывает глазное яблоко, предохраняя его от морской воды, и висящие под каждым глазом длинные струйки вкупе с страдальческими вздохами создавали впечатление, что душа черепахи объята чувством безысходного горя. Очень любопытно выглядел панцирь: цветом и формой он напоминал хорошо смазанное седло, только цепочка маленьких пирамидальных костных выступов в центре нарушала иллюзию.
Черепаха трудилась около получаса, затем, очевидно довольная достигнутым, несколько изменила положение тела, так что ее хвост и задняя часть тела оказались над ямой. Внезапно, без всяких видимых усилий, она начала кладку. Прямо в гнездо упало первое яйцо — белое, поблескивающее в свете ламп, точно огромная жемчужина. После небольшой паузы последовала сразу целая очередь; яйца сыпались, будто здоровенные градины. Большинство было размером с бильярдный шар, но попадались и поменьше — с мячик для игры в пинг-понг, даже с маленький шарик. Не знаю, вылупляется ли что-нибудь из недомерков, во всяком случае, из девяноста с лишним яиц мы насчитали штук десять — пятнадцать деформированных. После кладки черепаха принялась засыпать гнездо песком, работая преимущественно задними ластами и время от времени делая перерывы, чтобы получше утрамбовать песок. Движениями, напоминающими ход косы, черепаха своими широкими «веслами» загребала песок и бросала за спину, где его утаптывали задние ласты. Когда вся яма была заполнена. черепаха накрыла ее своим могучим телом, чтобы окончательно утрамбовать песок. Потом подвинулась примерно на метр вперед и начала как попало швырять песок назад передними ластами. Я поначалу не понял смысл этого маневра. но потом сообразил, что черепаха попросту маскирует гнездо. Ровная, гладкая площадка сразу бросилась бы в глаза, а слой беспорядочно насыпанного песка делал гнездо неотличимым от окружения. Удостоверившись, что все следы уничтожены. черепаха поволокла свое огромное трехметровое тело к воде, Это был трудный и долгий процесс, она ползла около получаса, делая большие перерывы для отдыха, во время которых вздыхала, зевала и выдувала пузыри, и длинные струйки слизи под ее глазами все больше обрастали песчинками. Наконец она достигла воды, и набежавшая волна умыла ее. Несколько минут черепаха лежала, наслаждаясь прикосновением воды, потом заскользила дальше по влажному песку. Волны накатывались на нее и вдруг оторвали от песка. Тотчас она из тяжеленного увальня превратилась в ловкое и быстрое существо. Легла на бок, не без ехидства помахала нам одним ластом на прощание и проворно удалилась.
За первой черепахой последовали другие, и около полуночи, сняв нужные нам кадры, мы возвратились в Дунгун — усталые, но счастливые.
На следующее утро мы вновь приехали на пляж. Теперь нам хотелось посмотреть (и снять), что делается для спасения кожистой черепахи. Речь шла о недавно разработанных мерах, которые впервые испытали в предыдущем сезоне. Руководил операцией сотрудник Министерства рыбного хозяйства, он же был нашим гидом.
Как я уже говорил, у концессионера выкупали по рыночной цене гнезда, затем их осторожно раскапывали и переносили яйца на другой, огороженный участок пляжа. Здесь выкапывали новую яму положенных размеров, клали в нее яйца и тщательно засыпали их песком, стараясь возможно точнее воспроизвести настоящее гнездо. Возле гнезда ставили маленький деревянный крест, на котором записывали дату кладки, количество яиц, а потом и количество вылупившихся черепашат. С этими крестиками, выстроившимися правильными рядами, огороженный участок напоминал военное кладбище лилипутов.
В первом году было выкопано девяносто пять гнезд, что отвечало примерно восьми тысячам яиц; из них вылупилось больше трех тысяч черепашат. Обычно детеныши, вылупившись, выбираются на поверхность и со всех ног бегут через пляж к морю. В силу какой-то загадочной телепатии большинство морских хищников, таких, как акулы и барракуды, угадывают, где можно ожидать появления вкусных черепашат. Они выстраиваются вдоль мелководья, и детенышам надо одолеть этот кровожадный барьер. Многие гибнут, а если еще учесть рвение сборщиков яиц, то будущее кожистой черепахи выглядит довольно мрачно. Чтобы можно было обойти ненасытных акул и барракуд, каждую «могилку» своевременно окружают проволочной сеткой; теперь детеныши, вылупившись, никуда не уйдут. Их собирают в ведра и тазы и вывозят на катере министерства на три — пять километров в море, где выпускают, рассеивая на большой площади. Так у них гораздо больше шансов выжить.
Только что вылупившиеся черепашата не похожи на своих могучих родителей. Они около десяти сантиметров в длину и выглядят очень мило в своем ярком зелено-желтом наряде в мелкую полоску. Никто не знает, какой срок нужен этим полосатым малышам, чтобы достигнуть зрелости, но полагают, что проходит от двадцати до тридцати лет, прежде чем они возвращаются на родной пляж, чтобы вырыть ямы уже для своего потомства.
Пока что меры, принятые малайцами, приносят большой успех, и я надеюсь, что так будет и впредь. Что просторный белый пляж у Рантау всегда будет служить надежными яслями для этих исполинов моря.
ПОДВЕДЕМ ИТОГ
Незаметно и тихо он сгинул, Ведь Ворчун был на деле Мычун.
«Охота Ворчуна»
Вот и завершилось наше путешествие, во время которого мы проехали по трем странам свыше семидесяти тысяч километров и познакомились с десятками интереснейших животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Берег, о котором идет речь, представляет собой пляж километров на восемь — десять; право на сбор черепашьих яиц принадлежало одному местному жителю и приносило ему изрядный доход, так как яйца эти считаются деликатесом. Увы, подобно большинству людей, концессионер думал только о прибыли, ему было невдомек, что постепенно, из года в год, он изводит черепах, откладывающих золотые яйца. Тут-то и вмешалось правительство совместно с Малайским обществом естествоиспытателей. Было решено ежегодно закупать определенное количество гнезд по рыночной цене; яйца собирали, выводили черепашат и выпускали на волю. Таким образом, был соблюден обоюдный интерес: спасена кожистая черепаха и обеспечена семья концессионера. На бумаге подобное решение выглядело чрезвычайно дельным и прогрессивным, но я знал по горькому опыту, что самые замечательные постановления об охране животных на деле чаще всего терпят провал.
Приободренные видом яиц, мы поспешили завершить последний этап нашего путешествия и прибыли в маленький аккуратный городок Дунгун. Из книг и статей мы знали, что для съемки понадобится освещение, так как черепахи выходят на берег только по ночам. Наладить освещение для съемок на пляже в пятидесяти — шестидесяти километрах от ближайшего источника электроэнергии довольно сложно, но эту проблему для нас любезно разрешило Министерство сельского хозяйства Малайи, прислав в Дунгун электрика и переносной генератор. Электрик, кругленький коротыш, встретил нас и, радушно улыбаясь, сообщил, что забронировал номера в китайском отеле — лучшем в городе. Отель был чистенький и опрятный, правда, несколько спартански обставленный; нам с Джеки посчастливилось попасть в номер рядом с ванной.
Я намеренно говорю «посчастливилось», ибо это соседство позволило мне провести кое-какие научные исследования на тему о чистоплотности китайцев. Стена, отделявшая нашу комнату от ванной, сантиметров на пятнадцать не доходила до потолка, так что мы могли слышать каждое движение и с точностью до капли определить. сколько воды вытесняли из ванны купающиеся. Первые двое ограничились быстрым, но довольно основательным омовением, после чего удалились, весело насвистывая, но третий был человеком другого склада.
Он ворвался в ванную бегом, точно за ним гнались, захлопнул дверь и так энергично щелкал задвижкой, что я испугался, как бы он ее не оторвал. Такого начала было достаточно, чтобы приковать мое внимание, и я продолжал слушать, словно завороженный, сидя на своей кровати. Заперев дверь, он минут пять-шесть не мог отдышаться, будто ждал, что к нему вломятся преследователи. Уж не спасается ли он от какой-нибудь малайской банды?.. А что, если я пойду мыться и увижу его окровавленный труп на вешалке для полотенец?.. В конце концов ему, очевидно, удалось победить страх, потому что дыхательные упражнения прекратились, и он принялся, насколько я мог судить… стегать ванну. Странные звуки доносились через перегородку в нашу комнату — избиваемая ванна гудела, точно соборный колокол. Концерт затянулся, я уж хотел постучать в стену и сказать, что это не лучший способ скрыть свое пребывание от преследующих головорезов, но тут музыка кончилась. Дальше, судя по звукам, он принялся драить пол сухой щеткой; этого занятия ему тоже хватило надолго. Наконец, хорошенько отстегав ванну и надраив пол, он пустил воду. Некоторое время царила полная тишина, если не считать шума воды, и я представил себе, как он стоит, безмолвный, объятый страхом, глядя на наполняющуюся ванну.
Через четверть часа я забеспокоился. Даже самая большая ванна не вместит такого количества воды! Я озабоченно посмотрел на пол возле стены, но не заметил никаких признаков просачивающейся влаги. Может, он утонул? Пустив воду, поскользнулся, упал и теперь лежит в ванне лицом вниз… Пойти и постучаться? Моя тревога за его судьбу несколько умерилась, когда он неожиданно завернул краны и (опять-таки ничего не утверждаю, только предполагаю, так как мог положиться лишь на свой слух) прыгнул в ванну с семиметровой высоты. Нужно было слышать этот гром и плеск! Завороженные мысленным видением того, что происходило у нас за стеной, мы с Джеки сидели на краешке кровати, нервно глотая пиво и ожидая следующего откровения. Оно не заставило себя ждать. Человек-невидимка громко зафыркал, словно водяной буйвол, наслаждающийся жизнью в особенно смачной луже. и начал выбрасывать в воздух каскады воды, которые гулко шлепались обратно в ванну. Я по сей день убежден. что он пользовался кастрюлей или еще каким-нибудь подручным средством, ибо человеческие ладони, даже самые широкие, не способны захватить столько воды. Когда он вошел в ванную, я просто так, для интереса посмотрел на часы. и вот теперь, снова взглянув на них, обнаружил, что прошло полчаса, как он заперся. Стрелки моих часов отмерили еще сорок пять минут, а он все продолжал фыркать, булькать и расплескивать воду.
— Господи, что он там такое творит? — сказала Джеки.
— Наверно, это какой-нибудь особенно рослый китаец, — предположил я.
— Но ведь он не моется, а просто расплескивает воду. Прошло еще полчаса, шум не прекращался.
— Не может он столько мыться, — убежденно произнесла Джеки.
— Но чем-то он занят, — возразил я. — Если ты мне поможешь, мы пододвинем к стене вон тот комод, я влезу на него и погляжу в щелку.
— Этого нельзя делать!
— Почему нельзя? Это же научное исследование. Я напишу для «Ланцета» статью, которая принесет мне богатство и славу.
— Неприлично смотреть в щелку на людей, когда они моются, — твердо сказала Джеки.
— Хочешь, я спою для него несколько строф из «Бурного океана»? — предложил я.
— Нет, — ответила Джеки. — Но я хотела бы знать, чем он там занят.
Не подозревая, какой зловещий интерес вызвала у нас его деятельность, китаец плескался и булькал, словно разбушевавшаяся русалка во хмелю, потом вдруг воцарилось безмолвие.
— Слава Богу, — сказала Джеки, — наконец-то кончил.
— Или же выплеснул всю воду из ванны, — добавил я.
Долго тянулась жуткая тишина, прерываемая лишь глубокими вздохами. Внезапно — мы даже подскочили от неожиданности! — он пустил душ на полную мощь и снова принялся фыркать и булькать.
— Нет, я больше не могу, — не выдержал я. — Сейчас пододвину к стене комод и погляжу. Видит Бог, я и сам не прочь понежиться в ванне, но ты обратила внимание, что он сидит там почти два часа?!
Невзирая на протесты Джеки, я взялся за комод и уже заканчивал передвижку, когда, к моей величайшей досаде, китаец выключил душ, щелкнул задвижкой и с такой поспешностью покинул ванную, будто угадал мои намерения. Я метнулся к двери и рванул ее, рассчитывая хоть одним глазком взглянуть на редкостного водолюба, но в коридоре было пусто.
Это происшествие так на меня подействовало, что все остальные дни, пока мы жили в гостинице, я в перерывах между съемками стерег лестничную площадку, мечтая увидеть неуловимого поборника чистоты. Я даже придвинул к стене комод и водрузил на него стопку книг, но единственным, кого мне удалось рассмотреть в щель под потолком, был моющийся под душем Крис — зрелище до того непривлекательное, что на этом я прекратил свой эксперимент.
В первый же день мы отвезли на черепаший пляж нашего кругленького электрика и генератор. Пляж находился довольно далеко от Дунгуна, по соседству с рыбачьей деревушкой, в которой жили сборщики яиц. Длинную полосу ослепительно белого песка окаймляли пальмы. Сборщики не преминули нам сообщить, что до семи часов черепах не будет, зато после семи они могут появиться в любую минуту. Когда черепаха откладывает яйца, ее ничто не в состоянии отвлечь от этого занятия, вы можете даже потрогать ее руками, но пока она ползет через пляж и роет яму, лучше не пугать ее, не то она поспешит обратно в море и поминай как звали. Отсюда следовало, что мы должны, как только обнаружим черепаху, подкрасться к месту, облюбованному ею для гнезда, и тихонько наладить генератор, а когда начнется кладка яиц, включить свет и снимать. Но пляж был огромный, и заранее не угадаешь, где именно черепаха выйдет из воды, — значит, будь готов к тому, чтобы тащить генератор легкой трусцой с полкилометра, а то и больше. Мы устроили пробный забег, чтобы проверить, как это у нас получится, и я сразу же решил, что слово «переносной» в приложении к этому генератору — величайший эвфемизм, какой я когда-либо слышал. Во-первых, эта махина весила минимум тонну и была снабжена двумя такими крохотными ручками, что за них не ухватиться. Добавьте и тот факт, что с каждым шагом нога по щиколотку уходила в песок, и вы поймете, почему мы очень скоро оказались на грани истерического припадка.
Оставив в деревне электрика с его дьявольским изобретением, мы поехали в Дунгун обедать, а в половине седьмого погрузились со всем своим снаряжением на лендровер и отправились на черепаший пляж. Был чудесный, теплый, безлунный вечер — идеальный с точки зрения черепах. Подъехав к деревне, мы увидели возле дороги прыгающих и возбужденно размахивающих руками старосту, несколько сборщиков яиц и нашего электрика. Выяснилось, что в эту самую минуту в каких-нибудь трехстах метрах ползет по пляжу крупная самка. Невероятная удача! Покряхтывая под тяжестью камер и переносного генератора, мы затрусили следом за сборщиком, которому принадлежала честь открытия. Тяжело дыша, все в поту и в песке (ибо каждый из нас шлепнулся не меньше раза) мы прибыли к месту, где трудилась черепаха.
Я знал, что морские черепахи бывают очень большими, но никак не ожидал увидеть такую громадину. Казалось, на берегу лежит опрокинутая лодка. Голова
— как у крупной собаки; огромные глаза кинозвезды печально глядели в пространство из-под тяжелых век. Задними ластами, поразительно подвижными и похожими на руки, она вырыла в песке яму свыше метра шириной и около полуметра глубиной, затем аккуратно сложила ласты лопаткой и выгребла влажный песок, так что получилось чашевидное углубление для яиц. Вся эта процедура потребовала от черепахи стольких усилий, что она совсем запыхалась. Время от времени она прерывала работу для отдыха, издавая при этом протяжный вздох со всхлипом, так что сердце обливалось кровью. Из глаз ее обильно текла слизь, которая смазывает глазное яблоко, предохраняя его от морской воды, и висящие под каждым глазом длинные струйки вкупе с страдальческими вздохами создавали впечатление, что душа черепахи объята чувством безысходного горя. Очень любопытно выглядел панцирь: цветом и формой он напоминал хорошо смазанное седло, только цепочка маленьких пирамидальных костных выступов в центре нарушала иллюзию.
Черепаха трудилась около получаса, затем, очевидно довольная достигнутым, несколько изменила положение тела, так что ее хвост и задняя часть тела оказались над ямой. Внезапно, без всяких видимых усилий, она начала кладку. Прямо в гнездо упало первое яйцо — белое, поблескивающее в свете ламп, точно огромная жемчужина. После небольшой паузы последовала сразу целая очередь; яйца сыпались, будто здоровенные градины. Большинство было размером с бильярдный шар, но попадались и поменьше — с мячик для игры в пинг-понг, даже с маленький шарик. Не знаю, вылупляется ли что-нибудь из недомерков, во всяком случае, из девяноста с лишним яиц мы насчитали штук десять — пятнадцать деформированных. После кладки черепаха принялась засыпать гнездо песком, работая преимущественно задними ластами и время от времени делая перерывы, чтобы получше утрамбовать песок. Движениями, напоминающими ход косы, черепаха своими широкими «веслами» загребала песок и бросала за спину, где его утаптывали задние ласты. Когда вся яма была заполнена. черепаха накрыла ее своим могучим телом, чтобы окончательно утрамбовать песок. Потом подвинулась примерно на метр вперед и начала как попало швырять песок назад передними ластами. Я поначалу не понял смысл этого маневра. но потом сообразил, что черепаха попросту маскирует гнездо. Ровная, гладкая площадка сразу бросилась бы в глаза, а слой беспорядочно насыпанного песка делал гнездо неотличимым от окружения. Удостоверившись, что все следы уничтожены. черепаха поволокла свое огромное трехметровое тело к воде, Это был трудный и долгий процесс, она ползла около получаса, делая большие перерывы для отдыха, во время которых вздыхала, зевала и выдувала пузыри, и длинные струйки слизи под ее глазами все больше обрастали песчинками. Наконец она достигла воды, и набежавшая волна умыла ее. Несколько минут черепаха лежала, наслаждаясь прикосновением воды, потом заскользила дальше по влажному песку. Волны накатывались на нее и вдруг оторвали от песка. Тотчас она из тяжеленного увальня превратилась в ловкое и быстрое существо. Легла на бок, не без ехидства помахала нам одним ластом на прощание и проворно удалилась.
За первой черепахой последовали другие, и около полуночи, сняв нужные нам кадры, мы возвратились в Дунгун — усталые, но счастливые.
На следующее утро мы вновь приехали на пляж. Теперь нам хотелось посмотреть (и снять), что делается для спасения кожистой черепахи. Речь шла о недавно разработанных мерах, которые впервые испытали в предыдущем сезоне. Руководил операцией сотрудник Министерства рыбного хозяйства, он же был нашим гидом.
Как я уже говорил, у концессионера выкупали по рыночной цене гнезда, затем их осторожно раскапывали и переносили яйца на другой, огороженный участок пляжа. Здесь выкапывали новую яму положенных размеров, клали в нее яйца и тщательно засыпали их песком, стараясь возможно точнее воспроизвести настоящее гнездо. Возле гнезда ставили маленький деревянный крест, на котором записывали дату кладки, количество яиц, а потом и количество вылупившихся черепашат. С этими крестиками, выстроившимися правильными рядами, огороженный участок напоминал военное кладбище лилипутов.
В первом году было выкопано девяносто пять гнезд, что отвечало примерно восьми тысячам яиц; из них вылупилось больше трех тысяч черепашат. Обычно детеныши, вылупившись, выбираются на поверхность и со всех ног бегут через пляж к морю. В силу какой-то загадочной телепатии большинство морских хищников, таких, как акулы и барракуды, угадывают, где можно ожидать появления вкусных черепашат. Они выстраиваются вдоль мелководья, и детенышам надо одолеть этот кровожадный барьер. Многие гибнут, а если еще учесть рвение сборщиков яиц, то будущее кожистой черепахи выглядит довольно мрачно. Чтобы можно было обойти ненасытных акул и барракуд, каждую «могилку» своевременно окружают проволочной сеткой; теперь детеныши, вылупившись, никуда не уйдут. Их собирают в ведра и тазы и вывозят на катере министерства на три — пять километров в море, где выпускают, рассеивая на большой площади. Так у них гораздо больше шансов выжить.
Только что вылупившиеся черепашата не похожи на своих могучих родителей. Они около десяти сантиметров в длину и выглядят очень мило в своем ярком зелено-желтом наряде в мелкую полоску. Никто не знает, какой срок нужен этим полосатым малышам, чтобы достигнуть зрелости, но полагают, что проходит от двадцати до тридцати лет, прежде чем они возвращаются на родной пляж, чтобы вырыть ямы уже для своего потомства.
Пока что меры, принятые малайцами, приносят большой успех, и я надеюсь, что так будет и впредь. Что просторный белый пляж у Рантау всегда будет служить надежными яслями для этих исполинов моря.
ПОДВЕДЕМ ИТОГ
Незаметно и тихо он сгинул, Ведь Ворчун был на деле Мычун.
«Охота Ворчуна»
Вот и завершилось наше путешествие, во время которого мы проехали по трем странам свыше семидесяти тысяч километров и познакомились с десятками интереснейших животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21