Когда она сказала, что шеф ушел с обеда, Хэзлтон весело ответил, что тот ещё вернется и попросил разрешения подождать в его кабинете.
Там они обнаружили множество корреспонденции о продаже домов, но никакого сейфа или запертых ящиков, ничего, хоть как-то связанного с преступлениями, пока, наконец, Плендер, извлекавший из шкафа подшивки "Бюллетеня торговли недвижимостью", не заметил, что на трех из них совсем не было пыли. За ними он обнаружил томик, переплетенный в тонкую синюю кожу, которая когда-то шла на подписные издания классиков.
Едва раскрыв, он передал его Хэзлтону.
Понедельник, восемнадцать тридцать.
- Включите свет, - сказал Полинг.
Дождь перестал, но темные тучи на горизонте сулили бурю. Брилл включил свет. Полинг дочитал синий томик, отложил его и вздохнул.
- Он псих, - сказал Хэзлтон. - Совершенно ненормальный.
- Когда вы заходили к нему, он показался вам нормальным.
- А что это за тип, о котором он пишет все время, этот Ницше?
- Немецкий философ, - воодушевленно пояснил Полинг, сомкнув длинные холеные пальцы. - Как здорово, правда? Теперь все ясно, последний кусочек головоломки встал на место. В этом случае им оказалось известие, что Дарлинг в свое время был контрагентом по Дому Плантатора. Кто знает, куда спрятать труп, кто знает, который дом необитаем? Агент по торговле недвижимостью. Этим объясняется и использование пишущей машинки Вэйна. Дарлинг заметил её в "Плюще" и воспользовался этим. Потом, когда они с Браун убили француженку, зарыл тело в подвале.
Плендер, кашлянув, перебил его:
- Убили её не в "Плюще".
Хэзлтон неторопливо заерзал.
- Пора уже ехать за ним.
Полинг любезно улыбнулся.
- Потерпите. Займет это не более пяти минут, а дело того стоит. Значит, Браун перепугалась, уехала, потом вернулась, и Дарлинг делает её редактором порнографического журнала. Мы ничего о нем не знаем, разве что основал он его из-за денег, а потом использовал для поиска жертв. Она перекрашивает волосы, прихорашивается, надевает очки с простыми стеклами, и вот она - Альберта Норман. Уже отведала крови и жаждет еще.
Пальцы Полинга, коснувшись мягкой кожи, на миг замерли на ней.
- Вы заметили, что она из заурядной сообщницы превратилась в доминирующую фигуру, так что он даже взбунтовался. Второе убийство они совершают в пустующем Доме Плантатора, труп оставляют там.
Вдалеке прогремел гром. Небо расколола молния. Полинг продолжал:
- Третье убийство, Уилберфорс. Труп обнаружен в пруду на Бэчстед Фарм, но убили девушку не там. Вижу, Хэзлтон, вам не терпится, но я перехожу к самому важному. Первое и третье убийство они совершили в таком месте, где не могли оставить труп. Второе, по неизвестной причине, - в другом месте. Если бы нам удалось найти, где они совершили два убийства, чувствую, мы нашли бы и Альберту Норман. И его, разумеется, тоже. Есть какие-нибудь идеи? - Он с усмешкой окинул их взглядом.
"Теории этот старый черт силен придумывать, нужно отдать ему должное", - подумал Плендер.
- В учетных книгах Дарлинга числится немало пустующих домов, я в этом не сомневаюсь. Пожалуй, стоит сделать список. Живет он с сестрой, поэтому, видимо, его собственный дом отпадает. В чем дело, Хэзлтон?
- Сарай. У него дома - большой сарай. Сестра его глуха. И ни она бы не услышала, ни соседи.
Брилл подумал, что время и ему кое-что сказать.
- Если в ту ночь, когда убили Олбрайт, в его доме что-то происходило, то ему пришлось отвезти девушку в другое место.
Полинг, улыбнувшись, кивнул, словно учитель, довольный учеником:
- Верно.
Хэзлтон почесал подбородок.
- В субботу вечером он предлагал мне осмотреть сарай.
Полинг удовлетворенно усмехнулся:
- Да, он таков. Вот если бы вы сами захотели осмотреть сарай, тогда бы он нашел причину отказать. Поехали.
Брилл вызвал машины. Хэзлтон чувствовал, что слишком долго терпит командование Полинга. Тот уже совсем забыл, что только несколько часов назад решил арестовать Вэйна.
- А как насчет Вэйна?
- А он-то тут при чем?
- Что у него было со всем этим общего?
- Ничего. Он сделал глупость, попытавшись избавиться от трупа. Ему не повезло, и только.
ГЛАВА XXIX
БОННИ, ДРАКУЛА, ФРИДРИХ
Повсюду, всюду она видела кровь. Багровые портьеры походили на засохшую кровь, но на вкус оказались просто солеными. Книги в стеллаже переплетены были в кровавую красную кожу, стоило провести по ним пальцем, и у неё аж слюнки текли. Красное сукно на столе, казалось, пропиталось кровью, кровь была и в турецком, ковре на полу, и в абажурах, и в обивке кресел.
Была там и настоящая кровь. Деревянный крест у одной из стен был в кровавых пятнах, длинные кровавые потеки покрывали пол внизу, грубый рисунок гениталий сзади на стене сделан был пальцем, смоченным в кровь. Все там было кровавым и все её возбуждало. Тоже было и тогда, когда Бонни и Клайда настигли у лагеря "Красная корона". "Не сдались, пока не умерли", написала тогда кровью Бонни. И она не сдастся.
Были времена, когда все было по-другому, времена, когда она была другим человеком. Библию читала с верой и экстазом. Там описывались истории, которые заставляли её дрожать от ужаса и наслаждения, и другие, о святых людях с незапятнанной душой. Помнит, что, когда спрашивали, кем она хочет быть, отвечала: "Хочу быть святой". И люди смеялись, ибо не понимали. Потом она была уже не святой, а грешницей. А потом познакомилась с Дракулой, и Джоан Браун стала Бертой Норман. Теперь она кровавая, и никто уже не смеется. И это кровавое существо теперь в западне. Бонни в западне с Дракулой, как та, другая Бонни, была с Клайдом.
А Дракула, как и Клайд, - слабак. И не только в сексе, но во всем. Он сидит теперь за письменным столом, втянув голову в узкие плечи как спящая птица, и смотрит сквозь мелкий переплет на озаряемые молнией мрачные тучи.
Она тут уже три дня. Он приносит еду, а когда сестра ложится спать, водит в дом, чтобы помыться, но почти не разговаривает с ней, а отдельные слова кажутся безумным бредом. Когда Бонни и Клайд нарывались на неприятности, то тут же перебирались в другое место, она ждала, что так же поступят и они. Если Джоан Браун превратилась в Берту Норман, то и та могла в кого-то превратиться. И Дракула мог легко стать кем-то еще. Денег у них было сколько угодно.
Но он не воспринимал её доводы, казалось, вовсе её не слушал. Все твердил о каком-то Фридрихе и о перемене, в нем происходящей. Вначале она восторженно слушала его выспренние речи. Была испугана тем, что они совершили, как бывала испугана в детстве, когда истязала собак и кошек, но теперь она уже не боялась. Но знала, что без него она будет чувствовать себя ущербной, что станет опять заурядной женщиной. Этого не должно случиться.
"Не сдались, пока не умерли", - процитировала она, но он даже не взглянул в её сторону.
Тогда она начала оскорблять его, кричать, осыпать грубыми словами, разделась донага и дразнила его, потом снова оделась, ничего не добившись, и пыталась вырвать у него ответ, что же делать. Даже угрожала вороненым револьвером, спрятанным под подушкой дивана, на котором спала, приставляла к виску себе и ему, говорила "бум-бум" и падала на пол, корчась в агонии. Он не замечал. В этот мрачный день он вернулся из своей конторы, где она работала секретарем после их знакомства на выставке, с несколькими сэндвичами. Это оказалось очень кстати. Утром, уходя, пообещал, что, вернувшись, скажет, что же делать. Но теперь уже больше часа сидел и следил, как темнеет, слушал гром и шум дождя и не сказал даже пары слов.
Гроза миновала, только дождь все лил как из ведра. Подойдя к нему, она тоже уставилась в окно.
- Уйди. Ты мне противна.
- А ты мне. - Она включила свет. - Не хочешь обсудить, что будем делать?
- Нет.
- Я уезжаю. Одна. - Она знала, что никогда этого не сделает.
Теперь, наконец, обернувшись, он посмотрел на неё и обычным своим тихим и ровным голосом сказал:
- Меня вообще не интересует, что ты собираешься делать.
Сквозь мокрые стекла стали видны огни машин у ворот. Он вздохнул.
- Что это?
- Начало моей новой жизни.
- Это полиция, черт побери! - Она ясно увидела ту последнюю западню предавшего друга, Бонни и Клайда, что отстреливались до конца. Бонни как раз потянулась за пистолетом, когда полицейский её застрелил.
- Пойдем зададим им жару! - сжала она вороненый револьвер.
Полинг и Хэзлтон сидели в одной машине, Брилл и Плендер - в другой. Первая машина въехала во двор, вторая осталась у ворот.
- Вы знакомы с Дарлингом и его сестрой, вам и начинать, - сказал Полинг, и Хэзлтон благодарно кивнул. Суперинтендант шагнул из машины прямо в лужу и выругался. Не любил он такие операции, но считал своим долгом присутствовать. Попытался найти сэра Фелтона, но тот, к счастью, ещё не вернулся с выставки лошадей.
Хэзлтон был готов к тому, что дверь откроет Изабель Дарлинг, но не к её сердечной улыбке.
- Инспектор! Вы пришли взглянуть на мои сальвии! К несчастью, вы выбрали неудачное время. Но вы входите, и приятель ваш тоже, а то промокнете.
В сарае был виден свет, но Плендер с Бриллом оставались на страже, а Дарлинг мог находиться и в доме. Сестра его усадила их в чистенькой гостиной, присела сама и опять улыбнулась.
- Я знаю, вы хотите поговорить с Джонатаном, насчет сальвий я только пошутила. Полагаю, речь снова идет о том ужасном происшествии.
- Верно.
- Он в своем кабинете, и не любит, когда ему мешают. Я не могу вам помочь?
- В кабинете? Вы имеете в виду, в сарае?
- Да. Он любит там работать, знаете. Я никогда его там её беспокою, даже чай не ношу. Это его святыня.
Хэзлтон уже встал и начал раскланиваться, когда заговорил Полинп
- Кое в чем вы нам можете помочь, мисс Дарлинг. Уточнить одну дату. Вы, случайно, не ведете дневник?
Вопрос ему пришлось повторить. Женщина слегка покраснела.
- Откуда вы знаете, суперинтендант? Вы же суперинтендант, не так ли? Я веду его с пятнадцати лет. Начала в трагичный год - год, когда погиб брат Клейтон. Сорвался с утеса, помогая Джонатану взобраться наверх. Родители обвинили Джонатана и надолго отослали его в Ковентри. Мне это казалось несправедливым, я посвятила этому множество страниц...
- Нас интересует один день в этом году. Понедельник, двадцатое июня. Хотелось бы знать, не произошло ли в этот день что-то необычное.
- Сейчас я вам скажу. - Она вышла. Хэзлтон поежился. Тоже мне, "вам и начинать", а потом берет все на себя.
Плендер и Брилл подошли к дому. Стоя за машиной начальства, разглядывали сарай. Свет там горел, но ничего видно не было. Они стояли молча, наблюдали за сараем и мокли.
Прежде чем он сумел понять, что происходит, Бонни кинулась к дверям и повернула в замке ключ.
- Дай мне его.
Она уронила ключ за вырез платья.
- Силой ты его забрать не захочешь, я знаю. Он замер, глядя на нее.
- Это лишнее. От действительности не спрячешься.
Она замахала револьвером.
- Еще увидим. Никаким вонючим полицейским Бонни не взять, можешь мне поверить.
Дневник, переплетенный в зеленый сафьян, открывался ключиком, который старая дама носила на цепочке на шее. Когда она его раскрыла, Полинг увидел листы, густо исписанные округлым женским почерком. Интересно, что она туда записывала.
- Понедельник, двадцатое июня. - Прочитав запись, она посмотрела на них: - К сожалению, ничего интересного для вас. О Джонатане ни слова.
- Он был в отъезде?
- Ах да, точно. Знаете, в тот вечер у нас был церковный кружок...
- Церковный кружок?
- Да, а что?
Чувствуя себя дураком, он громко повторил:
- Церковный кружок, да?
- Конечно. Мы собираемся каждый третий понедельник месяца. На беседу за чашкой чаю с пирожными. Джонатан всегда уезжает. К сожалению, он неверующий.
Полинг с Хэзлтоном переглянулись. Вот почему Луизу Олбрайт не привезли в сарай. Изабель была глуха, но не другие члены кружка... Теория подтверждалась. Хэзлтон снова встал, на этот раз встал и Полинг. Изабель удивленно уставилась на них:
- У нас была весьма полезная беседа о молодежной преступности, мы сравнивали, как она возникает среди тех, кто ходит в церковь, и тех...
- Благодарю вас, мисс Дарлинг, - сказал Хэзлтон. Теперь нам нужно поговорить с вашим братом.
Изабель сидела, сложив руки на зеленом сафьяне. Что она знала, о чем догадывалась?
Хэзлтон взял командование на себя. Двое сержантов с двумя детективами стояли у машин.
- Он в сарае. Очевидно, и женщина тоже. Брилл, вы со мной. Смит и Веси - к воротам. На тот случай, если попытаются уйти через другой выход. Плендер, останьтесь здесь.
От машин до сарая - двадцать метров. Хэзлтон и Брилл прошли половину, когда открылось одно из освещенных окон. Раздался выстрел, потом ещё два. Брилл, вскрикнув, упал. Хэзлтон отскочил в сторону, из зоны обстрела. Брилл застонал. Прежде чем Полинг распорядился, Плендер метнулся к Бриллу, пригнувшись к самой земле, и потащил его в укрытие за машину. От ворот ему на помощь кинулся Смит. Полинг махнул Хэзлтону, чтоб тот вернулся, и старший инспектор помчался к ним.
Пока тащили Брилла, раздались ещё два выстрела.
- Попали в ногу, - поморщившись, сказал Брилл Плендеру. - Спасибо, друг. Хорошо еще, что я не в парадной форме, раз ты меня так волочешь по грязи.
- Давайте его в машину. - Хэзлтон, оторвав штанину, осушил кровоточащую рану платком. - Сквозная рана, переживете. - Повернулся к Полингу. - Вопрос в том, что будем делать с этим мерзавцем.
Из сарая донесся голос, полувскрик, полустон, и снова выстрел, и тишина.
- Можно обойти их сзади, держась за стеной, и попытаться выбить двери, - предложил Плендер.
- Мне не нужны ещё раненые, - возразил Полинг. - Двери могут быть заперты.
- Шесть выстрелов, - Хэзлтон стряхнул с носа каплю. - Перезаряжает. Или патроны кончились.
Они постояли ещё немного. Из сарая не доносилось ни звука. Полинг чувствовал, как его пронизывает сырость, несмотря на то, что плащ ему продали как непромокаемый. Хэзлтон и Плендер смотрели на него. Нужно было на что-то решаться.
- Ладно. Вы, Хэзлтон, со Смитом и Веси, заходите слева. Плендер, мы с вами пойдем справа. Встретимся у двери. Бели заперты, выломаем. Если начнут стрелять, отступайте в укрытие. Десять секунд. - Он достал часы. - Пошли.
Полинг и Плендер были отличной мишенью, пока бежали к правому углу сарая, но никто не стрелял. Двое других были прикрыты лучше и добрались к дверям первыми. Хэзлтон, подергав ручку, сказал:
- Выбиваем!
Отступив шагов на пять, дружно кинулись на дверь. Та затрещала и вылетела. Все ввалились внутрь.
Сарай был переоборудован в уютный кабинет с ковром, удобным диваном, двумя креслами и несколькими книжными полками. На стенах - кадры из фильмов. На одном вурдалаку забивали осиновый кол в сердце, на других нетопырь с человеческой головой наклонялся над женщиной, собираясь впиться ей в горло. Ведьма превращалась в живую женщину, "железная дева" сжимала в объятиях умирающую девушку, обнаженный мужчина висел вниз головой, а другой пытался вырезать ему сердце.
А посредине висел в большой раме портрет мужчины с пышными усами и безвольным подбородком. Никто из полицейских не узнал в нем Фридриха Вильгельма Ницше.
На картины они не смотрели. Все уставились на противоположную стену. Там прибит был грубо тесанный деревянный крест. Светлое дерево - все в багровых пятнах. Над ним - грубый рисунок мужских гениталий, намалеванный пальцем, все той же багровой краской. Под крестом - табурет.
- Их ставили на табурет с петлей на шее и привязывали к кресту, сказал Полинг. - А когда позабавились и насытились, табурет выбивали.
Плендер наклонился к телу, лежавшему под крестом. Коренастая женщина с кучерявыми золотистыми волосами, черными у корней. Пулевая рана в её виске слабо кровоточила. Пухлая рука ещё сжимала револьвер. Плендер выпрямился.
- Джоан Браун.
Хэзлтон уже повернулся в другой конец комнаты, следом за ним остальные.
До того Дарлинг сидел в одном из кресел, но теперь встал и двинулся к полицейским. На нем был безупречно отглаженный серый костюм с неброским темно-синим галстуком. Выглядел он так же выдержанно, как всегда. Только на губах поигрывала нервная и вместе с тем довольная улыбка.
Хэзлтон откашлялся:
- Джонатан Дарлинг, вы арестованы...
Дарлинг повернулся к портрету на стене и величественно воздел руку. Голос звучал тихо, сдержанно и гладко, как всегда:
- Именуюсь я Ницше Цезарь, - сказал он. - Я осуществил в своем лице Переоценку Всех Ценностей. Отпускаю вам грехи ваши - отныне и во веки веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Там они обнаружили множество корреспонденции о продаже домов, но никакого сейфа или запертых ящиков, ничего, хоть как-то связанного с преступлениями, пока, наконец, Плендер, извлекавший из шкафа подшивки "Бюллетеня торговли недвижимостью", не заметил, что на трех из них совсем не было пыли. За ними он обнаружил томик, переплетенный в тонкую синюю кожу, которая когда-то шла на подписные издания классиков.
Едва раскрыв, он передал его Хэзлтону.
Понедельник, восемнадцать тридцать.
- Включите свет, - сказал Полинг.
Дождь перестал, но темные тучи на горизонте сулили бурю. Брилл включил свет. Полинг дочитал синий томик, отложил его и вздохнул.
- Он псих, - сказал Хэзлтон. - Совершенно ненормальный.
- Когда вы заходили к нему, он показался вам нормальным.
- А что это за тип, о котором он пишет все время, этот Ницше?
- Немецкий философ, - воодушевленно пояснил Полинг, сомкнув длинные холеные пальцы. - Как здорово, правда? Теперь все ясно, последний кусочек головоломки встал на место. В этом случае им оказалось известие, что Дарлинг в свое время был контрагентом по Дому Плантатора. Кто знает, куда спрятать труп, кто знает, который дом необитаем? Агент по торговле недвижимостью. Этим объясняется и использование пишущей машинки Вэйна. Дарлинг заметил её в "Плюще" и воспользовался этим. Потом, когда они с Браун убили француженку, зарыл тело в подвале.
Плендер, кашлянув, перебил его:
- Убили её не в "Плюще".
Хэзлтон неторопливо заерзал.
- Пора уже ехать за ним.
Полинг любезно улыбнулся.
- Потерпите. Займет это не более пяти минут, а дело того стоит. Значит, Браун перепугалась, уехала, потом вернулась, и Дарлинг делает её редактором порнографического журнала. Мы ничего о нем не знаем, разве что основал он его из-за денег, а потом использовал для поиска жертв. Она перекрашивает волосы, прихорашивается, надевает очки с простыми стеклами, и вот она - Альберта Норман. Уже отведала крови и жаждет еще.
Пальцы Полинга, коснувшись мягкой кожи, на миг замерли на ней.
- Вы заметили, что она из заурядной сообщницы превратилась в доминирующую фигуру, так что он даже взбунтовался. Второе убийство они совершают в пустующем Доме Плантатора, труп оставляют там.
Вдалеке прогремел гром. Небо расколола молния. Полинг продолжал:
- Третье убийство, Уилберфорс. Труп обнаружен в пруду на Бэчстед Фарм, но убили девушку не там. Вижу, Хэзлтон, вам не терпится, но я перехожу к самому важному. Первое и третье убийство они совершили в таком месте, где не могли оставить труп. Второе, по неизвестной причине, - в другом месте. Если бы нам удалось найти, где они совершили два убийства, чувствую, мы нашли бы и Альберту Норман. И его, разумеется, тоже. Есть какие-нибудь идеи? - Он с усмешкой окинул их взглядом.
"Теории этот старый черт силен придумывать, нужно отдать ему должное", - подумал Плендер.
- В учетных книгах Дарлинга числится немало пустующих домов, я в этом не сомневаюсь. Пожалуй, стоит сделать список. Живет он с сестрой, поэтому, видимо, его собственный дом отпадает. В чем дело, Хэзлтон?
- Сарай. У него дома - большой сарай. Сестра его глуха. И ни она бы не услышала, ни соседи.
Брилл подумал, что время и ему кое-что сказать.
- Если в ту ночь, когда убили Олбрайт, в его доме что-то происходило, то ему пришлось отвезти девушку в другое место.
Полинг, улыбнувшись, кивнул, словно учитель, довольный учеником:
- Верно.
Хэзлтон почесал подбородок.
- В субботу вечером он предлагал мне осмотреть сарай.
Полинг удовлетворенно усмехнулся:
- Да, он таков. Вот если бы вы сами захотели осмотреть сарай, тогда бы он нашел причину отказать. Поехали.
Брилл вызвал машины. Хэзлтон чувствовал, что слишком долго терпит командование Полинга. Тот уже совсем забыл, что только несколько часов назад решил арестовать Вэйна.
- А как насчет Вэйна?
- А он-то тут при чем?
- Что у него было со всем этим общего?
- Ничего. Он сделал глупость, попытавшись избавиться от трупа. Ему не повезло, и только.
ГЛАВА XXIX
БОННИ, ДРАКУЛА, ФРИДРИХ
Повсюду, всюду она видела кровь. Багровые портьеры походили на засохшую кровь, но на вкус оказались просто солеными. Книги в стеллаже переплетены были в кровавую красную кожу, стоило провести по ним пальцем, и у неё аж слюнки текли. Красное сукно на столе, казалось, пропиталось кровью, кровь была и в турецком, ковре на полу, и в абажурах, и в обивке кресел.
Была там и настоящая кровь. Деревянный крест у одной из стен был в кровавых пятнах, длинные кровавые потеки покрывали пол внизу, грубый рисунок гениталий сзади на стене сделан был пальцем, смоченным в кровь. Все там было кровавым и все её возбуждало. Тоже было и тогда, когда Бонни и Клайда настигли у лагеря "Красная корона". "Не сдались, пока не умерли", написала тогда кровью Бонни. И она не сдастся.
Были времена, когда все было по-другому, времена, когда она была другим человеком. Библию читала с верой и экстазом. Там описывались истории, которые заставляли её дрожать от ужаса и наслаждения, и другие, о святых людях с незапятнанной душой. Помнит, что, когда спрашивали, кем она хочет быть, отвечала: "Хочу быть святой". И люди смеялись, ибо не понимали. Потом она была уже не святой, а грешницей. А потом познакомилась с Дракулой, и Джоан Браун стала Бертой Норман. Теперь она кровавая, и никто уже не смеется. И это кровавое существо теперь в западне. Бонни в западне с Дракулой, как та, другая Бонни, была с Клайдом.
А Дракула, как и Клайд, - слабак. И не только в сексе, но во всем. Он сидит теперь за письменным столом, втянув голову в узкие плечи как спящая птица, и смотрит сквозь мелкий переплет на озаряемые молнией мрачные тучи.
Она тут уже три дня. Он приносит еду, а когда сестра ложится спать, водит в дом, чтобы помыться, но почти не разговаривает с ней, а отдельные слова кажутся безумным бредом. Когда Бонни и Клайд нарывались на неприятности, то тут же перебирались в другое место, она ждала, что так же поступят и они. Если Джоан Браун превратилась в Берту Норман, то и та могла в кого-то превратиться. И Дракула мог легко стать кем-то еще. Денег у них было сколько угодно.
Но он не воспринимал её доводы, казалось, вовсе её не слушал. Все твердил о каком-то Фридрихе и о перемене, в нем происходящей. Вначале она восторженно слушала его выспренние речи. Была испугана тем, что они совершили, как бывала испугана в детстве, когда истязала собак и кошек, но теперь она уже не боялась. Но знала, что без него она будет чувствовать себя ущербной, что станет опять заурядной женщиной. Этого не должно случиться.
"Не сдались, пока не умерли", - процитировала она, но он даже не взглянул в её сторону.
Тогда она начала оскорблять его, кричать, осыпать грубыми словами, разделась донага и дразнила его, потом снова оделась, ничего не добившись, и пыталась вырвать у него ответ, что же делать. Даже угрожала вороненым револьвером, спрятанным под подушкой дивана, на котором спала, приставляла к виску себе и ему, говорила "бум-бум" и падала на пол, корчась в агонии. Он не замечал. В этот мрачный день он вернулся из своей конторы, где она работала секретарем после их знакомства на выставке, с несколькими сэндвичами. Это оказалось очень кстати. Утром, уходя, пообещал, что, вернувшись, скажет, что же делать. Но теперь уже больше часа сидел и следил, как темнеет, слушал гром и шум дождя и не сказал даже пары слов.
Гроза миновала, только дождь все лил как из ведра. Подойдя к нему, она тоже уставилась в окно.
- Уйди. Ты мне противна.
- А ты мне. - Она включила свет. - Не хочешь обсудить, что будем делать?
- Нет.
- Я уезжаю. Одна. - Она знала, что никогда этого не сделает.
Теперь, наконец, обернувшись, он посмотрел на неё и обычным своим тихим и ровным голосом сказал:
- Меня вообще не интересует, что ты собираешься делать.
Сквозь мокрые стекла стали видны огни машин у ворот. Он вздохнул.
- Что это?
- Начало моей новой жизни.
- Это полиция, черт побери! - Она ясно увидела ту последнюю западню предавшего друга, Бонни и Клайда, что отстреливались до конца. Бонни как раз потянулась за пистолетом, когда полицейский её застрелил.
- Пойдем зададим им жару! - сжала она вороненый револьвер.
Полинг и Хэзлтон сидели в одной машине, Брилл и Плендер - в другой. Первая машина въехала во двор, вторая осталась у ворот.
- Вы знакомы с Дарлингом и его сестрой, вам и начинать, - сказал Полинг, и Хэзлтон благодарно кивнул. Суперинтендант шагнул из машины прямо в лужу и выругался. Не любил он такие операции, но считал своим долгом присутствовать. Попытался найти сэра Фелтона, но тот, к счастью, ещё не вернулся с выставки лошадей.
Хэзлтон был готов к тому, что дверь откроет Изабель Дарлинг, но не к её сердечной улыбке.
- Инспектор! Вы пришли взглянуть на мои сальвии! К несчастью, вы выбрали неудачное время. Но вы входите, и приятель ваш тоже, а то промокнете.
В сарае был виден свет, но Плендер с Бриллом оставались на страже, а Дарлинг мог находиться и в доме. Сестра его усадила их в чистенькой гостиной, присела сама и опять улыбнулась.
- Я знаю, вы хотите поговорить с Джонатаном, насчет сальвий я только пошутила. Полагаю, речь снова идет о том ужасном происшествии.
- Верно.
- Он в своем кабинете, и не любит, когда ему мешают. Я не могу вам помочь?
- В кабинете? Вы имеете в виду, в сарае?
- Да. Он любит там работать, знаете. Я никогда его там её беспокою, даже чай не ношу. Это его святыня.
Хэзлтон уже встал и начал раскланиваться, когда заговорил Полинп
- Кое в чем вы нам можете помочь, мисс Дарлинг. Уточнить одну дату. Вы, случайно, не ведете дневник?
Вопрос ему пришлось повторить. Женщина слегка покраснела.
- Откуда вы знаете, суперинтендант? Вы же суперинтендант, не так ли? Я веду его с пятнадцати лет. Начала в трагичный год - год, когда погиб брат Клейтон. Сорвался с утеса, помогая Джонатану взобраться наверх. Родители обвинили Джонатана и надолго отослали его в Ковентри. Мне это казалось несправедливым, я посвятила этому множество страниц...
- Нас интересует один день в этом году. Понедельник, двадцатое июня. Хотелось бы знать, не произошло ли в этот день что-то необычное.
- Сейчас я вам скажу. - Она вышла. Хэзлтон поежился. Тоже мне, "вам и начинать", а потом берет все на себя.
Плендер и Брилл подошли к дому. Стоя за машиной начальства, разглядывали сарай. Свет там горел, но ничего видно не было. Они стояли молча, наблюдали за сараем и мокли.
Прежде чем он сумел понять, что происходит, Бонни кинулась к дверям и повернула в замке ключ.
- Дай мне его.
Она уронила ключ за вырез платья.
- Силой ты его забрать не захочешь, я знаю. Он замер, глядя на нее.
- Это лишнее. От действительности не спрячешься.
Она замахала револьвером.
- Еще увидим. Никаким вонючим полицейским Бонни не взять, можешь мне поверить.
Дневник, переплетенный в зеленый сафьян, открывался ключиком, который старая дама носила на цепочке на шее. Когда она его раскрыла, Полинг увидел листы, густо исписанные округлым женским почерком. Интересно, что она туда записывала.
- Понедельник, двадцатое июня. - Прочитав запись, она посмотрела на них: - К сожалению, ничего интересного для вас. О Джонатане ни слова.
- Он был в отъезде?
- Ах да, точно. Знаете, в тот вечер у нас был церковный кружок...
- Церковный кружок?
- Да, а что?
Чувствуя себя дураком, он громко повторил:
- Церковный кружок, да?
- Конечно. Мы собираемся каждый третий понедельник месяца. На беседу за чашкой чаю с пирожными. Джонатан всегда уезжает. К сожалению, он неверующий.
Полинг с Хэзлтоном переглянулись. Вот почему Луизу Олбрайт не привезли в сарай. Изабель была глуха, но не другие члены кружка... Теория подтверждалась. Хэзлтон снова встал, на этот раз встал и Полинг. Изабель удивленно уставилась на них:
- У нас была весьма полезная беседа о молодежной преступности, мы сравнивали, как она возникает среди тех, кто ходит в церковь, и тех...
- Благодарю вас, мисс Дарлинг, - сказал Хэзлтон. Теперь нам нужно поговорить с вашим братом.
Изабель сидела, сложив руки на зеленом сафьяне. Что она знала, о чем догадывалась?
Хэзлтон взял командование на себя. Двое сержантов с двумя детективами стояли у машин.
- Он в сарае. Очевидно, и женщина тоже. Брилл, вы со мной. Смит и Веси - к воротам. На тот случай, если попытаются уйти через другой выход. Плендер, останьтесь здесь.
От машин до сарая - двадцать метров. Хэзлтон и Брилл прошли половину, когда открылось одно из освещенных окон. Раздался выстрел, потом ещё два. Брилл, вскрикнув, упал. Хэзлтон отскочил в сторону, из зоны обстрела. Брилл застонал. Прежде чем Полинг распорядился, Плендер метнулся к Бриллу, пригнувшись к самой земле, и потащил его в укрытие за машину. От ворот ему на помощь кинулся Смит. Полинг махнул Хэзлтону, чтоб тот вернулся, и старший инспектор помчался к ним.
Пока тащили Брилла, раздались ещё два выстрела.
- Попали в ногу, - поморщившись, сказал Брилл Плендеру. - Спасибо, друг. Хорошо еще, что я не в парадной форме, раз ты меня так волочешь по грязи.
- Давайте его в машину. - Хэзлтон, оторвав штанину, осушил кровоточащую рану платком. - Сквозная рана, переживете. - Повернулся к Полингу. - Вопрос в том, что будем делать с этим мерзавцем.
Из сарая донесся голос, полувскрик, полустон, и снова выстрел, и тишина.
- Можно обойти их сзади, держась за стеной, и попытаться выбить двери, - предложил Плендер.
- Мне не нужны ещё раненые, - возразил Полинг. - Двери могут быть заперты.
- Шесть выстрелов, - Хэзлтон стряхнул с носа каплю. - Перезаряжает. Или патроны кончились.
Они постояли ещё немного. Из сарая не доносилось ни звука. Полинг чувствовал, как его пронизывает сырость, несмотря на то, что плащ ему продали как непромокаемый. Хэзлтон и Плендер смотрели на него. Нужно было на что-то решаться.
- Ладно. Вы, Хэзлтон, со Смитом и Веси, заходите слева. Плендер, мы с вами пойдем справа. Встретимся у двери. Бели заперты, выломаем. Если начнут стрелять, отступайте в укрытие. Десять секунд. - Он достал часы. - Пошли.
Полинг и Плендер были отличной мишенью, пока бежали к правому углу сарая, но никто не стрелял. Двое других были прикрыты лучше и добрались к дверям первыми. Хэзлтон, подергав ручку, сказал:
- Выбиваем!
Отступив шагов на пять, дружно кинулись на дверь. Та затрещала и вылетела. Все ввалились внутрь.
Сарай был переоборудован в уютный кабинет с ковром, удобным диваном, двумя креслами и несколькими книжными полками. На стенах - кадры из фильмов. На одном вурдалаку забивали осиновый кол в сердце, на других нетопырь с человеческой головой наклонялся над женщиной, собираясь впиться ей в горло. Ведьма превращалась в живую женщину, "железная дева" сжимала в объятиях умирающую девушку, обнаженный мужчина висел вниз головой, а другой пытался вырезать ему сердце.
А посредине висел в большой раме портрет мужчины с пышными усами и безвольным подбородком. Никто из полицейских не узнал в нем Фридриха Вильгельма Ницше.
На картины они не смотрели. Все уставились на противоположную стену. Там прибит был грубо тесанный деревянный крест. Светлое дерево - все в багровых пятнах. Над ним - грубый рисунок мужских гениталий, намалеванный пальцем, все той же багровой краской. Под крестом - табурет.
- Их ставили на табурет с петлей на шее и привязывали к кресту, сказал Полинг. - А когда позабавились и насытились, табурет выбивали.
Плендер наклонился к телу, лежавшему под крестом. Коренастая женщина с кучерявыми золотистыми волосами, черными у корней. Пулевая рана в её виске слабо кровоточила. Пухлая рука ещё сжимала револьвер. Плендер выпрямился.
- Джоан Браун.
Хэзлтон уже повернулся в другой конец комнаты, следом за ним остальные.
До того Дарлинг сидел в одном из кресел, но теперь встал и двинулся к полицейским. На нем был безупречно отглаженный серый костюм с неброским темно-синим галстуком. Выглядел он так же выдержанно, как всегда. Только на губах поигрывала нервная и вместе с тем довольная улыбка.
Хэзлтон откашлялся:
- Джонатан Дарлинг, вы арестованы...
Дарлинг повернулся к портрету на стене и величественно воздел руку. Голос звучал тихо, сдержанно и гладко, как всегда:
- Именуюсь я Ницше Цезарь, - сказал он. - Я осуществил в своем лице Переоценку Всех Ценностей. Отпускаю вам грехи ваши - отныне и во веки веков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20