Здесь выложена электронная книга Связной автора по имени Бодров Сергей. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Бодров Сергей - Связной.
Размер архива с книгой Связной равняется 2.31 MB
Связной - Бодров Сергей => скачать бесплатную электронную книгу
A_Ch
«Бодров С. Связной»: Сеанс, Амфора; СПб.; 2007
ISBN 978-5-367-00488-5
Аннотация
Эта книга – портрет Сергея Бодрова на фоне эпохи, культовым героем которой ему суждено было стать.
Открывают сборник фрагменты из разговоров с людьми, которые знали Сергея в разные годы (среди них – Леонид Парфенов, Чулпан Хаматова, Вадим Самойлов, Алексей Чадов, Вячеслав Бутусов и другие).
В разделе "Материалы к биографии" представлены обширный пресс-дайджест и выбранные места из интервью.
Но главное, что включает сборник, – ранее не издававшиеся сценарии Сергея Бодрова: "Сестры", "Связной" и "Морфий". Уникальные фотографии из семейного архива также публикуются впервые.
Сергей Бодров
Связной
Издатели выражают сердечную признательность Валентине Николаевне Бодровой
Особая благодарность Сергею Сельянову
и кинокомпании СТВ за помощь в подготовке этого издания
МЫ РАЗГОВАРИВАЕМ О СЕРГЕЕ БОДРОВЕ…
…с Сергеем СЕЛЬЯНОВЫМ, продюсером
Почему я не могу о нем говорить?
Я спрашиваю себя: а почему, собственно, я ни одного интервью не дал после того, что случилось? Понятно, что это очень больная тема для меня, тяжелая, по-настоящему. Но такое ощущение, что и еще почему-то. Я редко в себе копаюсь. И все равно постараюсь сосредоточиться на этом.
Меня часто спрашивают, как я работаю с Балабановым. Ну как? Говорю: там длинновато, тут жмет. Объясняемся на пальцах.
Меня часто спрашивают, как зародился замысел «Брата». Поехали на «Кинотавр», посмотрели с Балабановым «Кавказского пленника». Меня пробила Сережина роль, он сам, его существование в картине. Я не думал, не анализировал. Что-то просто билось у меня в голове. Потом я уехал, а Леша остался. И на следующий день мне Леша звонит: «Ты знаешь, я поговорил с Сережей, предложил ему делать фильм вместе». В тот же момент я понял, что меня било. Понял, что фильм будет и что он будет очень хороший. Вот и все. И с этим ощущением я жил дальше. А мне этого обычно бывает достаточно.
Вчера мы разговаривали со Светой Бодровой по телефону. Говорили о разном. В том числе и о Сереже. Обычный разговор, не какой-то там трагический, мы так часто разговариваем, как будто ничего и не было… Я вообще не могу о нем говорить, потому что он был мне очень близким человеком. Я с ним то старшим братом чувствовал себя, то младшим – в каких-то ситуациях он был очень зрел. Но незадолго до того, как все случилось, я понял, что не знал его вовсе.
Мы все-таки не были родственниками, откровенные разговоры каждую ночь до утра не вели, не бывали в переделках, где решался вопрос жизни и смерти. Поэтому я знал, что у него есть какие-то дверцы, закрытые для других. С одной стороны, он открытый человек, которого можно спросить о чем угодно, а с другой стороны… Но я не представлял, что там, за этими дверцами, просто не думал об этом. Не разгадывал загадку личности Сережи. Вот так живешь, живешь…
Два раза он мне так… приоткрылся. Мы много и долго обсуждали сценарий «Связного», он несколько раз его переделывал, я советовал, говорил, как лучше, он соглашался. Но какие-то вопросы оставались без ответа. И вот буквально перед его отъездом у нас с ним состоялся разговор, и после этого разговора я понял, что в нем есть какая-то огромная глубина, о которой я и не подозревал.
Я понял тогда, что у Сережи нет второго слоя. У людей обычно два слоя, а у него второго нет. Зато есть третий слой – бездонный.
Я, как человек ответственный, не умею говорить про то, чего не знаю и не понимаю. Я почувствовал что-то, и у меня захватило дух. И вот о том, что я почувствовал, – я не могу говорить. Я понял, почему он хотел поставить «Морфий» по Булгакову (в свое время он мне показал сценарий, и я тогда его страшно раскритиковал). Понял, что передо мной за режиссер. Хотя и когда он захотел снимать фильм «Сестры», я, как продюсер, в нем ни секунды не сомневался. До «Сестер» он не снял ни кадра, но я был стопроцентно уверен на его счет – снимет. И я был, конечно, прав, потому фильм очень сильно сделан с профессиональной точки зрения.
У меня нет аппарата, с помощью которого я мог бы описать то, что я понял о Сереже Бодрове. Это чувство – какой-то сильный эмоциональный всплеск, состояние, которое невозможно анализировать, делать обобщения…
Я не могу о нем говорить. Ты уже знаешь, что человек не такой, а какой – не знаешь.
Но точно не такой, каким ты мог бы его описать.
Получается, что, хотя мы были близкими людьми, я буду рассказывать про человека, которого видел по телевизору.
Это загадка, которую он оставил мне. И не надо ее разгадывать.
…с Иваном ТУЧКОВЫМ, искусствоведом, преподавателем МГУ
– …Я знал его маму еще до того, как Сережа поступил в университет. И как он рос, и что читал, и как в школе учился, и какие оценки получал – все это на кафедре обсуждалось. У нас его так и называли – «наш мальчик».
– То, что он был «нашим мальчиком» для кафедры, означало ли какое-то особое положение? Делались ли ему какие-то поблажки по этому случаю?
Что вы, какие поблажки! Специальность у нас такая, что «детей» неизбежно много. Поблажек не напасешься. Другое дело, что «дети» бывают приятные, бывают неприятные, умные или глупые, пытаются пользоваться родительским именем или нет… Сережа обладал какой-то врожденной деликатностью. Смешные случаи бывали. Один из наших преподавателей часто бывал в доме у Бодровых и там, конечно, назывался «дядей Федей». В университете Сережа, обращаясь к нему, неизменно запинался. Скажет «Дя…», а потом старательно выговорит «Федор Владимирович». Потом, знаете, он в поблажках не нуждался. Зубрилой не был, но и всякие незачеты, конфликты, академические задолженности как-то были не в его стиле.
– А как бы вы определили его стиль?
– Знаете, он и ребенком был открытым, ясным. И эту ясность, легкость ему удалось сохранить. Учился легко, поскольку знал языки и еще до университета получил хорошее домашнее образование. Ну, иногда, возможно, не очень глубоко погружался, но легко схватывал. Было такое ощущение, что выбор специальности произошел под влиянием мамы. Для нее было важно, чтобы он получил фундаментальное образование, и она, насколько я знаю, деликатно, но настойчиво подвела его к этому.
– Вы думаете, он жалел, что сразу не пошел в кино?
Жалел-не жалел, теперь уже не спросишь. Не думаю, чтобы жалел. Судя по диссертации хотя бы… Она не отписочная, как это, к сожалению, часто бывает. В ней есть такое качество, по которому безошибочно можно определить степень заинтересованности автора, его неформальный подход: там очень много вложено труда, там видны усилия, которые как будто можно было бы и не прилагать, а они приложены! Я думаю, что в науке, как и в искусстве, как и в любом другом деле, очень многое решают как будто лишние усилия. Они не на поверхности остаются, а уходят в фундамент – и чем их больше, тем фундамент основательнее. Там очень сложный и точный отбор примеров, очень продуманная система аргументации. Но кроме того, есть еще и как бы подводная часть текста, придающая ему глубину, – это внутренний ход мысли, за которым интересно следить, который не менее важен, чем сделанные выводы и приведенные доводы. Это значит, что мы имеем дело не просто с грамотной компилляцией, а с авторской в полном смысле работой.
– Судя по вашей оценке его диссертации, он мог бы, не помешай тому кинематограф, сделать блестящую научную карьеру…
– У них был очень хороший курс. Во-первых, что редкость, там было много мальчиков. Во-вторых, он просто подобрался удачно – умные, талантливые ребята. Но ведь в какое время они получали дипломы? Это при советской власти можно было спокойно заниматься искусствоведением и вести достойное существование. А нынешним ребятам нужно зарабатывать… Разумеется, история искусств – это такое поприще, что лишь при особом стечении обстоятельств может дать человеку средства к существованию. Сережа не таким был человеком, чтобы позволить кому-то себя обеспечивать. Так что кино – не кино, все едино ему пришлось бы искать какие-то иные сферы. Но я думаю, что кинематографом он был счастлив, и если бы не проклятый ледник…
– Вы смотрели все фильмы с его участием?
Многие. Я был поражен, когда посмотрел «Сестер». Я слышал, что режиссура – это такая взрослая очень профессия, когда человек не только должен иметь мировоззрение сформированное, целый ряд навыков профессиональных, но еще – и это самое главное – он должен заставить огромное количество людей поверить в свой замысел, организовать их, взять от каждого то, что необходимо для фильма. Это нужно какой силой характера обладать, какой зрелостью человеческой. Сережа ведь был очень молодым человеком. И очень мягким, и я не помню, чтобы он был склонен навязывать кому-то свою волю… Но ведь справился!
– По-вашему, он изменился со времени окончания университета?
– Не думаю. Он очень цельным был человеком, такие люди обычно не меняются как-то кардинально. Другое дело, он развивался стремительно, очень быстро. У меня есть предположение по поводу его режиссуры. Мне кажется, то, чего другие добиваются волей и силой характера, он получал благодаря совсем другому качеству.
– Какому?
– Умением вызывать к себе любовь. Это редкое качество, поверьте. Я видел, как его любили преподаватели, однокурсники. Думаю, что потом он те же чувства вызывал у съемочной группы. Я не знаю, в чем тут секрет был. Знаете, есть люди, которые смотрят на мир трагически-печально – для них все плохо: и жизнь у них никуда, и страна вокруг хуже некуда, и люди кругом волки. А Сережа был из тех, для кого мир – гармоничная система. Вот эта ясность его взгляда, его согласие с самим собой и с миром – это действовало как-то успокаивающе. С ним как-то все доставляло удовольствие. Прогулки по Питеру во время студенческой практики. Учебные всякие мероприятия. Потом уже выпивать, например, с ним бывало приятно. Есть люди, с которыми плохо выпивать, а с ним хорошо было выпивать и беседовать, подолгу, без дури.
И все-таки казалось, что он только еще на старте, что все главное у него еще впереди. Я ведь не могу сейчас его фильмы пересматривать, стараюсь не говорить о нем ни с кем. Все-таки еще очень больно. У меня же еще все теперь путается: в памяти моей не знаменитый Сергей Бодров, а тот прекрасный мальчик с ясным взглядом и полуоткрытым от внимания ртом, которого я знал.
…с Леонидом ЗЕЗИНЫМ, бизнесменом
– …Вообще, знаете, образ, созданный СМИ, у меня лично никак не вяжется с тем Сережей, которого я знал. Общие знакомые, смотря очередную программу о Бодрове по ящику, спрашивали с недоумением: «Он, оказывается, был таким серьезным, вдумчивым, ответственным человеком. А мы-то думали, он такой же балбес и шалопай, как и мы». И в принципе, у них были все основания так думать: мы часто вместе проводили свободное время. А вы, наверное, можете представить, как его проводят шестнадцатилетние пацаны?
– И как же?
– Я могу вспомнить кое-какие эпизоды. Например, как Сережа чуть не выбросил меня из окна… Ходили на турники, на брусья. Не то чтобы специально тренироваться шли, а так – шатались по району, не обходя спортивные площадки стороной… А вот потом мы вместе поступили в университет. Сережа – на отделение искусствоведения. Он был звездой на факультете…
– До киноролей?
До. И после… Я вам скажу: плохой я свидетель. Некоторых из тех, кто общался с Сергеем в студенческие годы, не раз просили поучаствовать в подготовке телевизионных фильмов о нем. Однажды по дороге на съемки подобной передачи мы решили поделиться друг с другом, кто что помнит – детали и подробности, которые могут быть интересны журналистам. Как я ни старался, но ничего героического, да и вообще подходящего для эфира, в голову не приходило. И выяснилось, что у всех, как и у меня, остались в голове обычные истории. Счастливые – как бывают счастливыми всякие воспоминания о молодости. Я Сережу, получается, не знал? Думаю, не так. Просто из моих воспоминаний не сошьешь ни статьи, ни телепередачи. Знаете, иногда образ человека гораздо лучше рисуют не глянцевые истории, а всякие мелочи. Например, детали обстановки, в которой вырос Сергей, какие-то мелкие, вроде бы незначительные детали… Вот помню, например, в его комнате было много таких стильных безделушек. Интересно было посмотреть, что у человека стоит на полке: какие-то старинные очки, из проволоки сделанные, противогаз, какие-то забавные фотографии… Интересного человека окружают необычные вещи.
– У вас остались общие фотографии?
– (Пауза.) У меня есть фото, на котором сняты четыре человека. Троих уже нет в живых. Последний – живой – я. Мои однокурсники, друзья детства, которые в Чечне не служили, в бизнес и политику не лезли, криминалом не занимались. Я вспомнил сейчас эту фотографию, вспомнил, при каких обстоятельствах она была сделана… мы собирались вместе для того, чтобы поиграть в карты…
…с Алексеем КОСУЛЬНИКОВЫМ, журналистом
– Сережа пришел во «Взгляд» после «Кавказского пленника». На тот момент он был сыном известного папы и исполнителем одной из главных ролей в нашумевшем фильме. Больше про него никто ничего не знал. К его появлению в качестве ведущего мы отнеслись поначалу настороженно. Мы выступали за профессиональное телевидение и очень опасались появления непрофессионала в кадре. Мы считали, что ведущий телепередачи это такая профессия, которой нужно учиться, иметь соответствующие навыки. Идея принадлежала Сергею Кушнереву, который понимал все это не хуже нас – но он был готов рискнуть и рискнул. Поначалу Бодров был очень скован. А поскольку свою прекрасную беспечную улыбку он сохранял в любой ситуации, все это выглядело вдвойне неестественно.
– Очень многие говорят об улыбке, по-разному пытаясь ее описать. Хорошее слово – «беспечная».
– Мне кажется, она была именно беспечной. Он, правда, все время улыбался. Его ничто не могло вывести из равновесия, он был абсолютно самодостаточный. Кто скажет, что это плохо? Это хорошо. Я видел некоторое количество таких улыбок. Как правило, это были защитные улыбки. Но это не про него. Потом уже, правда, когда появилось много охотников сокращать дистанцию, вторгаться в его не то что личную, но внутреннюю жизнь, такой оттенок появился. В таких случаях он уже улыбался как бы не про то. А про то, что «у меня все хорошо и даже лучше. Даже и не пытайтесь чего-нибудь узнать. У меня настолько все прекрасно, что вам и не снилось».
– При вот этом «даже и не пытайтесь узнать» была ли у него способность при необходимости вникнуть в другого человека? Было ли у него любопытство?
Да. Несомненно. Я так понимаю, что все его киноопыты – и актерские, и режиссерские, и сценарные – на самом деле были порождены его любопытством. В первую очередь человеческим. И только потом профессиональным. Несмотря на искусствоведческое образование, ему хотелось решать не эстетические и не стилистические задачи. Ему было интересно про жизнь и про людей. Причем интерес этот был не зоологический, он не тарантулов изучал, не бабочек на иголки накалывал. Он все время пытался что-то еще узнать, понять про людей. Я думаю, что во многом это произошло благодаря телевидению, благодаря «Взгляду».
– Почему он ушел из «Взгляда»?
– Формально – из-за съемок. А о настоящей причине я могу только догадываться. Думаю, что, работая на программе (а это хорошая была программа, теперь таких нет), он получил слишком большую дозу информации, человеческих эмоций извне. Ведь он был нормальным московским мальчиком, аспирантом, с папой-режиссером, с мамой-искусствоведом. Жил замкнутым московским мирком, многого не знал и не видел – как устроена страна, чем она живет. А тут обрушилось. Не то чтобы ему это было не нужно – нет, очень нужно. Но, может быть, не в таких объемах и не такими порциями. И без необходимости так быстро и так публично на это реагировать. Да еще и несколько аффектированно, без чего не бывает телевидения. Я думаю, что ему нужно было как-то отдалиться и все это переварить.
– Ваша статья, написанная после Кармадона, одна из немногих, в которой ощущается глубоко личная утрата. Вы говорите, что не были друзьями. Но это был не журналистский текст… И еще чувствуется, что вы были не просто привязаны к нему, но вас еще что-то глубоко задевало в этом человеке…
– Я отвечу вам словами, которые ничего не скажут. Гармония. Совершенство. Спокойствие. И ясность. Можно не сомневаться, что, как и все люди, он знал, что такое обида, и отчаянье, и растерянность… И все-таки он шел по жизни – смеясь. Мы говорили по многу часов и о разных вещах. Он в откровенности пускаться не любил и мало кого подпускал близко. Я готов поверить, что у него были задушевные друзья, но что-то я про них ничего не знаю. Я думаю, что гармоничные отношения у него складывались с теми, кто ценит дистанцию как гарантию гигиены взаимоотношений. Наши разговоры касались сценариев, которые он хотел писать, или фильмов, которые он хотел снимать.
Связной - Бодров Сергей => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Связной автора Бодров Сергей дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Связной у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Связной своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Бодров Сергей - Связной.
Если после завершения чтения книги Связной вы захотите почитать и другие книги Бодров Сергей, тогда зайдите на страницу писателя Бодров Сергей - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Связной, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Бодров Сергей, написавшего книгу Связной, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Связной; Бодров Сергей, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн