Многие маги пользуются услугами Ловцов Теней, но обычно век Ловца недолог. Редко кто из таких ребят переживает два-три серьезных задания. А на счету Гендера уже около полусотни подвигов. Слава его гремит на всю Метрополию, он бывал в таких местах, откуда смертные либо не возвращаются вовсе, либо приходят уже не способными не то что на продолжение славных дел, а на какие-нибудь более-менее осмысленные действия. А вот Альберт всегда оставался невредимым, разве что седина на его висках становилась все гуще… Что помогает ему выживать и сохранять разум незамутненным? Какой скрытой силой он обладает? Может, он не совсем смертный? Может, он существо из тех миров, что и Эолле Хохотун или, допустим, этот чертов Маргон, под одеждой которого, говорят, прячется самый настоящий хвост, а колпак скрывает пару коротких кривых рожек? Недаром ведь Маргон никогда не снимает своего колпака…
«Надо покончить с Альбертом, – решил Сет. – Покончить раз и навсегда…»
Возможно, благоволение Эолле придало ему храбрости, возможно, по какой-то другой причине Сет вдруг понял, что, если хорошо спланировать, это дело вполне может выгореть. Конечно, надо будет подыскать специалистов. Ну а это нетрудно, особенно в такой зловонной клоаке, как Катам. Особенно имея при себе внушительной тяжести кошель с золотом. Особенно зная, что Альберт тоже остановился в Катаме. Вот опять – какого черта ему здесь понадобилось? Он что – преследует его, Сета?..
Сет даже рассмеялся от злого удовольствия, представив, как по Метрополии покатятся слухи о внезапной гибели знаменитого Гендера. Хорошо бы еще перед смертью выставить Ловца в каком-нибудь дурацком свете. Помимо всего прочего, это наверняка понравится Хохотуну – Хохотун всегда ценил остроумную шутку.
– Займемся, – сказал себе Сет. – Прямо сейчас, этой ночью…
Маргон поправил на узкой голове колпак, расписанный таинственными знаками, и нетерпеливо заерзал в кресле.
– Выскочи отсюда! – прикрикнул он. – Ну!
Гут, горбатый и длиннорукий, словно паук, безмолвно повернулся и вышел из комнаты, неслышно притворив за собой дверь. Берт проводил его неприязненным взглядом. Слуга многознатца никогда ничего плохого Ловцу не делал, но все же Берт с трудом выносил его присутствие. Черт его знает, что за человек… Всегда молчит, передвигается бесшумно – и дрожь берет, когда видишь его, сгорбленно семенящего, руками чуть ли не касающегося земли, – вроде бы и не человек, а какое-то животное… Вот и Самуэль, остановившийся у двери, опасливо посторонился, когда мимо него проходил Гут.
– Наконец-то! – выдохнул Маргон. – Давай его сюда!
Берт оглянулся на Самуэля, но никакого Самуэля не увидел. «Как и всегда, сбежал, черт трусливый», – подумал он и вытащил из поясной сумки перевязанную бечевкой шкатулку. Нетерпение Маргона было столь велико, что он не стал ждать, пока Берт поднимется со своего кресла и сделает пять шагов по комнате. Шкатулка вырвалась из рук Ловца и, плавно переместившись по воздуху, упала на колени Маргону. Бечевка, вспыхнув, мгновенно истлела черным пеплом, деревянная крышка с треском отлетела в угол.
– Глаз… – завороженно проговорил Маргон, уставившись на дно шкатулки.
Берт поглубже погрузился в кресло и сплел пальцы на животе. Маргон осторожно вытащил из шкатулки камень, держа его на ладони, поднес к лицу… Через несколько мгновений торжественно-благоговейное выражение на его лице сменилось неприступной черствой маской. Он с хрустом сжал и разжал кулак. Стряхнул с ладони красную труху и сухо проговорил:
– Значит, ты видел Глаз… Тебя кто-то обошел?
– Да, – кивнул Берт мрачнея. – Сет. Один мошенник из Катама. Очень вредный тип. Вредный и опасный. Он давно мешается у меня под ногами.
– Я сам с ним разберусь, – отозвался Маргон. – А что касается тебя… Еще раз позволишь себе подобную выходку, я превращу тебя в собаку. В хромоногую подслеповатую суку. И привяжу в квартале бедняков, где тебя в тот же день сварят в похлебке или продадут на мыло. Понял меня?
– Понял, – склонил голову Берт.
– В первый раз я тебя простил, во второй тоже прощаю, но еще раз попадешься – пощады не жди. Я не терплю обмана даже в виде шутки. Я вообще не люблю шуток. Я не забыл еще, как ты в прошлое полнолуние бесстыдно врал о своей битве с белым драконом…
– Но драконья кровь была настоящая! – осмелился протестовать Берт. – Пусть и не очень свежая… Я купил две колбы у болотного народца. Они торгуют запасами, оставшимися еще с того времени, когда в их местах водились белые драконы. Прости, Маргон, но, по-моему, это вполне естественно: немного преувеличивать, расхваливая свой товар…
– У меня не базарная лавка, – отрезал Маргон. – Оставим эту тему. Твое счастье, что дело, для которого мне нужен был Глаз, уже решено. И поэтому у меня для тебя новое задание. Не скрою, трудное и опасное, но платить я за него буду вдвое.
Берт встревожился. Всякое задание, которое он получал от Маргона, было в полной мере и трудное и опасное, но многознатец впервые говорил об этом вслух. А тут еще двойная цена…
– Я слушаю, – сказал Берт.
– Разговор будет долгим, – предупредил Маргон.
Берт кивнул в знак согласия.
– Ты слышал когда-нибудь об Орике и Кости Войны?
Берт в задумчивости постучал пальцами по коленям.
– Д-да… – ответил он, – слышал, конечно. Кто ж об этом не слышал? Древняя сказка, сколько таких старики рассказывают… Орик… – набрав в грудь побольше воздуха, начал он…
– …Сирота из прибрежного северного поселка, – подхватил Маргон. – Пираты Вьюжного моря разорили поселок, а тамошних жителей и самого Орика продали в рабство за море на туманный материк, где жили выродившиеся потомки дочеловеческого племени титанов. Бог не дал Орику ума, зато наделил крепким телом. И стал Орик копьеносцем в царстве одного из местных князьков…
– И служил парень князьку верой и правдой, и возлюбил тот его, – в тон Маргону продолжил Берт, – и приблизил к себе. И не было у того правителя сыновей, и, умирая, он завещал Орику свое царство…
– Не смей перебивать меня! – рявкнул Маргон. – Да… Так оно и было. С воцарением Орика жизнь на туманном материке переменилась. Бывший раб, не знавший в своей жизни ничего, кроме кровавых сражений, развязал войну, умудрившись стравить друг с другом враждебные царства и подмять под себя дружественные. Все диву давались, как быстро Орик, не умевший даже написать собственное имя и при счете сбивавшийся на первом десятке, овладел всем материком. Но и на этом он не остановился. Хитростью и уступками он привадил к себе пиратов Вьюжного моря, и в одну ночь, словно мстя за давние унижения, перерезал их всех до одного, оставив в живых лишь самых опытных мореходов, но и тем огрубил по правой руке, чтобы они больше никогда не могли держать меч. Теперь Орик, кроме огромной армии, владел флотом в добрую сотню кораблей, познаниями о морских маршрутах и всем опытом ведения морских боев. Он вознамерился стать повелителем всего мира. На быстроходных пиратских кораблях его воины высаживались на побережья, грабили все, что только можно было ограбить, жгли, что можно было сжечь. Одно его имя наводило такой ужас, что правители предпочитали признать владычество Орика прежде, чем воины с его кораблей ступят на подвластные им земли. Царство Орика разрасталось с необычайной быстротой, войско становилось все больше – Орик, словно яростное пламя, пожирал все, чего касался… Нам всем очень повезло, что мы не жили в те давние ужасные времена…
Маргон на минуту умолк, переводя дыхание. А Берт позволил себе усмехнуться – уж слишком близко к сердцу воспринимал многознатец легендарные события, которые, скорее всего, очень мало имели общего с реальной историей.
– Но, страстно увлеченный лишь войной, – метнув на Ловца раздраженный взгляд, заговорил снова Маргон, – Орик совсем не заботился о жизни народов, которые завоевывал. Люди были нужны ему лишь как воины. Армия все умножалась, она питалась разбоями, учиняемыми на новых и новых землях. Истинно это был злой огонь, способный гореть лишь тогда, когда есть чему гореть. Туманный материк, откуда начинал свой кровавый путь Орик, почти весь вымер от голода. Немногие, кто осмелился хотя бы в мыслях противостоять кровожадному владыке, понимали – если не остановить Орика, весь мир превратится в золу и пепел. И стали они искать способа погубить Орика.
– И только тогда вдруг прозрели и увидели, что Орик-то никогда не снимает с головы костяной шлем, – скучающим голосом договорил Берт, – который надел еще тогда, когда был рабом-копьеносцем. А шлем был выточен из цельного черепа одного из давно сгинувших титанов. Якобы парень откопал в каком-то могильнике этот череп и не придумал ничего лучше, как сделать из этой штуки себе шлем… Господин Маргон! – взмолился Берт. – Я знаю эту легенду, я еще мальчиком ее слышал! Заговорщики подстерегли Орика в походе, прокрались ночью и стащили шлем. После этого могуществу Орика пришел конец. Хитроумный и жестокий владыка полумира снова превратился в тупого увальня, который, поутру проснувшись, не сразу даже смог сообразить, где находится… При всем моем к вам уважении, господин Маргон… Уж не верите ли вы на самом деле во всю эту чушь?!
Маргон вскочил, затопал ногами, но… через минуту, тяжело дыша, снова опустился в кресло. Странно усмехнулся и прищелкнул пальцами, между которыми метнулась короткая синяя искра.
– Молчу, молчу! – хотел воскликнуть Берт, но почувствовал, что и впрямь замолчал. Губы его прочно слиплись между собой и никак невозможно было их разлепить, даже и при помощи рук.
– Отлично, – удовлетворенно проговорил Маргон. – Теперь слушай то, чего не рассказывают старики…
…Несколько минут в темном шатре не было слышно даже дыхания. Собравшиеся вокруг могучей фигуры воина не дышали, боясь и пальцем коснуться того, кто одним движением руки мог послать на смерть тысячи, кто стирал с лица земли царства так же легко, как давят сапогом мышь. Лунный свет, проникая через дымоход широким голубым лучом, освещал лицо Орика, наполовину скрытое большим костяным шлемом-черепом. Из мертвых дыр пустых глазниц торчали жесткие опаленные ресницы, из выпиленного треугольника смотрел косо переломленный нос. Твердые губы даже во сне кривились в жестокой усмешке, обнажавшей крепкие желтые зубы, от углов рта пролегли глубокие, будто трещины в древесной коре, морщины. Прокравшиеся в шатер были, конечно, вооружены, но никто не осмелился обнажить оружие против Орика. Простой сталью не убить великого владыку – это знали все… Наконец Анис, приходившийся сыном племянника того князя, который когда-то приветил юного раба-копьеносца из-за моря, зашел в изголовье Орика. И, стиснув зубы, положил ладони на холодную кость шлема, иссеченную черными следами бесчисленных ударов мечей и топоров. Орик чуть пошевелился. Тогда Анис стиснул руками шлем-череп и потянул на себя.
Мертвые глазницы ожили – Орик распахнул глаза. Люди в шатре накинулись на него всем скопом. Кто-то впихнул тряпицу в раскрывшийся рот, кто-то навалился на руки, прижимая их коленями к земляному полу, кто-то упал на ноги всемогущему владыке. Громадное тело Орика забилось, девять человек едва сдерживали его. Анис, тяжело дыша от натуги и страха, тянул и дергал шлем, но шлем – хоть и не был ничем укреплен на голове Орика – не поддавался.
Снаружи шатра послышались шаги. Анис упал на землю. Ногами он уперся в ходящие ходуном плечи Орика, пальцы его, стискивающие шлем, побелели так, что под ногтями показалась синяя кровь. И шлем-череп хрустнул.
Орик отчаянно замычал. Анис рвал шлем, который с отвратительным хрустом дальше и дальше сползал с головы воина. Когда шлем оказался почти снят, стало видно, что удерживало его, – кровавые нити, обвитые ошметками волос, задрожали между головой Орика и внутренней поверхностью древнего черепа. Шлем прирос к живой плоти, пустил корни глубоко внутрь головы, словно кусок дерева, павший на плодородную почву.
– Рубите! – прохрипел Анис.
Его услышали. Нескольких ударов меча хватило, чтобы отсечь нити, соединяющие живое тело и мертвую кость. Анис упал на спину со шлемом-черепом в руках, а Орик дернулся так сильно, что держащие его разлетелись в разные стороны. Шатер рухнул.
Первым из мешанины крепко сшитых шкур и переломанных жердей выбрался тот, кого все называли Ориком Непобедимым. Испуганно вопя, хватаясь за голову, кожа с которой была содрана почти начисто, обливаясь кровью, воин кинулся во тьму, ничего не видя вокруг, ничего не слыша. Ночь огласилась воплями, звоном оружия и конским ржанием. Анис, успевший спрятать шлем в узел из своего плаща, вскочил на первую попавшуюся лошадь и скрылся. Следом за ним бежали еще трое. Остальных заговорщиков порубила в куски подоспевшая стража.
Так закончилась история свирепого владыки Орика. После той ночи он не пришел в себя. Он попросту забыл все долгие годы, пролегшие между тем днем, когда он откопал в безвестном могильнике древний череп, и – той ночью, когда шлем покинул его голову.
А четверо заговорщиков скакали, пока их кони не пали замертво под ними – два дня и две ночи. На третью ночь они сели кругом и стали держать совет.
– Растоптать эту дрянь, – неуверенно сказал первый, кивая на темный узел, который держал на коленях Анис.
– Шлем не берет ни меч, ни палица, – почесывая в затылке, возразил второй. – Ни даже огонь. Разве что – утопить?..
– Погодите! – поднял руки третий. – Вы что – ополоумели? Эта штука сделала из безродного раба самого великого воина на свете! А вы хотите просто уничтожить то, за что не жалко отдать все золото мира!
И первый, и второй промолчали. Они переглядывались между собой, они бросали осторожные взгляды на темный узел, и Анис, похолодев, вдруг понял, что и сам испытывает страстное желание примерить на себя жуткий череп. В следующую секунду он схватился за меч – не разумом диктовалось это движение, а отточенным за годы военных походов инстинктом воина.
Трое бросились на Аниса.
Одного он успел заколоть первым выпадом, другого тяжко ранил, глубоко разрубив ему плечо. А третий всадил свой меч Анису в правый бок. Теряя сознание от боли, Анис все-таки сумел отбиться и бежать, унеся с собой узел. Преследователь шел за ним по кровавому следу, но, к счастью, блуждая в полной темноте, Анис почуял запах близкой воды и, выбравшись на скользкий глинистый берег, упал в волны небыстрой речки.
Тот, кто предлагал утопить шлем, ошибался. Не только сталь, камень или огонь не могли повредить древний череп – бессильна оказалась и вода. Она не принимала в себя костяной шлем – шлем не тонул, и, держась за него, Анис плыл и плыл, пока течение не вынесло его на песчаную отмель.
Холод ночной реки успокоил боль от раны. Анис перевязал себя, закинул за спину узел и побрел на восток, в царства, куда Орик Непобедимый так и не довел свою кровавую армию.
Прошли годы, прежде чем об Анисе услышали снова.
Он вернулся на разоренные земли, которые едва-едва успели оправиться от чудовищной резни, устроенной Ориком Непобедимым. Он стал правителем крохотного княжества, большую часть которого занимала жаркая безлюдная пустыня. Он сумел возродить жизнь, ярко расцветшую когда-то, а теперь примятую и раздавленную, словно трава под конскими копытами.
Анис так и не осмелился надеть на себя Кость Войны, но у него и не достало решимости навсегда избавиться от древнего черепа. Состарившись, он похоронил шлем в укромном месте своего дворца, а секрет тайника спрятал в собственном мече – который когда-то получил от отца и с которым не расставался до конца жизни.
Вскоре после смерти Аниса его княжество, как многие другие в тех краях, смели потоки степных кочевников, от дворца остались руины, столетие за столетием погружавшиеся в красные пески пустыни. А Кость Войны все еще таилась где-то в каменном колодце, как терпеливый змей, залегший в своем логове в ожидании случайно забредшей жертвы.
– До сих пор считалось, что меч Аниса утерян, – договорил Маргон. – Но совсем недавно мне в руки попал древний свиток, откуда я и узнал продолжение легенды об Орике и Кости Войны. Было там и про меч… Этот меч – единственный ключ к тайнику во дворце затерянного в пустыне княжества. С помощью Глаза я собирался отыскать меч, но… совершенно неожиданно вспомнил один наш с тобой разговор…
– Какой это? – хотел спросить Берт, но только бессвязно помычал.
Впрочем, Маргон его понял.
– О старом Франке, – сказал многознатец. – Вы ведь были хорошо знакомы? Очень хорошо знакомы… Очень-очень хорошо.
Берт передернул плечами и фыркнул – фыркнуть у него получилось отлично: мол, не ваше это все-таки дело, господин, моя дружба со стариком Франком…
Маргон усмехнулся:
– Бедолага всю жизнь потратил на поиски Последнего Приюта Дикого Барона. Библиотека, которую он собрал, давно не давала мне покоя… А его коллекция древних редкостей едва не превосходит мою собственную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
«Надо покончить с Альбертом, – решил Сет. – Покончить раз и навсегда…»
Возможно, благоволение Эолле придало ему храбрости, возможно, по какой-то другой причине Сет вдруг понял, что, если хорошо спланировать, это дело вполне может выгореть. Конечно, надо будет подыскать специалистов. Ну а это нетрудно, особенно в такой зловонной клоаке, как Катам. Особенно имея при себе внушительной тяжести кошель с золотом. Особенно зная, что Альберт тоже остановился в Катаме. Вот опять – какого черта ему здесь понадобилось? Он что – преследует его, Сета?..
Сет даже рассмеялся от злого удовольствия, представив, как по Метрополии покатятся слухи о внезапной гибели знаменитого Гендера. Хорошо бы еще перед смертью выставить Ловца в каком-нибудь дурацком свете. Помимо всего прочего, это наверняка понравится Хохотуну – Хохотун всегда ценил остроумную шутку.
– Займемся, – сказал себе Сет. – Прямо сейчас, этой ночью…
Маргон поправил на узкой голове колпак, расписанный таинственными знаками, и нетерпеливо заерзал в кресле.
– Выскочи отсюда! – прикрикнул он. – Ну!
Гут, горбатый и длиннорукий, словно паук, безмолвно повернулся и вышел из комнаты, неслышно притворив за собой дверь. Берт проводил его неприязненным взглядом. Слуга многознатца никогда ничего плохого Ловцу не делал, но все же Берт с трудом выносил его присутствие. Черт его знает, что за человек… Всегда молчит, передвигается бесшумно – и дрожь берет, когда видишь его, сгорбленно семенящего, руками чуть ли не касающегося земли, – вроде бы и не человек, а какое-то животное… Вот и Самуэль, остановившийся у двери, опасливо посторонился, когда мимо него проходил Гут.
– Наконец-то! – выдохнул Маргон. – Давай его сюда!
Берт оглянулся на Самуэля, но никакого Самуэля не увидел. «Как и всегда, сбежал, черт трусливый», – подумал он и вытащил из поясной сумки перевязанную бечевкой шкатулку. Нетерпение Маргона было столь велико, что он не стал ждать, пока Берт поднимется со своего кресла и сделает пять шагов по комнате. Шкатулка вырвалась из рук Ловца и, плавно переместившись по воздуху, упала на колени Маргону. Бечевка, вспыхнув, мгновенно истлела черным пеплом, деревянная крышка с треском отлетела в угол.
– Глаз… – завороженно проговорил Маргон, уставившись на дно шкатулки.
Берт поглубже погрузился в кресло и сплел пальцы на животе. Маргон осторожно вытащил из шкатулки камень, держа его на ладони, поднес к лицу… Через несколько мгновений торжественно-благоговейное выражение на его лице сменилось неприступной черствой маской. Он с хрустом сжал и разжал кулак. Стряхнул с ладони красную труху и сухо проговорил:
– Значит, ты видел Глаз… Тебя кто-то обошел?
– Да, – кивнул Берт мрачнея. – Сет. Один мошенник из Катама. Очень вредный тип. Вредный и опасный. Он давно мешается у меня под ногами.
– Я сам с ним разберусь, – отозвался Маргон. – А что касается тебя… Еще раз позволишь себе подобную выходку, я превращу тебя в собаку. В хромоногую подслеповатую суку. И привяжу в квартале бедняков, где тебя в тот же день сварят в похлебке или продадут на мыло. Понял меня?
– Понял, – склонил голову Берт.
– В первый раз я тебя простил, во второй тоже прощаю, но еще раз попадешься – пощады не жди. Я не терплю обмана даже в виде шутки. Я вообще не люблю шуток. Я не забыл еще, как ты в прошлое полнолуние бесстыдно врал о своей битве с белым драконом…
– Но драконья кровь была настоящая! – осмелился протестовать Берт. – Пусть и не очень свежая… Я купил две колбы у болотного народца. Они торгуют запасами, оставшимися еще с того времени, когда в их местах водились белые драконы. Прости, Маргон, но, по-моему, это вполне естественно: немного преувеличивать, расхваливая свой товар…
– У меня не базарная лавка, – отрезал Маргон. – Оставим эту тему. Твое счастье, что дело, для которого мне нужен был Глаз, уже решено. И поэтому у меня для тебя новое задание. Не скрою, трудное и опасное, но платить я за него буду вдвое.
Берт встревожился. Всякое задание, которое он получал от Маргона, было в полной мере и трудное и опасное, но многознатец впервые говорил об этом вслух. А тут еще двойная цена…
– Я слушаю, – сказал Берт.
– Разговор будет долгим, – предупредил Маргон.
Берт кивнул в знак согласия.
– Ты слышал когда-нибудь об Орике и Кости Войны?
Берт в задумчивости постучал пальцами по коленям.
– Д-да… – ответил он, – слышал, конечно. Кто ж об этом не слышал? Древняя сказка, сколько таких старики рассказывают… Орик… – набрав в грудь побольше воздуха, начал он…
– …Сирота из прибрежного северного поселка, – подхватил Маргон. – Пираты Вьюжного моря разорили поселок, а тамошних жителей и самого Орика продали в рабство за море на туманный материк, где жили выродившиеся потомки дочеловеческого племени титанов. Бог не дал Орику ума, зато наделил крепким телом. И стал Орик копьеносцем в царстве одного из местных князьков…
– И служил парень князьку верой и правдой, и возлюбил тот его, – в тон Маргону продолжил Берт, – и приблизил к себе. И не было у того правителя сыновей, и, умирая, он завещал Орику свое царство…
– Не смей перебивать меня! – рявкнул Маргон. – Да… Так оно и было. С воцарением Орика жизнь на туманном материке переменилась. Бывший раб, не знавший в своей жизни ничего, кроме кровавых сражений, развязал войну, умудрившись стравить друг с другом враждебные царства и подмять под себя дружественные. Все диву давались, как быстро Орик, не умевший даже написать собственное имя и при счете сбивавшийся на первом десятке, овладел всем материком. Но и на этом он не остановился. Хитростью и уступками он привадил к себе пиратов Вьюжного моря, и в одну ночь, словно мстя за давние унижения, перерезал их всех до одного, оставив в живых лишь самых опытных мореходов, но и тем огрубил по правой руке, чтобы они больше никогда не могли держать меч. Теперь Орик, кроме огромной армии, владел флотом в добрую сотню кораблей, познаниями о морских маршрутах и всем опытом ведения морских боев. Он вознамерился стать повелителем всего мира. На быстроходных пиратских кораблях его воины высаживались на побережья, грабили все, что только можно было ограбить, жгли, что можно было сжечь. Одно его имя наводило такой ужас, что правители предпочитали признать владычество Орика прежде, чем воины с его кораблей ступят на подвластные им земли. Царство Орика разрасталось с необычайной быстротой, войско становилось все больше – Орик, словно яростное пламя, пожирал все, чего касался… Нам всем очень повезло, что мы не жили в те давние ужасные времена…
Маргон на минуту умолк, переводя дыхание. А Берт позволил себе усмехнуться – уж слишком близко к сердцу воспринимал многознатец легендарные события, которые, скорее всего, очень мало имели общего с реальной историей.
– Но, страстно увлеченный лишь войной, – метнув на Ловца раздраженный взгляд, заговорил снова Маргон, – Орик совсем не заботился о жизни народов, которые завоевывал. Люди были нужны ему лишь как воины. Армия все умножалась, она питалась разбоями, учиняемыми на новых и новых землях. Истинно это был злой огонь, способный гореть лишь тогда, когда есть чему гореть. Туманный материк, откуда начинал свой кровавый путь Орик, почти весь вымер от голода. Немногие, кто осмелился хотя бы в мыслях противостоять кровожадному владыке, понимали – если не остановить Орика, весь мир превратится в золу и пепел. И стали они искать способа погубить Орика.
– И только тогда вдруг прозрели и увидели, что Орик-то никогда не снимает с головы костяной шлем, – скучающим голосом договорил Берт, – который надел еще тогда, когда был рабом-копьеносцем. А шлем был выточен из цельного черепа одного из давно сгинувших титанов. Якобы парень откопал в каком-то могильнике этот череп и не придумал ничего лучше, как сделать из этой штуки себе шлем… Господин Маргон! – взмолился Берт. – Я знаю эту легенду, я еще мальчиком ее слышал! Заговорщики подстерегли Орика в походе, прокрались ночью и стащили шлем. После этого могуществу Орика пришел конец. Хитроумный и жестокий владыка полумира снова превратился в тупого увальня, который, поутру проснувшись, не сразу даже смог сообразить, где находится… При всем моем к вам уважении, господин Маргон… Уж не верите ли вы на самом деле во всю эту чушь?!
Маргон вскочил, затопал ногами, но… через минуту, тяжело дыша, снова опустился в кресло. Странно усмехнулся и прищелкнул пальцами, между которыми метнулась короткая синяя искра.
– Молчу, молчу! – хотел воскликнуть Берт, но почувствовал, что и впрямь замолчал. Губы его прочно слиплись между собой и никак невозможно было их разлепить, даже и при помощи рук.
– Отлично, – удовлетворенно проговорил Маргон. – Теперь слушай то, чего не рассказывают старики…
…Несколько минут в темном шатре не было слышно даже дыхания. Собравшиеся вокруг могучей фигуры воина не дышали, боясь и пальцем коснуться того, кто одним движением руки мог послать на смерть тысячи, кто стирал с лица земли царства так же легко, как давят сапогом мышь. Лунный свет, проникая через дымоход широким голубым лучом, освещал лицо Орика, наполовину скрытое большим костяным шлемом-черепом. Из мертвых дыр пустых глазниц торчали жесткие опаленные ресницы, из выпиленного треугольника смотрел косо переломленный нос. Твердые губы даже во сне кривились в жестокой усмешке, обнажавшей крепкие желтые зубы, от углов рта пролегли глубокие, будто трещины в древесной коре, морщины. Прокравшиеся в шатер были, конечно, вооружены, но никто не осмелился обнажить оружие против Орика. Простой сталью не убить великого владыку – это знали все… Наконец Анис, приходившийся сыном племянника того князя, который когда-то приветил юного раба-копьеносца из-за моря, зашел в изголовье Орика. И, стиснув зубы, положил ладони на холодную кость шлема, иссеченную черными следами бесчисленных ударов мечей и топоров. Орик чуть пошевелился. Тогда Анис стиснул руками шлем-череп и потянул на себя.
Мертвые глазницы ожили – Орик распахнул глаза. Люди в шатре накинулись на него всем скопом. Кто-то впихнул тряпицу в раскрывшийся рот, кто-то навалился на руки, прижимая их коленями к земляному полу, кто-то упал на ноги всемогущему владыке. Громадное тело Орика забилось, девять человек едва сдерживали его. Анис, тяжело дыша от натуги и страха, тянул и дергал шлем, но шлем – хоть и не был ничем укреплен на голове Орика – не поддавался.
Снаружи шатра послышались шаги. Анис упал на землю. Ногами он уперся в ходящие ходуном плечи Орика, пальцы его, стискивающие шлем, побелели так, что под ногтями показалась синяя кровь. И шлем-череп хрустнул.
Орик отчаянно замычал. Анис рвал шлем, который с отвратительным хрустом дальше и дальше сползал с головы воина. Когда шлем оказался почти снят, стало видно, что удерживало его, – кровавые нити, обвитые ошметками волос, задрожали между головой Орика и внутренней поверхностью древнего черепа. Шлем прирос к живой плоти, пустил корни глубоко внутрь головы, словно кусок дерева, павший на плодородную почву.
– Рубите! – прохрипел Анис.
Его услышали. Нескольких ударов меча хватило, чтобы отсечь нити, соединяющие живое тело и мертвую кость. Анис упал на спину со шлемом-черепом в руках, а Орик дернулся так сильно, что держащие его разлетелись в разные стороны. Шатер рухнул.
Первым из мешанины крепко сшитых шкур и переломанных жердей выбрался тот, кого все называли Ориком Непобедимым. Испуганно вопя, хватаясь за голову, кожа с которой была содрана почти начисто, обливаясь кровью, воин кинулся во тьму, ничего не видя вокруг, ничего не слыша. Ночь огласилась воплями, звоном оружия и конским ржанием. Анис, успевший спрятать шлем в узел из своего плаща, вскочил на первую попавшуюся лошадь и скрылся. Следом за ним бежали еще трое. Остальных заговорщиков порубила в куски подоспевшая стража.
Так закончилась история свирепого владыки Орика. После той ночи он не пришел в себя. Он попросту забыл все долгие годы, пролегшие между тем днем, когда он откопал в безвестном могильнике древний череп, и – той ночью, когда шлем покинул его голову.
А четверо заговорщиков скакали, пока их кони не пали замертво под ними – два дня и две ночи. На третью ночь они сели кругом и стали держать совет.
– Растоптать эту дрянь, – неуверенно сказал первый, кивая на темный узел, который держал на коленях Анис.
– Шлем не берет ни меч, ни палица, – почесывая в затылке, возразил второй. – Ни даже огонь. Разве что – утопить?..
– Погодите! – поднял руки третий. – Вы что – ополоумели? Эта штука сделала из безродного раба самого великого воина на свете! А вы хотите просто уничтожить то, за что не жалко отдать все золото мира!
И первый, и второй промолчали. Они переглядывались между собой, они бросали осторожные взгляды на темный узел, и Анис, похолодев, вдруг понял, что и сам испытывает страстное желание примерить на себя жуткий череп. В следующую секунду он схватился за меч – не разумом диктовалось это движение, а отточенным за годы военных походов инстинктом воина.
Трое бросились на Аниса.
Одного он успел заколоть первым выпадом, другого тяжко ранил, глубоко разрубив ему плечо. А третий всадил свой меч Анису в правый бок. Теряя сознание от боли, Анис все-таки сумел отбиться и бежать, унеся с собой узел. Преследователь шел за ним по кровавому следу, но, к счастью, блуждая в полной темноте, Анис почуял запах близкой воды и, выбравшись на скользкий глинистый берег, упал в волны небыстрой речки.
Тот, кто предлагал утопить шлем, ошибался. Не только сталь, камень или огонь не могли повредить древний череп – бессильна оказалась и вода. Она не принимала в себя костяной шлем – шлем не тонул, и, держась за него, Анис плыл и плыл, пока течение не вынесло его на песчаную отмель.
Холод ночной реки успокоил боль от раны. Анис перевязал себя, закинул за спину узел и побрел на восток, в царства, куда Орик Непобедимый так и не довел свою кровавую армию.
Прошли годы, прежде чем об Анисе услышали снова.
Он вернулся на разоренные земли, которые едва-едва успели оправиться от чудовищной резни, устроенной Ориком Непобедимым. Он стал правителем крохотного княжества, большую часть которого занимала жаркая безлюдная пустыня. Он сумел возродить жизнь, ярко расцветшую когда-то, а теперь примятую и раздавленную, словно трава под конскими копытами.
Анис так и не осмелился надеть на себя Кость Войны, но у него и не достало решимости навсегда избавиться от древнего черепа. Состарившись, он похоронил шлем в укромном месте своего дворца, а секрет тайника спрятал в собственном мече – который когда-то получил от отца и с которым не расставался до конца жизни.
Вскоре после смерти Аниса его княжество, как многие другие в тех краях, смели потоки степных кочевников, от дворца остались руины, столетие за столетием погружавшиеся в красные пески пустыни. А Кость Войны все еще таилась где-то в каменном колодце, как терпеливый змей, залегший в своем логове в ожидании случайно забредшей жертвы.
– До сих пор считалось, что меч Аниса утерян, – договорил Маргон. – Но совсем недавно мне в руки попал древний свиток, откуда я и узнал продолжение легенды об Орике и Кости Войны. Было там и про меч… Этот меч – единственный ключ к тайнику во дворце затерянного в пустыне княжества. С помощью Глаза я собирался отыскать меч, но… совершенно неожиданно вспомнил один наш с тобой разговор…
– Какой это? – хотел спросить Берт, но только бессвязно помычал.
Впрочем, Маргон его понял.
– О старом Франке, – сказал многознатец. – Вы ведь были хорошо знакомы? Очень хорошо знакомы… Очень-очень хорошо.
Берт передернул плечами и фыркнул – фыркнуть у него получилось отлично: мол, не ваше это все-таки дело, господин, моя дружба со стариком Франком…
Маргон усмехнулся:
– Бедолага всю жизнь потратил на поиски Последнего Приюта Дикого Барона. Библиотека, которую он собрал, давно не давала мне покоя… А его коллекция древних редкостей едва не превосходит мою собственную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33