И вы ей, конечно. Она очень боится встретиться с вами после того, что вы сказали в той хижине. Я буквально снес ее вниз на руках. Ясно? И, как я понимаю, вы хотите жениться на ней?
– Да, да.
– Хорошо. Я ей сейчас скажу.
Болдок остановился у обочины, где стоял красный «мини-минор», приблизил лицо к стеклу, оно отодвинулось. Ронни увидел часть лица и руку Симон.
– Он не сердится! – крикнул Болдок, словно стоял далеко. – Он говорит, что не сердится и хочет жениться на тебе.
Дверь открылась, и Симон в белом макинтоше вышла и стала напротив Ронни. Вот это было реально! Они обнялись и стояли так, пока Болдок, держа саквояж в одной руке, не хлопнул Ронни по плечу другой.
– Пошли. Где эта забегаловка?
– Вон там. Так вы в конце концов позволяете мне взять ее?
– Я могу доверить ее вам. Простите за дело в хижине. Я был не прав, но тогда я еще думал, что вы устроили все ради денег, понимаете, и Студент для нее будет лучше. Наверно, я и тут ошибался. Потом я понаблюдал за ней и понял: она вас любит. Но от этого было только хуже. Студент бы никогда не разбил ее сердце. Сюда? Что будете пить? Предлагаю виски. Прогоняет холод.
В баре «Белого льва» лорд Болдок держался увереннее, чем обычно. Первым достиг стойки безо всякой форы. Хозяин, сегодня в желтых вельветовых штанах и куртке, сшитой, казалось, из полотенца, наклонился к нему с подчеркнутым уважением. Ронни и Симон уселись в нише, украшенной почтовыми рожками, за столик с очень неточной картой Европы под стеклом.
– Прости за то, что я сказала Биш, когда мы сбежали, и за глупости насчет твоей работы, – сказала Симон, не отпускавшая руку Ронни с тех пор, как они обнялись на улице.
– Все в порядке. Слушай, ради Бога, просвети меня немножко. Где мама?
– Покупает гардины с каким-то декоратором. Она думает, что я тоже в магазинах. Предполагается встретиться в час за ленчем. Осталось десять минут.
– Что имел в виду Чамми, говоря, что у меня опасно?
– Ну, будет опасно, как только мама поймет, что я не приду и что мои вещи исчезли.
– Еще есть время.
– Не обольщайся. У этой женщины шестое чувство.
– У этой женщины, а? Мы растем! Слушай, если хочешь снять плащ, отпусти меня на секунду. Я не сбегу.
Оказалось, что под плащом костюм от Шанель, белый, вязаный, с каймой кофейного цвета. Прежде чем сесть, Симон снова взяла его руку.
– Мы поженимся, да? – сказала она.
– Да. – Он потянулся через стол и поцеловал ее. Это, естественно, совпало с приходом лорда Болдока, который нес на жестяном подносе с карикатурной картой Англии напитки и псевдогрузинскую кружку с водой.
– Для этого будет уйма времени, – сказал он. – Мне надо быстро уходить, чтобы обеспечить у Чайта свое алиби. А вы, как только я уйду, смоетесь в вашу квартиру, Ронни, и соберете вещи. Затем оба – вон. Сгиньте! Получите разрешение на брак и подкупите чиновника, чтобы молчал. Пока не женитесь, старайтесь не появляться в своих обычных местах.
– Но что она может сделать? Симон не ребенок или что еще там!
– Если вам хочется ждать, убедиться в том, что она может сделать, я помешать вам не могу. Она может, мягко выражаясь, разозлиться. Не может? И не убеждайте себя, что вы сейчас не в Теннесси.
– Да, понимаю, – сказал угрожающе Ронни. – Малоизвестный, неотмененный закон тысяча пятьсот девятнадцатого года, запрещающий простолюдину жениться на дочери или падчерице пэра Королевства, если парень не снабдит королевский флот полностью снаряженным трехмачтовым кораблем. Вы правы. Браво.
– Желаю удачи. Собственно, вам, старина, уже здорово повезло. Вы сообразили только вчера, верно? Что вам нужно?
– Заявить?
– Извините, думал, что вы поняли. Насчет того, что вы не возьмете денег Джульетты, даже умоляй она вас на коленях. Это и решило дело. Понимаете, до тех пор был еще шанс, что если вам удастся убежать с Симон, даже после свадьбы с Мэнсфилдом, Джульетта в конце концов примирится. Миллионерша леди Болдок – а ее дочь преподает в общей школе в Баттерси!.. Нехорошо, верно? Как бы то ни было, теперь дело другое. Когда Бог знает сколько миллионов людей услышало, что вам насрать на ее деньги, – свинья полетит на Луну прежде, чем вы увидите хоть грош. Вы не понимали этого, когда говорили?
– Нет, это нахлынуло внезапно. Я был немного не в себе.
– Да, наверно. Совсем не похоже на вас. Я имею в виду вас прежнего. – Болдок на секунду прищурился, глядя на Ронни, затем продолжал: – Итак, Ронни не хочет денег Симон. Говорит, что хочет саму Симон. Конечно, скажи вы мне, что теперь, когда вы распрощались с надеждой на деньги Симон, я могу оставить ее у себя, я оказался бы настоящим дураком. Впрочем, я не думал, что вы так скажете. Кроме того, было ясно, что Симон хочет Ронни. Последние две недели убедили меня в этом. Вот. Бац! Кончено. О, пока я вспомнил.
Он достал из нагрудного кармана тощую пачку банковых билетов и дал Ронни.
– Свадебный подарок. Боюсь, только двадцать пять. Больше мне нельзя брать зараз. Все же лучше, чем пинок в зад.
– Очень признателен вам, Чамми, – сказал Ронни, пряча деньги.
Симон неожиданно заговорила:
– Да, Чамми, это ужасно мило с вашей стороны.
– Что она сделает с вами? – спросил Ронни.
– Что-нибудь, несомненно, сделает. Несомненно! Даже с самой снисходительной точки зрения (в ее понимании снисходительной) я проявил преступную небрежность, не прочел мысли Симон, не запер ее в отеле.
– Она догадается, что ты не только ничего не сделал, – сказала Симон.
– Да, конечно, но доказательств нет. Она будет уверена, что ты никогда бы не сбежала сама, кто-то должен был тебя подтолкнуть, но одной уверенности мало, верно?
– Вполне достаточно, чтобы расправиться с тобой, – сказала Симон.
– Боже правый, не знаю. Но все же это не открытый вызов, как сделал наш Ронни. Такое она не любит, а? Знаете, я бы сам смог выкинуть нечто подобное. Часто хотел.
– По какому поводу? – спросил Ронни.
– О! Повод! Я сыт по горло. По-настоящему сыт. А теперь, когда Симон в надежных руках… Скажем, шерстяной розовый смокинг, который она заставляет меня надевать. Сдохнуть можно, верно? Понимаете, когда делаешь то, что велено, в мире нет более любящего, нежного и доброжелательного существа. Но это все равно что сказать, как чудесен тигр, когда прыгает на антилопу и вонзает в нее клыки. Спасибо! Ладно. Я ухожу. Когда обоснуетесь, черкните мне на Уайт. Желаю счастья.
Болдок пожал Ронни руку, поцеловал Симон и ушел.
– Я говорил тебе, – сказал Ронни. – В. конторе, в «Широких Лугах». Помнишь?
– Помню. Это мама не хотела, чтобы мы с ним дружили. В сущности, я всегда знала. Я хочу есть.
– Пойдем. Я соберу вещи, уложу все в машину, и мы отправимся туда, куда богач умрет, а не заглянет. А потом уедем, найдем дешевый отель и поспим.
Она ответила ему благодарной улыбкой, никогда прежде не виданной. Он впервые заметил в ее глазах что-то темно-синее или пурпурное. Она казалась неожиданно повзрослевшей, как школьница, впервые употребившая косметику. Помогая ей надеть плащ, он сказал:
– Как странно! Я был дерьмом, когда встретил тебя. Я и остаюсь им во многом. Но из-за тебя пришлось проявить характер и отказаться от попыток стать настоящим дерьмом, законченным. Немножко обидно, потому что, если ты не настоящее дерьмо, начинаешь беспокоиться о других людях.
– Ты совсем не дерьмо. Теперь, во всяком случае, нет. А я как была дурой, так и осталась. Я не изменилась. Ну, может быть, чуточку.
– Чертовски сильно изменилась. А кто старое помянет…
– Я сама не забуду, какой была дурой. Ужасной!
– Может быть, нам надо работать друг над другом.
– Вдвоем нам легче не быть такими плохими.
– Вот именно.
Ронни взял ее саквояж. Они вышли и, обнявшись, пересекли улицу.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21