Она слегка просветлела после этого, но все еще выглядела — не дай бог. То есть по-настоящему плохо. Но мне-то уже больше ничего не оставалось делать. Мы поговорили немного о старых временах… А в конце она спрашивает — могу ли я, дескать, оказать ей небольшую услугу. Я вообразил, что она хочет поесть у меня на халяву, долларов на двадцать — ну и отвечаю, — да, мол, окажу, если смогу.
Стейси наклонил голову и слегка потряс ею, словно не в силах поверить.
— А ведь знаете, Гвен-то примерно моего возраста. Сорок семь, от силы сорок восемь. Я вот стараюсь держать себя в форме. Каждое утро около полудня пробегаю пару миль, дома немного работаю над собой. А Гвен я едва-едва смог узнать! То есть она выглядела почти что на все шестьдесят. И одета была в какое-то рванье, и сумку несла какую-то здоровую, хозяйственную — знаете, какие пожилые бабки таскают? Вот так и несла, и нескольких зубов не хватало. В общем, беда просто. Ну, я спрашиваю — Гвен, что я могу для тебя сделать? Так она лезет в эту свою сумку и достает посылку и письмо. Отдает это все мне и говорит: отправь по почте, если со мной что-то случится. Я спрашиваю «а что с тобой может случиться-то?», а она говорит — в случае моей смерти, тупица! Ну, черт, никто не любит говорить о смерти, так что я пошутил что-то и взял ей еще выпить, а потом она встала и собралась уходить. Но остановилась и говорит: «Знаешь что, Стейси?» Я говорю — что? А она говорит: «Знаешь, я не думаю, что была очень хорошим человеком». Тут она повернулась и вышла, и это был последний раз, когда я ее видел — за исключением похорон, но тогда я на самом деле ее не видел, потому что гроб не открывали.
— Хм, — сказал я. — А кому было письмо?
— Письмо было какому-то парню в Лондоне, Англия. Имя у него было забавное…
— Олтигбе? — спросил я. — Игнатиус Олтигбе?
— Да-да, по-моему, так. Это откуда — французское?
— Африканское, — сказал я.
— Шутите! — сказал он. — Хотя… Гвен точно перепробовала всех.
— А что в посылке?
— Та была для Конни. Был указан ее вашингтонский адрес. Так я и понял, что она в Вашингтоне.
— Что представляла собой посылка?
Он руками показал мне размер.
— Вот такая большая. Да вы знаете. Как коробка из-под сигар.
— И вы их отправили?
— А как же. Сразу после того, как этот шпендель, с которым Гвен жила, пришел и рассказал о ее смерти. Я сходил на почту и все отправил. Там уже они наклеили марки и все такое.
— А сколько весила посылка? Не помните?
Он снова пожал плечами.
— Не знаю. Да примерно столько, сколько весит коробка сигар.
— Или книга? — спросил я.
— Да, возможно. Да порядка фунта, пожалуй.
Он посмотрел мне в лицо.
— Что ж теперь за история с Конни? С чего вдруг Сайз ею заинтересовался?
— Он считает ее новостью.
— Большая новость?
— Возможно.
— Насколько большая?
— Похоже, так или иначе дотягивается до Сената.
— Звучит действительно крупно. У нее неприятности?
— Пока нет.
— Деньги замешаны?
— Может быть и так.
— Сколько? Я имею в виду — хотя бы предположительно?
— Боюсь, миллионы, не меньше.
Стейси удовлетворенно кивнул головой.
— Я это всегда говорил, — пробормотал он едва слышно, скорее сам себе.
— Говорили что?
— Я всегда говорил, что Конни, с ее-то умом и внешностью, когда-нибудь по-настоящему выйдет в дамки!
Глава двадцатая
Лос-Анджелес я покинул стремительно. В мотель за пальто и своими бритвенными принадлежностями заезжать не стал — Френк Сайз купит мне новые. Прямо от Стейси я отправился в Лос-Анджелесский международный аэропорт, вручил ключи от машины парням из конторы Хертца и убыл первым же рейсом на восток. Он оказался в Чикаго, и мне пришлось провести целый час в тамошнем аэропорту им. О’Хары, прежде чем я дождался самолета, который следовал бы куда-нибудь поближе к Вашингтону. Им стал рейс на Френдшип, который находится буквально на полпути между Балтимором и Вашингтоном. Конечно, мне хотелось бы в конечном итоге сесть в Национальном аэропорту Вашингтона, но оказалось, что после полуночи там посадка запрещена — якобы от нее слишком много шума. В полночь все в Вашингтоне уже час как в постели — по крайней мере все те, в чьей власти решать, когда садиться и взлетать самолетам.
Я позволил себе роскошь взять прямо из Френдшипа такси и был дома уже к четырем часам утра. Сара проснулась, когда я прокрадывался в спальню. С ней так всегда, какие бы усилия я ни прикладывал, чтобы оставаться тихим и незаметным.
— Как все прошло? — спросила она.
— Неплохо.
— Много всяких новостей. Рассказать сейчас?
— А давай. Мне звонили?
— Еще как!
— И кто?
— Ты намерен перезвонить им прямо сейчас?
— Да нет. Просто любопытно.
— Ну, лейтенант Синкфилд звонил. Дважды. Мистер Артур Дейн — один раз. Голос у него… вкрадчивый. Разок звонили эти твои… из клуба. Еще жена сенатора, миссис Эймс. Потом еще какая-то, говорила этак плаксиво, назвалась Глорией Пиплз. Еще Конни Мизелль, девица с таким бархатным голосом.
— А ты б видела ее тело… — сказал я.
— Если оно соответствует голосу, ты, поди, опять влюбился.
— Я с этим справлюсь. А что ты им говорила?
— Что ты в Лос-Анджелесе, где именно я не в курсе, и что если у них что-то особо важное, они могут, наверно, попытаться достать тебя через офис Френка Сайза. А теперь марш в постель!
— Я вот думаю, не надеть ли мне пижаму?..
— Сейчас тебе будет не до нее, — пообещала она.
Это было смутное чувство, что здесь есть кто-то еще. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть руку. Пальцы ее были напряжены и вытянуты, и она стремительно приближалась к моей переносице. Я резко откатил голову влево, и пальцы цапнули меня чуть повыше правого уха. «Уанг!» — крикнул Мартин Рутерфорд Хилл вместо «Доброе утро!».
— Да ты у нас киллер, да, малыш? — спросил я.
Затем прислушался к себе, стараясь оценить, насколько тяжелое похмелье я заработал в результате вчерашнего бесконтрольного потребления внутрь горячительных напитков. По ощущениям, была не крайняя степень, но почти.
— Дик! — сказал Мартин Рутерфорд Хилл.
— Эй, Сара! — закричал я.
— Что? — донесся ее крик с первого этажа.
— Ребенок произнес слово!
— Сейчас несу! — крикнула она.
Некоторое время спустя она появилась, неся с собой чашку кофе. Я с кряхтением сел на кровати и благодарно принял ее.
— Дать тебе сигарету? Или ты собираешься опять бросать?
— Я брошу на следующей неделе. Они в кармане пиджака.
Она нашла пачку, вложила сигарету мне в рот и зажгла ее для меня.
— Спасибо, — сказал я. — А ребенок сказал слово.
— Правда?!
— Он сказал мое имя. Дик. Скажи опять «Дик», Мартин Рутерфорд!
— Дик, — тут же сказал Мартин Рутерфорд.
— Видишь?
Она покачала головой.
— Ну, такое он говорит целыми днями.
— Ступай, чадо, — сказал я. — Придешь, когда сможешь сказать «Декатур».
— Примерно в пять лет, — сказала Сара.
— Сколько сейчас времени?
— Начало одиннадцатого.
— Ты сегодня работаешь?
Она опять покачала головой.
— Не сегодня.
— Возьми няньку для ребенка, сходим куда-нибудь вечером вместе.
— Боже, мистер Лукас, я вся трепещу! По какому случаю?
— Просто так, никакого особого случая.
— Здорово, — сказала Сара. — Это лучше всего.
К 10.30 я уже принял душ, побрился, оделся и сидел за столом в нашей второй спальне, которая некогда была моим кабинетом, а теперь я делил ее с Мартином Рутерфордом. Окно комнаты выходило на восток, и теперь солнце заливало светом мой письменный стол, расположенный прямо напротив окна. Третий обитатель комнаты, кот Глупыш, развалился возле телефона. Стараясь его не побеспокоить, я набрал номер лейтенанта Синкфилда, записанный Сарой.
Он тут же возник в трубке со своим резким «Лейтенант Синкфилд слушает!» — весь по горло в делах, не терпящий пустопорожней болтовни, — словно именно ему сегодня утром выпало встать во главе непрекращающейся войны с преступностью.
Назвавшись, кто я есть, я продолжил:
— Ты мне звонил дважды. Я подумал, что у вас, должно быть, что-то важное.
— Важным оно казалось вчера, — сказал он. — Сегодня это так — не более чем интересно.
— А вы, парни, обедаете когда-нибудь?
— Обедаем, не сомневайся. Наедаемся до отвала в кафетерии «Шолль», потому что там дешево и они обходятся без всех этих религиозных штучек. По нашей работе ничего лучше не найдешь.
— А я вот думаю о чем-то покучерявее.
— Да уж надеюсь, — сказал он.
— Как насчет «Герцог Зиберт»?
— Что ж, достаточно кучеряво.
— А когда вам было бы лучше поесть? — спросил я.
— Я люблю обедать в районе полудня, не сочти только меня деревней.
— Полдень — отлично, — сказал я. — Кстати, а ты знаешь кого-нибудь в Лос-Анджелесе, в убойном отделе?
— Да знаю там кое-кого, — сказал он осторожным тоном, словно боясь сболтнуть лишнего.
— Да тут такое дело… По-моему, вчера там кто-то хотел меня убить. Я подумал, может, твои друзья смогут выяснить кто?
— Ты шутишь?
— Нет, какие шутки.
— Ты запомнил его внешность?
— Это была она. Я хорошо запомнил.
— Начинай описывать, — приказал Синкфилд. — Я буду сразу печатать… если с тобой все в порядке.
— Со мной все о-кей, — сказал я.
В 11.30 утра я подтолкнул свой отчет о расходах, и он скользнул через стол Френка Сайза. «Первоочередное первым!» — сказал я. Отчет я ему сунул вверх ногами. Он нахмурился, глядя на него, и потом стал разворачивать к себе при помощи ластика на другом конце желтого карандаша. По-моему, он не хотел к нему прикасаться.
Закончив читать, он стал медленно поднимать на меня глаза. Недоверие прямо-таки нарисовалось у него на лице. Недоверие читалось также и в его глазах — но их оно никогда и не покидало. «Один костюм? — спрашивал он. — Одна электробритва? Одна зубная щетка? Один тюбик зубной пасты «Крест»? Одна пара жокейских шорт? Одна голубая рубашка? 183 доллара и 45 центов?!» К тому моменту, когда он дошел до 45 центов, его голос поднялся до верхнего регистра полнейшего недоверия.
— Вы хотите, чтобы я рассказал вам об этом, — сказал я, — или хотите проверить, сможете ли петь сопрано?
— Расскажите мне об этом, — сказал он. — Что-то с утра я еще не слышал ничего занимательного.
И я рассказал ему, а он слушал как всегда — полностью погрузившись в процесс, только временами помечая для себя вопросы, которые надо задать по окончании рассказа.
Когда я закончил, Френк воспользовался своим желтым карандашом, чтобы поставить «ОК!» и свои инициалы на отчете. Он подтолкнул его через стол ко мне.
— Честно говоря, — сказал он, — я б, наверно, и не подумал заворачивать ни к какому Стейси. Или первым же самолетом отбыл бы куда подальше, или пошел бы к легавым.
— У меня с собой было много Скотча, — сказал я.
Он кивнул.
— Что вы расскажете Синкфилду?
— Да, думаю, практически все.
Он снова кивнул.
— Я тоже так считаю. Затем?
— Затем я позвоню или навещу всех тех, кто мне звонил в мое отсутствие. Может быть, у них что-нибудь есть.
— Мы уже набрали материала для целой грозди колонок, — сказал он. — Как лихо Конни Мизелль и этот ее наполовину брат подъехали к сенатору и к его дочери! Просто красота!
— По-моему, недельку с тем, что у вас есть, вы продержитесь, — сказал я.
— За исключением одной вещи, — сказал Сайз.
Тут кивнул я.
— Вместе ничего не стыкуется.
— Да, — сказал он. — Не сходится.
— Колонка-другая — может, тогда и остальное проявится?
— Так-то оно так… Но пока ведь не скажешь, что они у меня в руках?
— Для себя — нет, не скажешь.
— А я хочу всю историю, — сказал он.
— Вот и я того же мнения.
— Вы хотите довести все до конца самостоятельно или вам потребуется помощь?
— От кого? — спросил я.
— От меня.
— Давайте поглядим, что случится в ближайшую пару дней. У меня чувство, что что-то должно вот-вот произойти.
Сайз кивнул.
— У меня тоже. Потому-то я и хочу вмешаться.
— Ну, черт возьми, хозяин-барин. Босс — вы!
— Но то, что я хочу, не всегда оказывается самым разумным.
— Наверно, потому вы и босс, раз это знаете, — сказал я.
— Да уж, — сказал он. — Может и поэтому.
Я вручил Мейбл Зингер подписанный командировочный отчет и попросил ее позвонить в «Герцог Зиберт», чтобы зарезервировать для меня столик — не прямо возле кухни, и в достаточном отдалении от других столиков, чтоб никому не удалось «поставить ухо» под наш с лейтенантом Синкфилдом разговор. А то в «Герцоге» трудно бывает сесть так, чтобы не касаться плечом какого-нибудь спортивного типа из числа его завсегдатаев. Это нам ни к чему.
Но имя Френка Сайза опять произвело волшебное действие, и мне, явившемуся парой минут раньше (как всегда), предоставили зарезервированный столик почти в полуметре от ближайшего соседа. Для «Герцога» это почти полная изоляция.
Синкфилд прибыл вовремя, или, на худой конец, минутой или двумя позже назначенного. На свой стул он опустился с глубоким вздохом.
— Неудачное утро? — спросил я.
— Да все плохо, — ответил он. — Давайте выпьем!
Подошел официант, и мы заказали себе выпить. И обед тоже. Синкфилд попросил бифштекс, я выбрал форель. Дождавшись выпивки, Синкфилд хорошо приложился к своему бокалу и сказал:
— Да, вчера ты вел себя как порядочный идиот. Или, может быть, как чертовский умник. Все еще не могу точно определить.
— Ты о чем?
— Да о том, как ты выпрыгнул из машины.
— Что ж тут идиотского? — возразил я. — Жив остался, между прочим.
— Это и удивительно.
— Так лос-анджелесские сыскари ее знают?
Он кивнул.
— Они считают, что твои дорожки пересеклись с Громилой Би.
— Что еще за Громила Би?
— Громила Би — это Беатрис Анна Уитт. Они никогда не слышали, чтоб она кого-нибудь раньше убивала, но однажды она уже отсидела два года за то, что ухайдакала одного парня пивной бутылкой. Тот был на волосок от смерти. Мои друзья в Эл-Эй говорят, что она вообще хороший боец, любит драки, избиения, во всяком случае, они это слышали. Берет заказы на избиения, хотя, как они считают, может разукрасить кого хочешь и просто так, «из любви к искусству». Под настроение. Там они, впрочем, заинтересовались тем фактом, что она тыкала в тебя пистолетом. Спрашивали меня, может, ты приедешь и напишешь заявление? Я им сказал, что едва ли.
— Правильно, — сказал я.
— У них там три или четыре нераскрытых убийства, которые, на их взгляд, можно привязать к ней. Каким, говоришь, она в тебя тыкала? 38 калибр?
— Выглядел как 38-й.
— Я им так и сказал. Они считают, вот если б взять ее, да так, чтоб пистолет был на ней… Они б тогда сделали баллистическую экспертизу и, может, нарыли бы что-то. Я их попросил — если возьмут ее, пусть сделают мне услугу и заодно попробуют выяснить у нее, на кого она работала.
— Это могло бы быть интересно, — сказал я.
— У тебя есть какие-то идеи?
Я задумчиво покачал головой.
— Ау! Живей, Лукас! — подбодрил Синкфилд.
— Ну хорошо, — сказал я. — У меня есть идея. Это должен быть кто-то, кому я нужен или мертвым, или смертельно напуганным. Значит, это вполне может быть тот, кто взорвал Каролину Эймс и застрелил Игнатиуса Олтигбе. Это должен быть дока в разных областях, раз он может просто снять трубку и позвонить такой особе, как Громила Би.
— Да нанять можно кого угодно, — сказал Синкфилд. — Но почему ты им нужен мертвый? У тебя есть что-то, о чем ты мне не рассказывал?
— Не знаю, — сказал я. — Разве об одном единственном факте, который я раскопал в Лос-Анджелесе, насчет матери Конни Мизелль…
— Гвендолин Рут Симмс, — подхватил Синкфилд. — Известная также как Гвен Мизелль, гражданская жена некоего Френкиса без-среднего-имени Мизелля. Она умерла 21 октября.
— Хм… Ты уже проверил?
— Это моя работа.
— Так вот, у нее был еще один ребенок. Я имею в виду — у Гвен Мизелль.
— Да ну?
— Угу. И звали его Игнатиус Олтигбе.
Синкфилд не донес до рта кусок бифштекса, вернув его с полпути обратно на тарелку. Достал сигарету и закурил. Взгляд его устремился куда-то в пространство. После очередной затяжки он смял окурок, снова взял вилку, подцепил кусок мяса и отправил-таки его по назначению. Сделав несколько жевательных движений, он сказал:
— Это должно бы быть совпадением — но это не так.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал я.
— Они оба выплыли из тумана примерно в одно время, так ведь? Я говорю об этой девице Мизелль и ее полубрате-полукровке.
— После смерти мамаша послала деткам кое-что, — сказал я. — Это кое-что переправил им по почте один местный парень, владелец бара. Олтигбе в Лондон ушло письмо, а Конни Мизелль — посылка в ящике размером с сигарную коробку.
Синкфилд кивнул, отрезал себе очередной кусок бифштекса и положил его в рот. Говорить он начал, еще не закончив пережевывать:
— Так что ж ты там, в Лос-Анджелесе, на самом деле вынюхивал?
— Что-нибудь, что связывало бы сенатора Эймса и Конни Мизелль.
— И что ж это, по-твоему? Какая-нибудь мерзость типа поляроидных фоток, на которых он, она и, может, еще какая-нибудь девка?
— Может быть, — сказал я. — Она мне пару раз откровенно солгала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25