Здесь выложена электронная книга Мгновение - вечность автора по имени Анфиногенов Артем Захарович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Анфиногенов Артем Захарович - Мгновение - вечность.
Размер архива с книгой Мгновение - вечность равняется 272.39 KB
Мгновение - вечность - Анфиногенов Артем Захарович => скачать бесплатную электронную книгу
Мгновение – вечность
Часть первая
В осеннем небе Сталинграда
– Баранов-то как отличился, – сказал командир полка майор Егошин, все узнававший первым. – Прямо герой!
КП насторожился.
В опустевшей деревеньке, лепившейся к берегу Волги, радио не было, газет не читали, а старший лейтенант Баранов проявлял себя так, что каждый его бой получал известность и обсуждался. Аэродромная молва, на все отзывчивая, сама объясняла причины повышенного внимания к летчику-истребителю Михаилу Баранову: под Сталинград стягивались лучшие части немецких военно-воздушных сил. Майор Егошин все домыслы и слухи гнал метлой, но источники, которым можно верить – где они?.. «Радуйся, старых знакомых встретил! – в сердцах выложил ему однокашник, снятый с боевой работы по ранению и поставленный во главе разведотделения. – „Мессера“, гонявшие нас под Воронежем, – здесь!» Новость настигла майора на высоком прибрежном откосе, только что принявшем его экипажи. «Всех привел?» – спросил разведчик. «Двое на подходе, жду…» Помолчал майор, затыкавший рот любителям неподтвержденных фактов. Волга, мерцая внизу холодно и остро, напомнила ему первый сталинградский рассвет… «Начальник штаба планирует построение полка, – сказал командир. – Как положено, по форме, с прохождением знамени и захождением в строй…» – «Какое построение… Ты что… – понизил голос летчик, с курсантских лет, как и Егошин, питая к пешему строю неприязнь: не дело гордых соколов тянуть носочек, печатать шаг. – Под Воронежем „мессера“ нагличали, теперь они вообще житья не дадут, того и гляди нагрянут, – чем отбиваться?»
Лучше всех ответ дает Баранов.
Поднимается на задание – в штабах садятся за телефоны, настраиваются на командную волну, ждут результатов. Двадцати одного годочка, розовощекий, со свежими впечатлениями еще близкого детства и открытой улыбкой, летчик Баранов, как заметил наезжавший к авиаторам московский писатель, чем-то похож на былинного Алешу Поповича. Возможно, похож. Каков собою древнерусский Алеша, командир полка не знает, запамятовал, главное, считает Егошин, в другом: Баранов для большинства наших летчиков – сверстник, погодок. И чином не велик – командир звена… Свой. Миша.
– Здорово отличился, – медлил майор; искушенный в добыче информации, он и распорядиться ею умел, дозируя и оглашая сообразно обстановке. – Две победы зараз: одного немца сбил, а другого таранил…
– Ну, Баранов, искры из глаз!
И прежде бывали на фронте летчики, заставлявшие удивленно говорить о себе, но такого, чтобы оправдывал ожидания изо дня в день жестокой битвы, – такого не было: что ни вылет, то бой и победа. «Баранов может… что же… чем черт не шутит, смогу и я», – загорались верой в себя другие: успех много значит среди бойцов.
Особенно дорог Михаил авиаторам тем, что валит немецких летчиков-истребителей штучного производства.
– Одно слово – рубака!
– Допек Баранова немец… но действительно истребитель: погибать, так с музыкой!
– А Дарьюшкину, говорят, трех баб-летчиц прислали, – не удержался, вставил Егошин, огласил не проверенный пока что факт. – Я понимаю, связисток, вооружении… куда ни шло. Сработают на подхвате. Но летчиц? В это пекло? Или в России уже других резервов не осталось? – Он покосился куда-то вбок и вниз, на локоть собственной гимнастерки, расцвеченный майорским шевроном.
Резервы – излюбленный конек майора.
Оседлать его помешал командиру «дед» годков под тридцать, бывший инструктор авиашколы.
– Для лучшего прикрытия самолетов-штурмовиков «ИЛ-два», – дал свое объяснение «дед». Сдержанный смешок прошел по КП.
– Один-ноль в пользу «деда».
В штурмовом авиационном полку майора Егошина собралось сразу три школьных инструктора. Два из них быстро сошли в наземный эшелон, третий, языкастый «дед» в звании старшего лейтенанта, держался в седле, и не было, ни одного не проходило вылета, чтобы его «ИЛ-2» не пострадал от алчной «шмитяры», как называл бывший инструктор капище немецких истребителей «Мессершмитт-109». Некогда Егошин был курсантом «деда», и последнему, по старой памяти, многое сходило с рук. Многое, не все. Высказался было старший лейтенант в том смысле, что «конечно, щелкают наших… скоростя не те… у немца самолеты побыстрее», и схлопотал от майора по первое число. Есть пункты, по которым они расходятся резко.
– Это в тридцать восьмом году, в Приморье, – пошел майор нахоженной тропой, не дожидаясь тишины, – так же, на склоне лета, подняли нас в ружье, трех героинь спасать. Дров наломали!.. Батюшки мои, сколько дров… Я тогда звеном командовал…
Далекий август, командование звеном… Губастый рот майора тронула улыбка.
Что говорить, не сложился финиш женского перелета на Дальний Восток, и дров, пока отыскивали упавших в тайге рекордсменок, наломали немало, а Егошина та осень высоко подняла. Всю страну встревожила судьба трех смелых молодок, сколько людей с надеждой смотрели на Егошина, на его звено, привлеченное к поиску. Впервые оказался Михаил Егошин на виду, почувствовал свою ответственность перед лицом народа… да поиск пустили по ложному следу, вдоль Амура, а девушек, спутавших Амур с Амгунем, унесло на север… Под Москвой, командуя полком, неся тяжелые потери и не зная, как отвечать на вопросы, поставленные войной, он однажды, чтобы облегчить душу, ввернул на собрании, дескать, «товарищи просят, чтобы я поделился, как мы искали народных героинь», – и час, наверно, держал аудиторию, обходя катастрофу спасательных ТБ-3 и «Дугласа», столкнувшихся над местом падения «Родины», и гибель десантников-парашютистов, вспоминая радость находки, дорогу цветов, триумфальное возвращение летчиц в столицу. «Вся довоенная жизнь была порывом», – говорит Егошин, видя в собратьях-летчиках приверженцев деяния и оставляя другим печалиться о потерях и жертвах, сопровождающих поступки. «Кто порывался в спецкомандировки или еще куда, – покряхтывает несогласный с ним „дед“, – а кто крутился как белка в колесе… Я, например, в училище девять выпусков отбарабанил, а раз всего лишь отдохнул по-человечески, и то в декабре на юг поехал…» – тут общего языка они не находят. «Теперь Миша Баранов славу тех молодок поддерживает», – думает Егошин.
Короб полевого телефона с оборванной, свисавшей до пола шлеёй утробно заурчал. Егошин снял трубку.
– Хутор Манойлин, – повторил он, подвигая к обрезу стола лежавший наготове планшет, погружаясь в карту, погружаясь в цель, поставленную летчикам-штурмовикам, – хутор Манойлин…
– Восточная окраина… танки, – негромко, слышно для всех уточнял он задание, остро щурясь и делая на карте точечные пометки черным карандашом. КП следил за ним тяжело, молча, только «дед» присвистнул: «Амбар на восточной окраине…» На долгом пути к Волге летчикам приходилось бомбить места, где они прежде базировались. Валуйки штурмовали через месяц после отхода. Россошь – через три недели. А хутор Манойлин – вот он, за Доном, рукой подать… амбар, пропахший отрубями, сено в амбаре, свежего покоса, непросохшее, шелковистое. Егошин подгребал его себе на постель – четыре дня назад!
– Прикрытие? – требовательно спросил командир. – Не я за глотку хватаю – немец… – Напор вражеского наступления, его темп на КП в присутствии Егошина не обсуждался, но он, напор, был в мыслях у всех и невольно сказывался в том, что и как говорил майор, получая боевое задание из штаба дивизии. – В тот раз, хочу доложить, если не забыли, «ЯКи» вообще не поднялись, бросили нас… Что ж, по-вашему, я опять должен, «ЯКов» ожидаючи, молотить винтами, подманывать «мессеров»?.. Нема дурных, хватит! Мне эти расследования как мертвому припарка, скажите прямо: будет прикрытие?.. Сколько?..
Летчики, не дожидаясь, чем кончится тяжба командира, выбирались из тесного КП на крыльцо. Вслушиваясь в гудение «юнкерсов», стороной проходивших на Сталинград, «дед» сказал:
– Пара «ЯКов» в этом небе погоды не сделает…
Радость майора, выколотившего прикрытие, тоже невелика.
Штурмовик Ильюшина, «горбыль», или «горбатый», как его прозвали за верблюжий выступ кабины, – хороший самолет, против танков лучшего нет, о нем в полку песню сложили: «Жил на свете грозный „ИЛ“, на заданья он ходил, – так, кажется, напевает Авдыш, знаток авиационного фольклора. – Сзади, спереди броня…» Броня, броня, все правильно. Сидишь в цельном кованом коробе, как в танке. «Щварцер тод», – пишут газеты. «Черная смерть», да. Но в полете «ИЛ» небыстр, а с хвоста беззащитен. Чтобы застукать танковую колонну на хуторе Манойлин, «ИЛу» требуется поддержка. Ему необходимо с воздуха прикрытие истребителей, «ЯКов», иначе «мессера» его сожрут.
Прикрытия – нет. Все наличные силы истребителей уходят на передний край, на защиту пехоты от «юнкерсов». Для сопровождения штурмовиков остаются слезы… юнцы, вчерашние курсанты. Теперь вот баб под Сталинград прислали.
Резервы – государственное дело, не нам решать, вот разгильдяйство российское, бардак повсеместный, «война все спишет», – как с этим быть? «Тот раз», неспроста поминаемый, это первый подступ к пеклу, первый вылет под Сталинград.
Восемнадцатого августа, к вечеру, привел Егошин на фронт свой полк. Горестно-успокоенным был он в тот предзакатный час: не опоздал. Управился в отведенный ему жесткий срок, в спешке собирая, сколачивая номерной, при боевом красном знамени, полк. Хватал все, что было. Летчиков-сержантов зачислял по выправке и росту (лейтенант, сопровождавший выпускников летной школы, запил в дороге и потерял их личные дела), матчасть с конвейера получал на заводском дворе, с шести утра до обеда… И – по газам. Но куда, если вдуматься, куда гнал он тридцать два экипажа, охваченных горячкой и растянувшихся кишкой, глаза бы на них, сопливых, не глядели?! В глубинку русскую, в приволжскую степь, где славяне коренятся издревле, одолевая и хозар, и печенегов, и орду, и куда нога иноземца не ступала веками… А ныне зерносовхоз «Гигант», что под Ростовом, бесславно оставленном, кормит Германию, а войска шестой армии изготовились для удара по цехам Сталинградского тракторного, первенца пятилетки. Вот где выпало Егошину встречать 18 августа, день сталинской авиации…
Командир дивизии полковник Раздаев поджидал его на посадочной полосе, клубившейся пылью. С прилетом не поздравил. Дня авиации не помянул. «Сколько привел?» – спросил он, исподлобья оглядывая небо. «Техника, хочу сказать, товарищ полковник, сработана на живую нитку, я, например, шел без давления масла…» – «Отказ прибора?» – «Сразу после взлета… Поэтому так: семь экипажей расселись на трассе…» – «Восстановить и перегнать… Придержи ручку-то, раззява… глаза что плошки, не видят ни крошки!» – выругался Раздаев на «галочий», с жутковатым креном плюх «ИЛа» и смерил Егошина тяжелым взглядом. «Когда ждать Ваняхина? – спросил полковник, с ним, Ваняхиным, разбитым за три дня и отправленным на переформирование, а не с новоявленным майором связывая свои надежды. – Ведь обещал быть нынче, я его нынче ждал!..» – «Не в курсе… Отвечаю за свой полк…» – «А я – за Сталинград!» – ввернул Раздаев, чтобы понял майор разницу, с которой следует считаться. К тому же дивизия Раздаева – отдельная, подчиняется Ставке, ее резерв. Фронтовое начальство это учитывает. На северо-западе, например, с ним были осмотрительны, только орденок занизили, а под Сталинградом… Под Сталинградом отдельная дивизия – падчерица, отцова падчерица, вся черновая работа – на ней. Передавать дивизию армии Степанова Хрюкин не намерен, напротив, принимает меры, чтобы оставить ее у себя, в восьмой воздушной, связать со Сталинградом намертво; в Генштабе с Хрюкиным считаются. – «Боевая задача на завтра, – приступил Раздаев к делу. – Хутор Малонабатовский, где засечено скопление танков…»
Тяжелые потери и шаблон действий, осужденный приказом Хрюкина, подвигнули Раздаева на тактическое новшество: поднять «ИЛы» не с рассветом, как повелось, а – затемно, чтобы штурмовики накрыли цель, когда солнце, восходящее над Доном, бьет зенитчикам в глаза, слепит их… Уловка предназначалась для летчиков Ваняхина, где-то застрявших. «Мои сержанты ночью не летают, – возразил Егошин. – Они днем-то…» Тут пилотяга, ухайдаканный многочасовой перегонкой, грохнулся, как утюг, обдав командиров жаркой пылью. Оба помолчали… Поднимать «ИЛы» с бомбами в потемках, вне видимости горизонта, вслепую, – значит рисковать, и рисковать крупно. При такой-то выучке дров не избежать. «Объект насыщен зениткой, прикрыт „мессерами“, – сказал полковник. – Командарм Хрюкин мое решение одобрил…» – «В таком случае пойду „девяткой“. – „Одной „девяткой“? От нас ждут эффекта!“ – „Скомбинируем, – рассуждал Егошин вслух. – Пары составим так: один лейтенант и один сержант. Вчерашний инструктор поведет вчерашнего курсанта… Парочка, баран да ярочка“, – и снова мелькнуло в мыслях Егошина восемнадцатое, день авиации… Праздник, черт языком дразнит… Сержант Агеев Виктор, приземлявшийся последним, его порадовал: притер свой „ИЛ“ легко, неслышно. Раздаев, слушая расчетливого майора, от удовольствия прикрякнул.
Взлетали в аспидной тьме, какая сгущается на исходе августовской ночи, поглощая все, тяготеющее к свету: человеческие лица, брезентовые чехлы песчаного отлива, поварскую косынку официантки, привезшей горячий чай…
Недавние шкрабы, довоенной выучки летчики, поставленные Егошиным коренниками, скрепляли «девятку», молодые ухватывались за них, как за мамину юбку. Ободренный чудом собранной и поднятой стаи, майор думал не о Малонабатовском, не о танках, но о том, сколько продержатся сержанты. Небо за Волгой постепенно светлело, очертания машин становились четче. Мгла над прибрежьем скрывала город, не имевший ни начала, ни конца, он замер внизу, то ли в предчувствии великого бедствия, то ли собираясь с силами. Изредка вспыхивали топки пригородных поездов, искрили дуги ранних трамваев… Тьма стоит до света, свет до тьмы. Аэродром истребителей Гумрак, куда они приближались, чтобы получить прикрытие, признаков жизни не подавал. «Терпение, терпение», – приговаривал Егошин, начиная левый, блинчиком, блинчиком затяжной разворот вместо правого, естественного по ходу маршрута. Не опоздав в Котлубань, он обретал власть над строем, готовый упредить врага, и подсоблял сержантам, подлаживался под них. «Терпение, терпение», – отдавался он необычному чувству, о котором насмешливо говорили, как о стадном, недостойном командира РККА, а вот поди ж ты: оно благотворно. Ведь не сравнить, как телепались его губошлепы по маршруту в Котлубань и как цепко держатся сейчас; а истребители, поднявшись в Гумраке, усилят ударную мощь «девятки». «Побеждают не числом, а умением». Его умение – в сплоченности группы, осознавшей опасность, в способности летчиков повиноваться вожаку, нашедшему решение…
Он оглянулся в сторону «деда», шедшего в связке с молодым Агеевым, и увидел свечу, огненный факел над кабиной… Агеева? «Деда»? Он не разобрал, потому что «ИЛ» за его хвостом дернулся, как подшибленный, встал на крыло и крылом повалился… Не понимая происходящего, изумленно уставился он на цветные напористые струи, потянувшиеся вдоль борта. Восхитительно-зрелищной была их неожиданность и яркость; он подумал, что только ему дано в такой близи и так спокойно всматриваться в раскаленный сноп. Его опасности, его смертельной силы он не сознавал. Внезапный удар вышиб у Егошина ручку управления. Он потянулся за ней, его швырнуло к борту и перевернуло головой вниз. Зависнув на привязных ремнях, он все-таки поймал ручку, потряс ее, заклинившую, и бросил…
Защелка «фонаря» кабины, предрассветная свежесть августовской ночи, кольцо парашюта…
…«Все дело в спайке», – решил, очухавшись, Егошин, хватаясь за соломинку.
На донском проселке в зной и кладбищенскую тишину после бомбежки подкинул господь двум летчикам, двум Михаилам, Егошину и Баранову, бочку пива. Баранов пображничать не прочь. Егошин же первый в дивизии трезвенник. Под Новый год пригубил глоток шампанского – и все, ни комдив, ни милейшая его супруга, хозяйка дома, куда с женой был приглашен Егошин, не уломали Михаила Николаевича. Отвращения к спиртному он не испытывал – ему нравился ореол трезвенника, отвечавший профессиональному инстинкту летной среды. Распятая «юнкерсами» степная дорога к Дону сняла с майора честолюбивый обет. При виде крутобокой, схваченной железом, непочатой дубовой бочки, которая освежит, ободрит людей, он презрел свое воздержание. Он просто о нем забыл. До самолетной стоянки, где без обычного для аэродрома порядка вперемежку стояли «ИЛы» и «ЯКи», – метров триста, а бочка – ведер на сорок, не меньше. Летчики переглянулись… «Молоко люблю – страсть, – счел нужным сказать младший по должности и званию Баранов, отворачиваясь от вожделенной бочки.
Мгновение - вечность - Анфиногенов Артем Захарович => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Мгновение - вечность автора Анфиногенов Артем Захарович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Мгновение - вечность у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Мгновение - вечность своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Анфиногенов Артем Захарович - Мгновение - вечность.
Если после завершения чтения книги Мгновение - вечность вы захотите почитать и другие книги Анфиногенов Артем Захарович, тогда зайдите на страницу писателя Анфиногенов Артем Захарович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Мгновение - вечность, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Анфиногенов Артем Захарович, написавшего книгу Мгновение - вечность, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Мгновение - вечность; Анфиногенов Артем Захарович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн