Если бы только не болел так бок, теперь казалось, что это шпага, тогда застрявшая в нем, погружается в его плоть все глубже, и глубже, и глубже. Девушка, похожая на тень, шла впереди легкой, неслышной походкой – единственная тень в этой стране без теней, без солнца, без луны. «Подожди меня, Ирена!» – хотелось ему сказать, но говорить было не нужно: она и так ждала. Она оборачивалась, возвращалась назад. Ее теплая сильная рука касалась его руки. «Хочешь немного отдохнуть, Хью?» Он качал головой. «Я хочу идти дальше», – говорил он. И шпага снова, на этот раз еще немного глубже, погружалась в его тело. Его имя, имя его отца, которое он когда-то ненавидел, звучало как благословение, произносимое ее голосом, как единый выдох и вдох: ты! Ты моя суть. Ты, встреченная против всех ожиданий. Ты моя жизнь. Не смерть, а жизнь. Мы поженились там, у пещеры дракона.
– Немножко отдохну, – сказал он, опустившись на колени. Она подошла к нему – любящая, верная, озабоченная. Он сказал, чтобы она не волновалась: он просто хочет немного посидеть и отдохнуть. Или он собирался ей это сказать?
Она заставила его прилечь, завернула в красный плащ, поддерживала его и пыталась согреть собственным теплом. Это он был тенью, а она – теплом, солнечным светом.
– Спой ту песенку, – сказал он.
Сначала она не расслышала: из-за шпаги, застрявшей у него в боку, он не мог говорить громко. Когда он повторил свою просьбу, она поняла. Оперлась на локоть и немного отвернула лицо, а потом запела своим тоненьким, нежным голоском, голоском жаворонка, не знающего страха:
Бутон цветка, на дереве лист – Родимый кров меня хранит.
Но все же жаворонка песнь В волшебный край манит…
– Это там, – сказал он.
– Что?
– Дома тот волшебный край. Не здесь. Не этот.
Ее лицо было близко-близко, и она погладила его по волосам. Ее тепло переливалось в него, он закрыл глаза. Когда же проснулся, то боль в боку – торчащая шпага? – больше не беспокоила его. Пока он не встал. Труднее всего оказалось подняться. Он никак не мог опуститься на колени у воды, чтобы попить, он стыдился стонов, вырывавшихся из груди, он постанывал и вздыхал и даже стоять не мог, не издавая этих стонов-вздохов.
– Пойдем, – сказала Ирена, – вот сюда.
Она говорила так спокойно и уверенно, что он спросил:
– Ты нашла дорогу?
Она не расслышала.
Он вполне мог идти, но часто спотыкался. Лучше всего получалось, когда она шла рядом, помогая ему. Она так хорошо его вела, что он мог бы идти с закрытыми глазами, и однажды взял и закрыл их, но тут же пошатнулся и свалился с тропы, увлекая за собой и девушку, и с тех пор старался глаза не закрывать. Идти здесь было легко. Деревья сами расступались перед ними. Но оказалось, что снова нужно переходить через ручей. Это было невозможно.
– Ты уже переходил, – сказала она.
Да? Наверно, именно поэтому ему теперь было так холодно: он промок. Тогда ничего страшного, если намокнешь снова. Вода обжигала как огонь, темная, быстро бегущая вода, которую он уже никогда больше пить не станет. А вот и плоская скала у знакомого источника, где он – где они оба преклоняли когда-то колени. А вот и кусты бузины, трава без единого цветочка на полянке, место, откуда все тогда начиналось, а теперь пришло к концу: и сосна, и лавровый куст, но между ними не было прохода, не было до тех пор, пока рука Ирены не открыла его. А он все никак не мог переступить порог, и она взяла его за руку и вывела в новый мир.

Она ожидала солнца. Она все время думала, что они выйдут под громадное, горячее солнце, которое все лето стояло в небе. Они переступили порог и попали в ночь, в дождь.
Дождь был частый, крупный. Его звук, звук капель, стучащих по листьям и по земле, был прекрасен, и прекрасен был его аромат. Капли дождя заливали ее лицо как слезы. Но она не могла позволить Хью передохнуть здесь, как рассчитывала раньше, когда они, выбиваясь из сил, стремились к порогу. Нет, на этой промокшей земле отдыхать было никак нельзя, да еще в мокрых джинсах и башмаках, которые они промочили еще тогда, переходя вброд три речки. Надо было идти дальше. Это было невыносимо, он почти ослеп от боли и жара. Но она не отпускала его руку, и он продолжал идти. Они осторожно выбрались из темного леса, а потом двинулись через заброшенные поля. Слившиеся воедино воздух и земля были пронизаны полосами света от фар автомашин, мчавшихся по шоссе сквозь падающий дождь. Один раз Хью споткнулся, на минуту потерял сознание и, когда пришел в себя, тяжело навалился на нее и застонал от боли. Потом взял себя в руки, и они пошли дальше по направлению к грейдеру, к огням, горящим всю ночь у щита фабрики. На совсем крошечном подъеме у самой дороги он рухнул на колени, а потом без единого слова и жеста скользнул вперед, упал ничком на землю и остался лежать так.
Она опустилась рядом в мокрую траву, на минуту прижалась к нему. Потом встала и вскарабкалась на обочину шоссе, постояла там, глядя в темноту, где лежал он, хотя видеть его не могла. Всхлипывая от жалости, как он всхлипывал от боли, она пошла по дороге к ферме.
Позади нее из ворот фабрики вспыхнули автомобильные фары. Она, как кролик, застыла от ужаса на обочине дороги, заслышав шум мотора и шуршание шин по гравию.
– Эй! Что-нибудь случилось?
Она знала, что это вполне может с ней случиться – то, чего она так боялась, – но все же повернулась и пошла назад к машине. Ее трясло. Перед ней, освещенное сзади горящими фарами, возникло рыжебородое лицо.
– Мой друг ранен, – сказала она.
– Где? Полезай.
Машина оказалась очень маленькой, а от Хью нечего было ждать помощи, но Рыжебородый, очень решительный человек, каким-то образом умудрился запихнуть Хью на откинутое переднее сиденье, потом засунул сложившуюся пополам, как складной нож, Ирену на заднее и погнал на скорости в восемьдесят миль – и весьма этим наслаждаясь! – в морской госпиталь. Он выскочил из машины прямо на ступеньку лестницы, ведущей ко входу экстренной помощи, и опять остался очень доволен собой. Как только Хью внесли в приемный покой, блистательная часть действа завершилась, но Рыжебородый все же остался ждать вместе с ней в приемной, принес кофе, печенье, сделал все, что мог бы сделать в подобной ситуации нормальный молодой мужчина, просто хороший человек. В этом не было ничего необычного, но для Ирены пока еще и это казалось не совсем обычным, пока еще… А ведь это королевская честь – называть друг друга «брат», «сестра».
Доктор, который наконец смог поговорить с ней, задал несколько вопросов. Все время до этого Ирена слушала, как Рыжебородый рассказывает, с каким счетом закончился баскетбольный матч, и не приготовила никакой правдоподобной истории.
– Его избили, – сказала она; это было все, что она могла придумать, поняв, что должно же быть какое-то разумное объяснение происшедшему.
– Итак, вы были в лесу? – уточнил врач.
– Путешествовали автостопом.
– Вы заблудились? Как долго вы пробыли в лесу?
– Точно не знаю.
– Я, пожалуй, вас тоже осмотрю.
– Со мной все в порядке. Просто устала. И переволновалась.
– Вы уверены, что не ранены? – резко спросила врач: это была женщина средних лет, с лицом, казавшимся серым в безжалостном свете люминесцентных ламп; она сидела перед Иреной, хотя было уже десять часов вечера, конец Дня труда.
– Я в порядке. Будет совсем хорошо, когда немного посплю. А Хью…
– Вам есть куда пойти?
– Тот человек, что нас подобрал, отвезет меня к матери. А Хью…
– Я жду результатов рентгена. Он пока останется здесь. Вы подписали?.. да, это. Хорошо. – Она повернулась, чтобы уйти.
Усмиренная властной докторшей и больничной обстановкой, Ирена тоже повернулась и молча направилась к выходу.
Санитар, который принял Хью, выглянул из бокса.
– Он просил, чтобы кто-нибудь, если можно, связался с его матерью, – сказал он, увидев Ирену. – Вы это сделаете?
– Да.
– Он вне опасности, – сказала врач. – Идите и хоть немного поспите.

– Они собираются продержать тебя здесь еще денек.
– Знаю, – сказал он, удобно вытянувшись на жесткой и высокой кровати, предпоследней в ряду. – Я все равно чувствую, что пока не в состоянии встать на ноги.
– Но вообще-то ты как? Ничего?
– Вполне. Посмотри, как они меня всего обвязали. Нет, показать не могу, эта одежка на спине распахивается, как-то неприлично. Но я прямо-таки весь обмотан бинтами, как мумия. И не успеешь проснуться, как тебе тут же дают таблетку.
– Из-за того, что ребро сломано?
– Одно сломано, в другом трещина. А ты-то как?
– Я хорошо. Слушай, Хью, они тебя спрашивали, ну, понимаешь, о том, что случилось?
– Я просто сказал, что ничего не помню.
– Это хорошо. Понимаешь, если бы у нас истории получились разные, они могли бы что-то заподозрить.
– Так что же с нами случилось?
– Мы путешествовали автостопом по лесистой местности, и какие-то сволочные парни избили тебя и убежали.
– А что, так и было?
Он видел ее неуверенность.
– Ирена, я действительно все помню.
Она улыбнулась, но опять неуверенно:
– Я думала, тебе совсем затуманили мозги этими пилюлями.
– Это тоже немножко есть. Просто все время спать хочется. Мне кажется, что некоторых вещей… Я не знаю, например, как мы добрались до порога. Мы наконец вышли на нужную тропу?
– Ну да. Но к этому времени ты уже почти ничего не соображал. – Она накрыла его руку своей. Оба стеснялись других людей и беспокойно-озабоченной обстановки больничной палаты – полуодетых, с забинтованными головами, с голыми ступнями, торчащими из-под одеяла, мужчин в постелях, спящих или глядящих на них; приходящих и уходящих посетителей; работающих на трех разных программах телевизоров и радиоприемников; и запаха смерти и дезинфекции.
– Тебе сегодня нужно идти на работу?
– Нет. Сегодня все еще понедельник.
– О Господи!
– Послушай, Хью.
Он улыбнулся, наблюдая за ней.
– Сегодня утром я заходила к твоей матери.
Минутку помолчав, он спросил каким-то рассеянным тоном:
– Она в порядке?
– Когда вчера вечером я позвонила ей, знаешь, она, похоже, не очень хорошо меня поняла. Она все спрашивала, кто я такая, а я сказала, что мы вместе с тобой путешествовали; знаешь, она все спрашивала и спрашивала одно и то же… Она очень расстроилась. Было уже поздно и все такое. Мне не следовало звонить. Поэтому, когда сегодня утром они меня сюда не пустили, я подумала, что мне следует пойти к ней. Похоже, она не поняла, что ты здесь, в госпитале.
Он ничего не говорил.
– Ну и она…
– Она набросилась на тебя, – сказал он с таким невероятным, еле сдерживаемым гневом, что она заторопилась:
– Нет-нет, что ты – только она, похоже, не понимала. Ну я и сказала ей, что тебе нужна кое-какая одежда и что-нибудь еще. Я думала, что она захочет сама отвезти все тебе, понимаешь? Она ушла и вернулась с чемоданом, он у нее был, по-моему, собран заранее, сейчас он лежит в машине, я его тебе оставлю. Я… Ну, она как бы всучила его мне у самой двери и сказала: «После этого ему нет никакой необходимости возвращаться сюда», и она… она захлопнула… Я ничего не могла сделать, мне оставалось только уйти. Что она имела в виду – «после этого»? Я, должно быть, что-то не то сказала, и она не поняла меня, и я не знаю… не знаю, как все это теперь исправить. Прости, Хью.
– Нет, – сказал он и зажмурился. Потом перевернул руку ладонью вверх и сильно сжал пальцы Ирены. – Все нормально, – сказал он, когда наконец смог говорить. – Это значит, живи где хочешь.
– Но разве она не захочет, чтобы ты вернулся домой? – сказала Ирена с отчаянием и тревогой.
– Нет. Да и я этого не хочу. Я хочу быть с тобой. Я хочу жить с тобой.
– Он сел и приблизил к ней лицо. – Я хочу найти квартиру или что-нибудь в этом роде, если ты… у меня в банке есть кое-какие деньги, если этот чертов госпиталь их все не сожрет… если ты…
– Да, хорошо, слушай. Я как раз хотела тебе сказать. После того как я побывала у нее, здесь все еще были неприемные часы, поэтому я поехала на Сорок восьмую улицу. В утренней газете было одно объявление. Знаешь, дом в районе Хилсайд. Условия неплохие: двести двадцать пять в месяц со всеми удобствами. И вправду хорошо – ведь там до центра всего минут десять. Я прямо туда и поехала. Квартира с гаражом. Я так или иначе ее сниму. Уже дала расписку. Я не могу вернуться туда, где жила раньше.
– Ты хочешь, чтобы мы там поселились вместе?
– Если этого хочешь ты. Место очень приятное. И соседи тоже. Они тоже не женаты.
– Мы женаты, – возразил он.
На следующее утро они вышли из больницы вместе. Снова лил дождь, и она была одета в красный потрепанный, покрытый пятнами плащ, а он – в грязную кожаную куртку. Они вместе сели в машину и уехали. По одной из множества дорог, ведущих в город.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22