А что у него будет с планом? Профессорша решила, что старушка шутит, и поспешила сперва на кухню, оттуда – в столовую, оглядела стол, все ли на месте, и, подойдя к растерявшимся гостям, вежливым жестом пригласила их к столу, сказав, что они, вероятно, голодны и что уже пора выпить за дружбу.
Изабелла взяла гостью под руку, а ее супруга, такого же тщедушного, второй рукой и почти насильно повела к столу.
– Прошу прощения, дорогие наши гости! – сбиваясь с тона, затараторила она. – Извините, если что не так. Знаете, мой муж мне поздно сообщил, что придут к нам такие дорогие высокочтимые гости, и я не успела как следует подготовиться. Но я тешу себя надеждой, что искуплю перед вами свою вину, вы еще раз к нам приедете… Садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Мы люди добрые и щедрые. Вы все то, что на столе, должны съесть, иначе я вас не выпущу.
– Мы не голодны, – сказал старичок, – к тому же зачем торопиться? Подождем остальных ваших гостей.
– Только вас двоих, мои дорогие, принимаем, – дрожащим голосом рассеянно промычал хозяин дома, – только вас…
– Что ты сказал, родной мой, только двух? – скривилась Изабелла и чуть не упала в обморок, но все же усадила гостей за стол, накладывая на тарелки все, что стояло перед нею.
Гости испуганно переглянулись, посмотрев на свои переполненные тарелки и фужеры, которые хозяйка наполнила коньяком, как «штраф за опоздание».
– Давайте выпьем и закусим, – сказала Изабелла и взяла в одну руку бокал с крепким напитком, а во вторую – фужер с газировкой, – ну, давайте выпьем – только до дна – за наше знакомство.
У гостя полезли глаза на лоб. Руки у него затряслись. Заикаясь, он произнес:
– Мадам профессорша, это приготовили для нас?
– Ну, а для кого же? – надулась профессорша. – Конечно, для вас.
Рассеянная улыбка скользнула по лицу гостя.
– Понимаете, пани профессорша, – сказал он с сильным акцентом, тщательно подбирая русские слова, – если б мы что-либо съели из того, что стоит здесь на столе, или выпили хотя бы сотую долю того, что вы нам налили, то вы с вашим мужем завтра же пошли бы за нашими гробами. Нам все это есть нельзя…
– Не понимаю, как это?…
– У меня, мадам, пани профессорша, и у моей жены желудки никуда…
– По-вашему, по-русски, – поспешила выручить своего мужа старушка, – это называется… Как это называется? О, вспомнила, это у вас называется язва желудка. И вообще, вечером, на ужин, мы ничего не едим. Манная каша. Вот… Это утром. Вечером же мы едим, как это по-вашему называется? Это называется… Ой, забыл…
– Простокваша… – унылым голосом, впервые за все это время, почти в обморочном состоянии, вставил и свое слово профессор Чиркин-Збарский или Збарский-Чиркин…
– Так, так, пан товарищ! – обрадовалась старушка и посмотрела умоляющими глазами на музыкантов, вся съежившись, всем своим видом давая им понять, чтобы они прекратили этвт шум.
Изабелла побледнела как мел. Она стояла не шелохнувшись и даже не заметила, как из ее двух бокалов, которые держала в дрожащих руках, плескалась на стол жидкость. Если б у нее была привычка падать в обморок, она тут же упала бы.
Подумать только, так готовилась к этой встрече, все делала, чтобы угодить гостям, так израсходовалась, а эти дистрофики ничего из всего этого не едят и не пьют! Боже, что ж она теперь будет делать с поросенком под хреном, с этими паштетами, салатами, с этими котлетами «по-киевски?»
Хоть беги немедленно в ресторан «Красная чайка» к директору и проси, чтобы за полцены забрали это обратно и вернули ей деньги. Но разве такое возможно? На нее посмотрят, как на сумасшедшую.
Она места себе не могла найти, была зла, как стая волчиц вместе взятых. Подумать только: у них язвы… Всего этого, что на столе, не едят, не употребляют. Поди знай, что два таких старца к ней заявятся и это все гости. Не молодые какие-нибудь иностранцы. Манной каши и простокваши им подавай!
Не меньше профессорши, был убит сам профессор, ее несчастный супруг.
Посмотрев на Изабеллу, которая стояла в полуобморочном состоянии, он тихонько подошел к ней, взял с опаской под руку и тихонько зашептал:
– Мусенька, пташечка моя, успокойся, не волнуйся. Попроси только этих людей, – кивнул он в сторону, где стояли, ухмыляясь, повар, официант и музыканты, – скажи им, роднуля, пусть идут по домам. Нам от них больше ничего не нужно. Мы сыты. Обойдемся без них…
– Никуда не пойдем! – не на шутку рассердился повар. – Что, мы мальчики на побегушках? У нас наряд… Согласно наряду мы должны обслуживать вас до двенадцати часов. Поняли? Ровно в двенадцать за нами пришлют машину, и мы тогда погрузим кастрюли, судки, посуду. Что вы думаете, мы свое хозяйство потащим на собственном горбу?
И тут же вмешался рыжеволосый музыкант:
– Вы что же, маленькие? У нас своя программа, и будем играть, как указано в наряде… А вы себе как знаете.
И кивнул скрипачу, чтоб приготовился.
Профессор посмотрел на повара и музыканта и пожал плечами: «Да, ничего не скажешь, хорошую кашу заварила моя милаша!»
Он снова взял Изабеллу под руку и тихонько прошептал:
– Ну, что ж, пташечка, Мусенька моя, придется потерпеть до полуночи. Ничего не поделаешь… Только принеси для моих гостей стаканчик кефиру или простокваши… Они ведь проголодались. Неудобно.
Изабелла, бледная и разъяренная, взглянула на него с ненавистью:
– Что ты ко мне пристал? Осел!.. – Она забыла о поварах, музыкантах, обо всем на свете. – Ты что же думаешь, что у меня своя молочная? Что, я им рожу, что ли, кефир и простоквашу? Где ты так поздно найдешь эти продукты? Ты что, с Луны свалился? Не знаешь, что кефир в молочной можно достать только утром. И почему ты мне не сказал, что их будет двое? Осел несусветный!
Профессорша схватилась обеими руками за голову и поплелась в спальню. Она бухнулась всей тяжестью своего тела на тахту. Ее моднейшие бордово-красные брюки-клеш лопнули по швам в нескольких местах.
Все растерялись, не зная, что делать. Гости, повар, музыканты не представляли себе, что предпринять, куда, кому звонить, кого звать.
Только один старичок профессор, Чиркин-Збарский или Збарский-Чиркин, не растерялся.
Со всех ног побежал он в коридор, к телефону, и срочно позвонил в «скорую помощь».
Вы сами должны понимать, что, если его пташечка Мусенька сейчас вот испустит дух, пропала вся его жизнь.
Еще раз подыскать себе благоверную, да еще такого возраста, у него уже не будет сил.
…В передней раздался громкий звонок.
1 2
Изабелла взяла гостью под руку, а ее супруга, такого же тщедушного, второй рукой и почти насильно повела к столу.
– Прошу прощения, дорогие наши гости! – сбиваясь с тона, затараторила она. – Извините, если что не так. Знаете, мой муж мне поздно сообщил, что придут к нам такие дорогие высокочтимые гости, и я не успела как следует подготовиться. Но я тешу себя надеждой, что искуплю перед вами свою вину, вы еще раз к нам приедете… Садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Мы люди добрые и щедрые. Вы все то, что на столе, должны съесть, иначе я вас не выпущу.
– Мы не голодны, – сказал старичок, – к тому же зачем торопиться? Подождем остальных ваших гостей.
– Только вас двоих, мои дорогие, принимаем, – дрожащим голосом рассеянно промычал хозяин дома, – только вас…
– Что ты сказал, родной мой, только двух? – скривилась Изабелла и чуть не упала в обморок, но все же усадила гостей за стол, накладывая на тарелки все, что стояло перед нею.
Гости испуганно переглянулись, посмотрев на свои переполненные тарелки и фужеры, которые хозяйка наполнила коньяком, как «штраф за опоздание».
– Давайте выпьем и закусим, – сказала Изабелла и взяла в одну руку бокал с крепким напитком, а во вторую – фужер с газировкой, – ну, давайте выпьем – только до дна – за наше знакомство.
У гостя полезли глаза на лоб. Руки у него затряслись. Заикаясь, он произнес:
– Мадам профессорша, это приготовили для нас?
– Ну, а для кого же? – надулась профессорша. – Конечно, для вас.
Рассеянная улыбка скользнула по лицу гостя.
– Понимаете, пани профессорша, – сказал он с сильным акцентом, тщательно подбирая русские слова, – если б мы что-либо съели из того, что стоит здесь на столе, или выпили хотя бы сотую долю того, что вы нам налили, то вы с вашим мужем завтра же пошли бы за нашими гробами. Нам все это есть нельзя…
– Не понимаю, как это?…
– У меня, мадам, пани профессорша, и у моей жены желудки никуда…
– По-вашему, по-русски, – поспешила выручить своего мужа старушка, – это называется… Как это называется? О, вспомнила, это у вас называется язва желудка. И вообще, вечером, на ужин, мы ничего не едим. Манная каша. Вот… Это утром. Вечером же мы едим, как это по-вашему называется? Это называется… Ой, забыл…
– Простокваша… – унылым голосом, впервые за все это время, почти в обморочном состоянии, вставил и свое слово профессор Чиркин-Збарский или Збарский-Чиркин…
– Так, так, пан товарищ! – обрадовалась старушка и посмотрела умоляющими глазами на музыкантов, вся съежившись, всем своим видом давая им понять, чтобы они прекратили этвт шум.
Изабелла побледнела как мел. Она стояла не шелохнувшись и даже не заметила, как из ее двух бокалов, которые держала в дрожащих руках, плескалась на стол жидкость. Если б у нее была привычка падать в обморок, она тут же упала бы.
Подумать только, так готовилась к этой встрече, все делала, чтобы угодить гостям, так израсходовалась, а эти дистрофики ничего из всего этого не едят и не пьют! Боже, что ж она теперь будет делать с поросенком под хреном, с этими паштетами, салатами, с этими котлетами «по-киевски?»
Хоть беги немедленно в ресторан «Красная чайка» к директору и проси, чтобы за полцены забрали это обратно и вернули ей деньги. Но разве такое возможно? На нее посмотрят, как на сумасшедшую.
Она места себе не могла найти, была зла, как стая волчиц вместе взятых. Подумать только: у них язвы… Всего этого, что на столе, не едят, не употребляют. Поди знай, что два таких старца к ней заявятся и это все гости. Не молодые какие-нибудь иностранцы. Манной каши и простокваши им подавай!
Не меньше профессорши, был убит сам профессор, ее несчастный супруг.
Посмотрев на Изабеллу, которая стояла в полуобморочном состоянии, он тихонько подошел к ней, взял с опаской под руку и тихонько зашептал:
– Мусенька, пташечка моя, успокойся, не волнуйся. Попроси только этих людей, – кивнул он в сторону, где стояли, ухмыляясь, повар, официант и музыканты, – скажи им, роднуля, пусть идут по домам. Нам от них больше ничего не нужно. Мы сыты. Обойдемся без них…
– Никуда не пойдем! – не на шутку рассердился повар. – Что, мы мальчики на побегушках? У нас наряд… Согласно наряду мы должны обслуживать вас до двенадцати часов. Поняли? Ровно в двенадцать за нами пришлют машину, и мы тогда погрузим кастрюли, судки, посуду. Что вы думаете, мы свое хозяйство потащим на собственном горбу?
И тут же вмешался рыжеволосый музыкант:
– Вы что же, маленькие? У нас своя программа, и будем играть, как указано в наряде… А вы себе как знаете.
И кивнул скрипачу, чтоб приготовился.
Профессор посмотрел на повара и музыканта и пожал плечами: «Да, ничего не скажешь, хорошую кашу заварила моя милаша!»
Он снова взял Изабеллу под руку и тихонько прошептал:
– Ну, что ж, пташечка, Мусенька моя, придется потерпеть до полуночи. Ничего не поделаешь… Только принеси для моих гостей стаканчик кефиру или простокваши… Они ведь проголодались. Неудобно.
Изабелла, бледная и разъяренная, взглянула на него с ненавистью:
– Что ты ко мне пристал? Осел!.. – Она забыла о поварах, музыкантах, обо всем на свете. – Ты что же думаешь, что у меня своя молочная? Что, я им рожу, что ли, кефир и простоквашу? Где ты так поздно найдешь эти продукты? Ты что, с Луны свалился? Не знаешь, что кефир в молочной можно достать только утром. И почему ты мне не сказал, что их будет двое? Осел несусветный!
Профессорша схватилась обеими руками за голову и поплелась в спальню. Она бухнулась всей тяжестью своего тела на тахту. Ее моднейшие бордово-красные брюки-клеш лопнули по швам в нескольких местах.
Все растерялись, не зная, что делать. Гости, повар, музыканты не представляли себе, что предпринять, куда, кому звонить, кого звать.
Только один старичок профессор, Чиркин-Збарский или Збарский-Чиркин, не растерялся.
Со всех ног побежал он в коридор, к телефону, и срочно позвонил в «скорую помощь».
Вы сами должны понимать, что, если его пташечка Мусенька сейчас вот испустит дух, пропала вся его жизнь.
Еще раз подыскать себе благоверную, да еще такого возраста, у него уже не будет сил.
…В передней раздался громкий звонок.
1 2