И Света, еще минуту назад горевавшая и оплакивавшая свою несчастную судьбу, с восторгом глядела вверх и даже подпрыгивала, хлопая в ладоши, когда по небу рассыпались особенно красочные огни. Двадцать минут взрывались многочисленные искры, закручивались в спирали, оставляя светящийся след на небосклоне, а потом все вернулись в зал. И вновь музыка, от которой трещала голова. Света уже ничего не соображала, клевала носом и мечтала только об одном: о мягкой кровати и сне. Она даже не отреагировала, когда Марат обнял ее за плечи, нравится изображать мужа – пускай, надоело все.
Сквозь шум, усталость и сонливость Света заметила излишнюю суету в зале, как-то странно вели себя быки отца. Один подбежал к Герману с перевернутым лицом, что-то шепнул на ухо, тот подскочил... Что это с ними? Куда несется Герман? Повинуясь внутреннему чутью, Света встала и пошла к выходу. За ней неотлучно следовал Марат – черт, шага не дает ступить! И гости липнут...
Света вышла в холл... Дверь кабинета, где она беседовала с отцом, открыта настежь, там толпится народ... Девушка растолкала здоровых мужчин, которые молча уступали ей дорогу... Она вошла в пустой кабинет...
Нет, не пустой, отец лежит на ковре. Почему? «Ой, ему, может быть, плохо...» – подумала Света и хотела крикнуть: позовите врача. Но присмотревшись, увидела...
На лбу, прямо над бровью, зияла темная точка. Под головой бордовое и влажное пятно. Кровь! Феликс лежал с простреленным лбом. Пол вместе с отцом стал раскачиваться. Света попыталась устоять на ногах, но это оказалось совершенно невозможно. Неожиданно погас свет...
Ее успел подхватить Марат.
4
В недоумении она скользила взглядом по незнакомой обстановке. Желтое солнце прорывалось сквозь задернутые шторы, которые слегка шевелились от легкого сквозного ветерка, а впечатление было – будто там кто-то спрятался. Свете почему-то стало жутко. Она села. В теле тяжесть, в голове тоже... Не понимая, где находится, оглядела еще раз комнату. Да нет, она уже бывала здесь... Причиняло неудобство белое платье, в котором она спала. У стен грудой лежали коробки, свертки. Ага, вспомнила: была свадьба. Кажется, она выходила замуж, только не помнит за кого. Прислушалась. Доносились приглушенные голоса... Света встала осторожно, ее слегка покачивало, подошла к двери, приоткрыла...
– Понимаешь, не верю я, что это он, – отчетливо донеслось до нее.
Марат. За него она должна была выйти замуж! Так вышла или нет? Тем временем заговорил Герман:
– Но кто-то же выстрелил? Подгадал под залпы фейерверка, рассчитал точно: кто обратит внимание на хлопок, когда такая пальба, да еще пробками от шампанского стреляли? А какой визг стоял! Очень умно. Но кто?
– Откуда мне знать? – снова сказал Марат. – Из присутствующих на свадьбе многие не любили Железного Феликса.
– И первый – твой отец?
– Тебе давно морду не били? Я могу напомнить, как это делается. Больше никогда при мне даже в шутку не говори такое, понял?
– Ай, как страшно, – с сарказмом сказал Герман. – Не пугай, не боюсь. Убили-то моего отца, подозревать я могу кого угодно.
Растерянная Света, появившаяся в комнате, прервала их перепалку. В глазах девушки дрожали слезы, готовые вот-вот выкатиться.
– Что? – спросила она у обоих. – Что с папой? Что?
Герман с угрюмым видом сидел в кресле, глядя в пол. Марат молча тер подбородок. Света ясно увидела вчерашнюю картину: ковер в кабинете, на ковре отец с точкой на лбу, еще кровь... Прорвавшиеся рыдания не дали говорить, она зашаталась, не хватало воздуха. Подскочил Марат, помог добраться ей до дивана, Света уткнулась ему в плечо, а он утешал ее самым глупым образом, впрочем, так утешают все, не находя нужных слов, пользуясь обычным набором:
– Светлана, успокойся... Ну что уж тут поделаешь... Ты ничем не поможешь...
– Прекрати истерику, – устало произнес Герман.
– Заткнись! – рявкнул на него Марат.
– Должна держать себя в руках, она дочь Железного Феликса.
– Это ты! – закричала на брата Света. – Все из-за тебя! Все плохое пошло от тебя! Папа... Нет, не верю, неправда... Папочка...
– Как легко меня обвинять, – с горечью сказал Герман. – Видно, за девчонку мне придется расплачиваться всю жизнь. Умойся, у тебя все лицо в косметике, – попытался он отвлечь сестру.
Но истерика набирала силу, Света захлебывалась рыданиями, быстро слабела. Марат взял ее на руки и понес в комнату, где она спала.
– Тебе лучше сейчас уйти, – бросил он на ходу Герману. – Вижу, у вас нет никакого взаимопонимания...
– Ого! А у тебя уже есть? – поднял брови Герман. – Быстро, однако!
Марат накапал в стакан капель, которые вчера дали врачи «Скорой», поднес Свете, но она отталкивала его руку.
– Выпей, – настаивал он, – тебе необходимо.
Кое-как удалось насильно, держа Свету за голову, влить ей в рот успокоительное, дал запить минеральной водой. Света откинулась на подушки, постепенно затихала, изредка вздрагивая. Марат подождал еще некоторое время, потом вышел из комнаты.
– Как Светка? – поинтересовался Гера. Не мог же он уйти, бросив сестру в таком состоянии, а то, что она говорила... это все слова, обидные, но слова, за которые ей потом будет стыдно. Уж Герман знает ее.
– Вроде спит.
– Ну, пусть спит. Я остался потому, что хотел сказать тебе, Маратик... Она девчонка избалованная, но хорошая и... не для тебя.
– Уж как-нибудь без тебя обойдусь в этом вопросе.
– Больно ты самоуверенный. Запомни: если она хоть раз заплачет из-за тебя, если ты посмеешь ее обидеть... Я с тебя шкуру живьем сдеру, понял? И тогда убийцу искать не придется. Ты понял?
– Понял, а теперь катись.
Герман ушел, хлопнув дверью. «Поговорили» родственники. Марат мысленно послав Германа подальше, принялся разбирать свертки и коробки, заполнять пустующие шкафы. Мебель привезена была еще накануне свадьбы, основную часть подарили, остальное купил отец Марата. Двухкомнатная квартира – подарок Феликса. Еще он преподнес две путевки на Кипр, поездку теперь придется отложить. Наткнувшись на новенький телефон, Марат позвонил отцу. Тот сначала откашлялся (всегда кашляет после пьянки), затем спросил:
– Как твоя жена?
– Неважно. Ну, ты сам понимаешь...
– Конечно, я понятливый. Мальчишку, ее кавалера, взяли вчера дома...
– Знаю, Герман приезжал, рассказал. Думаю, ей пока не стоит говорить.
– Разве ж в нашем городе утаишь? Ты ее не удержишь взаперти, все равно узнает.
– Лучше позже. Пусть отойдет немного. Я постараюсь не выпускать ее.
– Весь город только об этом и базарит. Кровавой свадьбой окрестили. Мать прислать? Поможет там, приготовит, а?
– Сам справлюсь. Светка маму не очень-то принимает...
– Скажите, цаца какая! В тряпку не превратись.
– Ну, нет, – рассмеялся Марат и тут же осекся, посмотрев в сторону второй комнаты. – Мне это не грозит.
– Сказал слепой – побачим. Марат... – и отец замолчал.
– Я слушаю. Говори.
– Обсудить кое-что надо...
– Не могу бросить Светлану. Пусть придет немного в себя, а сейчас не могу.
Распрощались, Марат вышел на балкон, покурил. Затем заглянул к Светлане. Лицо ее выглядело довольно комично, в разводах и потеках косметики, от вчерашней модельной прически остались лишь воспоминания – волосы торчали в разные стороны. С ней придется туго, ибо характер у принцессы не сказочный. Но у Марата есть выносливость и терпение – типично русская черта. Осторожно прикрыв дверь, он стал наводить порядок в квартире.
5
Герман остановил машину у своего дома, положил руки на руль, опустил голову.
– Тебе плохо? – тронула его за рукав Рита.
– Хуже не бывает.
Он повернул к ней лицо с покрасневшими и потускневшими глазами, невероятно уставшее и отчаявшееся. Она тоже выглядела не лучшим образом. Потрясение на свадьбе, бессонная ночь выхолостили все чувства, но Германа ей было жаль.
– Тебе надо отдохнуть, – сказала она ласково, ведь именно в тепле и участии нуждался он. – Прими душ и хорошенько выспись. А я возьму такси...
– Не уходи, не бросай меня.
– Хорошо, не уйду. Просто я подумала, что тебе хочется побыть одному.
– Не хочется.
Въехали во двор. Дом с улицы выглядел небольшим, а со двора потрясал размерами. Два этажа, но вглубь он протянулся метров на сорок, а то и больше. Крыша со второго этажа покрывала пологим склоном кухню-столовую, зимний сад и примыкающий к нему бассейн. Навстречу Герману и Рите сорвались с мест три добермана. Собаки, словно почуяв беду, жалобно скулили и увивались вокруг Германа, заглядывая преданно в глаза. Он, идя к дому, машинально погладил каждую, пройдя прихожую, остановился, не решаясь сделать следующий шаг в комнату. Не прошло и суток, как нет отца, а дом дышит пустотой, из него уже испарилось то, что держало дух семьи, притягивало сюда друзей. Слово «друзья» полоснуло Германа, как бритвой. Кто выстрелил? Уж не они ли, те, кто заглядывал отцу в рот, ловя каждое его слово, кто якобы готов был в лепешку разбиться ради него, именуя себя друзьями, не они ли устроили кровавый заговор и убили его?
– Не думай ни о чем, – проговорила за спиной чуткая Рита. – Тебе надо отдохнуть.
– На том свете отдохнем, – мрачно сказал он и, тяжело ступая, поплелся по лестнице вверх, оглядывая внутренности дома, как будто видел все впервые.
В ванной шумела вода. Рита приготовила на скорую руку закуски, стрелки часов подползали к четырем часам, а они давно не ели. Стряпуху Феликс отпустил, ведь свадьба планировалась трехдневная, с выездом за город на два дня. В доме никого. Поставив еду на стол в комнате Германа, Рита ждала. А стрелки бежали вперед – уже полпятого. Порывшись в комоде, она достала полотенце, осторожно приоткрыла дверь ванной, прилегающей к комнате Германа. Он стоял под душем, скрестив на груди руки и прикрыв веки. Вода поливала его сверху, стекала по телу, а Герман не шевелился, казался неживым изваянием под дождем. Отчего-то Рите стало жутко.
– Герман... – робко позвала она. – Ты долго стоишь под душем... Вот, возьми полотенце... Ты слышишь меня? Герман!
– Да, – коротко отозвался он, одновременно поворачивая краны.
Взяв полотенце, не завернулся в него, а поплелся в комнату, бросив на ходу:
– Ты тоже устала, ополоснись, а хочешь, иди в бассейн. Халаты в шкафу.
Рита обожала плавать, вода – это ее стихия, блаженство, усталость и нервное напряжение можно действительно снять водой, но это удовольствие не для сегодняшнего дня. Она моментально разделась и, несмотря на приятные ощущения от душа, постаралась недолго стоять под потоком. Очень ее беспокоил Герман. При посторонних вел себя идеально, был собран и сдержан, что совсем не в его духе. Оставшись с Ритой, стал как потерянный. К слову сказать, наедине с ней он был совсем другой, чем и держал ее, а при посторонних Герман меняется, надевает дурацкую маску. Рита приняла твердое решение порвать с ним, однако в ближайшее время сделать это не удастся. Не добивать же его!
Завязывая халат, она тихонько заглянула в комнату, увидела его со спины. Герман сидел голый на кровати, на коже не успели высохнуть капли воды. Он раскачивался взад-вперед, обхватив голову руками. Так, наверное, раскаиваются в страшных проступках, выражая без слов ужас и боль. Рита ступила босыми ногами в комнату, стала на цыпочки, он попросил, не оглядываясь:
– Принеси выпить.
Внизу она торопливо открывала подряд шкафы, пока не обнаружила склад спиртного. Перебирая початые бутылки с импортными этикетками, Рита обращала внимание только на градусы. Найдя надпись: 43 градуса, прихватив большую рюмку, взбежала наверх. Герман не дал налить в рюмку жидкость горчичного цвета, забрал бутылку и пил из горлышка, как пьют колу при неимоверной жажде. Осушив тару наполовину, он утерся тыльной стороной ладони и тяжело произнес:
– Не верю, что отца... нет... не верю...
В подобных случаях лучше молчать. Молчала и Рита. Через паузу Герман сказал:
– Но ведь кто-то его завалил. Кто-то из тех, кто был на свадьбе!
– Так ты не думаешь, что это сделал тот мальчик... Егор?
– Разве я похож на идиота?
– Почему же ты согласился и... и... позволил его... раз не он?
– Потому, – вяло отозвался Герман.
Опьянение не наступало, боль обострилась, его начала бить мелкая дрожь, словно он замерз. Герман отхлебнул из бутылки, которую не выпускал из рук, и пояснил Рите, нервно сжимавшей рюмку:
– Пусть думают все, что убийца найден, что я считаю им Егора. Пусть так думают. И настоящий убийца тоже. Я сам его найду. Обязательно найду.
– И что потом?
– Убью, – спокойно сказал он, запивая из бутылки страшное слово.
– Ты несправедлив к Егору. – Рита старалась говорить мягко. – Каково ему сейчас в тюрьме? Славный паренек попал к отребью, обвиняется в убийстве... ему тяжело...
– Переживет, – жестко отрезал Герман. – Я должен найти эту сволочь, а для этого мне надо, чтобы парень... понимаешь? Зная, что на Егоре висит подозрение, убийца успокоится и выползет наружу. Обязательно выползет, я уверен. А парень... ничего с ним не случится. Посидит немножко, потом я компенсирую его моральные затраты.
– Разве возможно это компенсировать деньгами?
В следующий момент бутылка полетела в стену, раздался почти взрыв, и осколки посыпались на ковровое покрытие. У Риты бешено заколотилось сердце от испуга, а побагровевший Герман с вздувшимися на шее жилами закричал:
– Хватит о Егоре! Моего отца убили! Вдумайся: у-би-ли! Кто-то выстрелил в него на свадьбе дочери. Кто-то продумал все до мелочей, действовал хладнокровно. И это кто-то из приглашенных на свадьбу, он сочувственно пожимал мне руку (Герман в сердцах ударил ладонью по кровати), похлопывал ободряюще по плечу, а возможно, и слезу пустил. Да я холодею, когда думаю, что бродит он среди нас, что он из тех, с кем отец пожелал остаться наедине во время фейерверка, кому доверял. И я клянусь, что вычислю его. И прикончу вот этими руками! Я уничто...
Он осекся на полуслове, заметив потрясенную, сжавшуюся Риту.
– Прости, Рита, – взял ее за руку, потянул на себя. – Я напугал тебя... прости. Мне... я любил его. Он был замечательным человеком, теперь его нет и... никогда не будет. Никогда. Вдумайся в это слово: никогда... Страшно звучит... Рита... ты мне нужна... очень...
Наткнувшись на рюмку, которую она так и сжимала обеими руками, Герман вынул ее и отбросил в сторону. Звякнув, рюмка разбилась. «Какое все хрупкое...» – промелькнуло в голове Риты, Герман тем временем шептал и шептал, хотя они были одни в огромном доме, но он как будто боялся, что его подслушают:
– Рита, прости. Таким ты видела меня последний раз. Обещаю. Рита... я не могу без тебя. Дай мне слово, что не бросишь меня.
Такого слова она дать не могла. Все было слишком хрупко, а потому изменчиво. Рита была уверена, что горе и боязнь одиночества пройдут, Герман все забудет и станет прежним. Так уж он устроен. Она же устроена по-другому, жить с постоянной тревогой, думать, что он где-то проводит время с другими, – невыносимо, былых отношений не вернуть, что-то изменилось в ней, надломилось, треснуло. Но сейчас... Пусть святоши-праведники осуждают ее, дескать, нельзя лгать, а заниматься любовью, когда случилось непоправимое несчастье, грех и святотатство, Рита не посмела оттолкнуть Германа. Поначалу ее сдерживало нечто невидимое, нависшее над ними, чему, возможно, есть названье – рок, смерть, неотвратимость. Казалось, эти силы извне следят за ними, отчего сковывало руки-ноги, чувства. Однако Герман еще никогда не был так нежен, словно открылись шлюзы, и на Риту хлынул поток любви, принудивший ее отпустить себя.
Он отключился сразу, а Рита заснуть не могла, размышляла. Вот уже и надежда расталкивала внутри сидевшую уверенность, что их роману пришел конец. Противоречия и сомнения вытекали из уголков глаз, оставляя на подушке мокрые пятна. Стоило Герману очнуться ото сна, как он шарил руками в поисках Риты, крепко прижимал ее к себе, они долго лежали без слов, а затем повторялось то же самое, с открытыми шлюзами...
Стемнело. Горела настольная лампа на тумбочке у кровати, из окна тянуло прохладой, и никак не спалось. Рита набросила халат, подошла к окну. В доме Феликса окна огромные, доходят почти до пола и днем дают много света. Рита забралась с ногами на подоконник, долго глядела в звездное небо, от которого веяло вечным покоем, а потом опустила глаза на дерево напротив...
Неподалеку рос необыкновенно большой серебристый тополь с толстенным стволом и раскидистой кроной. Ему, наверное, лет сто, не меньше. Подсвеченный фонарями, он прекрасно вырисовывался на фоне темноты. Именно оттуда, из кроны, исходило что-то пронзительно пугающее. Ударила мысль, пронеслась огнем по телу, оставляя мурашки на коже: за ними наблюдают! Рита подскочила, задернула штору и прижалась к стене.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5 6
Сквозь шум, усталость и сонливость Света заметила излишнюю суету в зале, как-то странно вели себя быки отца. Один подбежал к Герману с перевернутым лицом, что-то шепнул на ухо, тот подскочил... Что это с ними? Куда несется Герман? Повинуясь внутреннему чутью, Света встала и пошла к выходу. За ней неотлучно следовал Марат – черт, шага не дает ступить! И гости липнут...
Света вышла в холл... Дверь кабинета, где она беседовала с отцом, открыта настежь, там толпится народ... Девушка растолкала здоровых мужчин, которые молча уступали ей дорогу... Она вошла в пустой кабинет...
Нет, не пустой, отец лежит на ковре. Почему? «Ой, ему, может быть, плохо...» – подумала Света и хотела крикнуть: позовите врача. Но присмотревшись, увидела...
На лбу, прямо над бровью, зияла темная точка. Под головой бордовое и влажное пятно. Кровь! Феликс лежал с простреленным лбом. Пол вместе с отцом стал раскачиваться. Света попыталась устоять на ногах, но это оказалось совершенно невозможно. Неожиданно погас свет...
Ее успел подхватить Марат.
4
В недоумении она скользила взглядом по незнакомой обстановке. Желтое солнце прорывалось сквозь задернутые шторы, которые слегка шевелились от легкого сквозного ветерка, а впечатление было – будто там кто-то спрятался. Свете почему-то стало жутко. Она села. В теле тяжесть, в голове тоже... Не понимая, где находится, оглядела еще раз комнату. Да нет, она уже бывала здесь... Причиняло неудобство белое платье, в котором она спала. У стен грудой лежали коробки, свертки. Ага, вспомнила: была свадьба. Кажется, она выходила замуж, только не помнит за кого. Прислушалась. Доносились приглушенные голоса... Света встала осторожно, ее слегка покачивало, подошла к двери, приоткрыла...
– Понимаешь, не верю я, что это он, – отчетливо донеслось до нее.
Марат. За него она должна была выйти замуж! Так вышла или нет? Тем временем заговорил Герман:
– Но кто-то же выстрелил? Подгадал под залпы фейерверка, рассчитал точно: кто обратит внимание на хлопок, когда такая пальба, да еще пробками от шампанского стреляли? А какой визг стоял! Очень умно. Но кто?
– Откуда мне знать? – снова сказал Марат. – Из присутствующих на свадьбе многие не любили Железного Феликса.
– И первый – твой отец?
– Тебе давно морду не били? Я могу напомнить, как это делается. Больше никогда при мне даже в шутку не говори такое, понял?
– Ай, как страшно, – с сарказмом сказал Герман. – Не пугай, не боюсь. Убили-то моего отца, подозревать я могу кого угодно.
Растерянная Света, появившаяся в комнате, прервала их перепалку. В глазах девушки дрожали слезы, готовые вот-вот выкатиться.
– Что? – спросила она у обоих. – Что с папой? Что?
Герман с угрюмым видом сидел в кресле, глядя в пол. Марат молча тер подбородок. Света ясно увидела вчерашнюю картину: ковер в кабинете, на ковре отец с точкой на лбу, еще кровь... Прорвавшиеся рыдания не дали говорить, она зашаталась, не хватало воздуха. Подскочил Марат, помог добраться ей до дивана, Света уткнулась ему в плечо, а он утешал ее самым глупым образом, впрочем, так утешают все, не находя нужных слов, пользуясь обычным набором:
– Светлана, успокойся... Ну что уж тут поделаешь... Ты ничем не поможешь...
– Прекрати истерику, – устало произнес Герман.
– Заткнись! – рявкнул на него Марат.
– Должна держать себя в руках, она дочь Железного Феликса.
– Это ты! – закричала на брата Света. – Все из-за тебя! Все плохое пошло от тебя! Папа... Нет, не верю, неправда... Папочка...
– Как легко меня обвинять, – с горечью сказал Герман. – Видно, за девчонку мне придется расплачиваться всю жизнь. Умойся, у тебя все лицо в косметике, – попытался он отвлечь сестру.
Но истерика набирала силу, Света захлебывалась рыданиями, быстро слабела. Марат взял ее на руки и понес в комнату, где она спала.
– Тебе лучше сейчас уйти, – бросил он на ходу Герману. – Вижу, у вас нет никакого взаимопонимания...
– Ого! А у тебя уже есть? – поднял брови Герман. – Быстро, однако!
Марат накапал в стакан капель, которые вчера дали врачи «Скорой», поднес Свете, но она отталкивала его руку.
– Выпей, – настаивал он, – тебе необходимо.
Кое-как удалось насильно, держа Свету за голову, влить ей в рот успокоительное, дал запить минеральной водой. Света откинулась на подушки, постепенно затихала, изредка вздрагивая. Марат подождал еще некоторое время, потом вышел из комнаты.
– Как Светка? – поинтересовался Гера. Не мог же он уйти, бросив сестру в таком состоянии, а то, что она говорила... это все слова, обидные, но слова, за которые ей потом будет стыдно. Уж Герман знает ее.
– Вроде спит.
– Ну, пусть спит. Я остался потому, что хотел сказать тебе, Маратик... Она девчонка избалованная, но хорошая и... не для тебя.
– Уж как-нибудь без тебя обойдусь в этом вопросе.
– Больно ты самоуверенный. Запомни: если она хоть раз заплачет из-за тебя, если ты посмеешь ее обидеть... Я с тебя шкуру живьем сдеру, понял? И тогда убийцу искать не придется. Ты понял?
– Понял, а теперь катись.
Герман ушел, хлопнув дверью. «Поговорили» родственники. Марат мысленно послав Германа подальше, принялся разбирать свертки и коробки, заполнять пустующие шкафы. Мебель привезена была еще накануне свадьбы, основную часть подарили, остальное купил отец Марата. Двухкомнатная квартира – подарок Феликса. Еще он преподнес две путевки на Кипр, поездку теперь придется отложить. Наткнувшись на новенький телефон, Марат позвонил отцу. Тот сначала откашлялся (всегда кашляет после пьянки), затем спросил:
– Как твоя жена?
– Неважно. Ну, ты сам понимаешь...
– Конечно, я понятливый. Мальчишку, ее кавалера, взяли вчера дома...
– Знаю, Герман приезжал, рассказал. Думаю, ей пока не стоит говорить.
– Разве ж в нашем городе утаишь? Ты ее не удержишь взаперти, все равно узнает.
– Лучше позже. Пусть отойдет немного. Я постараюсь не выпускать ее.
– Весь город только об этом и базарит. Кровавой свадьбой окрестили. Мать прислать? Поможет там, приготовит, а?
– Сам справлюсь. Светка маму не очень-то принимает...
– Скажите, цаца какая! В тряпку не превратись.
– Ну, нет, – рассмеялся Марат и тут же осекся, посмотрев в сторону второй комнаты. – Мне это не грозит.
– Сказал слепой – побачим. Марат... – и отец замолчал.
– Я слушаю. Говори.
– Обсудить кое-что надо...
– Не могу бросить Светлану. Пусть придет немного в себя, а сейчас не могу.
Распрощались, Марат вышел на балкон, покурил. Затем заглянул к Светлане. Лицо ее выглядело довольно комично, в разводах и потеках косметики, от вчерашней модельной прически остались лишь воспоминания – волосы торчали в разные стороны. С ней придется туго, ибо характер у принцессы не сказочный. Но у Марата есть выносливость и терпение – типично русская черта. Осторожно прикрыв дверь, он стал наводить порядок в квартире.
5
Герман остановил машину у своего дома, положил руки на руль, опустил голову.
– Тебе плохо? – тронула его за рукав Рита.
– Хуже не бывает.
Он повернул к ней лицо с покрасневшими и потускневшими глазами, невероятно уставшее и отчаявшееся. Она тоже выглядела не лучшим образом. Потрясение на свадьбе, бессонная ночь выхолостили все чувства, но Германа ей было жаль.
– Тебе надо отдохнуть, – сказала она ласково, ведь именно в тепле и участии нуждался он. – Прими душ и хорошенько выспись. А я возьму такси...
– Не уходи, не бросай меня.
– Хорошо, не уйду. Просто я подумала, что тебе хочется побыть одному.
– Не хочется.
Въехали во двор. Дом с улицы выглядел небольшим, а со двора потрясал размерами. Два этажа, но вглубь он протянулся метров на сорок, а то и больше. Крыша со второго этажа покрывала пологим склоном кухню-столовую, зимний сад и примыкающий к нему бассейн. Навстречу Герману и Рите сорвались с мест три добермана. Собаки, словно почуяв беду, жалобно скулили и увивались вокруг Германа, заглядывая преданно в глаза. Он, идя к дому, машинально погладил каждую, пройдя прихожую, остановился, не решаясь сделать следующий шаг в комнату. Не прошло и суток, как нет отца, а дом дышит пустотой, из него уже испарилось то, что держало дух семьи, притягивало сюда друзей. Слово «друзья» полоснуло Германа, как бритвой. Кто выстрелил? Уж не они ли, те, кто заглядывал отцу в рот, ловя каждое его слово, кто якобы готов был в лепешку разбиться ради него, именуя себя друзьями, не они ли устроили кровавый заговор и убили его?
– Не думай ни о чем, – проговорила за спиной чуткая Рита. – Тебе надо отдохнуть.
– На том свете отдохнем, – мрачно сказал он и, тяжело ступая, поплелся по лестнице вверх, оглядывая внутренности дома, как будто видел все впервые.
В ванной шумела вода. Рита приготовила на скорую руку закуски, стрелки часов подползали к четырем часам, а они давно не ели. Стряпуху Феликс отпустил, ведь свадьба планировалась трехдневная, с выездом за город на два дня. В доме никого. Поставив еду на стол в комнате Германа, Рита ждала. А стрелки бежали вперед – уже полпятого. Порывшись в комоде, она достала полотенце, осторожно приоткрыла дверь ванной, прилегающей к комнате Германа. Он стоял под душем, скрестив на груди руки и прикрыв веки. Вода поливала его сверху, стекала по телу, а Герман не шевелился, казался неживым изваянием под дождем. Отчего-то Рите стало жутко.
– Герман... – робко позвала она. – Ты долго стоишь под душем... Вот, возьми полотенце... Ты слышишь меня? Герман!
– Да, – коротко отозвался он, одновременно поворачивая краны.
Взяв полотенце, не завернулся в него, а поплелся в комнату, бросив на ходу:
– Ты тоже устала, ополоснись, а хочешь, иди в бассейн. Халаты в шкафу.
Рита обожала плавать, вода – это ее стихия, блаженство, усталость и нервное напряжение можно действительно снять водой, но это удовольствие не для сегодняшнего дня. Она моментально разделась и, несмотря на приятные ощущения от душа, постаралась недолго стоять под потоком. Очень ее беспокоил Герман. При посторонних вел себя идеально, был собран и сдержан, что совсем не в его духе. Оставшись с Ритой, стал как потерянный. К слову сказать, наедине с ней он был совсем другой, чем и держал ее, а при посторонних Герман меняется, надевает дурацкую маску. Рита приняла твердое решение порвать с ним, однако в ближайшее время сделать это не удастся. Не добивать же его!
Завязывая халат, она тихонько заглянула в комнату, увидела его со спины. Герман сидел голый на кровати, на коже не успели высохнуть капли воды. Он раскачивался взад-вперед, обхватив голову руками. Так, наверное, раскаиваются в страшных проступках, выражая без слов ужас и боль. Рита ступила босыми ногами в комнату, стала на цыпочки, он попросил, не оглядываясь:
– Принеси выпить.
Внизу она торопливо открывала подряд шкафы, пока не обнаружила склад спиртного. Перебирая початые бутылки с импортными этикетками, Рита обращала внимание только на градусы. Найдя надпись: 43 градуса, прихватив большую рюмку, взбежала наверх. Герман не дал налить в рюмку жидкость горчичного цвета, забрал бутылку и пил из горлышка, как пьют колу при неимоверной жажде. Осушив тару наполовину, он утерся тыльной стороной ладони и тяжело произнес:
– Не верю, что отца... нет... не верю...
В подобных случаях лучше молчать. Молчала и Рита. Через паузу Герман сказал:
– Но ведь кто-то его завалил. Кто-то из тех, кто был на свадьбе!
– Так ты не думаешь, что это сделал тот мальчик... Егор?
– Разве я похож на идиота?
– Почему же ты согласился и... и... позволил его... раз не он?
– Потому, – вяло отозвался Герман.
Опьянение не наступало, боль обострилась, его начала бить мелкая дрожь, словно он замерз. Герман отхлебнул из бутылки, которую не выпускал из рук, и пояснил Рите, нервно сжимавшей рюмку:
– Пусть думают все, что убийца найден, что я считаю им Егора. Пусть так думают. И настоящий убийца тоже. Я сам его найду. Обязательно найду.
– И что потом?
– Убью, – спокойно сказал он, запивая из бутылки страшное слово.
– Ты несправедлив к Егору. – Рита старалась говорить мягко. – Каково ему сейчас в тюрьме? Славный паренек попал к отребью, обвиняется в убийстве... ему тяжело...
– Переживет, – жестко отрезал Герман. – Я должен найти эту сволочь, а для этого мне надо, чтобы парень... понимаешь? Зная, что на Егоре висит подозрение, убийца успокоится и выползет наружу. Обязательно выползет, я уверен. А парень... ничего с ним не случится. Посидит немножко, потом я компенсирую его моральные затраты.
– Разве возможно это компенсировать деньгами?
В следующий момент бутылка полетела в стену, раздался почти взрыв, и осколки посыпались на ковровое покрытие. У Риты бешено заколотилось сердце от испуга, а побагровевший Герман с вздувшимися на шее жилами закричал:
– Хватит о Егоре! Моего отца убили! Вдумайся: у-би-ли! Кто-то выстрелил в него на свадьбе дочери. Кто-то продумал все до мелочей, действовал хладнокровно. И это кто-то из приглашенных на свадьбу, он сочувственно пожимал мне руку (Герман в сердцах ударил ладонью по кровати), похлопывал ободряюще по плечу, а возможно, и слезу пустил. Да я холодею, когда думаю, что бродит он среди нас, что он из тех, с кем отец пожелал остаться наедине во время фейерверка, кому доверял. И я клянусь, что вычислю его. И прикончу вот этими руками! Я уничто...
Он осекся на полуслове, заметив потрясенную, сжавшуюся Риту.
– Прости, Рита, – взял ее за руку, потянул на себя. – Я напугал тебя... прости. Мне... я любил его. Он был замечательным человеком, теперь его нет и... никогда не будет. Никогда. Вдумайся в это слово: никогда... Страшно звучит... Рита... ты мне нужна... очень...
Наткнувшись на рюмку, которую она так и сжимала обеими руками, Герман вынул ее и отбросил в сторону. Звякнув, рюмка разбилась. «Какое все хрупкое...» – промелькнуло в голове Риты, Герман тем временем шептал и шептал, хотя они были одни в огромном доме, но он как будто боялся, что его подслушают:
– Рита, прости. Таким ты видела меня последний раз. Обещаю. Рита... я не могу без тебя. Дай мне слово, что не бросишь меня.
Такого слова она дать не могла. Все было слишком хрупко, а потому изменчиво. Рита была уверена, что горе и боязнь одиночества пройдут, Герман все забудет и станет прежним. Так уж он устроен. Она же устроена по-другому, жить с постоянной тревогой, думать, что он где-то проводит время с другими, – невыносимо, былых отношений не вернуть, что-то изменилось в ней, надломилось, треснуло. Но сейчас... Пусть святоши-праведники осуждают ее, дескать, нельзя лгать, а заниматься любовью, когда случилось непоправимое несчастье, грех и святотатство, Рита не посмела оттолкнуть Германа. Поначалу ее сдерживало нечто невидимое, нависшее над ними, чему, возможно, есть названье – рок, смерть, неотвратимость. Казалось, эти силы извне следят за ними, отчего сковывало руки-ноги, чувства. Однако Герман еще никогда не был так нежен, словно открылись шлюзы, и на Риту хлынул поток любви, принудивший ее отпустить себя.
Он отключился сразу, а Рита заснуть не могла, размышляла. Вот уже и надежда расталкивала внутри сидевшую уверенность, что их роману пришел конец. Противоречия и сомнения вытекали из уголков глаз, оставляя на подушке мокрые пятна. Стоило Герману очнуться ото сна, как он шарил руками в поисках Риты, крепко прижимал ее к себе, они долго лежали без слов, а затем повторялось то же самое, с открытыми шлюзами...
Стемнело. Горела настольная лампа на тумбочке у кровати, из окна тянуло прохладой, и никак не спалось. Рита набросила халат, подошла к окну. В доме Феликса окна огромные, доходят почти до пола и днем дают много света. Рита забралась с ногами на подоконник, долго глядела в звездное небо, от которого веяло вечным покоем, а потом опустила глаза на дерево напротив...
Неподалеку рос необыкновенно большой серебристый тополь с толстенным стволом и раскидистой кроной. Ему, наверное, лет сто, не меньше. Подсвеченный фонарями, он прекрасно вырисовывался на фоне темноты. Именно оттуда, из кроны, исходило что-то пронзительно пугающее. Ударила мысль, пронеслась огнем по телу, оставляя мурашки на коже: за ними наблюдают! Рита подскочила, задернула штору и прижалась к стене.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5 6