– Это алхимические знаки, они помогут приблизиться к астральному миру. Для начала я проверю вас. – Она начала махать руками вокруг Хрусталева, трясла ими, шумно выдыхала воздух через рот, наконец изрекла: – Аура багровая и имеет пробоины.
– Что это значит? – озадачился Хрусталев.
– Это значит, что на вас печать смерти, – огорошила колдунья.
– Я умру?.. – содрогнулся он и покрылся липким потом.
– Необязательно. Но можете долго и тяжело болеть, что приведет...
Он похолодел, ясно же: приведет к смерти. А уходить в астральный мир, хоть там и существует жизнь, совсем не хотелось.
Тем временем колдунья взяла пучок свечей.
– Это свечи со святой земли, сами понимаете, стоят дорого...
– Заплачу, заплачу! – заверил Хрусталев.
– Их сорок. Будете сжигать по одной в день, потом придете ко мне. – Она подожгла все свечи в пучке, поводила ими вокруг Хрусталева, загасила и отдала ему. – Ваша аура пока не изменится. За восстановление я возьмусь только по прошествии сорока дней. Начнете жечь свечи, ваш призрак перестанет приходить. И возьмите оберег, всегда носите его на груди, не снимая.
Когда она назвала сумму, у Хрусталева аж тошнота подкатила – уж очень много колдунья запросила. Да делать нечего, аура и покой дороже. Дома он сразу же зажег одну свечу и смотрел на нее с надеждой, пока та не погасла.

5

Вечером супруга Ежова Алевтина возлежала на диване перед телевизором, накрасив ногти, и помахивала в воздухе толстенькими пальчиками, чтоб быстрее высушить лак.
Ежов сразу определил: прибыла от мамочки с новыми силами кровь пить у мужа. А была ли она у мамульки? Кто же тогда подъезжал к загородному дому? Впрочем, теща обитает недалеко от города в деревне, оттуда полчаса езды до него. У, теща и жена – одна сатана! Сколько раз он мечтал, чтобы супруга куда-нибудь делась. Насовсем. Ну хоть куда-нибудь, и обязательно вместе с тещей. Других вон инопланетяне забирают, а эти никому не нужны! И подумалось Ежову, что ни одна ракета или летающая тарелка веса такого не выдержит, упадет на взлете. Аля действительно женщина объемистая. Пожалуй, даже слишком объемистая. Но ее это не колышет, и посему она не изнуряет себя диетами, а стоит на позиции: сколько нам той жизни, чтобы отказываться от удовольствий! Некрасивая? Ну и что... Зато денег полно. Она прямолинейна, смутить ее не удавалось еще никому, с крутым нравом. Ежов ее побаивается, только виду не подает. Но всему есть предел!
Он бросил к ее ногам пачку газет, затем, не говоря ни слова, вернулся к машине, достал еще пачку, перевязанную шпагатом. И эта полетела к ногам супруги. Снова ушел, вернулся, и еще одна пачка шмякнулась об пол. Но жена оставалась спокойной до безобразия!
– Это тебе задницу подтирать! – зло выпалил Ежов.
– В газетах свинца много, для моей нежной задницы они не подходят, – промурлыкала Аля. Двумя пальчиками осторожно – лак еще не высох – она вытащила из пачки один номер, так же осторожно перелистала, пробежав его глазами, нашла свое интервью и рассмеялась: – Гляди-ка, все напечатали. А зачем тебе так много? Ах, ну да, хочешь оклеить квартиру.
– Да! – гаркнул Ежов. – Чтоб ты каждый день помнила, глядя на газеты, какая ты дура! Я купил тираж, который в город пришел. Но не могу гарантировать, что те, кто по моей просьбе скупал по киоскам газеты, будут держать язык за зубами. Я потратил деньги на твой словесный понос, выбросил их на ветер!
– Ничего, наворуешь еще, в казне всегда есть бабки. И предприятия у тебя неубыточные – кстати, с моей помощью, – томно проговорила Аля, принимая позу одалиски.
– Ты!.. Вообще!.. – взбеленился Валентин Захарович. – Ты соображаешь, что делаешь? Выставила нас на посмешище!
– А ко мне еще из одного журнала обращались, – как бы между прочим сказала Аля. – Обещали портрет мой напечатать на обложке...
Ежов от наглости жены остолбенел. Ничем супругу не пронять. Был бы у него автомат, с радостью выпустил бы в нее всю обойму...
– Ты сначала на рожу паранджу надень, а потом фотографируйся! Я тебя в дурдом сдам, – пригрозил пальцем Ежов в запале. – Такое вывалить могла лишь полная идиотка. Это интерью – доказательство, что у тебя мозги рассохлись...
Он не договорил, ибо Аля подняла свой мощный стан и, не желая больше слушать от мужа угрозы, замахнулась. Поскольку ее никто не учил культурным ударам – апперкот, хук... – врезала напрямую кулаком, без правил, по рабоче-крестьянски. Имея по сравнению с женой некрупное тело, Ежов, сраженный ударом, взмахнул руками, совершил полет назад и очутился на полу у стены. Он скривился, будто съел кислятину, так как ощутил во рту адскую боль. И почему-то у него стала обильно выделяться слюна, точь-в-точь как от оскомины. Аля приблизилась и, уперев руки в боки, с превосходством сильного над слабым отчеканила:
– Ах, рожа тебе моя не нравится... На свою посмотри! Еще раз услышу про дурдом, размажу тебя тонким слоем по стенке, понял? И твою суку белодомовскую размажу, и тоже тонким слоем. Что, вчера на даче звезды с ней считал? Ты жену удовлетворить не можешь своим крючком, так неужели думаешь, он ей по кайфу? Это ты идиот, а не я. Ты ей нужен для карьеры, олух, и по Тунисам разъезжать. Пусть спасибо скажет, что ее мужу не настучала. Ну да, это удовольствие у меня еще впереди. Вчера звонят мне на мобильный, сообщают: «Ваш муж с Туркиной поехал в загородный дом!» Я еду, в доме иллюминация, все ясно. Скажи спасибо, что не зашла, удержали меня, иначе ты ни свою рожу, ни рожу Зинки не узнал бы сегодня. Так вот, учти: в другой раз размажу! Тонким слоем!
Она замолчала, глядя на мужа, невнятно мычавшего. Поняв, что немного переборщила, Алевтина присела на корточки перед ним:
– Ой, Валек, я тебе что, челюсть свернула? Прости, не рассчитала. Давай с другой стороны стукну? Не надо? Хорошо, не буду. Ну иди ко мне, – насильно она притянула его к себе. – Бедненький, предупреждала же, не спорь со мной. Видишь, как вышло? Ничего, пройдет.
Аля гладила мужа по волосам нежно, прижав его к своей большой, выпуклой груди. Все же жалко его, он такой хлипкий. А Валентин Захарович вспоминал, кто из знакомых работает в сети «Билайн». Если звонок сделан с мобильника, тогда можно узнать стукача по фамилии и отплатить ему за стукачество. Жестоко отплатить, страшно.

6

Среда, одинадцатое мая, вечер. Арнольд Арнольдович Медведкин, маленький и кругленький человек, допоздна просматривал гранки завтрашней газеты. Ничего не допустить лишнего, хотя бы намека, который можно превратно истолковать, неправильно понять. Главное, чтобы наверху остались довольны. Ему пятьдесят восемь. Пережил и без того немало унижений, а мечтающих занять место главного редактора много, причем людей непрофессиональных, безграмотных. Но нынче на всех уровнях руководящие места в городе заняли некомпетентные люди. Взять местный театр – да Арнольд Арнольдович после просмотра спектаклей тухлые яйца готов бросать на сцену, а приходится печатать хвалебные оды. Потому что место директора занимает карга, ничего в искусстве не понимающая, зато выкормыш белого дома. Нынешний ведущий актер – ее любовник, моложе ее лет на тридцать, бездарь... Ну и что делать? Говорят, через театр она отмывает деньги, так что ее не уберут. А Медведкина сметут, стоит ей только захотеть. До пенсии всего ничего, стало быть, держите статейку-панегирик о новой премьере. Хоть не сам ее катал – и то ладно.
Вроде бы все в норме. На первой полосе... какая там полоса! Так, полосочка, сорок пять сантиметров в длину и всего тридцать сантиметров в ширину. Вот раньше выпускали газету... разворачиваешь – и рук не хватало. Но то было, да прошло. Нынче же выпускается четыре раза в неделю газетенка из двух полосочек и один раз в неделю из шести. Завтра выйдет из шести, можно сказать, толстушка.
Итак, на первой полосочке дана большая фотография с изображением мэра, Ежова и гюрзы Туркиной крупным планом. Это хорошо, бросается в глаза, они будут довольны. На первой же полосе статья о проблемах молодежи, подробно пересказаны мысли Сабельникова. Нет, мыслями это не назовешь, так, поток сознания в коматозном состоянии. Мэр последнее время взял ориентир на молодежь, заигрывает бессовестно. Вторая полоса посвящена Сабельникову, его делам за первую декаду мая. Третья посвящена Сабельникову и Ежову – их планам на вторую декаду. Пожалуй, второй обидится за то, что мало написано о нем. «Зато какая фотография! – успокоился Медведкин. – Портрет достоин звезды Голливуда. Только наш Ежик напрочь лишен обаяния. На такую злую рожу харкнуть хочется, а не на стенку портрет повесить». Четвертая полоса посвящена... все время Сабельникову, но и Ежову с Туркиной выделено по статейке! Арнольд Арнольдович сморщился – надоело осанну петь. Ага! Координационному совету подвальчик выделили на пятой. Ну а дальше всякая ерунда про городские дела, потом реклама и еще раз реклама. На всякий случай – уж который раз – пробежал глазами информацию о совете. Стоп, стоп! Вызвал ответственного за выпуск, угрюмо приказал:
– Смотри: «Ежов слишком категоричен в своих требованиях...» Убери.
– Да вы дальше читайте, – возмутился редактор, проторчавший допоздна вместе с шефом, мечтавший отправиться к жене и котлетам еще три часа назад, и прочел вслух: «Ежов слишком категоричен в своих требованиях, но его можно понять – бюджет трещит по швам...» Что здесь криминального?
– Первую половину фразы убрать, – устало произнес Медведкин, ему тоже хотелось котлет и граммов сто водочки. – Не знаешь Ежова? Его только по шерсти можно гладить.
– И что получится? Цитирую: «Его можно понять – бюджет трещит по швам, Ежов вынужден прикинуться бедным родственником и попрошайничать». Вот теперь фразу наш Ежик воспримет как оскорбление. «Категоричен в требованиях» ему больше понравится, чем просто «попрошайка».
– Тогда долой всю фразу, – спрятал взгляд Медведкин и насупился, ведь редактор сто раз прав, но... есть обстоятельства.
– Полная абракадабра получится дальше, – занервничал тот.
– Да кто в смысл вчитывается? Лишь бы в статье ничего не было скользкого, двоякого. И запомни: никаких эпитетов, сравнений, метафор рядом с означенной фамилией. – Внутренний монолог не высказал вслух: «Мне два года до пенсии, а Ежов намерен возглавить администрацию. Они пинают под зад даже тех, кому год до пенсии, полгода, и плюют на законы». Затем устало пробормотал: – Я все сказал. Иди и убери.
Выйдя из редакции – а располагается она на тихой улочке, по которой в вечернюю пору делают променад проститутки да изредка автомобили ездят в поисках жриц любви, – Медведкин глубоко вдохнул свежего воздуха, в котором угадывалось приближение дождя, и снова про себя посетовал на положение в газете. Статьи писать некому, профессионалы разбрелись кто куда. Молодые люди, называющие себя журналистами, в основной своей массе без специального образования, но спеси у них по вагону на каждого. Профессиональная терминология сегодня все равно что нецензурщина или иностранный язык. Да, мельчают люди, общество, средства массовой информации. А чего ему стоит, каких сил держать газету на удобоваримом уровне? Сам пишет, правит, редактирует... один за всех... а все на одного! Но тут же Арнольд Арнольдович напомнил собственной щепетильности: два года, всего два года. Однако невыносимо!
Тут его внимание привлек мужчина на противоположной стороне улицы. Не заметить его было нельзя – улица пуста, мужчина один. Внезапно нервы дернулись как от тока.
– Ким? Ким!
Мужчина, очевидно, услышал восклицание Медведкина, криво усмехнулся и двинулся неторопливо вдоль по улице. Опешивший Арнольд Арнольдович устремился за ним:
– Ким! Подожди! Ким, это ты?
Но Ким или человек, очень похожий на Кима, не оборачиваясь, ускорил шаг и свернул в переулок. За ним и Медведкин, но в растерянности остановился, оглядываясь по сторонам. Человек пропал! Скрылся во дворике? Арнольд Арнольдович, совсем не думая, а подчиняясь неизвестной силе, толкавшей вперед, почти на ощупь передвигался по запущенному дворику, похожему на итальянский, где лестницы и балконы оплетают стены вкруговую до самого верха. Из раскрытых окон неслись голоса, звуки работающих телевизоров. Медведкин искал глазами того, кто должен быть где-то здесь, повторяя вслух:
– Ким... где ты? Это ты... Ким...
– Я, – услышал Арнольд Арнольдович за спиной очень отчетливо и близко и обернулся. В метре от него стоял Ким Рощин. Такой же, как при жизни. Почему – как? Это живой Ким. Живой?!! Только сейчас до Медведкина дошло, что Ким не может быть живым. Тогда кто перед ним?
– Это я, – сказал Ким или бес знает кто, шагнув к нему.
Он остановился совсем близко. Арнольд Арнольдович рассмотрел родимое пятно размером с копейку чуть ниже виска Рощина, две характерные морщины у губ, появившиеся достаточно рано, седые пряди, хотя Киму всего-то сорок пять лет... было. Или есть? Нет, он жив, ноздри раздувались, втягивая воздух, он дышал.
– Не может... быть... – выдавил потрясенно Медведкин.
– Может, – сказал Ким тихо.
И вдруг – пощечина! Это случилось так неожиданно. Медведкин пошатнулся, зажмурившись, его повело по инерции, так как пощечину Ким нанес от души. Сделав два шага в сторону, споткнулся и упал на доски, сваленные горой у стены. Больно. Больно так, что с минуту Арнольд Арнольдович сидел на досках неподвижно. Пощечина принесла не столько физическую боль, сколько душевную. Боль соединилась с обидой. Но не обида явилась причиной слез, выкатившихся из глаз, а личная вина, ожившая совесть. Из носа текла кровь. Медведкин утер ее рукавом пиджака, поднял глаза, чтобы сказать Киму: я давно этого ждал, еще до твоей смерти... Кима след простыл. Арнольд Арнольдович выбежал на улицу – никого. Внезапно поднялся ветер. Он с силой гнул деревья, воздух наполнился озоном, сверкнула молния.
– Ким! – закричал Медведкин надрывно.
А в ответ – раскаты грома, и первые крупные капли тяжело застучали по асфальту. Ноги сами понесли его по улице. Он бежал довольно быстро для своих лет и комплекции, бежал и кричал, зовя того, с кем обошелся жестоко и подло давным-давно, так давно, что память стерлась, и только изредка шевелилась совесть. Но совесть легко запихнуть на дно души... Хотя бы водкой. Легко ли? Нет, если честно. Не страх руководил Арнольдом Арнольдовичем, а желание получить одно: прощение. И все равно, у кого просить – у покойного или живого, – лишь бы услышать: прощаю, черт с тобой.

7

В музее банкет был в разгаре и даже в угаре. Директор музея, худая смуглая женщина с изможденным лицом узницы концлагеря, всем видом показывающая – меня здесь нет, сосредоточенно и ответственно подносила полные бутылки, забирая со столов пустые. Работники музея не расходились, сидели в маленькой комнате, где до того резали колбасы и сыр, – ждали окончания пира. Им предстояло убрать зал, помыть посуду, но было приказано: нос не высовывать, а если кто что увидит «не того», глаза закрыть и забыть. Стащив бутылку шампанского у сильных города сего, выпили по глотку. Некоторые дремали. Кто-то злился, что вот, дескать, приходится в лакеях состоять, да делать нечего, любимая работа требует жертв. Кто-то даже высказался: мол, мы не лакеи даже, мы есть рабы, которым и зарплата установлена мизерная, как рабам, лишь бы не подохли. А унижение раба с высшим образованием – елей на душу чиновнику.
Тут гроза разыгралась. А время позднее, и домой не повезут... грустно, печально, но в наше время нормально, уговаривали молодых старшие коллеги. Взрывы хохота и звук разбившейся посуды разогнали дрему.
– Смерть тарелкам, – сонно констатировала одна женщина, научный сотрудник.
– Нам же лучше – меньше мыть, – вяло подхватила другая. – Лишь бы бокалы не разбили, они из фондов, на Олечке висят.
– Ой, девочки, – оживилась Олечка, – я весь вечер на иголках из-за этих бокалов. Завкультурой потребовала подать, а мне годовой зарплаты не хватит расплатиться.
– Кого твои проблемы волнуют? – сказала первая женщина. Услышав визг в зале, удобней устроилась на стуле, прислонив голову к стене. – О, пошли по столам скакать. Плакали твои бокалы. Зато, кажется, скоро мы приступим к обязанностям посудомоек. Кстати, я лично презервативы искать по углам больше не буду, меня прошлый раз вырвало. Давайте в порядке очередности, чтоб всем досталось.
Хранители старины не ошиблись, на стол взгромоздилась культура города. Правда, еще не утвержденная, а исполняющая обязанности и перевыполняющая их. Она не так давно встала в ряды верхушки, но уже успела попасть в анекдоты, которые, как известно, рождает сама жизнь. Одна из баек гласит. Пришел к ней заведующий литературной частью местного театра и говорит: «У нас скоро фестиваль, ожидаются иностранные гости.
1 2 3 4 5