Но были и такие, кому инцидент не пролился бальзамом на душу. Эти сидели нахмуренные, не зная, куда деться.
А Даниил Олегович поспешил выйти из зала. В фойе Виктория Яковлевна порывалась встать из кресла, над ней стояли два парня, опуская ее за плечи назад. Даниил Олегович подошел к ней, зло процедил:
– Довольна? Осрамилась на весь город.
– И тебе праздник изгадила, – самодовольно рассмеялась она, не испытывая ни капли угрызений совести и стыда за выходку.
– Ты истеричка и дура. Пьяная дура.
– Посмотрим, кто из нас дурак, – выкрикнула она агрессивно, после чего заговорила смирно, будто не о себе: – Моя жизнь прошла рядом с тобой. Лучшие годы, лучшие! Я жила с тобой в коммуналке, подыхала от жары в Туркмении, когда ты работал вторым секретарем, родила тебе двоих детей, взяла на себя всю заботу о них и плюнула на свое призвание, когда ты делал карьеру. Я обеспечивала тебе покой и уют. Я сделала тебя, я! А потом ты меня выбросил, оставил тлеть в одиночестве. У меня нет больших денег, чтоб купить мужика и скоротать с ним старость, а ты купил себе сучку. Посмотри на себя в зеркало, разве может тебя любить молодая кобыла? Был бы хоть Домогаровым, я б поверила, что ты способен увлечь юную особу. Но ты же заурядный, с брюхом нажитых накоплений, без шеи, с лысиной, ни кожей ни рожей не удался. Повторяю: ты купил эту дрянь. А я не могу. Мы не в равном положении, поэтому я бешусь. А не потому, что страдаю по тебе. Много чести. Даже если б ты одумался, я б не приняла тебя, потому что презираю и брезгую, как брезгуют, наступая в дерьмо. Верни мне потраченные годы, тогда я оставлю тебя в покое. А сейчас хорошенько запомни: покоя тебе не видать…
– Мама! – окликнул ее Роман, монолог он слышал весь, так как зашел в фойе на словах отца «пьяная дура». – Перестань унижаться.
– Сынок? – удивилась она. – Как ты здесь оказался?
– За тобой приехал. Иди в машину.
Виктория Яковлевна взяла в руки туфли, тяжело поднялась и поплелась к выходу, но вдруг остановилась, не оборачиваясь, отчетливо выговорила бывшему мужу абсолютно трезвым языком:
– Ты не все у меня отнял. Дети мои. Не твои! Запомни это: мои! Будь ты проклят вместе со своей тварью. Думаю, я попраздную твое бесчестье. Должна же я получить компенсацию за то, что так обманулась в тебе.
Она гордо вышла из ресторана, а Роман колюче уставился на отца. Ему тридцать четыре года, в пику отцу он открыл свое предприятие, создающее серьезную конкуренцию, и преуспевает ого-го как. Впрочем, Даниил Олегович радуется его успехам, а конкуренции не боится, так как создал достаточно мощное дело.
– Доволен? – хлестко спросил Роман.
В лице и позе сына явственно читался немой укор, одновременно он отгородился от отца невидимой стеной отчуждения.
– По-моему, сейчас жалости достоин я, – мрачно сказал Даниил Олегович. – Она испортила мой юбилей, выставила себя и меня на посмешище…
– Ты давно выставил себя на посмешище, – отчеканил Роман без жалости. – Извини, я на стороне матери.
– Знаю, – вздохнул Даниил Олегович. – И не осуждаю. Думаю, пройдет время, и ты меня поймешь, сын.
– Не пойму, – не оставил ему надежды он и пошел к выходу.
– Ты забыл меня поздравить с праздником.
– Поздравляю, – бросил Роман через плечо и ушел.
Остаток вечера прошел в натянутой атмосфере.

Глава 2

Он обрадовался окончанию банкета, равнодушно следил за погрузкой подарков и букетов в две машины, прощался с гостями, которые делали вид, будто ничего не стряслось. Мда, разговоров теперь хватит на месяц. Домой вернулись в половине второго ночи, шоферы помогли перенести дары в дом, наконец-то Даниил Олегович дал волю возмущению:
– Нет, какая идиотка! С кем я жил столько лет?! Опозорила меня, детей, себя на весь город! Завтра об этом только и будут языками месить!
– Нил, умоляю тебя, не кипятись, – обняла его Ева. – Ну, поговорят, через два дня потеряют интерес, через неделю вообще забудут.
– Да нет, моя бывшая пообещала, что покоя мне не видать. Не пойму, что ей надо? Квартира отличная, машина есть, я положил на ее имя деньги, если не будет транжирить, надолго хватит. Что еще ей нужно от меня?!
– Разве не понял? Ты ей нужен. Но я тебя не отдам, теперь нет.
Лицо Даниила Олеговича смягчилось, руки обняли тонкий стан Евы, губы поцеловали сначала в нос…
– Погоди, – уперлась ладонями в его грудь она, загадочно улыбаясь. – Вечер еще не окончен. Мои подарки подарены не все.
– Что еще придумала? – протянул он капризно. – После сегодняшнего безобразия у меня оскомина на сюрпризы.
– Ничего не хочу слышать, – топнула ножкой Ева, сбросила туфли на высокой шпильке и побежала наверх, крикнув: – Зайдешь, когда я скажу! И не подглядывать!
Он вздохнул, сунул руки в карманы, постоял некоторое время, качая головой. Изгадила юбилей Виктоша, ух, как изгадила, стыдно людям в глаза смотреть.
– Жертва паршивая! – бубнил он, негодуя. – Ей хочется, чтоб ее жалели, а над ней смеются. Хохочут! Идиотка! Это я в ней ошибся, а не она.
А ведь пропасть между ними пролегла много раньше, когда Евы близко не было на горизонте. Он всю жизнь рос, а жена превращалась в рыхлую бабищу, интересы которой – поспать, пожрать, деток облизать. И пилила его сутками, и болезнями своими доставала, тогда как он не имел права заболеть даже на пару дней. Да с какой радости он обязан сносить каторгу и жить с женщиной, ставшей ему посторонней?
Но Виктоша это забыла или не хочет помнить, ей подошел бы вариант совместных мучений и обоюдный поворот на старость, согласилась бы она и на измены с его стороны, лишь бы все осталось, как было. А он не хочет мучений, не хочет думать о предстоящей старости, которая не за горами. У него осталось каких-то пятнадцать лет активной жизни, так почему же он должен следовать морали? Разве не аморален сам факт – жить с нелюбимой, осточертевшей женщиной? Не аморально было встречаться с Евой тайком? Та не настаивала на женитьбе, напротив, соглашалась на редкие встречи.
Да и сам Даниил Олегович не так прост, как кажется. Прежде чем жениться, нанял детектива, тот докладывал, где и с кем она бывает без него. Так вот порочащих связей сыщик не заметил, хотя следил за Евой два месяца! Бабок Даниил Олегович вывалил за это – жуть, зато получил доказательство, что эта женщина – верная и любящая. Ну что ей мешало в перерывах проводить время с молодыми людьми? Даниил Олегович и Ева встречались в основном в гостиницах, он долго скрывал истинное положение вещей. Светятся перед женщинами только кретины, а умные стараются не выставлять напоказ свое состояние. Потом он спешно развелся и сразу же сделал предложение, поставив перед фактом: я свободен. За два месяца Даниил Олегович закончил строительство дома под ключ, перед женитьбой привез Еву показать, где она будет жить. Женщина расстроилась:
– Это же огромные деньги… Ты что, богач?
– Ну, как тебе сказать… – улыбнулся он. – Не бедствую.
– А как же теперь я выйду за тебя замуж? Все будут думать, что из-за денег… Почему же мне так не повезло?
Он хохотал минут десять, потом обнял ее:
– А мне повезло. Хочу тебя успокоить, я грохнул на строительство почти все свои деньги. – Врал безбожно, дабы успокоить любимую.
– Тем более этот дом нам не подходит, за него же платить придется бешеные деньги. А обстановка? Ведь в комнаты нужна какая-то мебель, это тоже… Лучше продай его, а мы съездим в свадебное путешествие, это будет дешевле.
– Вот ты и займешься приятными хлопотами. Съездим и в круиз, раз тебе хочется. А я намерен начать новую жизнь, для этого нужен новый дом.
– Ну почему не подойдет квартира? Да я загнусь! Тут одной уборки…
– Эту проблему как-нибудь решим.
После пышной свадьбы Ева быстро привыкла к своему новому положению. Правда, когда Даниил Олегович привозил ее в дорогие магазины, она шарахалась от цен, а накупив всего, ехала домой, радуясь, как ребенок.
– Так как, – крутил он руль, ухмыляясь, – ты до сих пор недовольна, что вышла замуж за богатенького?
– Я похожа на ненормальную? – откровенно признавалась она, чем смешила его еще больше. – Господи! Как мне повезло! Я люблю тебя – раз, ношу дорогие вещи, о которых не мечтала, – два, живу во дворце – три, путешествую с тобой – четыре… За что мне все это? Я не заслужила. Как думаешь, боги не рассердятся на меня?
– За что?
– Нельзя быть слишком счастливой, я боюсь.
– Не бойся, отобьемся. От богов тоже.
Да нет, это ему повезло. И тоже, как Еве, немного страшновато, всегда есть в положительном доля отрицательного, например, испортились отношения с детьми. А сегодняшний инцидент – это вообще…
– Нил! Нил! – звала его из спальни Ева.
Даниил Олегович поднялся по лестнице, гадая, что она приготовила и почему так долго продержала его. У двери он все же спросил:
– Можно зайти?
– Входи! – торжественно сообщила она.
Даниил Олегович вошел и… вытаращил глаза, открыл рот. Посреди спальни стояла обнаженная Ева, полностью запакованная в прозрачный целлофан, в какой заворачивают цветы. Над ее макушкой красовался огромный синий бант, а над ним веер из целлофана. Ева лукаво посмеивалась, глядя на столбняк мужа.
– Как подарок? – наконец спросила она.
– Ничего подобного я и представить не мог, – сознался он и выглядел при этом дураком. – Как тебе в голову пришло?
– Я не сама придумала. Фильм «Игрушка» помнишь? Там мальчику принесли человека в коробке. Я подумала: почему бы и мне не соорудить нечто подобное? – Он подошел к ней и поцеловал ее через целлофан. – А целоваться лучше без обертки. Распакуй меня, хотя я могу и вылезти, но не хочу.
– Ты меня убила, – сдирая обертку, произнес он. – Мне ни за что не придумать равноценный подарок.
– Добью тебя чуть позже, а сейчас целуй свой подарок.
Не дожидаясь, когда он ее обнимет, Ева обхватила шею Даниила Олеговича, прильнула губами к его губам. Большее счастье трудно представить. Он любил ее так, как никогда не любил никого на свете. А злопыхатели ему пророчат импотенцию! У, злодеи! С Евой импотенция не наступит до ста лет. Это было прекрасное завершение испорченного вечера, а чуть позже, прижавшись к нему, Ева сказала:
– Ты способен принять еще один подарок?
– Еще?!! – вышел он из состояния неги. – Кажется, нет.
– Но мой последний подарок не вытерпит до твоего следующего дня рождения. Так что, хочешь или не хочешь, а придется его принять. Ты готов?
– Ну, давай, неси, раз это последний подарок.
– Нести не придется. Я беременная. Вот!
– Что?! – приподнялся он.
– Уже семь недель.
Чем он заслужил столько чудес? К ним, правда, можно отнести и явление пьяной Виктоши – из разряда ужасов.
…Неделю спустя Ева вышла из парикмахерской слегка расстроенной: зонт не взяла, а накрапывал дождик. Понадеявшись, что обгонит близившийся ливень и успеет добежать до троллейбусной остановки, она ринулась бегом по тротуару. На середине пути дождь приударил, будто специально готовился вымочить Еву до нитки. Забежав под навес, она отерла воду с лица платком и выглянула на проезжую часть – не едет ли троллейбус или такси. Сверкнула молния, Ева отпрянула от дороги, вдруг остановился автомобиль, открылась дверца:
– Садись.
Это был Роман, сын мужа. Поколебавшись, Ева все-таки села в машину:
– Спасибо. Я не сообразила вызвать такси.
– Куда доставить?
– Домой, конечно.
Колеса взвизгнули, автомобиль помчался по улицам.
– Что же тебе папочка машину не купит? – спросил Роман, не окрашивая фразу.
Ева насторожилась, только сейчас подумала: а зачем он пригласил ее? Роман относится к ней с открытой неприязнью, попросту терпеть не может. Так почему? Он старше Евы, похож на отца, слегка полноват, но и черты матери в нем заметны. Особенно характером Роман пошел в мать, такой же непримиримый.
– Ты какого папочку имеешь в виду? – опасливо развернулась к нему Ева. – Своего или моего?
– Разумеется, моего, – мельком взглянув на нее, ответил он и переключился на дорогу. – У твоего бабок не хватит даже на приличный велосипед.
– Ты и это выяснил?
– А как же! Должен же я знать, в какие руки попал мой отец.
– Ну и в какие? – заводилась Ева.
– В хитрые, – благодушно улыбнулся Роман, будто сделал комплимент. – Хотя о тебе и твоих родителях соседи, знакомые, одноклассники и однокурсники отзываются неплохо, но это мало что меняет. Ты умная, хотя канаешь под простушку, а это наводит на негативные мысли.
– Мне чихать, кто и что обо мне думает. Я люблю Нила, для меня это главное, а не ваше злопыхательство.
– Стоп, Ева, не заливай про страстную любовь, я тебе не верю, и никто не верит. Мой отец не тот мужчина, которого может полюбить молодая женщина просто так, потому что он это он.
– Почему ты так плохо думаешь о своем отце? – разгорячилась Ева. – Почему ты решил, что любят за внешность?
– Что ты, – усмехнулся он, – любят не только за внешность. Например, за ум, за выдающийся талант. Был бы мой отец писателем, научным светилом, известным артистом, я бы понял тебя. Но и тогда ты не имела бы права вползать в его семью, потому что достижения одного человека всегда обеспечиваются другим – в данном случае его женой, моей матерью. Кто-то создает условия, при которых достойный любви человек взлетает до заоблачных высот.
– Почему ты не ценишь в нем доброту, мягкость, великодушие, щедрость? Разве этого недостаточно, чтобы любить?
– Пустой базар. Ты любишь его бабки, это понятно даже кретину. Согласен, ты честно выполняешь правила, что достойно уважения. Но это пока.
– Чего ты хочешь? К чему твои словесные выкрутасы?
– Отвечу. – Он остановился у ворот дома, развернулся к ней корпусом. – Отец счастлив, пусть будет так, как он хочет, остальное рассудят небеса. Но должен тебя предупредить, Ева: если он ляжет в гроб по какой-то нелепой случайности, например, оторвется шасси от самолета и случайно упадет ему на голову, я тебя порву на британский флаг. Вот тогда припомню, что ты разрушила нашу семью, отлучила его от меня, сестры, сделала несчастной маму. Ты расплатишься по полной программе, я буду безжалостным.
– Бред! – нервно хохотнула Ева, закатив глаза. – Вы сами отлучили себя от него. Кстати, Нил переживает. И раз ты желаешь отцу счастья, почему не помиришься с ним?
– А мы не ссорились. Мы разошлись в морально-этических вопросах. Прости, я не умею жить под девизом «плюй на все и береги здоровье», потому что не бездушен. Я вижу гораздо больше, чем тебе хотелось бы, и принимать твою фальшь – уволь, дорогая.
– А если я скажу, что беременна? – запальчиво спросила она с долей обиды. – Ты и сейчас будешь считать, что я фальшивлю?
– Молодец, – неопределенно высказался Роман. Неопределенно, потому что Еве было непонятно, как он отнесся к новости. Уточнять не пришлось, он сам пояснил свое отношение: – Это умный ход, отец, наверно, на седьмом небе. Понимаешь, Ева, мне не жаль отцовских денег, я самостоятельный парень, хватка у меня – отцу не снилось, дела мои идут в гору и очень быстро. Так что его уровня я достигну скоро. У меня есть только одно, но страстное желание: посмотреть на тебя, когда он разорится. А он разорится, мне недавно приснился вещий сон.
– Ничего, поживем в шалаше.
– Дай-то бог. Но не забывай, это молодые быстро подскакивают и несутся вскачь, пожилые люди ломаются. Да не в том суть. Ребенок… правильный ход. Потом отец напишет завещание, а потом… не берусь прогнозировать.
– Потом я сдам его в дом престарелых, – взорвалась Ева.
– Не исключаю. Мои предупреждения ты слышала, мотай на ус.
– Спасибо за доставку, – вылетела из машины Ева, но слезы сдержать уже не смогла и не могла уйти без последнего слова, чему не помешал ливень. – Вы можете сколько угодно злобствовать, но внести разлад между мной и Нилом вам не удастся. Все твои угрозы направлены на одно: хочешь запугать меня, чтоб я ушла от Нила. Этого не будет. И твое радение о счастье отца – фальшь, которую ты якобы не любишь. Причина как раз в деньгах, вы уже делите наследство, хотя ваш отец здоров и полон сил. Прости, это мерзко.
Захлопнув дверцу авто, она рванула к воротам под издевательский хохот Романа и пляску дождя на асфальте.
Даниил Олегович вернулся вечером, стряхнув зонт в прихожей, крикнул:
– Ау-у! Я пришел! Почему меня не встречают? – Впервые за совместную жизнь молодая жена вышла к нему невеселой, чем удивила. – Что такое? Что-нибудь случилось?
– Нет, все нормально, – кисло улыбнулась она. – Ты голоден?
– Как зверь, – проходя в дом, сказал он. – Специально не перекусывал… Нет, мне не нравится твое настроение. У тебя глаза мокрые! Ну-ка, рассказывай.
Даниил Олегович увлек жену на диван, усадил рядом, как ни порывалась она встать и сначала подать ему ужин, он не позволил:
1 2 3 4 5