Здесь выложена электронная книга Жаркий июль автора по имени Крусанов Павел Васильевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Крусанов Павел Васильевич - Жаркий июль.
Размер архива с книгой Жаркий июль равняется 7.5 KB
Жаркий июль - Крусанов Павел Васильевич => скачать бесплатную электронную книгу
Павел Крусанов
Жаркий июль
Было видно, как солнце за окном садится в лес. Тут дядя Лева взял рюкзак и пошел во двор, а Вовка — за ним, как обычно — провожать. Теперь дядя Лева только к следующим выходным приедет, и Вовке из дома станет проще удирать, и мне будет с кем на речку таскаться за окунями. Вот бы еще по телевизору побольше тетинаташиных «до шестнадцати» пустили, тогда бы — совсем отлично, тогда бы и я свои гривенники заработал, и за Вовкой вовсе бы глаза не было, как в прошлую неделю. Эх, вот бы так же вышло!
Во дворе заурчала дядилевина машина — все, сейчас поедет. И я встал, чтобы домой идти, а тетя Наташа говорит: подожди-ка, Саша, это я стало быть, подожди-ка, — а сама что-то ищет на столе глазами, — дело для тебя есть, пока мы одни, понимаешь? сейчас я черкну два слова, а ты... И я понял, что гривенник у меня уже почти в кармане.
Тетя Наташа отыскала на столе карандаш, склонилась над бумажкой и все повторяет: сейчас, подожди-ка, сейчас — а я и так уже не спешу. Заглянул ей под руку — снова ни шиша не понять, те же строчки пишет, что и раньше, и буквы такие же, низенькие, животастые — хоть тресни, не прочесть ни слова. А тут вдруг опять вошел дядя Лева. Как он дверью скрипнул, тетя Наташа в один миг сиганула от стола, бумажку — в карман кофточки и уже стоит посередине комнаты как ни в чем не бывало, только палец к губам поднесла украдкой, молчи, мол. А мне что, я и помолчу. Хотя, чего тете Наташе бояться? Разве ж дядя Лева станет ей запрещать у нас телевизор смотреть, тем более, что от ихней дачи до нашего с отцом дома пять минут ходу.
Деньги-то я тебе забыл оставить, — сказал дядя Лева и достал из кармана кошелек. Положил на стол две красненькие бумажки, потом вытряхнул на ладонь остаток: трешку, какую-то медь и пять или шесть юбилейных рублей, на которых наш солдат с мечом, и спросил: — Может еще добавить?
Тетя Наташа сказала: не надо. А что ему стоило мне предложить хоть один юбилейный, от меня бы,небось, не услышал: не надо!
Ну, потом дядя Лева сказал, что придется ему, видно, Митьку Давыдова с собой в Мельну везти, потому что тот стоит во дворе и от машины не отходит, да еще обещает рассказать какое-то дело, а какое у него дело и так видать: у человека пятый день запой, за душой даже двугривенного нету на автобус, ему и хочется задарма в город попасть, а там он вагоны ночью погрузит, семь потов спустит, и все затем, чтобы завтра снова до зеленых соплей нажра... — и тут тетя Наташа сказала: постой, зачем при ребенке, это при мне стало быть. А дядя Лева засмеялся, то, мол, будто бы этот ребенок не с самого рождения Митьку Давыдова знает, будто бы восемь месяцев кряду не видит того в канаве у магазина, а четыре других — на том же месте, но в сугробе, и будто не его отец с этим Митькой по пятницам принимает за воротник, а тетя Наташа сказала: Лева!
Откуда им знать, что мой отец со вчерашнего дня с Митькой в ссоре, когда тот пришел и попросил в долг пятерку, а отец сказал, чтобы он в другом месте дураков поискал, потому что Митькины долги завещания ждут. Но, видно, Митьке очень хотелось пятерку получить, и он сказал, что второй месяц вот молчит, хотя все прекрасно видит, и что, если бы ему было сегодня на какую деньгу похмелиться, то, вообще, смог бы, наверно, промолчать всю жизнь, и никто бы из него даже силой слова не вытянул, а отец спросил: это что же ты видишь? Тогда Митька выругался, что, мол, то самое и видит, чего этот дачник Медунов, дядя Лева стало быть, никак не разглядит, хотя мог бы за два месяца разок к зеркалу подойти и полюбоваться рогами, а отец ему говорит: мол, с какой такой стати тебя чужие рога беспокоят? Тогда Митька снова выругался, что ему дела-то никакого нет, да вот только молчать уж больно тяжело, когда так пить хочется.
— Вкусно-сладко? — говорит. — Плати!
Ну, тут отец покрутил перед Митькиным носом кулачищем и сказал: топай-ка ты, дятел, мимо, а если к Медунову свернешь за пятеркой, то пропьешь ее уже на томсвете, если и там косорыловка в ту же цену. И я бы Митьке ни шиша не дал, потому что с него не допросишься. Дядя Лева все стоял и совсем без рогов, а так что Митька к тому же трепло, и все держал на ладони рубли — от меня бы, небось, не услышал: не надо!.. Стоит себе и стоит, а я уже ждать не могу, когда он уйдет, чтобы тетя Наташа записку дописала и отдала мне мой гривенник. Ох, хоть бы скорее, прямо невмоготу терпеть!
— Вовку одного далеко не пускай, пусть у дома гуляет, — сказал дядя Лева. Было видно, как он засовывает деньги обратно в кошелек и разворачивается к двери.
А это уж дудки! Завтра тетя Наташа пойдет кино смотреть к моему отцу, и мы будем с Вовкой одни, и что захотим, то и сделаем, потому что нас они ни за что к телевизору не пускают и даже в доме не оставляют — они только те фильмы смотрят, которые до шестнадцати, — да нам и не очень-то хотелось: на речку, небось, тоже не каждый день удрать можно. Вот сейчас гривенник заработаю, и завтра, может, еще один, да еще за окунями — эх, отлично! Прямо невмоготу терпеть.
Потом дверь снова скрипнула, и тетя Наташа подмигнула мне, мол, все в порядке — наша взяла. Подошла к столу, черкнула в бумажку, сложила два раза и протянула мне белый квадратик. — Смотри не потеряй, — сказала она. — И никому не показывай, понимаешь? Главное — никому не показывай. — Она всегда так говорит, будто я хоть раз терял или кому-то не тому показывал.
На самом деле, все это чушь собачья, и никому эта бумажка не нужна, тем более, что не понять ни шиша. Я один раз Митьке Давыдову дал взглянуть, чтобы он мне прочел, так он тоже ничего не понял, только присвистнул. Даже ей не нужна. Ведь отец и так ее пустит телевизор смотреть, безо всяких записок. Только тетя Наташа иначе думает — разве ж кто-то станет деньги отдавать за чушь.
Дядилевина машина во дворе заурчала громче, и стало слышно, как она уезжает. Я положил записку в карман и еще пуговицей застегнул — специально, чтобы она видела, как надежно. Застегнул и жду.
— Уже поздно, — сказала тетя Наташа. — Иди домой, а то опоздаешь к ужину. А завтра приходи, поиграете с Вовкой.
— Приду, — сказал я.
— Только — чур молчок. Понимаешь?
— Ясное дело, — сказал я, — раз за такое гривенник полагается.
Тут тетя Наташа охнула и говорит, мол, что же со мной к двадцати годам станет, если я в девять такой, а сама уже кофточку обшарила и дает мне блестящую монетку — прямо сверкает, такая новенькая.
Сперва он лежал в кармане холодный, а когда я на крыльцо вышел, гривенник нагрелся и стал прилипать к пальцам. На дворе, кроме Вовки, никого не было — машина пылила далеко у леса, — и я сказал ему: завтра на речку идем, так-то вот.
Солнце уже село, но было жарко, и роса не думала выпадать. Зашел в дом, гляжу: отец только поужинал, еще со стола не убрал — сидит и скребет во рту спичкой. На записку сперва и не взглянул — сплюнул в сторону, цокнул языком, потом только бумажку развернул и сказал: у-у, кошкина дочь. И даже не выругал меня за то, что я опоздал к ужину. Ну, думаю, день сегодня — что надо. Как бы теперь ночь дотерпеть, чтобы снова было утро, а там и на речку с Вовкой сбежим. А может, и завтра еще записка будет, так, глядишь, опять заработаю, кто знает. Перед тем как за стол сесть, я залез под свою кровать, нащупал прорезь в жестянке и сунул туда гривенник. Интересно, сколько их там?
Отец все теребил бумажку, все мял ее пальцами и вдруг понес не пойми на кого, что уж если быть гвоздем, то понятно, когда под обухом в стену лезешь, а чтобы самому себе по башке дубасить, так это Митька Давыдов один такой умник на все Запрудино, и уж коли он такой, то пускай за свое петушиное дело в гроб ложится, никто ему мешать не станет, а отец так, например, даже поможет, потому что два раза предупреждать не привык, пускай он себе кукарекнет, а там, глядишь, и не рассветет. Даже встал и зашагал перед печкой, до того распалился. Шагает и все говорит не пойми кому, что, мол, коли всякие засранцы, которым место в канаве у магазина, начнут ему указы строить, то он с такими торгов не торгует — плюнет да разотрет, всей работы. И треснул кулаком о стену так, что с потолка сыпануло пылью.
— Хоть бы кто рассказал, про что кино, — сказал я. — Про войну что ли?
— А?.. — сказал отец.
— Если про войну, то я уже смотрел такое.
Тут отец сказал, чтобы я ел и помалкивал, а если мне доведется такие фильмы смотреть, какие он смотрит, что, слава Богу, будет еще не скоро, то он желает, чтобы мне их одному показывали, и никакой петух перед экраном бы не маячил, а я спросил: эта как же? Ну, отец сказал, чтобы я представил, будто мои гривенники кто-то из-под кровати потихоньку тибрит, а дружок мой, Вовка например, приходит и показывает на этого ворюгу пальцем, так вот отец думает, что я бы тогда сильно на этого человека огорчился и пошел бы свое богатство отбирать обратно, и если я себе это хорошо представил, то получится вылитый дядя Лева. Но это — полдела, а вот если бы я сам вздумал у кого-нибудь гривенники таскать (ну как не таскать, если сами в карман прыгают), а Вовка бы, например, меня выдал, то он думает, что я бы тогда тому Вовке тумаков не пожалел, и это уже получится он, отец стало быть, только вместо гривенников здесь одна кошкина дочь, а я спросил: это как же?
— А вот так, — сказал он. — Годов нарастишь — узнаешь. — И потом еще сказал, что если один куркуль уже поел, то на стене висят ходики, по которым видно, что этот куркуль целых двадцать минут отлынивает от постели. И погасил свет.
Интересно, сколько же их? Я опять залез под кровать и тряхнул жестянку, только потом лег и одеялом укрылся, лежу и думаю, что вот теперь бы ночь дотерпеть, а там, глядишь, и утро, и речка, и — может еще перепадет...
Потом я встал и начал одеваться. Отец уже был в совхозе, так что я мог хоть сейчас идти на речку, только разве ж это интересно — одной рукой в ладоши бить? Вот после обеда, когда отец с трактора вернется, и тетя Наташа пойдет телевизор смотреть, тогда и мы с Вовкой дадим деру. Вот бы еще перед этим заработать — совсем бы отлично.
Ну, позавтракал и пошел к Медуновым, а у магазина уже крутится Митька Давыдов и все по сторонам зыркает, будто высматривает кого, и даже издали видно, как ему пить хочется. Я однажды спросил у отца, что будет, если у Митьки денег не окажется, когда ему очень-очень пить пристанет, он заболеет, да? — а отец сказал, что ничего он не заболеет, а, наоборот, будет как с шилом в жопе, потому что ради скляницы на все готов, и если уж очень-очень пристанет, так изловчится и продаст из Запрудина что-нибудь вроде речки или водокачки, и что он давно бы их продал, да вся загвоздка в том, как их стянуть, чтоб не сразу заметили. А старший Кашин, который рядом был, сказал, что пусть Митька мужик бестолковый, зато на нем магазин половину плана делает, а, значит, найдется человек, который и ему спасибо скажет, да, к примеру, та же продавщица Валька.
Митька, как меня увидел, сразу подбежал и сказал, чтобы я не спешил, и что у него ко мне дело.
— К дачникам идешь? — спросил он, а сам извивается, как мотыль, и глаза слезятся. — А рубль заработать хочешь?
— Ври тому, кто не знает Фому, — сказал я, — а мне Фома — родной брат! — Чтобы Митька кому-то рубль дал, да еще у магазина, и это когда у него вчера даже двугривенного не было на автобус — не-ет, это уж дудки! И я оглянулся на водокачку.
Тут он полез в карман и достал юбилейный рубль, такой же точно, каких я пять штук у дяди Левы на ладони видел, и повертел так, чтобы я разглядел со всех сторон, а потом сказал, что ему только и надо-то знать, носил ли я вчера отцу что-нибудь от медуновской жены, от тети Наташи стало быть, или нет. Ну, я подумал, что тетя Наташа навряд ли Митьку Давыдова имела в виду, когда молчать просила, подумал-подумал и говорю:
— А полтинник не добавишь?
— Ишь скряга какой, — сказал Митька. — Ну, если не хочешь, так и не надо. — И потянул рубль обратно к карману.
— Носил, — сказал я. — Записку, как на той неделе...
— Молодец! — Митька снова зыркнул по сторонам. — Только никому не говори, что я тебя спрашивал.
— Ясное дело, — сказал я, — раз за такое рубль полагается.
Ну, тут Митька спросил: про что записка? — а я сказал, что известно про что — фильм придет смотреть, который до шестнадцати, а Митька засмеялся и прямо закрутился волчком.
— Так и написала, что до шестнадцати?— спросил он.
— Это уж не знаю, — сказал я. — Закорючки — не понять.
— А раз не знаешь, — сказал Митька, — то и рубль тебе платить не за что. — И побежал через огороды к автобусной остановке. Я сперва тоже побежал, но скоро остановился, потому что у Митьки только пятки сверкали, и я бы его все равно не догнал. Тут глаза у меня зачесались, и слюны натекло полный рот.
Скоро стало видно медуновскую дачу. Солнце сильно припекало, прямо несло жаром, ну, думаю, если и тетя Наташа передумает кино смотреть, тогда не день будет, а Божий недоделок.
— Отнес вчера? — спросила тетя Наташа. Она шла с корзинкой к огороду, наверно, хотела клубнику добрать.
— Отнес, — сказал я.
— Умница, — сказала тетя Наташа.— А почему у тебя глаза красные?
Ну, она наклонилась и стала мне передником лицо тереть, а я подумал-подумал и сказал, что не надо, что от этого гривенник не объявится, а она спросила: что?
— Я ваш вчерашний гривенник потерял, — сказал я.
Тетя Наташа охнула, что, мол, только и всего-то! — а потом сказала: не реви — вернулась в дом и принесла мне новый. А я и не думал реветь, вот еще! Она закрыла за собой калитку в, заборе, и я тоже пошел со двора, сперва на крыльцо, а потом через веранду в Вовкину комнату, иду и чувствую пальцами, как он нагревается в кармане и становится гладким и липким. Вот бы, думаю, еще отец скорее с работы вернулся, тогда и кино начнется, а вечером, может, ещё где перепадет, кто знает. Вот будет отлично, если перепадет!
Потолок в Вовкиной комнате был белый-белый, и от этого там делалось светло, как в коробке из-под обуви. Ну, я сел на диван, а Вовка сразу сказал, что может еще так случится, что его отец, дядя Лева стало быть, сегодня из Мельны вернется — это Митька Давыдов так вчера вечером говорил, когда вертелся вокруг машины и обещал рассказать свое дело. Так и говорил, что дело у него больно любопытное, и когда отец, дядя Лева стало быть, про все узнает, то непременно вернуться захочет, а сам он, мол, очень даже может через это пострадать, а Вовкин отец ему отвечал: ладно, ладно — но Митька все равно обещал рассказать, потому что он, мол, честный человек, и справедливость — для него главное, и еще он надеется за свою честность награду получить, потому что добро должно вознаграждаться, только расскажет он лучше не сейчас, а в дороге, да, к тому же, хорошо бы сперва награду обговорить, а Вовкин отец опять сказал: ладно, ладно, знаем.
— А потом они вместе уехали, — сказал Вовка. — Так что отец может еще обратно вернется.
Ну, я сказал, что на его месте я бы Митьке в рот не глядел, и что сам я, например, уже давно ему ни на грош не верю, потому что Митька врет, как блины печет, только шипит. Потом подумал и спросил:
— А тетя Наташа знает?
— Нет, — сказал Вовка. — Я ей забыл сказать.
— И не вспоминай, — сказал я. — Если тетя Наташа узнает, она дома может остаться, и тебе будет не удрать на речку.
— Верно!
— С тебя гривенник, — сказал я. Только это уж просто в шутку, потому что у Вовки, небось, и пятака-то своего никогда не было, не то что гривенника.
На улице пекло, а мы все сидели на диване и говорили о разном, пока тетя Наташа не позвала нас обедать. Ну, мы вышли на веранду и взялись за ложки, а когда после всего клубнику дали, тетя Наташа сняла передник и сказала, что сейчас уйдет, и мы, мол, одни останемся, но она нам доверяет и надеется, что мы будем себя хорошо вести и не пойдем гулять далеко от дома.
За деревней мы перестали бежать, потому что воздух там уже пах рекой, и стало ясно, что деться ей от нас теперь некуда. А солнце все палило, будто его разворошил кто, как угли. Правильно, думаю, что мы с собой удочки не взяли, в такую жару не до окуней, в такую жару надо сидеть в воде по маковку и не петюкать. Только я это подумал, как на проселок выскочил дядилевин, «Москвич» — Вовка так и замер на месте, наверно, очень испугался, что его сейчас будут ругать за то, что он удрал без спроса.
«Москвич» подкатил, и стало видно, что за дядей Левой сидит Митька Давыдов, и глаза у него — довольнешеньки, а сам дядя Лева, наоборот, как будто не в себе. Они о чем-то говорили, и это даже издали, было видно, а как машина остановилась, тo и слышно стало. Митька просил, чтобы дядя Лева его перед деревней высадил, а то их могут вместе увидеть, и тогда Митьке крышка, он свое дело сделал, его, мол, и так за это пришибут, а если вместе увидят, то и говорить нечего— покалечат вернее верного, а дядя Лева сказал: со мной поедешь. А Митька опять свое, мол, дяде Леве-то что, его дело законное, так что все шишки Митькины, а ему еще пожить хочется, он-то, мол, знает, какой у этого Гремучего, у моего отца стало быть, кулак тяжелый — таким зашибешь, и два раза махать не надо, к тому же Митька еще свою пятерку в жидкую валюту не перевел и в таком виде смерть принять не готов, а дядя Лева сказал:
Жаркий июль - Крусанов Павел Васильевич => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Жаркий июль автора Крусанов Павел Васильевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Жаркий июль у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Жаркий июль своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Крусанов Павел Васильевич - Жаркий июль.
Если после завершения чтения книги Жаркий июль вы захотите почитать и другие книги Крусанов Павел Васильевич, тогда зайдите на страницу писателя Крусанов Павел Васильевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Жаркий июль, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Крусанов Павел Васильевич, написавшего книгу Жаркий июль, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Жаркий июль; Крусанов Павел Васильевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн