Здесь выложена электронная книга Рим автора по имени Золя Эмиль. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Золя Эмиль - Рим.
Размер архива с книгой Рим равняется 579.29 KB
Рим - Золя Эмиль => скачать бесплатную электронную книгу
***
I
Ночью, на пути из Пизы в Чивитавеккью, поезд сильно запоздал, и было уже около девяти утра, когда аббат Пьер Фроман, проведя более суток в утомительной дороге, прибыл наконец в Рим. С ним был только один саквояж; аббат захватил свою легкую поклажу, выпрыгнул из вагона и, отстраняя услужливых носильщиков, окунулся в толчею перрона: ему не терпелось очутиться в городе, без спутников, и все увидеть своими глазами. У самого вокзала, на площади Пятисот, он сел в открытый фиакр, один из тех, что вереницей вытянулись вдоль тротуара, поставил саквояж рядом с собою и назвал извозчику адрес:
— Виа-Джулиа, палаццо Бокканера.
В то утро, в понедельник 3 сентября, ясное небо было восхитительно нежным и легким. Извозчик, белозубый толстяк с блестящими глазами, услышав говор аббата, угадал в нем француза и заулыбался. Он хлестнул тощую лошаденку, и та резво побежала, везя опрятную, веселую, как все римские фиакры, коляску. Вскоре, миновав зеленеющий скверик, они выехали на площадь Терм; кучер, все так же улыбаясь, обернулся и кнутом указал па руины.
— Термы Диоклетиана, — предупредительно пояснил он на ломаном французском языке, каким обычно изъясняются римские извозчики в угоду иностранцам, желая завоевать расположение седоков.
С высоты Виминальского холма, где находится вокзал, коляска быстро катила под гору по улице Национале. Кучер поминутно оборачивался, привычным жестом указывал на встречные памятники, давал пояснения. Здесь, вдоль широкой дороги, возвышались одни только новые здания. Чуть подальше, справа, вздымалась густая зелень садов, а над ними тянулось какое-то нескончаемое строение, желтое и голое, — не то монастырь, не то казарма.
— Квиринал, дворец короля, — сказал извозчик.
Всю эту неделю, с тех пор как была решена поездка, Пьер целыми днями просиживал над планами и описаниями Рима, изучая его достопримечательности. Поэтому он мог бы самостоятельно разыскать любую улицу и узнавал окрестности еще до того, как извозчик называл их. Однако его сбивали с толку внезапные спуски и беспрестанные подъемы по склонам холмов, где уступами расположились городские кварталы. Но вот кучер с подчеркнутой, хотя и несколько иронической торжественностью объявил, широким жестом указывая кнутовищем влево, на огромное свежеоштукатуренное здание — гигантское нагромождение камня, перегруженное лепкой, фронтонами и статуями:
— Национальный банк!
Спуск продолжался, коляска свернула на треугольную площадь, и Пьер, взглянув вверх, пришел в восторг, увидев высоко над головою сад, который венчал большую гладкую стену и словно повисал над площадью: оттуда вздымались в прозрачное небо изящные и могучие очертания вековой пинии. Пьер ощутил всю горделивую красоту, всю прелесть Рима.
— Вилла Альдобрандини!
Спуск все еще продолжался, и перед ними промелькнуло зрелище, окончательно восхитившее молодого священника. Улица снова круто сворачивала, и в углу, на повороте, образовался просвет. Внизу, точно солнечный колодец, наполненный слепящей золотой пылью, сияла белизною площадь; и в утреннем ее великолепии возвышалась гигантская мраморная колонна, как бы позолоченная с той стороны, где восходящее светило из века в век ласкало ее своими лучами. Пьер был изумлен, когда кучер назвал эту колонну, ибо сам он представлял ее себе не такою: она выступала из окружающей тени в сиянии солнечного колодца.
— Колонна Траяна!
У подножия холма улица Национале сворачивала в последний раз. Лошадь бежала рысью, и кучер ронял все новые названия: дворец Колонна с тощими кипарисами вдоль садовой ограды; дворец Торлониа, который отстраивался заново, чтобы стать еще прекраснее; Венецианский замок, обнаженный и грозный, с зубчатыми стенами, от которых веяло трагической суровостью средневековой крепости, уцелевшей среди буржуазной действительности наших дней. Все это было столь неожиданно, что изумление священника с каждой минутой возрастало. Но особенно он был поражен, когда извозчик торжественно указал кнутовищем на Корсо — длинную узкую улицу, не шире улицы Сент-Оноре в Париже: левая сторона ее, залитая солнцем, слепила белизною, правая была погружена во тьму, а далеко, в самом конце, подобно светящейся звезде, виднелась Пьяцца-дель-Пополо. Неужто это и есть сердце Рима, прославленное место прогулок, живая артерия, где пульсирует кровь огромного города?
Коляска уже катила по проспекту Виктора-Эммануила, который служит продолжением улицы Национале; эти две магистрали перерезают древний город из конца в конец, от вокзала до моста Святого Ангела. По левую руку в радостном сиянии утра светлела круглая апсида храма Иисуса Христа. Дальше улица сужалась, стиснутая церковью и тяжеловесным палаццо Альтьери, которое никак не решались снести, и все погрузилось в сырой, леденящий мрак. Но перед храмом Иисуса Христа ослепительное солнце вновь затопило золотом лучей всю площадь, а вдали, из глуби погруженной во мглу улицы Арачели, выступили озаренные утренним солнцем пальмы.
— Вон там Капитолий, — сказал кучер.
Священник стремительно высунулся из коляски. Но в конце темного коридора он заметил лишь какое-то зеленое пятно. От внезапной и частой смены жгучего солнца и студеной тени Пьера пронизывала дрожь. Они проехали мимо Венецианского замка, мимо храма Иисуса Христа, и аббату почудилось, что гнетущий мрак прошлого леденит ему спину; но стоило снова попасть на какую-нибудь площадь или улицу пошире, и они возвращались к свету, теплу и радостной неге жизни. Желтые лучи солнца падали с крыш, рисуя на мостовой резкие лиловатые тени. Меж домами виднелись полоски ярко-голубого безмятежного неба. Пьеру казалось, что самый воздух, которым он дышит, имеет какой-то особый, почти неуловимый привкус, привкус плодов, и привкус этот разжигал в нем лихорадку нетерпения.
Хотя проспект Виктора-Эммануила и не отличается прямизной, все же это очень красивая современная улица, и Пьер легко мог вообразить себя в любом большом городе с громадами доходных зданий. Но вот коляска проехала мимо Палаццо-делла-Канчеллериа, этого шедевра Браманте, характерного памятника римского Возрождения, и аббат, не переставая изумляться, вспомнил увиденные им по дороге дворцы — гигантские, тяжеловесные и голые сооружения, огромные каменные кубы, напоминающие не то больницу, не то тюрьму. Он никак не предполагал, что они таковы — эти прославленные римские палаццо: ни изящества, ни выдумки, ни внешнего великолепия. Разумеется, они прекрасны, со временем он постигнет их прелесть, но к этому надо еще привыкнуть.
Внезапно, оставив позади людный проспект Виктора-Эммануила, коляска покатила дальше, с трудом пробираясь по тесным извилистым улочкам. Наступила тишина, все вокруг опустело, яркое солнце и шумная толпа нового города сменились леденящим, дремотным сумраком старого. Пьер припомнил изученные им планы Рима и сообразил, что подъезжает к Виа-Джулиа; его разбирало любопытство, становившееся мучительным: он был огорчен, что не может сразу же побольше увидеть, побольше узнать. С самого отъезда он был как в лихорадке, и теперь, когда все, с чем он сталкивался, до странности не соответствовало его представлениям, это поражало неожиданностью, разжигало любопытство, возбуждало жажду обозреть все сразу. Еще только пробило девять, все утро впереди, представиться во дворце Бокканера он успеет: почему бы не поехать тотчас же на ту возвышенность, откуда открывается классическая панорама Рима, раскинувшегося на семи холмах? Эта мысль не давала Пьеру покоя, и он наконец сдался.
Кучер не оборачивался, седоку пришлось привстать и громко назвать новый адрес:
— К Сан-Пье-тро-ин-Монторио!
Извозчик сначала удивился, как будто не понял. Он показал кнутовищем, что это там, далеко. Но священник настаивал, и тот снова дружелюбно заулыбался, с готовностью кивнул головой: ладно, мол, ладно, он-то со всей охотой!
И лошадь опять побежала рысцой по лабиринту узких улочек. Они въехали в одну из них, зажатую между высоких стен, дневной свет едва проникал сюда, как на дно глубокого рва. В самом конце улицы их внезапно ослепили яркие солнечные лучи; по старинному мосту Сикста IV коляска переехала через Тибр; справа и слева от них, среди нагромождения строительного мусора и свежей штукатурки, тянулись новые набережные. На этой стороне раскинулся также развороченный Трастевере; вдоль широкой дороги, отмеченной крупными табличками с именем Гарибальди, коляска поднялась по склону Яникульского холма.
И снова извозчик с простодушной гордостью указал на триумфальный путь:
— Виа-Гарибальди!
Лошадь замедлила шаг, и Пьер, охваченный ребяческим нетерпением, то и дело оборачивался и глядел на город, панорама которого все шире развертывалась у него за спиной. Они долго взбирались вверх, позади возникали все новые кварталы, вплоть до самых отдаленных холмов. Волнение Пьера возрастало, сердце билось сильнее, но он подумал, что лишает себя полноты удовольствия, разменивает его, когда урывками озирается на медленно расстилающиеся дали. Ему хотелось увидеть Рим весь сразу, охватить, объять священный город единым взглядом. И у него хватило самообладания больше не оборачиваться, хотя он всем существом своим стремился к этому.
Есть на вершине холма обширная терраса. На ней, в том месте, где, по преданию, был распят святой Петр, стоит церковь Сан-Пьетро-ин-Монторио. Место это голое, рыжее, опаленное жгучим летним солнцем; но чуть дальше, позади храма, из трех водометов огромного бассейна бьют ключом, храня неизменную свежесть, светлые, журчащие струи фонтана Аква-Паола. А вдоль балюстрады, которая ограждает эту террасу, нависающую над Трастевере, неизменно толпятся туристы: сухопарые англичане, тучные немцы, млея от традиционного восторга, поминутно сверяются с путеводителем, который они не выпускают из рук.
Пьер легко выпрыгнул из коляски и, оставив саквояж на сиденье, знаком предложил кучеру обождать; тот занял место в ряду прочих фиакров, на самом солнцепеке, и, меланхолически продолжая восседать на козлах, тоже, как и его лошадь, понурил голову, будто оба они заранее примирились с длительной и привычной стоянкой.
А Пьер, в узкой черной сутане, судорожно стиснув горящие, как в лихорадке, ладони, уже прислонился к балюстраде и глядел во все глаза, впитывал всей душою. Рим, Рим! Город цезарей, город пап, вечный город, дважды покоривший мир, обетованный град жгучей мечты, владевшей молодым священником уже многие месяцы! И вот он наконец перед ним, наконец-то Пьер видит его! Грозы, прошедшие в последние дни, положили конец августовскому зною. Восхитительное сентябрьское утро дышало свежестью, ни единое облачко не пятнало легкой голубизны беспредельного неба. То был Рим, окутанный негой, Рим сновидения, и казалось, оно вот-вот улетучится в ярком свете утреннего солнца. Едва уловимый голубоватый туман плыл над крышами лежавших внизу кварталов, точно неосязаемая, легчайшая дымка; необъятная Кампанья, далекие горы тонули в бледно-розовом мареве. Вначале Пьер не замечал подробностей, ему не хотелось задерживаться на частностях, он отдавался созерцанию широкой панорамы Рима, живого колосса, распростертого перед ним на земле, принявшей в себя прах многих поколений. Каждое новое столетие воскрешало славу этого города, как бы питая его соками бессмертной юности. Пьера особенно поразила эта первая встреча с Римом в ясный утренний час, возвестивший начало прекрасного дня, и сердце его забилось еще сильнее оттого, что Рим оказался именно таким, каким он хотел его увидеть: овеянным утренней свежестью, помолодевшим, с порхающей, почти воздушной улыбкой ликования, полным надежды на новую жизнь.
И вот, застыв перед величавым зрелищем, все так же стиснув горящие ладони, аббат за несколько минут перебрал в памяти все, что было пережито им за последние три года. О, как ужасен был первый год, проведенный им в Нейи, в убогом домишке с наглухо закрытыми окнами и дверьми; Пьер забился в свою нору, как смертельно раненное, издыхающее животное! Из Лурда он возвратился с мертвой, испепеленной душой и кровоточащим сердцем. Молчание ночи воцарилось на развалинах его любви и веры. Проходили дни за днями, но кровь как бы застыла в его жилах, он не видел просвета в обступившем его мраке запустения. Пьер существовал по привычке, ожидая, когда ему удастся вновь обрести мужество и он возвратится к жизни во имя того высшего смысла, что повелел ему пожертвовать всем. Почему не оказался он более стойким и сильным? Почему спокойно не сообразовал свою жизнь с тем, что стало для него достоверностью? Раз уж он, храня преданность своей единственной любви, не пожелал нарушить обет и сбросить сутану, почему не обратился он к наукам, занятие которыми не возбраняется священнику, — к астрономии или археологии? Но какой-то внутренний голос, без сомнения, голос матери, оплакивал ту огромную, безмерную неясность, что таилась в его душе, все еще оставаясь неутоленной, и невозможность утолить ее приводила Пьера в безысходное отчаяние. Он сумел обратиться к рассудку, сохранить его высокое достоинство, но ничто не могло заглушить в нем страдание одиночества, боль незаживающей раны.
И вот в один из осенних вечеров, когда хмурое небо сеяло дождь, случай свел Пьера со старым священником, аббатом Розом, викарием церкви св. Маргариты в Сент-Антуанском предместье; аббат занимал три сырые комнаты нижнего этажа на улице Шароны, которые он превратил в приют для бездомных детей, подобранных по соседству, прямо на улице. Пьер навестил старика, и с этой минуты жизнь его преобразилась: она исполнилась нового огромного смысла; Пьер сделался мало-помалу ревностным помощником старого викария. От Нейи до улицы Шаронн было далеко. Вначале Пьер проделывал этот путь лишь дважды в неделю. Потом, не жалея сил, стал наведываться в приют каждый день, уходил утром и возвращался домой только к вечеру. Трех комнат уже не хватало, Пьер снял второй этаж, оставив одну комнату за собой, и ему нередко случалось в ней ночевать; все его скудные доходы уходили на неотложную помощь обездоленной детворе, и старый священник, восхищенный, растроганный до глубины души самоотверженностью юного помощника, ниспосланного ему свыше, со слезами обнимал Пьера, называя того «чадом господним».
Нищета, гнусная, мерзкая нищета, — только теперь Пьер узнал, что это такое: два года кряду прожил он бок о бок с нею. Все началось с детишек; сперва он сам подбирал их на панели, а с тех пор, как приют приобрел известность в квартале, их все чаще приводили к нему сердобольные соседи: мальчуганы, девчурки — совсем еще малышами поглощала их улица, у одних отцы и матери с утра до ночи работали, у других беспробудно пьянствовали, у третьих рано умирали. Нередко случалось так: отец куда-то исчез, мать пошла торговать своим телом, вместе с вынужденной праздностью в дом проникли пьянство и разврат; и целый выводок ребятишек очутился без призора — те, что поменьше, подыхают от голода и холода на мостовой, те, что постарше, улетели из родного гнезда и оказались во власти порока и преступления. Как-то вечером, на улице Шаронн, Пьер чуть ли не из-под колес ломовика извлек двух мальчуганов, двух братишек, и они не могли даже сказать, откуда они и как сюда попали. В другой раз он вернулся к себе с девчуркой на руках; этому белокурому ангелочку на вид было едва три года; Пьер нашел плачущую девочку на скамье, где, по словам малютки, ее оставила мама. Подобрав такого хилого и жалкого, выпавшего из гнезда птенца, молодой аббат вынужден был разыскивать его родителей; он уже не ограничивался улицей — заглядывал в жалкие лачуги бедняков и день ото дня все глубже погружался в преисподнюю, постигал всю ужасающую мерзость этого ада; сердце священника исходило кровью, его снедала удручающая тоска, сознание всей тщеты подобной благотворительности.
О, скорбная юдоль нищеты, бездонная пропасть человеческого падения и страданий! Какой страшный путь проделал Пьер, каждодневно погружаясь в нее на протяжении двух лет, потрясших все его существо! В квартале св. Маргариты, в самых недрах Сент-Анту-анского предместья, столь деятельного и трудолюбивого, он обнаружил грязные трущобы, целые улочки зловонных, сырых, как погреб, темных и душных конур, где заживо гнило, издыхало скопище обездоленных. На шатких лестницах — груды скользких нечистот. На каждом этаже все та же мерзкая нужда, отвратительная грязь и скученность. Сквозь выбитые стекла врывается ветер и потоки дождя. Люди спят прямо на голом полу, никогда не раздеваясь. Ни мебели, ни белья — скотское прозябание живой твари, удовлетворяющей свои потребности и отправляющей свои нужды по зову инстинкта, по воле обстоятельств. Там, за этими стенами, все смешалось в кучу — без различия пола и возраста;
Рим - Золя Эмиль => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Рим автора Золя Эмиль дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Рим у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Рим своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Золя Эмиль - Рим.
Если после завершения чтения книги Рим вы захотите почитать и другие книги Золя Эмиль, тогда зайдите на страницу писателя Золя Эмиль - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Рим, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Золя Эмиль, написавшего книгу Рим, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Рим; Золя Эмиль, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн