Но силы центавриан и пришельцев были почти равны – равны настолько, что никто не осмелился бы предсказать исход войны между ними. Солнце было от Центавра слишком далеко. Связующие нити медленно, но верно становились все тоньше. Язык их общения на планете, находящейся в четырех световых годах от родины, подвергся неизбежным изменениям. Их жизненные интересы, начавшись от глобальных проблем масштабов борьбы за межзвездные сферы влияния, постепенно измельчали до личных. Их воспоминания о планете, семена которой были заронены на здешнюю почву четыре сотни лет назад, приобрели все словесные атрибуты легенд, слезливых повторений далекого и туманного вида, превратились в сказания о маленьком архаичном мире в прошлом, теперь уже чужом, с которым торговые отношения не поддерживались ввиду вполне реального риска вооруженных конфликтов.
«Правительство в изгнании» стало на двадцать лет старше. К тем, кто перевалил средний возраст до отлета, этот термин был уже неприменим. Генович, тогда самый молодой среди них, самоуверенный Непоседа, везде сующий свой нос, стал считаться вполне своим.
Хармон снова взглянул на президента Вайермана и подумал о том, что возможно сегодня вечером все наконец кончится. Неужели?
Но Вайерман был не из тех, кто обгоняет протокол. Всегда придерживающийся устоявшихся традиций собраний кабинета, он не изменил им и сейчас, без слов ожидая обычных предварительных докладов, словно вовсе ничего и не случилось, словно они никогда не бежали в панике из Женевы, где армия клерков всегда была готова угодливо преподнести им сводку недельных событий и ближайших прогнозов.
Хармон перевел взгляд на Йеллина и Дюплезиса, от них к Асманди и Домбровски – от Здравоохранения к Почте, от Почты к Труду и Сельскому хозяйству. Кого он видит перед собой? – призраков, да и только.
– Эдвард? – коротко выдохнул Вайерман.
Стэнли с раздраженнием поднялся с кушетки. Когда министр финансов пожал плечами, его пергаментные щеки дрогнули.
– Ничего нового. Центаврианское правительство перевело на наш счет ежемесячный процент по земным активам. В ответ на мое обычное прошение об увеличении отчислений был получен стандартный ответ о том, что рассмотрение дела по заявкам теперешнего правительства пришельцев на прежнюю государственную собственность Земли в Верховном Суде еще не закончено. Короче говоря, ни умереть не дают, ни жить как следует. Верховный Суд Центавра не желает давать в руки пришельцев никаких зацепок.
Вайерман с усилием кивнул.
– Карл?
Стэнли опустился на место и ему на смену поднялся Гартманн, министр иностранных дел.
– Никаких новых обстоятельств в деле о собственности Земли на Центавре не появилось. Я направил в Верховный Суд обычную петицию с требованием вернуть собственность законным владельцам.
– Что ж, здесь тоже все ясно, – подал голос Вайерман. – Правительство ОЦС не желает приводить легальную ситуацию в соответствие с тем, что имеет место де факто . Объединенная Центаврианская система испытывает к нам симпатию, но начинать на этом основании военные действия против пришельцев с их стороны было бы конечно же глупо. Если в один прекрасный день положение вещей изменится настолько, что Центавр и силы пришельцев вступят в фазу военного конфликта по причине непримиримого несоответствия интересов, Верховный Суд вероятно внезапно признает за нами право собственности на земные активы. Возможно также ожидать в этом случае и некоторых других чудесных событий.
Все снова-здорово поехало, подумал Хармон. Мы живы и худо-бедно поддерживаем видимость активности. Хотя, по правде говоря, мы давно уже умерли.
Гартманн сел на место, и Вайерман откашлялся.
Вот сейчас все и решится, подумал Хармон и почувствовал, что почти сгорает от нетерпения. Давно пора!
– Господа… – голос президента был голосом глубокого старика, он невероятно устал. – Ситуация, в которой мы находимся, достигла кризисной точки.
Президент оглянулся к Хармону, словно за помощью, но тот даже представить себе не мог, где и в каком виде эта помощь может быть им оказана. Премьер-министр мог помочь в любой ситуации, но только не в такой. Пока Вайерман жив, Землю представляет именно он, и он является символом того, что рухнуло под ударами агрессора двадцать лет назад, но не считается умершим, пока он существует. Право принимать решения и отдавать приказания окажутся в руках Хармона только после того, как нынешнего президента не станет. Право принимать решения Вайермана и право отдавать приказания Вайермана. В бессилии сделать что-либо, Хармон опустил глаза, но уже через секунду Вайерман вновь подобрал ослабевшие вдруг поводья.
– Всем нам известно – всем без исключения, – что если Объединенная Центаврианская система найдет способ помочь нам, не афишируя широко эту помощь, то в тот же день это будет сделано. Этот парадокс до сих пор казался неразрешимым. Но на днях решение, как мне представляется, было найдено.
Хармон вскинул голову.
– Ни для кого не секрет, – продолжал Вайерман, – что Фонд Освободительной Борьбы в течение всех лет оккупации финансировал линии сообщения с отрядами сопротивления на Земле. Я заявлял и заявляю о первостепенной важности поддержания такого рода сообщений, даже учитывая то, что оплата фрахта быстроходного корабля пробивает огромную брешь в бюджете «правительства в изгнании». Но без этих редких радиоконтактов, которые производятся с борта курьерского корабля, мы были бы отрезаны от всего, что происходит на родине. До сей поры сведения о существовании групп сопротивления не были обнадеживающими. Партизанские отряды, с которыми нам удавалось установить контакт, были малочисленны, малоэффективны и рассеяны по планете, что не давало надежды на успех. Но совсем недавно выяснилось, что на Земле имеется одна довольно крупная, хорошо организованная и действенная группа. Как вы уже поняли, речь идет об отряде бывшего лейтенанта Хамиля, которому, в ответ на его прошение, не далее как месяц назад было присвоено звание генерала.
– Но все это само по себе тоже не давало особой надежды. Группа генерала Хамиля могла рассматриваться только в качестве зародыша восстания, дожидающегося того дня, когда помощь со стороны сможет быть оказана – помощь, которую мы, в своем положении, не в силах были обеспечить и в которой нам отказывало правительство Центаврианской системы, не желающее рисковать угрозой глобального военного конфликта со всей империей пришельцев.
– Однако вчера, впервые со дня нашего прибытия на Чиерон, обнаружились обстоятельства, в связи с которыми мы сможем теперь сделать позитивный шаг в направлении освобождения Земли. Коротко: Аребанская Военно-Промышленная Компания, являющаяся основным поставщиком армии Центаврианской системы, не так давно заключила очередной долгосрочный контракт на производство пехотного автомата новейшего типа. Как следствие, предыдущий контракт на производство автоматов существующего типа был аннулирован, в результате чего у Аребанской компании осталось на складах большое количество только что изготовленных автоматов старого типа, естественно совершенно новых и в отличном состоянии, для которых теперь нет сбыта в пределах ОЦС. Вчера ко мне для переговоров явился агент Аребанской ВПК и предложил приобрести у его компании это оружие и полагающийся запас боеприпасов к нему на том условии, что оплата будет произведена после изгнания оккупантов с Земли, когда мы, как пришедшее к власти правительство, окажемся в состоянии это сделать. Короче говоря, господа, у нас появилась реальная возможность снова стать свободными.
Президент замолчал. Хармон никогда еще не видел его таким измученным и безнадежно усталым.
Йеллин по-стариковски часто и хрипло задышал. Конец его трости со скрипом подвинулся на паркете. На несколько секунд всех присутствующих словно бы разбил легкий паралич. Но через мгновение они уже говорили, все разом.
– Том, мне нужно переговорить с тобой и Джоном наедине, – громко заявил президент Вайерман и закашлялся в кулак.
Хеймс нагнулся и помог президенту выбраться из кресла. Обернувшись, Хармон увидел, что растерянный Генович уже поднялся на ноги.
– Боюсь, что нам придется пройти на кухню, – с достоинством и одновременно смущенно добавил Вайерман. – Миссис Вайерман отдыхает в спальне.
4
Кухня подавляла их своим бетонным полом, заржавленной раковиной и облезлыми дверцами двух посудных шкафчиков. Вайерман устало присел боком на расстеленную на пыльном мраморном подоконнике газету, повернулся к Геновичу и взглянул на него со смешанным выражением боли и обиженного удивления.
– Теперь ты вполне можешь сказать мне, Джон, что я сошел с ума. Здесь это возможно.
Генович неловко прислонился бедром к раковине и закусил нижнюю губу. Потом покачал головой.
– Ничего не получится, господин Президент. У нас нет ни единого шанса из миллиона. С автоматами против целой империи – смешно! Допуская даже, что в результате неожиданности нападения возможен первоначальный успех – допуская даже, что наша атака будет приурочена к переводу пришельцами своих сил в другой, отдаленный регион – но когда эти силы вернуться обратно, от нас мокрого места не останется. Нет – даже думать нечего.
Вайерман повернулся к Хармону.
– Ты тоже так считаешь, Том?
Хармон кивнул, чувствуя, что от невыносимой тесноты крохотной кухоньки с ее старой, почти антикварной плитой, на которой худенькая и болезненная, тонкоголосая госпожа Вайерман вынуждена была готовить, у него вот-вот случится обморок.
Каким-то образом президент сумел вызвать на свое измученное лицо улыбку. Улыбающийся на дыбе мученик.
– Ты прав, Том, прав. Через месяц или два на Землю прибудет их карательный флот, и восстание возможно будет подавлено. Но скажи мне – неужели ты поверил этой сказке об аннулированном военном контракте? Лишнее оружие, которое некуда девать – вы только представьте себе это. Слабоумные директора компании решили выбросить целое состоянии на ветер, так получается?
Хармон нахмурился. Его плечи неожиданно остро вздернулись вверх, он резко поднял руку и сильно ударил костяшками пальцев о дверь кухонного шкафчика.
– Господи, нет, конечно нет! Извини, Ральф – я слишком отошел от дел, теряю былую хватку. Правительство Центавра наконец решилось сделать первый шаг!
Углы губ Вайермана растянулись в слабой согласной улыбке.
– То же самое подумал и я. Официально, они не причем. Но в то же время в наши руки дается средство сдвинуть дело с мертвой точки, положить начало, и, как я думаю, если все пойдет более менее удачно, если у нас что-то получится, мы увидим вскоре и более тяжелое вооружение, моторизованную технику, словно бы кто-то где-то вдруг приведет в действие тщательно разработанный план широкого перевооружения всего военного флота ОЦС. Это будет выглядеть так.
Генович неожиданно издал громкий и отрывистый смешок – напряжение двух десятков лет ожидания наконец нашло себе выход, решил Хармон. Вайерман уже не улыбался. Он снова погрузился в глубины усталого, безнадежного отчаяния, в котором один только несгибаемый стержень природного упрямства не давал ему сломиться и пасть на дно полной безжизненности.
Хармон не понимал этого. Не в силах отвлечься мыслями от нищеты кухни, он машинально представлял себе остальную обстановку квартиры, существование Вайермана, каким оно могло быть здесь – прозябание Президента в изгнании, двадцать лет ждущего дня своего воскрешения – жизнь в таких вот условиях, в постоянной нужде, в жалких попытках содержать себя и семью на те крохи, которые он мог позволить себе из скудных фондов – при этом наблюдая за тем, как члены его собственного кабинета, мужчины одних с ним лет, добиваются положения и живут с удобствами, в то время как сам он вынужден ютиться почти в трущобах, поддерживая жизнь общего символа, загнанный в ловушку необходимости оставаться Президентом объединенного правительства Земли и Солнечной системы, закрывая глаза на дешевую еду и заплатанную одежду для своей семьи во имя Цели, узнав, что даже премьер-министр сумел найти себе обычную работу, не запятнав при этом светлую память свободной Земли, чего он, Президент, сделать не смог. Остальные из их числа на людях с готовностью признавали, что Земли больше нет, ни здесь, ни где-то еще, но кто-то должен был оставаться хранителем красивой фикции – кто-то, кто вдыхал жизнь в официальную сказку о том, что «правительство в изгнании» все еще представляет свой народ – этим человеком был Вайерман. Но если он сознательно шел на эту жертву, тогда почему ему так тяжело сейчас?
– Том…
– Да, Ральф?
– Том, и ты, Джон, – в это было трудно поверить, но Вайерман почти умолял. – Вы ведь поддержите меня вместе с остальными членами кабинета, поддержите, да?
– Поддержим ли мы тебя? Ну конечно же, Ральф.
Хармон недоуменно нахмурился.
Вайерман вздохнул и провел рукой по лицу, словно снял с него невидимую паутину.
– Спасибо, – прошептал он.
Хармон взглянул на Геновича и поднял бровь. Генович пожал плечами и покачал головой. Он тоже ничего не понимал.
– Хорошо, господа, теперь, мне кажется, настала пора вернуться к остальным.
Вайерман собрался с силами и медленно встал с подоконника. Подняв голову, он слабо улыбнулся Хармону.
– Старику моих лет следует лежать в гамаке где-нибудь на лужайке на заднем дворе и следить за тем как растет трава.
Президент двинулся к выходу из кухни, следом за ним шагнул Хармон – Генович предупредительно открыл перед ними дверь и отступил в сторону. В гостиной они заняли свои места.
Члены кабинета встретили их в тишине, основные взгляды были устремлены на Вайермана, но и на Хармона и Геновича посматривали не без интереса, очевидно, гадая, что произошло между ними и Президентом на кухне. Хармон придал лицу невозмутимое выражение, сам пытаясь представить себе, что Вайерман предпримет теперь.
– Господа… – заговорил Президент. – Я думаю, у всех было время, чтобы четко представить себе последствия, истекающие из объявленного мной только что.
Вот в этом Хармон сомневался. Только что он убедился, каким толстым слоем ржавчины покрылись его собственные мозги. Он сильно сомневался в том, что головы у остальных работают лучше, а в ряде отдельных случаев – это касалось Йеллина, Дюплезиса и некоторых остальных – можно было смело считать, что при данных очевидных мыслительных способностях о здравых суждениях здесь речи вообще идти не могло. Но все и каждый в комнате солидно кивнули, с достаточно честными глазами, но именно эта общая готовность к ответу укрепила его уверенность в том, что на самом деле присутствующие еще очень далеки от окончательных и верных выводов.
Это не остановить, подумал Хармон. Оставшись без постоянной тренировки, мозги мало-помалу притупляются, и никто не может сказать, когда наступит финал – но уж если до этого доходит, обратной дороги не бывает. Но деваться некуда, это все, что у нас, собравшихся здесь, есть в наличии; мы будем пытаться работать с тем, что осталось.
Он снова с тоской вспомнил Такавара – жалко, что его нет сейчас здесь. Сожалеть можно было о многом, например о том, что все то же самое не случилось с ними десять лет назад. Или, еще лучше, в самом начале – такие они были светлые головы тогда, незаурядные зрелые люди. Однако история никогда не поворачивается вспять по желанию человека.
– Теперь у нас наконец есть шанс, – продолжил Вайерман. – Мы не можем позволить себе упустить его. Вся наша энергия, все наши способности должны быть посвящены этому. Впереди предстоит огромная административная работа, нужно будет составить многолетнюю программу и приступить к ее реализации. Как я понимаю, нам снова так или иначе придется вступить в тесный контакт с центаврианским правительством. Процедура встреч на высшем уровне потребует огромных затрат сил. Кроме того, как только освобождение нашей родины действительно начнется, мы все должны будем быть готовы к возвращению, чтобы встать во главе восстания. В данной ситуации, по моему мнению, лучшим решением будет находиться вблизи Солнечной системы на корабле, ждать в космосе.
Хармон услышал, как рядом с ним досадливо хмыкнул Стэнли. Подняв голову и обводя глазами присутствующих, он увидел, как постепенно, по мере того как слова Вайермана начинали оказывать свое действие, менялись их лица.
5
– Минуточку, господин Президент! – Стэнли вскочил с места.
Президент неспешно повернул голову в сторону министра финансов. Увидев глаза Вайермана, Хармон вдруг понял, что так беспокоило их главу. Во взгляде Президента слилось очень многое. И в числе прочего удивление в этом взгляде было не основным.
– Я слушаю вас, Эдвард? – проговорил Вайерман и вздохнул.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Падающий факел'
1 2 3 4
«Правительство в изгнании» стало на двадцать лет старше. К тем, кто перевалил средний возраст до отлета, этот термин был уже неприменим. Генович, тогда самый молодой среди них, самоуверенный Непоседа, везде сующий свой нос, стал считаться вполне своим.
Хармон снова взглянул на президента Вайермана и подумал о том, что возможно сегодня вечером все наконец кончится. Неужели?
Но Вайерман был не из тех, кто обгоняет протокол. Всегда придерживающийся устоявшихся традиций собраний кабинета, он не изменил им и сейчас, без слов ожидая обычных предварительных докладов, словно вовсе ничего и не случилось, словно они никогда не бежали в панике из Женевы, где армия клерков всегда была готова угодливо преподнести им сводку недельных событий и ближайших прогнозов.
Хармон перевел взгляд на Йеллина и Дюплезиса, от них к Асманди и Домбровски – от Здравоохранения к Почте, от Почты к Труду и Сельскому хозяйству. Кого он видит перед собой? – призраков, да и только.
– Эдвард? – коротко выдохнул Вайерман.
Стэнли с раздраженнием поднялся с кушетки. Когда министр финансов пожал плечами, его пергаментные щеки дрогнули.
– Ничего нового. Центаврианское правительство перевело на наш счет ежемесячный процент по земным активам. В ответ на мое обычное прошение об увеличении отчислений был получен стандартный ответ о том, что рассмотрение дела по заявкам теперешнего правительства пришельцев на прежнюю государственную собственность Земли в Верховном Суде еще не закончено. Короче говоря, ни умереть не дают, ни жить как следует. Верховный Суд Центавра не желает давать в руки пришельцев никаких зацепок.
Вайерман с усилием кивнул.
– Карл?
Стэнли опустился на место и ему на смену поднялся Гартманн, министр иностранных дел.
– Никаких новых обстоятельств в деле о собственности Земли на Центавре не появилось. Я направил в Верховный Суд обычную петицию с требованием вернуть собственность законным владельцам.
– Что ж, здесь тоже все ясно, – подал голос Вайерман. – Правительство ОЦС не желает приводить легальную ситуацию в соответствие с тем, что имеет место де факто . Объединенная Центаврианская система испытывает к нам симпатию, но начинать на этом основании военные действия против пришельцев с их стороны было бы конечно же глупо. Если в один прекрасный день положение вещей изменится настолько, что Центавр и силы пришельцев вступят в фазу военного конфликта по причине непримиримого несоответствия интересов, Верховный Суд вероятно внезапно признает за нами право собственности на земные активы. Возможно также ожидать в этом случае и некоторых других чудесных событий.
Все снова-здорово поехало, подумал Хармон. Мы живы и худо-бедно поддерживаем видимость активности. Хотя, по правде говоря, мы давно уже умерли.
Гартманн сел на место, и Вайерман откашлялся.
Вот сейчас все и решится, подумал Хармон и почувствовал, что почти сгорает от нетерпения. Давно пора!
– Господа… – голос президента был голосом глубокого старика, он невероятно устал. – Ситуация, в которой мы находимся, достигла кризисной точки.
Президент оглянулся к Хармону, словно за помощью, но тот даже представить себе не мог, где и в каком виде эта помощь может быть им оказана. Премьер-министр мог помочь в любой ситуации, но только не в такой. Пока Вайерман жив, Землю представляет именно он, и он является символом того, что рухнуло под ударами агрессора двадцать лет назад, но не считается умершим, пока он существует. Право принимать решения и отдавать приказания окажутся в руках Хармона только после того, как нынешнего президента не станет. Право принимать решения Вайермана и право отдавать приказания Вайермана. В бессилии сделать что-либо, Хармон опустил глаза, но уже через секунду Вайерман вновь подобрал ослабевшие вдруг поводья.
– Всем нам известно – всем без исключения, – что если Объединенная Центаврианская система найдет способ помочь нам, не афишируя широко эту помощь, то в тот же день это будет сделано. Этот парадокс до сих пор казался неразрешимым. Но на днях решение, как мне представляется, было найдено.
Хармон вскинул голову.
– Ни для кого не секрет, – продолжал Вайерман, – что Фонд Освободительной Борьбы в течение всех лет оккупации финансировал линии сообщения с отрядами сопротивления на Земле. Я заявлял и заявляю о первостепенной важности поддержания такого рода сообщений, даже учитывая то, что оплата фрахта быстроходного корабля пробивает огромную брешь в бюджете «правительства в изгнании». Но без этих редких радиоконтактов, которые производятся с борта курьерского корабля, мы были бы отрезаны от всего, что происходит на родине. До сей поры сведения о существовании групп сопротивления не были обнадеживающими. Партизанские отряды, с которыми нам удавалось установить контакт, были малочисленны, малоэффективны и рассеяны по планете, что не давало надежды на успех. Но совсем недавно выяснилось, что на Земле имеется одна довольно крупная, хорошо организованная и действенная группа. Как вы уже поняли, речь идет об отряде бывшего лейтенанта Хамиля, которому, в ответ на его прошение, не далее как месяц назад было присвоено звание генерала.
– Но все это само по себе тоже не давало особой надежды. Группа генерала Хамиля могла рассматриваться только в качестве зародыша восстания, дожидающегося того дня, когда помощь со стороны сможет быть оказана – помощь, которую мы, в своем положении, не в силах были обеспечить и в которой нам отказывало правительство Центаврианской системы, не желающее рисковать угрозой глобального военного конфликта со всей империей пришельцев.
– Однако вчера, впервые со дня нашего прибытия на Чиерон, обнаружились обстоятельства, в связи с которыми мы сможем теперь сделать позитивный шаг в направлении освобождения Земли. Коротко: Аребанская Военно-Промышленная Компания, являющаяся основным поставщиком армии Центаврианской системы, не так давно заключила очередной долгосрочный контракт на производство пехотного автомата новейшего типа. Как следствие, предыдущий контракт на производство автоматов существующего типа был аннулирован, в результате чего у Аребанской компании осталось на складах большое количество только что изготовленных автоматов старого типа, естественно совершенно новых и в отличном состоянии, для которых теперь нет сбыта в пределах ОЦС. Вчера ко мне для переговоров явился агент Аребанской ВПК и предложил приобрести у его компании это оружие и полагающийся запас боеприпасов к нему на том условии, что оплата будет произведена после изгнания оккупантов с Земли, когда мы, как пришедшее к власти правительство, окажемся в состоянии это сделать. Короче говоря, господа, у нас появилась реальная возможность снова стать свободными.
Президент замолчал. Хармон никогда еще не видел его таким измученным и безнадежно усталым.
Йеллин по-стариковски часто и хрипло задышал. Конец его трости со скрипом подвинулся на паркете. На несколько секунд всех присутствующих словно бы разбил легкий паралич. Но через мгновение они уже говорили, все разом.
– Том, мне нужно переговорить с тобой и Джоном наедине, – громко заявил президент Вайерман и закашлялся в кулак.
Хеймс нагнулся и помог президенту выбраться из кресла. Обернувшись, Хармон увидел, что растерянный Генович уже поднялся на ноги.
– Боюсь, что нам придется пройти на кухню, – с достоинством и одновременно смущенно добавил Вайерман. – Миссис Вайерман отдыхает в спальне.
4
Кухня подавляла их своим бетонным полом, заржавленной раковиной и облезлыми дверцами двух посудных шкафчиков. Вайерман устало присел боком на расстеленную на пыльном мраморном подоконнике газету, повернулся к Геновичу и взглянул на него со смешанным выражением боли и обиженного удивления.
– Теперь ты вполне можешь сказать мне, Джон, что я сошел с ума. Здесь это возможно.
Генович неловко прислонился бедром к раковине и закусил нижнюю губу. Потом покачал головой.
– Ничего не получится, господин Президент. У нас нет ни единого шанса из миллиона. С автоматами против целой империи – смешно! Допуская даже, что в результате неожиданности нападения возможен первоначальный успех – допуская даже, что наша атака будет приурочена к переводу пришельцами своих сил в другой, отдаленный регион – но когда эти силы вернуться обратно, от нас мокрого места не останется. Нет – даже думать нечего.
Вайерман повернулся к Хармону.
– Ты тоже так считаешь, Том?
Хармон кивнул, чувствуя, что от невыносимой тесноты крохотной кухоньки с ее старой, почти антикварной плитой, на которой худенькая и болезненная, тонкоголосая госпожа Вайерман вынуждена была готовить, у него вот-вот случится обморок.
Каким-то образом президент сумел вызвать на свое измученное лицо улыбку. Улыбающийся на дыбе мученик.
– Ты прав, Том, прав. Через месяц или два на Землю прибудет их карательный флот, и восстание возможно будет подавлено. Но скажи мне – неужели ты поверил этой сказке об аннулированном военном контракте? Лишнее оружие, которое некуда девать – вы только представьте себе это. Слабоумные директора компании решили выбросить целое состоянии на ветер, так получается?
Хармон нахмурился. Его плечи неожиданно остро вздернулись вверх, он резко поднял руку и сильно ударил костяшками пальцев о дверь кухонного шкафчика.
– Господи, нет, конечно нет! Извини, Ральф – я слишком отошел от дел, теряю былую хватку. Правительство Центавра наконец решилось сделать первый шаг!
Углы губ Вайермана растянулись в слабой согласной улыбке.
– То же самое подумал и я. Официально, они не причем. Но в то же время в наши руки дается средство сдвинуть дело с мертвой точки, положить начало, и, как я думаю, если все пойдет более менее удачно, если у нас что-то получится, мы увидим вскоре и более тяжелое вооружение, моторизованную технику, словно бы кто-то где-то вдруг приведет в действие тщательно разработанный план широкого перевооружения всего военного флота ОЦС. Это будет выглядеть так.
Генович неожиданно издал громкий и отрывистый смешок – напряжение двух десятков лет ожидания наконец нашло себе выход, решил Хармон. Вайерман уже не улыбался. Он снова погрузился в глубины усталого, безнадежного отчаяния, в котором один только несгибаемый стержень природного упрямства не давал ему сломиться и пасть на дно полной безжизненности.
Хармон не понимал этого. Не в силах отвлечься мыслями от нищеты кухни, он машинально представлял себе остальную обстановку квартиры, существование Вайермана, каким оно могло быть здесь – прозябание Президента в изгнании, двадцать лет ждущего дня своего воскрешения – жизнь в таких вот условиях, в постоянной нужде, в жалких попытках содержать себя и семью на те крохи, которые он мог позволить себе из скудных фондов – при этом наблюдая за тем, как члены его собственного кабинета, мужчины одних с ним лет, добиваются положения и живут с удобствами, в то время как сам он вынужден ютиться почти в трущобах, поддерживая жизнь общего символа, загнанный в ловушку необходимости оставаться Президентом объединенного правительства Земли и Солнечной системы, закрывая глаза на дешевую еду и заплатанную одежду для своей семьи во имя Цели, узнав, что даже премьер-министр сумел найти себе обычную работу, не запятнав при этом светлую память свободной Земли, чего он, Президент, сделать не смог. Остальные из их числа на людях с готовностью признавали, что Земли больше нет, ни здесь, ни где-то еще, но кто-то должен был оставаться хранителем красивой фикции – кто-то, кто вдыхал жизнь в официальную сказку о том, что «правительство в изгнании» все еще представляет свой народ – этим человеком был Вайерман. Но если он сознательно шел на эту жертву, тогда почему ему так тяжело сейчас?
– Том…
– Да, Ральф?
– Том, и ты, Джон, – в это было трудно поверить, но Вайерман почти умолял. – Вы ведь поддержите меня вместе с остальными членами кабинета, поддержите, да?
– Поддержим ли мы тебя? Ну конечно же, Ральф.
Хармон недоуменно нахмурился.
Вайерман вздохнул и провел рукой по лицу, словно снял с него невидимую паутину.
– Спасибо, – прошептал он.
Хармон взглянул на Геновича и поднял бровь. Генович пожал плечами и покачал головой. Он тоже ничего не понимал.
– Хорошо, господа, теперь, мне кажется, настала пора вернуться к остальным.
Вайерман собрался с силами и медленно встал с подоконника. Подняв голову, он слабо улыбнулся Хармону.
– Старику моих лет следует лежать в гамаке где-нибудь на лужайке на заднем дворе и следить за тем как растет трава.
Президент двинулся к выходу из кухни, следом за ним шагнул Хармон – Генович предупредительно открыл перед ними дверь и отступил в сторону. В гостиной они заняли свои места.
Члены кабинета встретили их в тишине, основные взгляды были устремлены на Вайермана, но и на Хармона и Геновича посматривали не без интереса, очевидно, гадая, что произошло между ними и Президентом на кухне. Хармон придал лицу невозмутимое выражение, сам пытаясь представить себе, что Вайерман предпримет теперь.
– Господа… – заговорил Президент. – Я думаю, у всех было время, чтобы четко представить себе последствия, истекающие из объявленного мной только что.
Вот в этом Хармон сомневался. Только что он убедился, каким толстым слоем ржавчины покрылись его собственные мозги. Он сильно сомневался в том, что головы у остальных работают лучше, а в ряде отдельных случаев – это касалось Йеллина, Дюплезиса и некоторых остальных – можно было смело считать, что при данных очевидных мыслительных способностях о здравых суждениях здесь речи вообще идти не могло. Но все и каждый в комнате солидно кивнули, с достаточно честными глазами, но именно эта общая готовность к ответу укрепила его уверенность в том, что на самом деле присутствующие еще очень далеки от окончательных и верных выводов.
Это не остановить, подумал Хармон. Оставшись без постоянной тренировки, мозги мало-помалу притупляются, и никто не может сказать, когда наступит финал – но уж если до этого доходит, обратной дороги не бывает. Но деваться некуда, это все, что у нас, собравшихся здесь, есть в наличии; мы будем пытаться работать с тем, что осталось.
Он снова с тоской вспомнил Такавара – жалко, что его нет сейчас здесь. Сожалеть можно было о многом, например о том, что все то же самое не случилось с ними десять лет назад. Или, еще лучше, в самом начале – такие они были светлые головы тогда, незаурядные зрелые люди. Однако история никогда не поворачивается вспять по желанию человека.
– Теперь у нас наконец есть шанс, – продолжил Вайерман. – Мы не можем позволить себе упустить его. Вся наша энергия, все наши способности должны быть посвящены этому. Впереди предстоит огромная административная работа, нужно будет составить многолетнюю программу и приступить к ее реализации. Как я понимаю, нам снова так или иначе придется вступить в тесный контакт с центаврианским правительством. Процедура встреч на высшем уровне потребует огромных затрат сил. Кроме того, как только освобождение нашей родины действительно начнется, мы все должны будем быть готовы к возвращению, чтобы встать во главе восстания. В данной ситуации, по моему мнению, лучшим решением будет находиться вблизи Солнечной системы на корабле, ждать в космосе.
Хармон услышал, как рядом с ним досадливо хмыкнул Стэнли. Подняв голову и обводя глазами присутствующих, он увидел, как постепенно, по мере того как слова Вайермана начинали оказывать свое действие, менялись их лица.
5
– Минуточку, господин Президент! – Стэнли вскочил с места.
Президент неспешно повернул голову в сторону министра финансов. Увидев глаза Вайермана, Хармон вдруг понял, что так беспокоило их главу. Во взгляде Президента слилось очень многое. И в числе прочего удивление в этом взгляде было не основным.
– Я слушаю вас, Эдвард? – проговорил Вайерман и вздохнул.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Падающий факел'
1 2 3 4