Они сами - часть природы.
Разумная часть. У них есть свой язык - очень простой, я выучил его за
месяц. Но мы с ней им почти не пользовались - нам он был не нужен. Мы и
так понимали друг друга. Да, мы были счастливы. Я никогда не был так
счастлив до этого, и никогда уже не буду после.
Но это длились недолго - всего полгода.
Он вздохнул и снова замолчал.
- В то утро мы охотились порознь. Я как раз подбирался к косуле,
когда услышал выстрел. И сразу почувствовал - что-то случилось с Грацией.
Не знаю как, но почувствовал. И бросился на звук. Я несся не разбирая
дороги, но опоздал. Я видел, как по проселку проехала машина, и заметил за
стеклом лицо человека. Сытое, самодовольное. Оно до сих пор у меня перед
глазами.
Человек порылся в карманах, достал листок бумаги и молча протянул его
мне. Я посмотрел на листок. Передо мной было полное, обрюзгшее лицо
человека лет пятидесяти, с глубоко сидящими маленькими глазами и обвислыми
щеками. Весь рисунок был истыкан ножом - я представил себе, как
незнакомец, привесив картинку к стене, остервенело и метко бросал в нее
большой охотничий нож, и каждый раз нож с тупым стуком глубоко вонзался в
стену.
На рисунке было лицо Ляшенко. Я поднял глаза.
Незнакомец спрятал листок обратно в карман и с усилием произнес:
- Вот и все. Почти все. Грации я не нашел, но обнаружил следы крови.
Все было ясно. На следующий день я направился к тому месту, где зарыл
одежду и стимулятор. Я должен был отомстить. Это было единственное, что
мне оставалось.
Я поступил работать на прииски. За год заработал достаточно, чтобы
начать розыск. Дважды этот гад уходил от меня, но теперь не уйдет.
Осталось десять минут.
Он помолчал.
- Теперь вы понимаете, почему я не люблю людей? Они отняли у меня
все. Но я бы все простил, если бы не Грация, - он застонал, стиснув зубы,
и отвернулся. По-моему, он плакал.
Да, переубеждать его было бессмысленно. Да и стоило ли? Но я обязан
попытаться. Долг превыше всего. Ляшенко обратился к нам с просьбой о
защите, и, хотя он и негодяй, мы обязаны защитить его. И будет лучше, если
дело обойдется без эксцессов.
Наши сведения частично подтверждали рассказ незнакомца. Два года
назад Ляшенко действительно привлекался к суду по делу о браконьерстве, но
каким-то образом выкрутился. А недавно обратился к нам с просьбой защитить
его жизнь. Он был явно сильно напуган. Но ничего подобного мы не
предполагали. Если только рассказ этого человека - правда...
- И не пытайтесь меня переубедить, - он словно читал мои мысли. -
Или, тем более, задержать. Пистолет вам не поможет.
Он меня раскусил! С самого начала. Молодец! Но задержать его все же
придется.
- Если вы обещаете не покушаться на жизнь Ляшенко, я не буду вас
задерживать. С Ляшенко разберется закон. Я понимаю ваши чувства, но никто
не имеет права... - ах, черт, слова не те, казенные какие-то... Осталось
пять минут.
- Ни черта вы не понимаете! Не были вы в моей шкуре! - он уже кричал.
- А Ляшенко я все равно убью!
- Ну что ж, тогда пройдемте со мной, - нас разделяет столик. Так,
спокойно. Сейчас шаг назад и достаю пистолет. Если что - стрелять по
ногам.
- Послушайте, не дурите. Вы мне ничего плохого не сделали, но если вы
будете мне мешать...
Я делаю шаг назад. Рука уже нащупывает рубчатую рукоять "Макарова".
Этого я предусмотреть не мог. На меня через стол метнулось что-то
темное, бесформенное. Из глаз у меня брызнули искры, и я провалился в
темноту.
Очнулся я почти сразу. Я лежал на полу, сжимая в руке пистолет (успел
все-таки вытащить). Незнакомца в буфете не было, а за окном грохотал
поезд. Сильно болела голова и шея. По-моему, он ударил меня рукой, но
ощущение было такое, что двухпудовой гирей.
В этом поезде едет Ляшенко!
Мысль обожгла меня и, как пружина, подбросила с пола. Поезд шел
медленно, и когда я выскочил на перрон, то успел заметить, как
захлопнулась одна из вагонных дверей. Он был уже внутри.
Я опрометью бросился вперед. Поравнялся с той самой дверью,
подпрыгнул, уцепился за поручень. Дверь поддалась и открылась - этого он
все-таки не учел. Кстати в поезде у него должен быть сообщник. Это я
отметил мимоходом, вкатываясь в тамбур.
На ходу опуская предохранитель "Макарова", толкнул дверь. У самой
двери, в коридоре, лежал Миша Беликов. Он был без сознания - видимо,
получил такой же удар, как и я.
В каком купе едет Ляшенко?
Я подхватил Мишу под руки, усадил на откидное сиденье и встряхнул.
Миша застонал и открыл глаза.
- А, Николай, - вяло сказал он и снова обмяк.
Я яростно захлестал его по щекам - надо было срочно привести его в
чувство. Через несколько секунд Миша снова открыл глаза. На этот раз
взгляд его был уже осмысленным.
- Где Ляшенко?!
- Четвертое купе.
Миша попытался подняться, но не смог.
- Достань пистолет и сиди здесь. Если он выскочит - стреляй по ногам,
- я уже бежал по проходу.
- Там Сергей, - слабо крикнул мне вдогонку Миша.
Это не меняло дела. Сергей сейчас, скорее всего, находится в том же
состоянии, что и Миша две минуты назад.
Вот и четвертое купе. За дверью раздается пронзительный крик. Так
может кричать только человек, увидевший свою смерть. Успеть! Рывком
отбрасываю в сторону дверь.
- Стоять! Руки за голову!
Но что это?! На меня бросается что-то черно-желто-полосатое. Прямо
перед собой я вижу усатую морду и оскаленные клыки. Тигр! Палец сам жмет
на спуск. В то же мгновение меня сбивает с ног. Я стреляю еще и еще раз.
Оскаленная морда плывет перед глазами. Кажется, это конец. Но нет, он
почему-то медлит. Я с усилием поднимаюсь, держась за дверь. На полу в луже
крови лежит незнакомец. Он совершенно голый и смотрит мне в глаза.
- Эх, ты...
Его голова бессильно откидывается назад. На сиденьи обмяк Ляшенко. В
проходе лежит Сергей. Кажется, он жив, хоть и без сознания.
Но что это было? Галлюцинация? Гипноз? И зачем я стрелял?! Ведь
хорошего, в общем-то, человека убил. Не повезло ему. Опять не повезло.
- Поторопился ты, оборотень. Не успел я тебе сказать. Жива твоя
Грация. Тогда ее ранили только, а потом вылечили и в зоопарк отправили...
Что это? Опять галлюцинация? Очертания человека на полу начали
расплываться, он весь светился, внутри него что-то лилось, перетекало,
меняло форму. Это уже был не человек, а... снова тигр! Целый и невредимый.
Но на этот раз я выстрелить не успел. Одним движением высадив стекло, он
выпрыгнул в окно.
В углу зашевелился Ляшенко. Он, похоже, просто потерял сознание от
страха. И тут, ни с того ни с сего, я засмеялся. Наверное, капитан
милиции, от которого только что сбежал опасный преступник, должен вести
себя несколько иначе, но я ничего не мог с собой поделать. На полу
застонал Сергей.
Все было в порядке.

Вот, собственно, и все. Конечно, меня могут обвинить в мистике, в
чертовщине, но все это я видел своими глазами. Этот человек действительно
был оборотнем. До сегодняшнего дня о нем больше не было никаких сведений,
если не считать того, что из владивостокского зоопарка сбежала тигрица, и
ее так и не поймали. А ведь ТУ тигрицу отправили именно туда...
Часто, во время бесконечных ночных дежурств, когда, как ни странно,
ничего серьезного не происходит - что бы ни писали в прессе об "обострении
криминогенной обстановки" - я вспоминаю эту встречу на глухом полустанке,
неподдельную радость, которую успел прочесть в желтых тигриных глазах, и
мощное гибкое тело, мелькнувшее в воздухе...
Неужели это все мне не привиделось?
Неужели тайна превращений была разгадана и вновь утеряна вместе с
этим человеком... оборотнем?
Может быть, он еще объявится?
Хотя вряд ли.
Я бы на его месте не вернулся.
И в такие моменты мне хочется выть от тоски, выть на полную,
равнодушную к нам, людям, луну.
Как равнодушны были к нему все мы.
Люди.
И лишь где-то на самом дне бездонной пустоты внутри меня теплится
маленький огонек надежды...

1 2