- Сам хотел бы больше. Ну, ты иди, иди. Ночью спать надо.
Уве кивнул. Перед дверью он остановился, повернул к Стефану голову
через плечо и спросил:
- От Питера ничего не было?
- С какой стати? - сказал Стефан. - Насчет связи - сам знаешь. Или
у нас что-то накрылось, или у них. Донна копается.
- Я сам вчера копался,- сказал Уве. - Это не у нас. Это у них. Они
еще позавчера должны были вернуться.
- Вернутся.
- Если нет, я тебе не завидую,- негромко проговорил Уве. - Чего
там, все равно тебе донесут. Имей в виду, ребята так и говорили: если
Питер не вернется, плохо тебе будет, Лоренц. И Маргарет плохо будет.
Сами решим, как нам жить.
- Принято к сведению,- холодно сказал Стефан. Уве еще постоял
секунду и вышел, направился было вправо по коридору, но тут же
развернулся и быстро-быстро пошел влево. Стефан выскочил следом -
направо.
- Так,- сказал он. - И этот здесь. Ты где должен быть? Почему не на
посту?
Киро улыбался вымученной глуповатой улыбкой. С него капало. Дрожь
еще не прошла, зубы часто-часто колотили друг друга.
- Почему бросил пост, спрашиваю!
- Я... это... холодно ведь. Дождь там, снег, холодно очень... Я
это... слышу - вроде как сирена...
- Хороший слух,- усмехнулся Стефан. - Просто феноменальный слух,
всем бы такой. И нюх на уют тоже редкостный. Губа не дура. Ему еще
стоять и стоять, а он сбежал. А если, пока ты здесь, придет цалькат -
что тогда?
- Не придет он в такую погоду,- возразил Киро. - Сколько лет не
приходил... А может, он тут всего один и был, откуда мы знаем...
- Ты уже понял, что надо делать? - спросил Стефан.
Киро кивнул. Он шел обратно к трапу медленно, как лунатик, оставляя
за собой мокрые следы. Он ловил каждую секунду отсрочки.
- А ну, стой! - Киро остановился как вкопанный и посмотрел на
Стефана с недоверчивой надеждой. Стефан отвел глаза.
- Иди переоденься...
3
До рассвета он провозился с сигнализацией. То, что получалось,
никак не удовлетворяло. Незаметные волоски-паутинки, обрываемые
вошедшим, разлитое по полу машинное масло возле шатких механических
конструкций, обрушивающихся с жутким грохотом при малейшем
прикосновении, емкостные ловушки, невидимые пучки тех или иных лучей в
дверном проеме, акустические датчики, электромагнитные датчики,
реагирующие на биение сердца вошедшего, хеморецепторы, соединенные с
сигнальной сиреной,- все это, включая вульгарные грабли-самоделки на
полу у двери, однажды с блеском сработавшие, уже было придумано,
изготовлено, опробовано, принято на вооружение, рано или поздно
раскушено и с потерей новизны переставало быть защитой. На каждую
выдумку неизбежно находилось противоядие - иногда спустя месяцы, как,
например, в случае с детектором биотоков. Чаще - спустя дни. Но
контрсредство находилось всегда. Иногда Стефан думал о том, что лучшей
защитой была бы толстая стальная дверь с неподъемным амбарным замком. Но
это означало бы преподнести подчиненным такой подарок, о котором они
едва ли могли мечтать. Это означало без боя признать поражение.
Наконец он остановился на варианте, который показался ему
приемлемым, молча закончил работу и вышел из капитанской каюты. Спать не
хотелось совершенно. Сутки здесь длились тридцать один час, и даже летом
почти половину их занимала черная беззвездная ночь. Зимой - чуть больше
половины. Планета практически не знала смены времен года, природа в
средних широтах навеки застыла в прохладном робком лете, зимой чаще
обычного дули северные ветры и шли дожди - вот и все. Пятнадцатичасовая
темнота давала время выспаться всем, включая двоих дозорных на крыше,
делящих ночь на два дежурства. Вполне достаточно, чтобы весь день быть
бодрым и не скулить. Так нет же - скулят... Даже не от холода скулят,
размышлял Стефан, не от дождя этого идиотского - от жизни такой. От
вынужденной убогости, от четкой размеренности работ, зачастую
бессмысленных, но необходимых для того, чтобы не деградировать в колонию
простейших, а самое главное - от отсутствия перспективы. От полнейшей
никчемности нашей жизни и нашего вечного детства, это-то давно дошло до
каждого. И каждый почему-то уверен, что Стефан Лоренц этого не понимает
- то ли вообще не способен понять, то ли, что вероятнее, понять не
желает. Как же: Лоренц - капитан! Лоренц - диктатор... Стефан напрягся,
скаля зубы. Шаги против воли сделались пружинящими. Да! Да!! Диктатор!
Шейх! Пахан, черт вас подери! Узурпатор! И так будет! Думайте обо мне
что хотите, только я вас самим себе не отдам, так и знайте...
Тяжелая кобура при каждом шаге била его по боку. Так было нужно,
хотя до рассвета оставалось еще не меньше часа и Стефан ясно понимал,
что до самой сирены общего подъема мог бы спать спокойно: второй раз за
ночь они не сунутся. Наверняка. Времени у них навалом, торопиться
некуда. А мы пройдемся... Стефан помнил, что когда-то второй вахтенный
при отсутствии на борту нештатных ситуаций был обязан раз в смену
совершить обход служебных помещений, больше по традиции, чем по
необходимости. Иногда это делал сам Бруно Лоренц, капитан "Декарта",
бывая в такие минуты строгим и добродушным одновременно, и его тяжелые
шаги внушали спокойную уверенность в благополучном исходе чего бы то ни
было, один только раз Стефан помнил отца в ярости... Ладно, назовем эту
прогулку обходом... Назовем это преемственностью. Скорее всего в
ближайшие дни они ничего существенного не предпримут, будут все как один
фальшиво равнодушны и до некоторой степени исполнительны, но будут в
конце концов работать, без энтузиазма принимая поощрения и без особых
пререканий снося наказания, особенно старшие. И все как один... нет, не
все, а почти все - с едва заметным "почти" - будут ждать... ох, как они
будут ждать, когда вернется Питер! Если вернется...
Если не вернется, будет плохо, подумал Стефан. Но если Питер
вернется, тоже будет плохо, и даже еще хуже. Было бы идеально, если бы
вернулись Вера и Йорис, а Питер где-нибудь сгинул: на порогах, что ли,
или на озере - там водяной слон очень даже не прочь перевернуть лодку и
позабавиться с гребцами, а озера Питеру никак не избежать... Нехорошо
так думать, не надо бы этого. Нет, он вернется, конечно. Всегда
возвращался. Десятки дальних экспедиций, сотни небольших вылазок - и
ведь все, кроме одной, удачные! Вот в чем штука: неудачных он себе
позволить не может. Рискует, очень рискует. Разбил три лодки, доламывает
четвертую, а у самого за сорок лет ни одной серьезной раны, ни одного
паршивенького перелома! Отчаянная и разумная голова этот Питер, что есть
то есть, вот к нему и тянутся аутсайдеры вроде Йориса или Уве. О Ронде
Соман и говорить нечего: влюблена в Питера до фетишизма, или как это
называется, молится на него, вешает на себя всякую дрянь, которую он ей
привозит и дарит: блестящие камешки, ракушки какие-то... прикажи он ей
броситься с верхней площадки - ведь бросится и еще с радостью, что до
нее, дурочки, снизошли. Но дурочка она только с Питером, а было бы
хорошо, если бы не только... Ладно, она-то не аутсайдер, она -
исключение из правила. Будем так считать. А кто тогда Людвиг? Тоже
исключение? Да. Исключение. И Дэйв... Что-то много исключений. Обоим
чуть-чуть не хватило до лидерства, Людвигу - оптимизма и быстродействия
ума, Дэйву - выдержки и возраста. Дикий он какой-то, Дэйв. Опасный
звереныш. Хорошо уже то, что он одинаково ненавидит и Питера и меня,
вообще всякое начальство он ненавидит, что существующее, что
потенциальное, и поэтому к Питеру он не примкнет, не тот случай. Зря его
Питер приручал, таскал по экспедициям - как не было между ними ничего
общего, так и осталось...
Гнутые корабельные коридоры были пусты и пыльны - "Велеть
прибраться",- мельком подумал Стефан. Аварийное освещение давало
причудливые тени. Недавно вывешенный рукописный лозунг: "Равные права -
равный кусок" был изъеден кислотой и плохо читался - "Выяснить, кто и
где раздобыл кислоту",- отметил Стефан. Где-то наверху в нескольких
ярусах над головой на продуваемой насквозь верхней площадке стучал
зубами замерзший Киро Васев, где-то внизу, куда ушел Уве, копилась
привычная ледяная злоба, и длинно, неумолчно и безнадежно, как всегда
перед восходом солнца, кричала запертая в изоляторе медотсека
сумасшедшая Абигайль, а за ближайшим углом кто-то прятался. Стефан не
увидел и не услышал его, он не смог бы объяснить, почему он почувствовал
человека за поворотом коридора, но, почувствовав, он замедлил шаги. Кто-
то невидимый стоял там. Ждал. Он был один, и Стефан с облегчением
перевел дух. Рука, начавшая движение к кобуре, опустилась. Перед одним
противником - если это противник - нельзя показывать свою слабость,
Стефан знал это очень хорошо. Угрозы бластером - всегда слабость.
Спасительная слабость, к которой с каждым годом приходится прибегать все
чаще и чаще...
За углом была Маргарет.
- Ты чего прячешься? - спросил он.
- Так... - Маргарет пожала плечами. - Несла Абби успокоительное, а
то так и будет кричать, ты же знаешь. Слышу - кто-то идет. Не хотелось
встречаться. Я думала, или к тебе идут, или от тебя. Чувствовалось что-
то такое... в общем, со мною вчера почти никто не разговаривал. Хотела
предупредить.
- У меня уже были,- мрачно сказал Стефан. - Как они догадались про
инфракрасную завесу, хотел бы я знать. Может, кто-то надоумил?
- Не знаю,- сказала Маргарет. - А кто был?
- Уве.
- Уве?
- Вот именно.
- От него я не ожидала,- заявила Маргарет. - Надо же - теперь и
Уве...
- Бывает,- сказал Стефан. - Все, что возможно, то и бывает. На то и
жизнь. Иногда даже бывает то, что невозможно, только редко.
- Например? - с интересом спросила Маргарет.
- Например мы с тобой. И все вокруг. Мальчики и девочки по
пятьдесят лет. Эта планета. Это солнце, от которого взрослые умирают, а
дети живут очень долго, чтобы со временем стать маленькими старичками,-
это возможно? Кто-нибудь о таком слышал? Думал о таком?
- Ну, ты-то еще не старик,- улыбнулась Маргарет. - Да и я не совсем
старушка. Погляди, на мне даже морщин почти нет.
- Я не об этом...
- А почему? Мы стареем, это надо принять и успокоиться. Похоже на
то, что мы стареем медленнее, чем нормальные люди, но все-таки мы
стареем. И когда-нибудь нам придется умереть.
- Ты боишься?
- Я? Пожалуй, да. Немножко. Тут есть такие, для кого это было бы
большим облегчением. Но мне бы не хотелось. А они вспоминают Иветт.
Помнишь, как она умирала?
- Помню. Она за месяц выросла во взрослую, и у нее был громадный
аппетит. Но тогда у нас было лучше с едой. Никто не понимал, что с ней
происходит, она и сама не понимала. Ты мне потом сказала, что ее
организм просто не выдержал.
- Да. Может быть, теперь я смогла бы ей помочь. Но все равно она
умерла бы через две-три недели. Как все взрослые. Будь она постарше, она
умерла бы одновременно со всеми. Ей ведь было уже двенадцать - совсем
девушка.
- Мне тринадцать с половиной...
- Глупый,- сказала Маргарет. - Девочки же раньше развиваются, ты
этого не знал?
- А тебе двенадцать,- сказал Стефан.
- Даже двенадцать и четыре месяца. Мне просто повезло: видишь ли,
начало перестройки организма зависит прежде всего от самого организма.
Тут уж у кого как. Ронде вот тоже повезло. И тебе.
- И Питеру.
- И Питеру,- согласилась Маргарет. - Кстати, о нем. Ты не думаешь,
что за нами сейчас наблюдают?
Вряд ли сейчас, подумал Стефан. Позже - да. С этим всегда
приходится считаться. Но сейчас все они внизу и им не до того: Уве
объясняет, почему у него сорвалось с "махером", остальные изощряются в
унылом остроумии по его адресу, Дэйв бесится, а неторопливый умный
Людвиг, мозговой центр этой шатии, молчит и раскладывает все по
полочкам. В следующий раз они изберут иную тактику. Рано или поздно они
доберутся до цели.
- Мне бы не хотелось,- сказал он вслух.
- Мне бы тоже,- отозвалась Маргарет. - Между прочим, нас могут не
только слышать, но и видеть. Вчера Донна искала в барахолке запасной
"глаз" и, кажется, нашла. А она хороший инженер.
- А ты хороший врач,- улыбнулся Стефан. - Правда, я не шучу, ты
очень хороший врач. И хороший товарищ.
- Спасибо... - сказала Маргарет. Ей было приятно, и она не пыталась
это скрыть.
- Донна не станет им помогать,- сказал Стефан. - Кто угодно, только
не Донна.
- Почему? Кажется, она тебя не слишком любит.
- Она и Питера не любит. Точнее, она боится прихода его власти. Ей
будет трудно выжить, она слабенькая.
- А Уве?
- Уве - другое дело. В прошлом году Питер брал его к восточным
болотам. Но до сегодняшнего случая я считал его нейтральным. А он,
оказывается, ждал момента... - Стефан с усилием сглотнул и облизнул
губы. - Понимаешь, Анджей отказался идти, а Уве пошел. Да еще, наверно,
с радостью.
- Я тебя предупреждала,- сказала Маргарет. - Давно надо было
прикрыть эти экспедиции: Питер всякий раз имеет полную возможность
обрабатывать людей поодиночке. Ты заметил, кого он тащит с собой?
Сторонников? Как бы не так. Колеблющихся!
- Тебя он тоже звал? - хмуро спросил Стефан.
- Нет, конечно. Я же не колеблюсь, ты знаешь. Колеблются другие,
особенно малыши, хотя им-то при власти Питера ничего светить не будет.
Но видишь ли, у него есть интересные идеи.
- А у меня?
Маргарет рассмеялась.
- Твои идеи уже реализованы, в том-то вся беда. Получилось надежно,
безопасно и скучно, ты уж извини. Да ведь ты, наверно, сам это
понимаешь. Надежно и скучно. Плавно... как менуэт. И ты сидишь у всех в
печенках, и никто не знает ответа на вопрос, зачем живет и кому нужна
такая жизнь...
- Замолчи! - сказал Стефан.
- Вот видишь, ты уже сердишься,- покачала головой Маргарет. -
Всегда ты такой. Отталкиваешь от себя людей, а Питер обращает их в свою
веру... А ты знаешь, почему я за тебя? Думаешь, потому, что на твоей
стороне логика? Ха! Да просто потому, что при Питере никто не задаст
себе вопроса, зачем живет. Каждый будет просто пытаться выжить. И кое у
кого это не получится... Я вот о чем подумала: если Питер и в этот раз
вернется... В твоем "махере" еще есть заряды?
- Конечно. Ты сомневалась?
- Я? Нет. А сколько осталось? Один?
- Мне хватит,- сказал Стефан.
- Значит, один... - сказала Маргарет. - Что ж, это уже хорошо. Я
боялась, что не осталось ни одного.
- А если осталось десять?
Маргарет фыркнула.
- Все знают, что нет там десяти. Считали много раз. Только счет
получился разный. Максимум - два заряда. Минимум - ноль.
- Не ноль,- сказал Стефан. - Уж будь уверена.
Маргарет внимательно посмотрела на него.
- Я пойду. А то Абби кричит.
- Счастливо.
Она нарочно замешкалась, дожидаясь, пока он уйдет. Перед поворотом
коридора Стефан, улыбнувшись, махнул ей рукой и исчез, только
удаляющиеся шаги гулко бухали по всему кораблю - Маргарет догадывалась,
что Стефан пытается подражать походке отца. Что ж, для этого есть
основания: он - сын капитана. И он капитан. Капитан корабля, который
разучился летать. Который никогда не взлетит. Пока еще капитан...
Вентиляционная отдушина располагалась недалеко от пола: вентиляция
в коридорах корабля всегда была приточная, в каютах - вытяжная, с
отдушинами под потолком. Положив на пол лекарство для Абигайль, Маргарет
опустилась на колени и просунула пальцы сквозь решетку. Микрофон по-
прежнему был на месте, а вот "глаза" не было - то ли его еще не успели
установить, то ли он был нужнее в другом месте. Ладно и так... Вряд ли
кто-нибудь сейчас слушал, но наверняка любой разговор в коридоре где-то
записывается, а значит, рано или поздно обязательно будет прослушан со
всем вниманием. Стефан не подвел - умница. Видимо, насторожился, что-то
почуял, но не подал виду. Насчет бластера немножко переиграл, но все-
таки сказал почти так, как надо. Пусть задумаются. Что ж, сегодня и она,
Маргарет, сказала им почти все, что хотела сказать. Сомнительно, чтобы
это на них как-то повлияло, даже на колеблющихся, но сказать было нужно,
тем более что подслушанный разговор - Маргарет чуть не рассмеялась - во
много раз эффективнее надоевшей проповеди...
Она чувствовала удовлетворение.
4
Ходовая рубка помещалась внизу верхней трети корпуса корабля. После
того как корабль лишился носовой части, она стала немножко ближе к небу,
но внутри оставалась такой же, как при Бруно Лоренце,- просторным
строгим помещением с панорамными экранами по закругленным стенам, с
экраном-потолком, с большим сдвижным люком в полу, открывающим доступ к
верхнему кожуху корабельного мозга, с шестью креслами и двумя пультами
маршевого управления, один из которых был спящим, резервным, а на втором
вахтенной смене иной раз приходилось играть в четыре руки, с маленьким
пультом туннельного управления, ныне навсегда погасшим.
1 2 3 4