– Эта нежданная встреча была такая чудесная, такая счастливая. Оставался он в тот первый раз недолго, но мы были одни и могли свободно поговорить. Я так мечтала с ним встретиться, и это случилось так внезапно. Я никогда не забывала этого вечернего часа нашего первого свидания.
На другой день я получила от него записку на карточке:
„Надеюсь, что глазок и ножка поправляются… до сих пор хожу, как в чаду. Постараюсь возможно скорее приехать. Ники“».[13]
И он действительно вернулся, и его настойчивые ухаживания одновременно льстили и беспокоили родителей Матильды, тем более что красавица-дочь более не скрывала своей привязанности к царевичу. Последний являлся каждый или почти каждый день – то один, то в компании своих кузенов, юношей великокняжеского звания. К дружеской компании присоединялась и старшая сестра Матильды – здесь весело танцевали, пели хором, наряжались, тайком попивали шампанское. Николай вручил даме своего сердца золотой браслет с крупным сапфиром и мелкими бриллиантами. На конских состязаниях он посылал ей цветы в ложу, а однажды подарил ей свою фотографию с надписью: «Здравствуй, душка». Вскоре эта идиллия стала предметом пересудов в русском великосветском обществе.
Однажды вечером к Матильде по приказу государя явился полицмейстер для установления личностей находившихся у нее лиц. Вот что писал на этот счет в своем дневнике публицист А.С. Суворин, издававший крупнейшую газету «Новое время»: «Наследник посещает Кшесинскую и… ее (многоточие в оригинале. – С.Л.) Она живет у родителей, которые устраняются и притворяются, что ничего не знают. Он ездит к ним, даже не нанимает ей квартиры и ругает родителя, который держит его ребенком, хотя ему 25 лет. Очень неразговорчив, вообще сер, пьет коньяк и сидит у Кшесинских по 5–6 часов, так что очень скучает и жалуется на скуку».[14] Страсть царевича к без пяти минут царице сцены не оставила равнодушной и Ея Превосходительство А.Ф. Богданович, супругу ярого монархиста генерала Богдановича:[15]«Цесаревич серьезно увлечен танцовщицей Кшесинской 2-й, которой 19 лет. Она не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая, зовут ее Матильдой. Цесаревич говорил этой „Мале“ (так ее зовут), что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним». (Запись от 21 февраля 1893 года.)
Безразличная к этим салонным сплетням Матильда хотела теперь только одного – выбраться из-под родительского крова и обзавестись собственным уголком. «Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают… Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей. Но… я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком…»[16]
После тягостного объяснения с отцом, который прекрасно понимал, что творится на душе у дочери, и лишь спросил, отдает ли она себе отчет в том, что ей никогда не суждено выйти замуж за наследника престола! – она вместе со старшей сестрой переезжает в особняк под номером 18 по Английскому проспекту, некогда построенный великим князем Константином Николаевичем – братом Александра II – для танцовщицы Кузнецовой. На новоселье Ники подарил Матильде питейный сервиз из восьми золотых чарок, инкрустированных редкими камнями. Связь между ними сделалась официальной. «Наследник писал Кшесинской, – отмечает А.C. Суворин (она хочет принимать православие, может быть, считая возможным сделаться императрицей), – что он посылает ей 3000 рублей, говоря, что больше у него нет… что он приедет, и… „тогда мы заживем с тобой, как генералы“. Хорошее у него представление о генералах! Он, говорят, выпросил у отца еще два года, чтобы не жениться. Он оброс бородкой и возмужал, но тем не менее маленький».[17]
Ну, а сама Матильда Кшесинская пребывала на седьмом небе от счастья. В театре она срывала щедрые рукоплескания, ей поручали все новые и новые роли – но, пожалуй, еще более драгоценными казались ей успехи на интимном фронте. Иные злые языки даже судачили о том, что, одурманенная любовью, она уже возмечтала о возможности в один прекрасный день сделаться императрицей. Однако в действительности Матильда уже пришла к осознанию того, что их роман близится к своему скорому концу и что ей ничего не остается, как срывать последние цветы удовольствия, даруемые этим приключением. «Я знала приблизительно время, когда Наследник ко мне приезжал… Я издали прислушивалась к мерному топоту копыт его великолепного коня о каменную мостовую, затем звук резко обрывался – значит, рысак остановился… у моего подъезда».[18] Но визиты царевича становились все реже. Зато при дворе и в городе все больше говорили о планах женитьбы наследника престола на принцессе Аликс Гессен-Дармштадтской. На заданный ему Матильдой вопрос в упор Николай чистосердечно признался, что долг перед государством обязывает его сочетаться законным браком и что из всех представленных ему невест Аликс представлялась самой достойной. После этого, однако, он заверил ее, что ничего еще не решено. Между тем он все чаще отсутствует в столице – отправляется в Лондон на свадьбу своего кузена, герцога Йоркского (будущего короля Георга V), затем в Данию, где пребывает с августа по октябрь 1893 г.; весною следующего года он снова устремляется за границу. C каждым из этих путешествий шансы Аликс повышаются в его сердце, тем более что из этого последнего Матильда выветрилась совершенно – вернувшись из странствий по Дальнему Востоку, он заносит в свой дневник 21 декабря 1891 г.: «Вечером у Мам?… рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества; невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и надежду, которыми я живу изо дня в день… Моя мечта – когда-либо жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 года, когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты… Я почти уверен, что наши чувства взаимны! Все в воле Божьей. Уповая на Его милость, я спокойно и покорно смотрю в будущее».
Немецко-английская принцесса Аликс (полное имя: Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса) родилась в Дармштадте 6 июня 1872 г. в семье потомка одной из старейших германских фамилий – герцога Людвига IV Гессенского. Мать Аликс – дочь королевы Виктории, урожденная английская принцесса Алиса, уже успела заявить о себе склонностью к экзальтации, близкой к мистицизму. Ее охватывала интеллектуальная страсть к немецкому историку Давиду Штраусу, автору скандальной «Жизни Иисуса», в которой Христос объявлялся не более чем мифом. С точки зрения физического состояния предки принцессы вызывали еще больше беспокойства. Ее дедушка по отцовской линии, отец и братья здоровьем были очень хрупки; над семейством тяготела угроза наследственной болезни гемофилии – несвертываемости крови, которая передается по женской линии, но поражает только мужчин. Тем не менее дед Николая – Александр II был женат на гессенской принцессе, которая родила ему здоровых детишек. Дядя Николая, великий князь Сергей Александрович, взял в жены Елизавету Гессенскую, старшую сестру Аликc. В отдаленном прошлом император Павел I также был женат первым браком на принцессе Вильгельмине (получившей при крещении в православную веру имя Наталья Алексеевна) из того же гессенского дома. Почему бы не продолжить эту сложившуюся при русском дворе традицию?
Потеряв в шестилетнем возрасте мать, Аликс была взята на воспитание бабушкой, королевой Викторией. Под суровым оком могучей владычицы она воспринимала дух и манеры, свойственные Британской империи. Ее обучали английскому и французскому, на которых она разговаривала в совершенстве, пению, игре на фортепьяно и живописи акварелью. В 1884 году, двенадцати лет, она впервые приезжала с отцом в Россию – на свадьбу своей старшей сестры Елизаветы, и в этот свой первый приезд впервые встретилась со своим отдаленным родичем – царевичем Николаем, которому тогда минуло 16 лет. В первый же день их встречи царевич заносит в свой дневник: «Я сидел с маленькой двенадцатилетней Аликс, которая мне ужасно понравилась…» Пройдет еще несколько дней – и русский цесаревич будет и вовсе околдован юной златокудрой принцессой, и их детская идиллия не укроется от глаз императора. Когда пятью годами позже – в январе 1889 г. – она снова окажется на берегах Невы, Николай будет до глубины сердца тронут ее робкой и хрупкой красотой. Ну, а саму Алису нежный взгляд наследника престола и вовсе сведет с ума. Кто знает, вдруг она уже в ту пору видела себя российской императрицей, по примеру стольких германских принцесс, дорогу которым на российский престол открыла София-Фредерика-Августа, ставшая Екатериной Великой?
… Увидя на страницах английских газет намеки на возможную женитьбу этих двух молодых людей, граф Владимир Ламздорф[19] обратился за разъяснением на сей счет к Александру III. «Я и не помышляю об этом!» – ответил тот. Но Ламздорф не так-то просто поддавался убеждениям. С его точки зрения, этот флирт кровных царевичей заслуживал внимания. Устремив свой строгий взор на молодую пару, он делает в своем дневнике следующую запись: «Принцесса вроде своей сестры (Елизаветы), но не столь красива. Она покрыта красными пятнами до самых бровей. Походка ее не особенно грациозна. Но выражение лица у нее умное, а улыбка приветлива. Она… постоянно говорит по-английски, в основном с сестрой». Что же касается Николая, то Ламздорф находит его все менее и менее значительным в роли воздыхателя-простофили: «Он не вырос и танцует без задора. Это – довольно приятный маленький офицерик, которому идет парадный наряд гвардейских офицеров – белый мундир, опушенный мехом. Но у него такой посредственный вид, что его едва ли можно выделить в толпе. Лицо его маловыразительно, держится просто, но его манерам недостает изысканности».[20]
Александр III, а в еще большей степени императрица Мария Федоровна бросали на юную Аликс косые взгляды из-под маски учтивости. Ни царь-отец, ни царица-мать не испытывали ни малейшего желания вводить в семью новую германскую принцессу. Когда летом 1890 года Николай испросил у матери дозволения съездить в имение Ильинское под Москвой, где Аликс гостила в то время у своей сестры Елизаветы (она же Элла), жены великого князя Сергея Александровича, то получил категорический отказ – пусть выкинет из головы саму мысль об этом абсурдном союзе! Для его бракосочетания строятся другие планы, в данное время царственные родители подумывают о женитьбе сына на француженке. Ну и что же, что строй во Франции республиканский? Для скрепления французско-русского союза можно бы сочетать законным браком Николая с принцессой Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского! Получив такой афронт, Николай делает в своем дневнике грустную запись, датируемую 29 января 1892 года: «Сегодня утром в разговоре Мам? делала мне намеки насчет Елены Орлеанской… Я на перепутье – сам я хотел бы идти в одну сторону, но Мам? открыто настаивает, чтобы я шел в другую! Что из этого выйдет?»
Огорченная недомолвками со стороны российского императорского дома, Аликс тем не менее не желает признавать себя побежденной. Выказывая свое расположение к России, она покупает на ярмарке кукол, выточенных из березы – дерева-символа родины Ники. Возвратившись в Англию, она настаивает на том, чтобы ее обучали русскому языку и пускается в длинные теологические дискуссии со священником при русском посольстве. Устав от долгой неопределенности, королева Виктория пишет письмо другой своей внучке – великой княгине Елизавете, – в котором прямо ставится вопрос: не привлекла ли Аликс внимания кого-либо из членов российского царствующего дома? В этом случае она не станет подвергать Аликс конфирмации по англиканским канонам, а напротив, будет готовить ее к обращению в православную веру. Повинуясь предписаниям двора, Елизавета оставила письмо без ответа. В одно мгновенье Аликс поняла, что она решительно не в фаворе в Санкт-Петербурге, и встала на дыбы – любой другой союз казался ей недостойным! Затворившись в гордом одиночестве, она отвергла предложение некоего таинственного немецкого принца, стала искать утешения в благочестивых книгах, согласилась на конфирмацию по англиканскому обряду и заявила, что скорее останется старой девой, чем примет протестантизм.
Со своей стороны наследник российского престола, потеряв надежду на брак с Аликс, стал размышлять, какая женщина ему завтра может быть навязана родительской волей. Проект женитьбы на дочери графа Парижского был отставлен, и наследник вздохнул с облегчением: к этой особе он не питал ни малейшей склонности. С другой стороны, ему докучали попытки втянуть его в политико-административные дела. Когда С.Ю. Витте предложил назначить наследника престола председателем Комитета по строительству Транссибирской железной дороги, удивленный Александр III вскричал: «Да ведь он… совсем мальчик; у него совсем детские суждения; как же он может быть председателем комитета?» Я говорю императору: «Да, ваше величество, он молодой человек, и, как все молодые люди, может быть, он серьезно еще о государственных делах и не думал. Но ведь если вы, ваше величество, не начнете его приучать к государственным делам, то он никогда к этому и не приучится… Для наследника-цесаревича, – сказал я, – это будет первая начальная школа для ведения государственных дел».[21] В итоге Александр III назначил наследника председателем комитета, и он чрезвычайно увлекся этим делом.
И вдруг неожиданная развязка: заболевает Александр III. Гиганта подкосила инфлюэнца, которая вкупе с осложнениями грозила вызвать пневмонию. На сей раз его атлетическое сложение одержало над хворью верх. Но в глубине души его терзало предчувствие: вдруг он снова серьезно заболеет, а наследник еще не женат, и это обстоятельство может затруднить ему вступление на престол. На прямой вопрос отца Николай ответил без обиняков: да, он по-прежнему влюблен в Аликс! И царь, ускоряя ход событий, посылает сына просить руки юной принцессы.
С этой целью Николай отправляется в баварский город Кобург; предлогом для поездки служит женитьба старшего брата Аликс, Эрнста-Людвига Гессен-Дармштадтского, на принцессе Эдинбургской Мелите-Виктории. Окрыленный Николай пускается в дорогу, взяв в попутчики двоих своих дядьев и пышную свиту. Он берет с собою также православного священника, который должен будет обратить Аликс в православную веру, и наставницу, которая станет обучать ее русскому языку. В Кобурге он оказывается в гуще многоголосого улья, где суетятся сотни блистательных особ. Достопочтенная королева Виктория, бабушка жениха, уже на месте – ее невысокий массивный силуэт уравновешивается воинственной усатой фигурой императора Вильгельма II в парадном мундире. Посреди всей этой шумной канители Аликс продолжала дуться – отгородившись от всех неким мистическим упрямством, она отказалась принять православие, без чего не могло быть и речи о браке с царевичем. Русский священник и Вильгельм II предприняли совместные атаки на заартачившуюся девственницу – первый говорил ей о достоинствах православного вероисповедания, второй – о благах такого союза для Германии. Под воздействием подобных аргументов она стала колебаться, но все же возражала – для проформы. И тогда Николай сам пошел в атаку.
5 апреля 1894 г. наследник записывает в своем дневнике:
«Боже! Что сегодня за день! После кофе, около 10 часов пришли к т[етушке] Элле в комнаты Эрни и Аликс. Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе [с тем] очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она бедная много плакала. Расстались более спокойно…» На следующий день, 6 апреля, – новая запись: «Аликс… пришла, и мы говорили с ней снова; я поменьше касался вчерашнего вопроса, хорошо еще, что она согласна со мной видеться и разговаривать». И вот наконец, два дня спустя – победный клич: «8-го апреля. Пятница, чудный, незабвенный день в моей жизни – день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс… Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мам? и Пап?. Я целый день ходил как в дурмане, не вполне сознавая, что собственно со мной приключилось!.. Даже не верится, что у меня невеста». В тот же день царевич посылает письмо родителям: «Милая Мам?, я тебе сказать не могу, как я счастлив и также как я грустен, что не с вами и не могу обнять тебя и дорогого милого Пап?
1 2 3 4 5 6 7
На другой день я получила от него записку на карточке:
„Надеюсь, что глазок и ножка поправляются… до сих пор хожу, как в чаду. Постараюсь возможно скорее приехать. Ники“».[13]
И он действительно вернулся, и его настойчивые ухаживания одновременно льстили и беспокоили родителей Матильды, тем более что красавица-дочь более не скрывала своей привязанности к царевичу. Последний являлся каждый или почти каждый день – то один, то в компании своих кузенов, юношей великокняжеского звания. К дружеской компании присоединялась и старшая сестра Матильды – здесь весело танцевали, пели хором, наряжались, тайком попивали шампанское. Николай вручил даме своего сердца золотой браслет с крупным сапфиром и мелкими бриллиантами. На конских состязаниях он посылал ей цветы в ложу, а однажды подарил ей свою фотографию с надписью: «Здравствуй, душка». Вскоре эта идиллия стала предметом пересудов в русском великосветском обществе.
Однажды вечером к Матильде по приказу государя явился полицмейстер для установления личностей находившихся у нее лиц. Вот что писал на этот счет в своем дневнике публицист А.С. Суворин, издававший крупнейшую газету «Новое время»: «Наследник посещает Кшесинскую и… ее (многоточие в оригинале. – С.Л.) Она живет у родителей, которые устраняются и притворяются, что ничего не знают. Он ездит к ним, даже не нанимает ей квартиры и ругает родителя, который держит его ребенком, хотя ему 25 лет. Очень неразговорчив, вообще сер, пьет коньяк и сидит у Кшесинских по 5–6 часов, так что очень скучает и жалуется на скуку».[14] Страсть царевича к без пяти минут царице сцены не оставила равнодушной и Ея Превосходительство А.Ф. Богданович, супругу ярого монархиста генерала Богдановича:[15]«Цесаревич серьезно увлечен танцовщицей Кшесинской 2-й, которой 19 лет. Она не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая, зовут ее Матильдой. Цесаревич говорил этой „Мале“ (так ее зовут), что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним». (Запись от 21 февраля 1893 года.)
Безразличная к этим салонным сплетням Матильда хотела теперь только одного – выбраться из-под родительского крова и обзавестись собственным уголком. «Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают… Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей. Но… я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком…»[16]
После тягостного объяснения с отцом, который прекрасно понимал, что творится на душе у дочери, и лишь спросил, отдает ли она себе отчет в том, что ей никогда не суждено выйти замуж за наследника престола! – она вместе со старшей сестрой переезжает в особняк под номером 18 по Английскому проспекту, некогда построенный великим князем Константином Николаевичем – братом Александра II – для танцовщицы Кузнецовой. На новоселье Ники подарил Матильде питейный сервиз из восьми золотых чарок, инкрустированных редкими камнями. Связь между ними сделалась официальной. «Наследник писал Кшесинской, – отмечает А.C. Суворин (она хочет принимать православие, может быть, считая возможным сделаться императрицей), – что он посылает ей 3000 рублей, говоря, что больше у него нет… что он приедет, и… „тогда мы заживем с тобой, как генералы“. Хорошее у него представление о генералах! Он, говорят, выпросил у отца еще два года, чтобы не жениться. Он оброс бородкой и возмужал, но тем не менее маленький».[17]
Ну, а сама Матильда Кшесинская пребывала на седьмом небе от счастья. В театре она срывала щедрые рукоплескания, ей поручали все новые и новые роли – но, пожалуй, еще более драгоценными казались ей успехи на интимном фронте. Иные злые языки даже судачили о том, что, одурманенная любовью, она уже возмечтала о возможности в один прекрасный день сделаться императрицей. Однако в действительности Матильда уже пришла к осознанию того, что их роман близится к своему скорому концу и что ей ничего не остается, как срывать последние цветы удовольствия, даруемые этим приключением. «Я знала приблизительно время, когда Наследник ко мне приезжал… Я издали прислушивалась к мерному топоту копыт его великолепного коня о каменную мостовую, затем звук резко обрывался – значит, рысак остановился… у моего подъезда».[18] Но визиты царевича становились все реже. Зато при дворе и в городе все больше говорили о планах женитьбы наследника престола на принцессе Аликс Гессен-Дармштадтской. На заданный ему Матильдой вопрос в упор Николай чистосердечно признался, что долг перед государством обязывает его сочетаться законным браком и что из всех представленных ему невест Аликс представлялась самой достойной. После этого, однако, он заверил ее, что ничего еще не решено. Между тем он все чаще отсутствует в столице – отправляется в Лондон на свадьбу своего кузена, герцога Йоркского (будущего короля Георга V), затем в Данию, где пребывает с августа по октябрь 1893 г.; весною следующего года он снова устремляется за границу. C каждым из этих путешествий шансы Аликс повышаются в его сердце, тем более что из этого последнего Матильда выветрилась совершенно – вернувшись из странствий по Дальнему Востоку, он заносит в свой дневник 21 декабря 1891 г.: «Вечером у Мам?… рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества; невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и надежду, которыми я живу изо дня в день… Моя мечта – когда-либо жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 года, когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты… Я почти уверен, что наши чувства взаимны! Все в воле Божьей. Уповая на Его милость, я спокойно и покорно смотрю в будущее».
Немецко-английская принцесса Аликс (полное имя: Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса) родилась в Дармштадте 6 июня 1872 г. в семье потомка одной из старейших германских фамилий – герцога Людвига IV Гессенского. Мать Аликс – дочь королевы Виктории, урожденная английская принцесса Алиса, уже успела заявить о себе склонностью к экзальтации, близкой к мистицизму. Ее охватывала интеллектуальная страсть к немецкому историку Давиду Штраусу, автору скандальной «Жизни Иисуса», в которой Христос объявлялся не более чем мифом. С точки зрения физического состояния предки принцессы вызывали еще больше беспокойства. Ее дедушка по отцовской линии, отец и братья здоровьем были очень хрупки; над семейством тяготела угроза наследственной болезни гемофилии – несвертываемости крови, которая передается по женской линии, но поражает только мужчин. Тем не менее дед Николая – Александр II был женат на гессенской принцессе, которая родила ему здоровых детишек. Дядя Николая, великий князь Сергей Александрович, взял в жены Елизавету Гессенскую, старшую сестру Аликc. В отдаленном прошлом император Павел I также был женат первым браком на принцессе Вильгельмине (получившей при крещении в православную веру имя Наталья Алексеевна) из того же гессенского дома. Почему бы не продолжить эту сложившуюся при русском дворе традицию?
Потеряв в шестилетнем возрасте мать, Аликс была взята на воспитание бабушкой, королевой Викторией. Под суровым оком могучей владычицы она воспринимала дух и манеры, свойственные Британской империи. Ее обучали английскому и французскому, на которых она разговаривала в совершенстве, пению, игре на фортепьяно и живописи акварелью. В 1884 году, двенадцати лет, она впервые приезжала с отцом в Россию – на свадьбу своей старшей сестры Елизаветы, и в этот свой первый приезд впервые встретилась со своим отдаленным родичем – царевичем Николаем, которому тогда минуло 16 лет. В первый же день их встречи царевич заносит в свой дневник: «Я сидел с маленькой двенадцатилетней Аликс, которая мне ужасно понравилась…» Пройдет еще несколько дней – и русский цесаревич будет и вовсе околдован юной златокудрой принцессой, и их детская идиллия не укроется от глаз императора. Когда пятью годами позже – в январе 1889 г. – она снова окажется на берегах Невы, Николай будет до глубины сердца тронут ее робкой и хрупкой красотой. Ну, а саму Алису нежный взгляд наследника престола и вовсе сведет с ума. Кто знает, вдруг она уже в ту пору видела себя российской императрицей, по примеру стольких германских принцесс, дорогу которым на российский престол открыла София-Фредерика-Августа, ставшая Екатериной Великой?
… Увидя на страницах английских газет намеки на возможную женитьбу этих двух молодых людей, граф Владимир Ламздорф[19] обратился за разъяснением на сей счет к Александру III. «Я и не помышляю об этом!» – ответил тот. Но Ламздорф не так-то просто поддавался убеждениям. С его точки зрения, этот флирт кровных царевичей заслуживал внимания. Устремив свой строгий взор на молодую пару, он делает в своем дневнике следующую запись: «Принцесса вроде своей сестры (Елизаветы), но не столь красива. Она покрыта красными пятнами до самых бровей. Походка ее не особенно грациозна. Но выражение лица у нее умное, а улыбка приветлива. Она… постоянно говорит по-английски, в основном с сестрой». Что же касается Николая, то Ламздорф находит его все менее и менее значительным в роли воздыхателя-простофили: «Он не вырос и танцует без задора. Это – довольно приятный маленький офицерик, которому идет парадный наряд гвардейских офицеров – белый мундир, опушенный мехом. Но у него такой посредственный вид, что его едва ли можно выделить в толпе. Лицо его маловыразительно, держится просто, но его манерам недостает изысканности».[20]
Александр III, а в еще большей степени императрица Мария Федоровна бросали на юную Аликс косые взгляды из-под маски учтивости. Ни царь-отец, ни царица-мать не испытывали ни малейшего желания вводить в семью новую германскую принцессу. Когда летом 1890 года Николай испросил у матери дозволения съездить в имение Ильинское под Москвой, где Аликс гостила в то время у своей сестры Елизаветы (она же Элла), жены великого князя Сергея Александровича, то получил категорический отказ – пусть выкинет из головы саму мысль об этом абсурдном союзе! Для его бракосочетания строятся другие планы, в данное время царственные родители подумывают о женитьбе сына на француженке. Ну и что же, что строй во Франции республиканский? Для скрепления французско-русского союза можно бы сочетать законным браком Николая с принцессой Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского! Получив такой афронт, Николай делает в своем дневнике грустную запись, датируемую 29 января 1892 года: «Сегодня утром в разговоре Мам? делала мне намеки насчет Елены Орлеанской… Я на перепутье – сам я хотел бы идти в одну сторону, но Мам? открыто настаивает, чтобы я шел в другую! Что из этого выйдет?»
Огорченная недомолвками со стороны российского императорского дома, Аликс тем не менее не желает признавать себя побежденной. Выказывая свое расположение к России, она покупает на ярмарке кукол, выточенных из березы – дерева-символа родины Ники. Возвратившись в Англию, она настаивает на том, чтобы ее обучали русскому языку и пускается в длинные теологические дискуссии со священником при русском посольстве. Устав от долгой неопределенности, королева Виктория пишет письмо другой своей внучке – великой княгине Елизавете, – в котором прямо ставится вопрос: не привлекла ли Аликс внимания кого-либо из членов российского царствующего дома? В этом случае она не станет подвергать Аликс конфирмации по англиканским канонам, а напротив, будет готовить ее к обращению в православную веру. Повинуясь предписаниям двора, Елизавета оставила письмо без ответа. В одно мгновенье Аликс поняла, что она решительно не в фаворе в Санкт-Петербурге, и встала на дыбы – любой другой союз казался ей недостойным! Затворившись в гордом одиночестве, она отвергла предложение некоего таинственного немецкого принца, стала искать утешения в благочестивых книгах, согласилась на конфирмацию по англиканскому обряду и заявила, что скорее останется старой девой, чем примет протестантизм.
Со своей стороны наследник российского престола, потеряв надежду на брак с Аликс, стал размышлять, какая женщина ему завтра может быть навязана родительской волей. Проект женитьбы на дочери графа Парижского был отставлен, и наследник вздохнул с облегчением: к этой особе он не питал ни малейшей склонности. С другой стороны, ему докучали попытки втянуть его в политико-административные дела. Когда С.Ю. Витте предложил назначить наследника престола председателем Комитета по строительству Транссибирской железной дороги, удивленный Александр III вскричал: «Да ведь он… совсем мальчик; у него совсем детские суждения; как же он может быть председателем комитета?» Я говорю императору: «Да, ваше величество, он молодой человек, и, как все молодые люди, может быть, он серьезно еще о государственных делах и не думал. Но ведь если вы, ваше величество, не начнете его приучать к государственным делам, то он никогда к этому и не приучится… Для наследника-цесаревича, – сказал я, – это будет первая начальная школа для ведения государственных дел».[21] В итоге Александр III назначил наследника председателем комитета, и он чрезвычайно увлекся этим делом.
И вдруг неожиданная развязка: заболевает Александр III. Гиганта подкосила инфлюэнца, которая вкупе с осложнениями грозила вызвать пневмонию. На сей раз его атлетическое сложение одержало над хворью верх. Но в глубине души его терзало предчувствие: вдруг он снова серьезно заболеет, а наследник еще не женат, и это обстоятельство может затруднить ему вступление на престол. На прямой вопрос отца Николай ответил без обиняков: да, он по-прежнему влюблен в Аликс! И царь, ускоряя ход событий, посылает сына просить руки юной принцессы.
С этой целью Николай отправляется в баварский город Кобург; предлогом для поездки служит женитьба старшего брата Аликс, Эрнста-Людвига Гессен-Дармштадтского, на принцессе Эдинбургской Мелите-Виктории. Окрыленный Николай пускается в дорогу, взяв в попутчики двоих своих дядьев и пышную свиту. Он берет с собою также православного священника, который должен будет обратить Аликс в православную веру, и наставницу, которая станет обучать ее русскому языку. В Кобурге он оказывается в гуще многоголосого улья, где суетятся сотни блистательных особ. Достопочтенная королева Виктория, бабушка жениха, уже на месте – ее невысокий массивный силуэт уравновешивается воинственной усатой фигурой императора Вильгельма II в парадном мундире. Посреди всей этой шумной канители Аликс продолжала дуться – отгородившись от всех неким мистическим упрямством, она отказалась принять православие, без чего не могло быть и речи о браке с царевичем. Русский священник и Вильгельм II предприняли совместные атаки на заартачившуюся девственницу – первый говорил ей о достоинствах православного вероисповедания, второй – о благах такого союза для Германии. Под воздействием подобных аргументов она стала колебаться, но все же возражала – для проформы. И тогда Николай сам пошел в атаку.
5 апреля 1894 г. наследник записывает в своем дневнике:
«Боже! Что сегодня за день! После кофе, около 10 часов пришли к т[етушке] Элле в комнаты Эрни и Аликс. Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе [с тем] очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она бедная много плакала. Расстались более спокойно…» На следующий день, 6 апреля, – новая запись: «Аликс… пришла, и мы говорили с ней снова; я поменьше касался вчерашнего вопроса, хорошо еще, что она согласна со мной видеться и разговаривать». И вот наконец, два дня спустя – победный клич: «8-го апреля. Пятница, чудный, незабвенный день в моей жизни – день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс… Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мам? и Пап?. Я целый день ходил как в дурмане, не вполне сознавая, что собственно со мной приключилось!.. Даже не верится, что у меня невеста». В тот же день царевич посылает письмо родителям: «Милая Мам?, я тебе сказать не могу, как я счастлив и также как я грустен, что не с вами и не могу обнять тебя и дорогого милого Пап?
1 2 3 4 5 6 7