Анри Труайя
Александр I
Глава I
Господин Александр
Среди множества лиц, склонявшихся над его колыбелью, Александр рано стал узнавать одно, затмевавшее все остальные, – полное, с двойным, выступающим вперед подбородком и синими, иногда отливавшими черным глазами, всегда озаренное ласковой улыбкой, – лицо своей бабушки императрицы всея Руси Екатерины II. Внук, родившийся 12/23 декабря 1777 года,[1] вознаградит ее, сорокавосьмилетнюю женщину, за горькие разочарования в семейной жизни. В молодости поглощенная политическими замыслами, любовными интригами и честолюбивыми мечтами, она пренебрегала воспитанием сына, великого князя Павла, да и никогда не любила его. С детства он олицетворял в ее глазах прусскую тупость, парадоманию, слепой мистицизм – все, что было ей ненавистно. Александр станет ее утешением и, в обход законного преемника, подлинным наследником. Материнский инстинкт, не проснувшийся в ней при рождении сына, с неожиданной силой пробуждается при появлении на свет первого внука. Этот всплеск запоздалой материнской нежности приводит в восторг Екатерину, и все свои помыслы, все чувства она сосредоточивает на новорожденном. Не может быть и речи о том, чтобы доверить младенца матери. Бедняжка не сумеет воспитать его, как и Павел, его отец. Только сама императрица сможет сформировать ум и укрепить тело августейшего отпрыска. Впрочем, она изучила педагогические труды Локка, Жан-Жака Руссо, Базедова, Песталоцци и давно подготовлена к этой миссии. С воодушевлением, которое прежде вносила в принятие законов, она вырабатывает правила ухода за младенцем. Повитуха издали показала великой княгине Марии Федоровне ее первенца, после чего им завладела Екатерина и унесла в свои покои. Сто один пушечный выстрел возвестил новость жителям Петербурга. Воинственному грому пушек вторил радостный перезвон колоколов. Придворные поэты во главе с Державиным наперегонки бросились к своим пюпитрам, дабы воспеть появление «новой звезды», «юного орла» в небе России. Через восемь дней в большой церкви Зимнего дворца новорожденного окрестили и нарекли Александром в честь святого благоверного князя Александра Невского, разгромившего полчища шведов и рыцарей Ливонского ордена. Александр – пока еще сморщенный, кричащий комочек, а бабушка уже видит в нем российского самодержца, продолжателя ее великих дел, которым дивится вся Европа. Если понадобится, она отберет корону у сына и объявит своим наследником старшего внука, характер которого вылепит на свой лад. Господь благословит династическую перемену, предпринятую ею из благородных побуждений на благо России. Отстранив родителей, которым не под силу воспитать будущего монарха, она вырастит ребенка сама, по своим собственным правилам. Вместо колыбели – металлическая кроватка с кожаным тюфячком; вокруг кроватки – ограждение, что не позволяет приблизиться к младенцу. Не более двух зажженных свечей в комнате, чтобы воздух оставался чистым. Кормилица – жена молодого садовника из Царского Села: врачи поручились за ее цветущее здоровье и избыток молока. Гувернантка – генеральша Софья Ивановна Бенкендорф, няня – англичанка Прасковья Ивановна Гесслер, женщина опрятная и энергичная. «Господин Александр», «будущий венценосец», как величает его Екатерина в своих письмах, спит в помещении с открытыми окнами, чтобы привыкнуть к шуму, и ежедневно принимает холодную ванну в комнате, где температура не превышает 15°. Екатерина вникает во все детали этого спартанского воспитания. Она разбирается в законах наследственности и убеждена, что строгим режимом и упорством можно выковать человека, на голову превосходящего себе подобных. «Он, – сообщает она Гримму по-французски, – никогда не простужается, он крепкий, крупный и жизнерадостный». И несколько месяцев спустя: «Господин Александр с тех пор, как появился на свет, не доставляет нам ни малейшего беспокойства… Этот царевич здоров – вот и все Вы говорите, что ему предстоит выбрать, кому подражать: герою (Александру Македонскому) или святому (Александру Невскому). Вы, по-видимому, не знаете, что наш святой был героем. Он был мужественным воином, твердым правителем и удачливым политиком и превосходил всех остальных удельных князей, своих современников… Итак, я согласна, что у господина Александра есть лишь один выбор, и от его личных дарований зависит, на какую он вступит стезю – святости или героизма. Во всяком случае, он всегда будет прехорошеньким мальчиком».
Когда ребенку исполняется несколько месяцев, она велит приносить его к себе в кабинет и умиляется, наблюдая, как он играет на ковре. Ее взгляд, отрываясь от бумаг, с нежностью обращается на объект всех ее надежд. Она сама мастерит для него игрушки, вырезает картинки, кроит особенно удобное платьице, которое «легко надевается и застегивается сзади». Она очень гордится этим платьицем и посылает выкройки шведскому королю и прусскому принцу. Ее письма Гримму полны подробностей о занятиях и успехах «божественного младенца»: «Он прекрасен, как ангел»… «У него преумные глазки»… «Я делаю из него чудесного мальчугана». Но, полагает она, «чудесному мальчугану» нужен товарищ по играм. Кроме того, внешняя политика империи требует участия великих князей в управлении новыми территориями, которые Россия завоюет в ближайшем будущем. И перед мысленным взором Екатерины, увлеченной давней мечтой о возрождении Византийской империи, предстает Европа, избавленная от турецких набегов, и государь ее крови на престоле Константинополя. Бабушка, балующая внуков, нетерпеливо жаждущая излить нерастраченную любовь на многочисленное потомство, уживается в ней с целеустремленной императрицей, озабоченной расширением своих владений. Она примеряет попеременно то чепец с лентами, который пристало носить доброй бабушке, то бронзовый шлем грозной богини Беллоны. Вскоре ее желания исполняются: 27 апреля 1779 года великая княгиня Мария Федоровна производит на свет второго сына. «Старые няньки, которые хлопочут вокруг него, уверяют, что он походит на меня как две капли воды, – пишет осчастливленная бабушка Гримму. – Он слабее старшего брата и, чуть коснется его холодный воздух, прячет нос в пеленки, стараясь согреться… Меня спрашивали, кто будет крестным отцом. Я отвечала: только мой лучший друг Абдул-Хамид (турецкий султан) мог бы быть восприемником, но так как не подобает турку крестить христианина, по крайней мере, окажем ему честь, назвав младенца Константином.[2] И он стал Константином, величиной с кулак, и у меня теперь по правую руку – Александр, по левую – Константин».
Дабы символически закрепить предназначение Константина, Екатерина велит выбить медаль с изображением Константинопольского собора Святой Софии, на фоне которого помещена, между фигурами Веры и Надежды, Любовь с младенцем на руках. Нельзя высказаться яснее. Ее невестка заслужила право передохнуть или, для своего удовольствия, производить на свет девочек.[3] Династия упрочена.
Для обучения Александра и Константина, которые быстро растут, Екатерина придумывает «Бабушкину азбуку», пишет «Записки касательно русской истории» и составляет сборник нравоучительных изречений, сказок и пословиц, «нанизанных, – говорит она, – как жемчужины». По ее мнению, эти сочинения составляют целую «Александро-Константиновскую библиотеку», откуда юноши будут черпать сведения о прошлом отечества, о котором до сей поры юное поколение узнавало лишь из рассказов разного рода невежд.
Когда Александру исполняется шесть лет, а Константину пять, Екатерина удаляет нянек и гувернанток и передает воспитание мальчиков мужчинам. Первое место в этой мужской компании занимает генерал-адъютант Николай Иванович Салтыков, человек тщедушный, уродливый, горбатый. Хитрый, невежественный, но льстивый угодливый придворный, он не имеет себе равных в искусстве набивать карманы. По словам полковника Ш. Массона, обучавшего мальчиков арифметике, основной заботой Салтыкова было уберечь великих князей «от сквозного ветра и засорения желудка». Однако Екатерина составила для главного надзирателя за обучением «Наставление к воспитанию внуков» в семи главах. В нем она доказывает важность физического и нравственного здоровья, величия души и учтивых манер. Хотя в этих взглядах нет ничего оригинального, она очень гордится своей инструкций, вывешивает ее в своем кабинете, велит сделать десятки копий и дарит их лицам, заслужившим ее благосклонность. Кое-кто удивляется, что в программу воспитания, выработанную Ее Величеством, не включена музыка, но Екатерина не ценит этот вид искусства. Она пишет Гримму: «Александра и Константина не учат музыке. Если захотят, сами выучатся играть или хотя бы бренчать на клавесине». Недоброжелательно относившийся к ней Д. П. Рунич ехидно замечает по поводу ее «Наставлений» в своих «Воспоминаниях»: «Собрание общих мест… с претензией на философию на дурном русском языке».
Салтыков ведает целым штатом преподавателей: среди них генерал Протасов (его Массон характеризует как человека «ограниченного, скрытного, лицемерного и трусоватого»), сам Массон, барон К. И. Остен-Сакен. Законоучитель и духовник детей – протоиерей Андрей Самборский. Екатерина выбрала его потому, что он, истинный христианин, не был подвержен суевериям и выделялся среди других священников европейской образованностью и свободой ума. Будучи долгое время настоятелем православной церкви в Лондоне, он долго жил в Англии, женился на англичанке и вернулся в Россию с привычками англиканского пастора. Он брил бороду и усы, говорил с английским акцентом и носил редингот вместо рясы. Потребовался весь авторитет императрицы, чтобы священнику было дозволено держаться при дворе по-светски. Сановные старцы нашептывают всем, что влияние этого еретика подвергает опасности души юных великих князей. Но Екатерина, ученица Вольтера, всегда опасавшаяся религиозного фанатизма и суеверий, полагает, что просвещенный «батюшка» привьет ее внукам уважение к заповедям Господним и отвратит от ханжества. Кроме того, он успешно учит их английскому. И Александр, и Константин быстро усваивают тонкости этого языка. Немецкому их обучает сын пастора лютеранской церкви Гроота. Русский язык сначала остается в небрежении, позже Екатерина поручает известному писателю Михаилу Никитичу Муравьеву пробудить у юных учеников вкус к родному языку. Они неохотно подчиняются, считая эти занятия необязательными. Зато с жадным интересом слушают лекции знаменитого географа и путешественника немца П. С. Палласа, который увлекает их рассказами о путешествиях по Сибири, русским степям и к берегам Черного моря.
И вдруг в круг этих напыщенных и докучливых наставников врывается новый человек – молодой, пылкий, просвещенный, который сыграет в жизни Александра выдающуюся роль.
Фредерик Сезар де Лагарп родился в небольшом городке Ролле на берегу Женевского озера около двадцати девяти лет назад. Он сопровождал в поездке по Италии двух братьев фаворита императрицы Александра Ланского, который подал своей коронованной любовнице мысль вызвать этого уроженца кантона Во в Петербург и привлечь к воспитанию великих князей. Все, что ей рассказывают о Лагарпе, нравится Екатерине. Говорят, он ярый республиканец, друг народа и враг тирании, последователь Гиббона и Жан-Жака Руссо. А императрица тешит себя мыслью, что и сама разделяет идеи просветителей. Она убеждена, что этот демократ сумеет пробудить в царственных питомцах стремление к справедливости, не затронув их природное предрасположение к самодержавию, и приглашает Лагарпа в Петербург. Он с энтузиазмом принимает приглашение и прибывает в столицу страны, о которой ничего не знает, с верой, что советы человека, воспитанного на идеях Просвещения, будут полезны ее правительству. Прочитав знаменитые «Наставления» Екатерины, он горячо одобряет благородные принципы, руководившие автором, и отважно берется за дело.
Поначалу обязанности Лагарпа ограничиваются обучением Александра французскому языку. Задача не из легких, ибо ученик говорит по-английски, по-русски и немного по-немецки, а учитель – только по-французски. Тогда Лагарп придумывает особый способ объясняться с учеником во время занятий вдвоем: он рисует в тетрадке разные предметы и внизу подписывает их название по-французски, а его ученик – по-русски. Такой метод очень нравится Александру, он увлекается уроками и занимается с Лагарпом сначала раз в неделю, потом каждый день, наконец, дважды в день. Мальчик делает быстрые успехи, его жажда учиться очевидна, а сердце открыто, и Лагарп вскоре по-отечески привязывается к нему. Во время прогулок с маленьким великим князем Лагарп учит его, конечно, французским словам, но стремится познакомить с французскими идеями и, переходя от лексики к философии, а от философии к политике, привить будущему самодержцу уважение к принципу народовластия. 10 июня 1784 года Лагарп предпринимает смелый шаг: он заявляет, что не может далее довольствоваться второстепенным положением и, если его не назначат главным воспитателем юных царевичей, вернется в Швейцарию. Он вручает Салтыкову для передачи императрице пространную записку, в которой смело излагает свою педагогическую программу. Императрица с удивлением читает: «Не следует никогда забывать, что Александр Македонский, одаренный замечательным гением и блестящими качествами, опустошил Азию и совершил столько ужасов единственно из желания подражать героям Гомера, подобно тому, как Юлий Цезарь, взяв за образец Александра Великого, совершал преступления и кончил тем, что задушил свободу своей родины». И далее: «Всякому доброму гражданину необходимо знать принципы, на основе которых управляют образцово устроенным обществом, но, главное, будущему правителю следует своевременно проникнуться ими. Он увидит, что по крайней мере были времена, когда все люди были равны, и если обстоятельства с тех пор изменились, то это отнюдь не значит, что человечество, связанное по рукам и ногам, отдано во власть прихотей одного человека и что были когда-нибудь абсолютные монархи настолько великодушные и правдивые, чтобы всенародно объявить подданным: „Мы считаем для себя честью признать, что созданы для служения своему народу“».
Такая прямота импонирует Екатерине. Лагарп пишет ей, ничего не опасаясь, потому, рассуждает она, что видит в ней государыню, отвечающую его представлению о либеральном монархе. И ей, последовательнице энциклопедистов, остается лишь одобрить высказанные им мысли. На полях записки она пишет: «Тот, кто сочинил эту записку, способен преподавать не только французский язык».
Удостоившись одобрения императрицы, Лагарп может считать свое будущее обеспеченным. Но несколько дней спустя, 25 июня 1784 года, непредвиденное событие пошатнуло, казалось, его положение при дворе: его покровитель, юный Александр Ланской, фаворит Екатерины, умирает от дифтерита. Екатерина, во время болезни окружавшая его материнскими заботами, потрясена его смертью. Она впадает в безысходное отчаяние, не встает с постели, никого не принимает, отказывается от пищи, подумывает об отречении от престола… Врачи опасаются кровоизлияния в мозг. Лагарп мысленно готовится к отъезду. Но Екатерина превозмогает свои душевные и телесные недуги, возвращается к делам и назначает швейцарца наставником великих князей. Отныне ему поручено формировать ум Александра, дабы человек всегда одерживал в нем верх над государем.
С каждой неделей близость между учеником и учителем возрастает. Для Александра Лагарп – главный авторитет, на все он смотрит его глазами. Позже Александр признается: «Всем, что я знаю, и, может быть, всем, что во мне есть хорошего, я обязан Лагарпу». Он, десятилетний мальчик, с волнением и благодарностью внимает молодому наставнику, произносящему пылкие монологи об уважении к человеческому достоинству, о свободе личности, о любви к ближнему, каким бы ни было его происхождение, о просвещенном и терпимом монархе, – отце, а не угнетателе своих подданных. Александр слушает эти возвышенные сентенции как музыку: как будто он не в классной комнате, а в концертном зале. Лагарп и сам увлекается благозвучными речами, которые держит перед своим слушателем. Сидя рядышком, двое мечтателей вызывают из небытия тени Демосфена, Плутарха, Тацита, Руссо, энциклопедистов… И главное – никакой Библии! Атеист Лагарп диктует ученику такое определение Христа: «Некий еврей, именем которого названа одна христианская секта».
Другие преподаватели, оттесненные на задний план, бранят вполголоса швейцарского «революционера». Некоторые даже осмеливаются утверждать, что он хочет сделать из Александра Марка Аврелия, «тогда как России нужен Тиберий или Чингизхан».
1 2 3 4 5 6 7
Александр I
Глава I
Господин Александр
Среди множества лиц, склонявшихся над его колыбелью, Александр рано стал узнавать одно, затмевавшее все остальные, – полное, с двойным, выступающим вперед подбородком и синими, иногда отливавшими черным глазами, всегда озаренное ласковой улыбкой, – лицо своей бабушки императрицы всея Руси Екатерины II. Внук, родившийся 12/23 декабря 1777 года,[1] вознаградит ее, сорокавосьмилетнюю женщину, за горькие разочарования в семейной жизни. В молодости поглощенная политическими замыслами, любовными интригами и честолюбивыми мечтами, она пренебрегала воспитанием сына, великого князя Павла, да и никогда не любила его. С детства он олицетворял в ее глазах прусскую тупость, парадоманию, слепой мистицизм – все, что было ей ненавистно. Александр станет ее утешением и, в обход законного преемника, подлинным наследником. Материнский инстинкт, не проснувшийся в ней при рождении сына, с неожиданной силой пробуждается при появлении на свет первого внука. Этот всплеск запоздалой материнской нежности приводит в восторг Екатерину, и все свои помыслы, все чувства она сосредоточивает на новорожденном. Не может быть и речи о том, чтобы доверить младенца матери. Бедняжка не сумеет воспитать его, как и Павел, его отец. Только сама императрица сможет сформировать ум и укрепить тело августейшего отпрыска. Впрочем, она изучила педагогические труды Локка, Жан-Жака Руссо, Базедова, Песталоцци и давно подготовлена к этой миссии. С воодушевлением, которое прежде вносила в принятие законов, она вырабатывает правила ухода за младенцем. Повитуха издали показала великой княгине Марии Федоровне ее первенца, после чего им завладела Екатерина и унесла в свои покои. Сто один пушечный выстрел возвестил новость жителям Петербурга. Воинственному грому пушек вторил радостный перезвон колоколов. Придворные поэты во главе с Державиным наперегонки бросились к своим пюпитрам, дабы воспеть появление «новой звезды», «юного орла» в небе России. Через восемь дней в большой церкви Зимнего дворца новорожденного окрестили и нарекли Александром в честь святого благоверного князя Александра Невского, разгромившего полчища шведов и рыцарей Ливонского ордена. Александр – пока еще сморщенный, кричащий комочек, а бабушка уже видит в нем российского самодержца, продолжателя ее великих дел, которым дивится вся Европа. Если понадобится, она отберет корону у сына и объявит своим наследником старшего внука, характер которого вылепит на свой лад. Господь благословит династическую перемену, предпринятую ею из благородных побуждений на благо России. Отстранив родителей, которым не под силу воспитать будущего монарха, она вырастит ребенка сама, по своим собственным правилам. Вместо колыбели – металлическая кроватка с кожаным тюфячком; вокруг кроватки – ограждение, что не позволяет приблизиться к младенцу. Не более двух зажженных свечей в комнате, чтобы воздух оставался чистым. Кормилица – жена молодого садовника из Царского Села: врачи поручились за ее цветущее здоровье и избыток молока. Гувернантка – генеральша Софья Ивановна Бенкендорф, няня – англичанка Прасковья Ивановна Гесслер, женщина опрятная и энергичная. «Господин Александр», «будущий венценосец», как величает его Екатерина в своих письмах, спит в помещении с открытыми окнами, чтобы привыкнуть к шуму, и ежедневно принимает холодную ванну в комнате, где температура не превышает 15°. Екатерина вникает во все детали этого спартанского воспитания. Она разбирается в законах наследственности и убеждена, что строгим режимом и упорством можно выковать человека, на голову превосходящего себе подобных. «Он, – сообщает она Гримму по-французски, – никогда не простужается, он крепкий, крупный и жизнерадостный». И несколько месяцев спустя: «Господин Александр с тех пор, как появился на свет, не доставляет нам ни малейшего беспокойства… Этот царевич здоров – вот и все Вы говорите, что ему предстоит выбрать, кому подражать: герою (Александру Македонскому) или святому (Александру Невскому). Вы, по-видимому, не знаете, что наш святой был героем. Он был мужественным воином, твердым правителем и удачливым политиком и превосходил всех остальных удельных князей, своих современников… Итак, я согласна, что у господина Александра есть лишь один выбор, и от его личных дарований зависит, на какую он вступит стезю – святости или героизма. Во всяком случае, он всегда будет прехорошеньким мальчиком».
Когда ребенку исполняется несколько месяцев, она велит приносить его к себе в кабинет и умиляется, наблюдая, как он играет на ковре. Ее взгляд, отрываясь от бумаг, с нежностью обращается на объект всех ее надежд. Она сама мастерит для него игрушки, вырезает картинки, кроит особенно удобное платьице, которое «легко надевается и застегивается сзади». Она очень гордится этим платьицем и посылает выкройки шведскому королю и прусскому принцу. Ее письма Гримму полны подробностей о занятиях и успехах «божественного младенца»: «Он прекрасен, как ангел»… «У него преумные глазки»… «Я делаю из него чудесного мальчугана». Но, полагает она, «чудесному мальчугану» нужен товарищ по играм. Кроме того, внешняя политика империи требует участия великих князей в управлении новыми территориями, которые Россия завоюет в ближайшем будущем. И перед мысленным взором Екатерины, увлеченной давней мечтой о возрождении Византийской империи, предстает Европа, избавленная от турецких набегов, и государь ее крови на престоле Константинополя. Бабушка, балующая внуков, нетерпеливо жаждущая излить нерастраченную любовь на многочисленное потомство, уживается в ней с целеустремленной императрицей, озабоченной расширением своих владений. Она примеряет попеременно то чепец с лентами, который пристало носить доброй бабушке, то бронзовый шлем грозной богини Беллоны. Вскоре ее желания исполняются: 27 апреля 1779 года великая княгиня Мария Федоровна производит на свет второго сына. «Старые няньки, которые хлопочут вокруг него, уверяют, что он походит на меня как две капли воды, – пишет осчастливленная бабушка Гримму. – Он слабее старшего брата и, чуть коснется его холодный воздух, прячет нос в пеленки, стараясь согреться… Меня спрашивали, кто будет крестным отцом. Я отвечала: только мой лучший друг Абдул-Хамид (турецкий султан) мог бы быть восприемником, но так как не подобает турку крестить христианина, по крайней мере, окажем ему честь, назвав младенца Константином.[2] И он стал Константином, величиной с кулак, и у меня теперь по правую руку – Александр, по левую – Константин».
Дабы символически закрепить предназначение Константина, Екатерина велит выбить медаль с изображением Константинопольского собора Святой Софии, на фоне которого помещена, между фигурами Веры и Надежды, Любовь с младенцем на руках. Нельзя высказаться яснее. Ее невестка заслужила право передохнуть или, для своего удовольствия, производить на свет девочек.[3] Династия упрочена.
Для обучения Александра и Константина, которые быстро растут, Екатерина придумывает «Бабушкину азбуку», пишет «Записки касательно русской истории» и составляет сборник нравоучительных изречений, сказок и пословиц, «нанизанных, – говорит она, – как жемчужины». По ее мнению, эти сочинения составляют целую «Александро-Константиновскую библиотеку», откуда юноши будут черпать сведения о прошлом отечества, о котором до сей поры юное поколение узнавало лишь из рассказов разного рода невежд.
Когда Александру исполняется шесть лет, а Константину пять, Екатерина удаляет нянек и гувернанток и передает воспитание мальчиков мужчинам. Первое место в этой мужской компании занимает генерал-адъютант Николай Иванович Салтыков, человек тщедушный, уродливый, горбатый. Хитрый, невежественный, но льстивый угодливый придворный, он не имеет себе равных в искусстве набивать карманы. По словам полковника Ш. Массона, обучавшего мальчиков арифметике, основной заботой Салтыкова было уберечь великих князей «от сквозного ветра и засорения желудка». Однако Екатерина составила для главного надзирателя за обучением «Наставление к воспитанию внуков» в семи главах. В нем она доказывает важность физического и нравственного здоровья, величия души и учтивых манер. Хотя в этих взглядах нет ничего оригинального, она очень гордится своей инструкций, вывешивает ее в своем кабинете, велит сделать десятки копий и дарит их лицам, заслужившим ее благосклонность. Кое-кто удивляется, что в программу воспитания, выработанную Ее Величеством, не включена музыка, но Екатерина не ценит этот вид искусства. Она пишет Гримму: «Александра и Константина не учат музыке. Если захотят, сами выучатся играть или хотя бы бренчать на клавесине». Недоброжелательно относившийся к ней Д. П. Рунич ехидно замечает по поводу ее «Наставлений» в своих «Воспоминаниях»: «Собрание общих мест… с претензией на философию на дурном русском языке».
Салтыков ведает целым штатом преподавателей: среди них генерал Протасов (его Массон характеризует как человека «ограниченного, скрытного, лицемерного и трусоватого»), сам Массон, барон К. И. Остен-Сакен. Законоучитель и духовник детей – протоиерей Андрей Самборский. Екатерина выбрала его потому, что он, истинный христианин, не был подвержен суевериям и выделялся среди других священников европейской образованностью и свободой ума. Будучи долгое время настоятелем православной церкви в Лондоне, он долго жил в Англии, женился на англичанке и вернулся в Россию с привычками англиканского пастора. Он брил бороду и усы, говорил с английским акцентом и носил редингот вместо рясы. Потребовался весь авторитет императрицы, чтобы священнику было дозволено держаться при дворе по-светски. Сановные старцы нашептывают всем, что влияние этого еретика подвергает опасности души юных великих князей. Но Екатерина, ученица Вольтера, всегда опасавшаяся религиозного фанатизма и суеверий, полагает, что просвещенный «батюшка» привьет ее внукам уважение к заповедям Господним и отвратит от ханжества. Кроме того, он успешно учит их английскому. И Александр, и Константин быстро усваивают тонкости этого языка. Немецкому их обучает сын пастора лютеранской церкви Гроота. Русский язык сначала остается в небрежении, позже Екатерина поручает известному писателю Михаилу Никитичу Муравьеву пробудить у юных учеников вкус к родному языку. Они неохотно подчиняются, считая эти занятия необязательными. Зато с жадным интересом слушают лекции знаменитого географа и путешественника немца П. С. Палласа, который увлекает их рассказами о путешествиях по Сибири, русским степям и к берегам Черного моря.
И вдруг в круг этих напыщенных и докучливых наставников врывается новый человек – молодой, пылкий, просвещенный, который сыграет в жизни Александра выдающуюся роль.
Фредерик Сезар де Лагарп родился в небольшом городке Ролле на берегу Женевского озера около двадцати девяти лет назад. Он сопровождал в поездке по Италии двух братьев фаворита императрицы Александра Ланского, который подал своей коронованной любовнице мысль вызвать этого уроженца кантона Во в Петербург и привлечь к воспитанию великих князей. Все, что ей рассказывают о Лагарпе, нравится Екатерине. Говорят, он ярый республиканец, друг народа и враг тирании, последователь Гиббона и Жан-Жака Руссо. А императрица тешит себя мыслью, что и сама разделяет идеи просветителей. Она убеждена, что этот демократ сумеет пробудить в царственных питомцах стремление к справедливости, не затронув их природное предрасположение к самодержавию, и приглашает Лагарпа в Петербург. Он с энтузиазмом принимает приглашение и прибывает в столицу страны, о которой ничего не знает, с верой, что советы человека, воспитанного на идеях Просвещения, будут полезны ее правительству. Прочитав знаменитые «Наставления» Екатерины, он горячо одобряет благородные принципы, руководившие автором, и отважно берется за дело.
Поначалу обязанности Лагарпа ограничиваются обучением Александра французскому языку. Задача не из легких, ибо ученик говорит по-английски, по-русски и немного по-немецки, а учитель – только по-французски. Тогда Лагарп придумывает особый способ объясняться с учеником во время занятий вдвоем: он рисует в тетрадке разные предметы и внизу подписывает их название по-французски, а его ученик – по-русски. Такой метод очень нравится Александру, он увлекается уроками и занимается с Лагарпом сначала раз в неделю, потом каждый день, наконец, дважды в день. Мальчик делает быстрые успехи, его жажда учиться очевидна, а сердце открыто, и Лагарп вскоре по-отечески привязывается к нему. Во время прогулок с маленьким великим князем Лагарп учит его, конечно, французским словам, но стремится познакомить с французскими идеями и, переходя от лексики к философии, а от философии к политике, привить будущему самодержцу уважение к принципу народовластия. 10 июня 1784 года Лагарп предпринимает смелый шаг: он заявляет, что не может далее довольствоваться второстепенным положением и, если его не назначат главным воспитателем юных царевичей, вернется в Швейцарию. Он вручает Салтыкову для передачи императрице пространную записку, в которой смело излагает свою педагогическую программу. Императрица с удивлением читает: «Не следует никогда забывать, что Александр Македонский, одаренный замечательным гением и блестящими качествами, опустошил Азию и совершил столько ужасов единственно из желания подражать героям Гомера, подобно тому, как Юлий Цезарь, взяв за образец Александра Великого, совершал преступления и кончил тем, что задушил свободу своей родины». И далее: «Всякому доброму гражданину необходимо знать принципы, на основе которых управляют образцово устроенным обществом, но, главное, будущему правителю следует своевременно проникнуться ими. Он увидит, что по крайней мере были времена, когда все люди были равны, и если обстоятельства с тех пор изменились, то это отнюдь не значит, что человечество, связанное по рукам и ногам, отдано во власть прихотей одного человека и что были когда-нибудь абсолютные монархи настолько великодушные и правдивые, чтобы всенародно объявить подданным: „Мы считаем для себя честью признать, что созданы для служения своему народу“».
Такая прямота импонирует Екатерине. Лагарп пишет ей, ничего не опасаясь, потому, рассуждает она, что видит в ней государыню, отвечающую его представлению о либеральном монархе. И ей, последовательнице энциклопедистов, остается лишь одобрить высказанные им мысли. На полях записки она пишет: «Тот, кто сочинил эту записку, способен преподавать не только французский язык».
Удостоившись одобрения императрицы, Лагарп может считать свое будущее обеспеченным. Но несколько дней спустя, 25 июня 1784 года, непредвиденное событие пошатнуло, казалось, его положение при дворе: его покровитель, юный Александр Ланской, фаворит Екатерины, умирает от дифтерита. Екатерина, во время болезни окружавшая его материнскими заботами, потрясена его смертью. Она впадает в безысходное отчаяние, не встает с постели, никого не принимает, отказывается от пищи, подумывает об отречении от престола… Врачи опасаются кровоизлияния в мозг. Лагарп мысленно готовится к отъезду. Но Екатерина превозмогает свои душевные и телесные недуги, возвращается к делам и назначает швейцарца наставником великих князей. Отныне ему поручено формировать ум Александра, дабы человек всегда одерживал в нем верх над государем.
С каждой неделей близость между учеником и учителем возрастает. Для Александра Лагарп – главный авторитет, на все он смотрит его глазами. Позже Александр признается: «Всем, что я знаю, и, может быть, всем, что во мне есть хорошего, я обязан Лагарпу». Он, десятилетний мальчик, с волнением и благодарностью внимает молодому наставнику, произносящему пылкие монологи об уважении к человеческому достоинству, о свободе личности, о любви к ближнему, каким бы ни было его происхождение, о просвещенном и терпимом монархе, – отце, а не угнетателе своих подданных. Александр слушает эти возвышенные сентенции как музыку: как будто он не в классной комнате, а в концертном зале. Лагарп и сам увлекается благозвучными речами, которые держит перед своим слушателем. Сидя рядышком, двое мечтателей вызывают из небытия тени Демосфена, Плутарха, Тацита, Руссо, энциклопедистов… И главное – никакой Библии! Атеист Лагарп диктует ученику такое определение Христа: «Некий еврей, именем которого названа одна христианская секта».
Другие преподаватели, оттесненные на задний план, бранят вполголоса швейцарского «революционера». Некоторые даже осмеливаются утверждать, что он хочет сделать из Александра Марка Аврелия, «тогда как России нужен Тиберий или Чингизхан».
1 2 3 4 5 6 7