Особенно если учесть, что все это выглядело как травма детского периода, на которую сейчас многое сваливают.
Но ни фига!
В седьмом классе я уже благополучно курил "лайку", зажевывая молодой елочкой.
Потом, с не меньшим благополучием, сосал портвейн из майонезной баночки.
Вы, товарищ Павлов, среди собачек молодец, а мы как-никак высшие существа.
Хакер
Он появился у нас, дождавшись Парада Планет в свою честь. Он хакнул наш дом, когда тому благоприятствовали звезды, сложившиеся в созвездия Пивзавода и Старого Носка.
- Я ведь по жизни хакер, - говорил он застенчиво. - У меня был шеф, так он однажды постоял за спиной, посмотрел, как я работаю. "Ты ж, - говорит, не продвинутый юзер, ты хакер".
Я тогда не понимал тайного смысла его слов и сочувственно улыбался.
Хакер был высок, широк в плечах и тазовом поясе, рыж волосами, в очках и с веснушками. Рот был полон гнилых зубов. Пахло от него плохо. Одет он был в рубашку, брюки и старенькие сандалии. Других вещей при нем не было.
- Я у тебя поживу немного, - попросил он. - А вещи мне скоро пришлют из Москвы. У меня там остался чемодан.
Хакер прибыл с Урала, где жил и трудился, но злые люди вынудили его бежать. Он объявился в Москве, получил заказ на изготовление какого-то сайта, но люди и там оказались не лучше. "Эхе-хе, - вздыхал он. - Купил я на последние деньги литровочку водки, кило колбаски и пошел в лес. Там и переночевал".
Злые люди захватили и удерживали его чемодан, полный, по его утверждению, несметных сокровищ.
Переночевав в лесу, он отправился в Питер к нашему общему другу, который, собственно говоря, нас некогда и познакомил. Но друг оказался таким же вероломным, как и чужие. Паразитически истощив мозговые ресурсы Хакера, он выставил его за дверь.
И вот Хакер явился ко мне - очень для него удачно. Во-первых, я к тому времени успел поссориться с тем самым общим другом и набил ему морду. Так что речи Хакера встретили во мне сочувствие. Во-вторых, мое семейство было в отъезде по причине месяца августа, а Хакер принес водку и пиво (купленные, разумеется, на последние деньги). Этого было достаточно, чтобы мы побратались, и я сказал ему: "Живи, сколько хочешь".
Хакер жил у нас тихо, ежедневно ожидая мистических денежных переводов и посылок. Он делал дочке игрушки из желудей, немножко готовил, подмывал посуду и продолжал сильно пахнуть, на что ему однажды жена моя, не стерпев, указала. Когти на ногах у него были, как доисторические лопаты. С ними он смахивал на пещерного медведя.
"Вы классные, " - подлизывался он.
Одновременно он искал себе работу и по чуть-чуть, в счет харчей, помогал мне: показывал кое-что умное. Но больше сидел, подперев кулаком щеку, и ласково смотрел в экран, где часами крутился земной шарик, с которого радостно перепархивали в неизвестную мне папку многочисленные документы.
"Вирус", - он тыкал пальцем в экран. Я, глупый ламер, приходил в ужас.
- Не ссы, - совестил меня Хакер. - Я же его писал.
Он пытался подзаработать. Однажды пришел к нашей знакомой, у которой что-то перегорело. Она его ждала: сняла с аппарата кожух и все протерла. "Зачем? - строго спросил Хакер. - Должна быть пыль".
После его ухода она вымыла за ним тапочки.
Он жил у нас, ел, ходил в прежней рубашке, хотя на дворе уже был октябрь. "Что тебе, жалко, что ли? " - спросил он мою жену, когда она намекнула, что его визит затянулся.
По его словам, крупный заказ ожидался со дня на день. Тогда он снимет квартиру, которую потом и купит.
Документы порхали; крутился-вертелся шар голубой.
В ноябре месяце меня призвал к себе отчим и строго спросил: "Когда кончится это блядство? "
Я не мог ему ответить, но скоро оно кончилось, не продлившись и четырех месяцев.
Хакер напал на след богатой фирмы, которая, взглянув, как он лепит сайты, взяла его на любых условиях, выдала гонорар и какой-то каталог, оценивавшийся в тысячи, по его словам, долларов.
По этому случаю он припозднился.
Ночью я проснулся от запаха паленого. Выйдя на кухню, я увидел Хакера, метавшегося по дивану в одних трусах и сладко стонавшего. В кастрюльке догорали черные пельмени.
Оказалось, что он, видя, что жизнь удалась, отпраздновал это событие и потерял дорогой каталог. И многое еще, помимо каталога, и деньги, и вообще все.
Терпение моих близких лопнуло, и Хакер был изгнан не расплатившимся за постой. Мы были причислены им к лику злых, вероломных людей.
Его таинственная папка оказалась полной картинок с порнографических сайтов.
Правда, Хакер еще появлялся, раза два - по старой дружбе, с клятвами вернуть все сторицей. Прошел, помню, к компьютеру, включил, пощелкал. выключил. Аппарат затрещал.
- О! - сказал он. - Слышишь? Вирус! На дискетку просится.
- Что же делать? - устрашился я.
- Херня это все, - пробормотал Хакер и пошел прочь.
Он исчез, растворившись в большом городе, без денег и без документов.
Мы думали, что его кто-нибудь убил.
Недавно, впрочем, жене случилось его заприметить. Он следовал мимо площади Мужества, одетый в те же рубашку и брюки, что и три года назад.
Новогодний Мемуар
Однажды я стал свидетелем маленького детского праздника в ДК - довольно симпатичного, когда бы не Дед Отмороз.
Последний топтался в предбаннике и был в миру, наверное, очень милым человеком. Но вот его объявили. Отмороз, не до конца уверенный, ткнул себе в грудь рукавицей: "Я? " Получив подтверждение, он вздохнул и пошел в зал.
Все в нем было неплохо, но впечатление подпортили темные очки, блатная походочка и мешок из-под "Максидома", по-моему.
Дочка моя взирала на Деда с неодобрением.
Я, когда был в ее возрасте, сильно боялся Деда Мороза. Он мне принес грузовик, в котором я не нуждался, ибо не любил играть в машины; Снегурочка попросила прочитать стих, и я, придя в полубессознательное состояние, что-то прочел.
Меня терзал страх: я боялся, что Дед выяснит мой маленький, но страшный грех и сурово покарает. Непредсказуемость и невообразимость наказания лишь усиливали страх. Дело в том, что я, мелкий поганец, любил драть обои. Меня укладывали спать, но я не спал, а просто лежал бездумно и драл их. За это мне здорово попадало, и так я стал бояться Деда Мороза, который был со всеми сильными, конечно же, заодно.
С обоями у меня вообще обстояло непросто. Сложные отношения. Меня пугала штука, в которой не разобрался бы ни один фрейдист: крохотное пятнышко на стене. Я хорошо его помню. В нем не было ни формы, ни особого цвета, так что никаких ассоциаций с другими пугающими вещами у меня не возникало. И содержания не было, я не приписывал ему никаких враждебных свойств и качеств. Я просто панически боялся его, и это было абсолютно иррационально - вытяжка чистого страха.
Зрелый Новогодний Мемуар
Новый Год печален, как и День Рождения, который тоже новый год, но персональный. Люди ждут чудес, но чудес не случается, а если они и случаются, то отношение к ним совершенно скотское.
Как, например, было с одним моим приятелем, когда он праздновал Новый Год в общежитии. Проводы года старого вышли ему боком. Минут за восемь до боя курантов он, зажимая бурлящую пасть ладонями, бросился в коридор. По коридору он добежал до наружных дверей, которые вдруг распахнулись, и Дед Мороз - вероятно, карауливший его весь вечер - шагнул вперед, распахнул объятия и воскликнул: с Новым Годом! И друг мой, дождавшись, пока отзвучала буква М и наступил восклицательный знак, исторг из себя съеденное прямо на Деда Мороза, оставив старый год без посошка.
Со мной же чудес никогда не бывало, и светлым силам, управляющим нашими судьбами, не в чем меня упрекнуть. Единственное, с чем я столкнулся, было ловкостью рук, которая, как известно, фокус. Наша компания встречала новый тогда, 1984, год. Некоторые нажрались так, что закусывали сырыми пельменями. Часам к четырем утра спиртное закончилось. Народ отнесся к этой беде невнимательно и беспечно, отплясывая "казачка". Но я не дремал. Я выбрал самый высокий бокал и слил в него все, что сумел найти, выдаивая и выжимая бутылки. Бокал наполнился; я сел в кресло, и сказал, от трудов утомившись, что это хорошо. Я снисходительно следил за танцем и называл себя молодцом. Внезапно в комнату ворвался мой товарищ. Еще не затормозивши, он обратился ко мне: "Хочешь, фокус покажу? " Я благосклонно кивнул, и он схватил бокал, и выпил его залпом, и умчался в неизвестность. Он был подобен залетному купидону, сорвавшему поцелуй и отряхнувшему пыльцу невинности с застенчивой девы, которую до того долго обхаживал и готовил к неизбежному давнишний воздыхатель.
Других же чудес я не помню.
Чего стоят наши надежды, видно из одного заурядного эпизода. Наступило 1 января, был вечер. Не в силах смириться с мыслью, что год будет так себе, не хуже и не лучше прошлого, я взял приятеля и свел его в один надежный бар. Когда нам показалось, что чудеса уже близко, мы вышли и вломились в первое попавшееся общежитие. Мы почему-то были уверены, что все нам обрадуются. Мы распахивали дверь за дверью и, наталкиваясь на недоуменные и злые взгляды, бежали дальше. Нам чудилось, что вот, уже слышны голоса, зовущие нас за стол. Последние метры кто-то из нас прошел на четвереньках. Оставалась последняя дверь. "Здесь, здесь! " - крикнул я. Мы налегли и вывалились в морозную ночь, прямо в снег.
Гречневая Ёлка
В канун 2003 года мне впервые в жизни удалось купить симпатичную елочку.
Маленькую такую, мохнатую, и от дома недалеко.
По дороге домой я не сказал ни одного матерного слова.
Она, как день от ночи, отличается от елки, которую я привез в свое время из пригородной больницы, где работал. В тот злополучный день я соблазнился дешевизной предмета.
Потому что елка была по блату, для своих.
О ее существовании мне сообщили шепотом, и я понял, что меня, делая такое ненормативное предложение, допускают в круг избранных - прямо к некоему Телу, которого я так ни разу и не увидел, но которое, безусловно, присутствовало и вело свою ядовитую физиологическую жизнь.
Дальше приобретение елки стало обрастать таким количеством сложностей и условий, что мне невольно вспомнился другой круг, в который я некогда прорывался, поликлинический.
В той поликлинике, в голодные годы, существовали гречневые и шпротные заказы, вокруг которых сосредотачивалась вся медицинская жизнь. Имелись списки, существовала очередь. Может быть, я уже писал об этом, сейчас не вспомню. Так что буду краток на всякий случай. Я этими заказами немного брезговал и никогда ничего не брал, хотя жили мы не так, чтобы очень. И вот жена мне однажды сказала: принеси-ка заказ!
Я, повинуясь и в кои-то веки раз ощущая себя самцом-добытчиком, раскрыл было рот - в поликлинике, в присутствии старшей сестры. Я неудачно пошутил, что вот, мол, все берут, а про меня почему-то забывают.
Несчастная побагровела. Она прибежала с кипами графиков и таблиц, стала тыкать в них пальцем. Из тыканья выходило, что я уже, во-первых, много раз что-то взял, а во-вторых, столько же раз отказался.
Я затопал руками, замахал руками и закричал, что ничего не хочу.
Так получалось и с елкой. Пройдя через сложную систему допусков и паролей, я, наконец, получил это дерево и заплатил за него сумму, оказавшуюся больше первоначальной.
Сначала елка показалась мне вполне приличной. Сейчас-то я помню, что совершенно сознательно отворачивался от некоторых асимметричных ее участков, закрывал глаза на известную лысоватость, и вообще.
Пока я ехал домой, с лесной красавицы постепенно сползло очарование.
Я волохал ее, грохал, перекидывал, пинал и материл. Она оказалась неожиданно тяжелой и неудобной в далеком странствии.
Возле дверей квартиры она, мстя мне за жестокость обращения и блатную покупку, превратилась в сущее чудовище.
Елка вышла таким уродом, что этой беды не скрасили ни дождик, ни патриотическая звезда, которую я, проклиная давно почившего стеклодува, насаживал на верхушку, словно на кол.
Уголовный Мемуар
Мемуар, не последний по следу, оставленному в моей душе.
Завтра (я пишу эти строки 31 декабря 2002 года) исполнится ровно 5 лет с того момента, как мне предъявили обвинение в краже кур.
Мне вменили в вину похищение не то 80, не то 140 ножек и грудей.
5 лет назад, 30 декабря, я дежурил по больнице.
В мою обязанность входило снятие так называемой пробы. Я приходил на пищеблок, обедал, расписывался и тем санкционировал массовое питание в широких масштабах.
В ту черную ночь у нас, по недоброй традиции, устроили заблаговременное новогоднее пьянство.
Так что с утра мне было отчаянно плохо.
Я мечтал уйти.
Но вместо того, чтобы я ушел, ко мне самому пришел начмед.
Избегая встречаться со мной глазами, он пробормотал нечто про кур, за которых я давеча расписался.
Оказалось, что их украли.
Раздатчица с третьего этажа, желая насолить Мировому Злу вообще, но никому в частности, решила взвесить бледную, недожаренную, малокровную пищу.
И недостача обнаружилась.
Я среагировал неадекватно. Подозрение показалось мне настолько чудовищным, что я, позабыв обо всем, побежал к пищеблоку.
Там я раскрыл рот, и...
Надо признать, что сотрудницы пищеблока, когда я приходил к ним снимать Пробу, падали ниц, несмотря на шарообразные животы, и вылизывали дорожку для моего торжественного шествования. Они наизусть знали, что я ем, а чего не ем; они выучили мои привычки до неприличия, а иногда даже угадывали мои невысказанные желания, так что я задумывался: сколько же часов они проводят в размышлениях над моими пищевыми пристрастиями? Когда я брался за ложку, они притворяли дверь, чтобы Божество насыщалось в подобающем ему одиночестве.
Однако стоило мне раскрыть рот, как благоговение перед Абсолютом слетело с них самым волшебным образом.
Упреждая мои ротовые звуки, в ответ распахнулась целая дюжина малиновых, пышущих кухонным жаром пастей.
Рев и визг потрясли кухню.
На меня стали наступать, уперев руки в боки.
Дрожа и снимая все претензии, я попятился, выскочил в коридор и побежал.
Я приготовился написать и защитить Кандидатскую Докторскую Докладную, но про меня забыли через два дня. И про само преступление тоже забыли.
Вечно Живой Уголок
Иногда мне попадаются удивительно политизированные животные.
Когда мне было лет восемь, у нас жил хомяк.
Это была сущая сволочь, на редкость неинтересная. Ему изготовили клетку из мусорной корзины с железными прутьями, опрокинутой вверх дном, и внутренний домик. Накидали ваты. Мерзкое существо жрало, гадило, спало и копило припасы. Его ароматические качества желали лучшего и меньшего. Хомяк забирался в домик, затыкал задницей округлую входную дыру и видел защёчные сны. Но дело не в этом.
Ровно в 21. 00, изо дня в день, с первыми позывными программы "Время", хомяк активно выпрыгивал из избушки, садился к прутьям и принимался их грызть. Скрежет был слышен на лестнице. Заглушая Брежнева точно так же, как тот глушил Би-Би-Си, хомяк не щадил ни новостей про урожай зерновых, ни свежих сводок о фигурном катании.
Потом уже, летом, когда я был в пионерском лагере, мне сообщили, что хомяк убежал.
Тогда я был мал, верил сказанному, каждый мог меня обмануть.
И вот почему я вспомнил про сознательного хомяка: когда мы встречали новый, 2003 год, и Президент с отмороженной, как и положено чекисту, голой головой стал ею закругляться и сменился боем Курантов, наша семья лениво чокнулась фужерами. И кот мой, юный и дерзостный, для которого этот Новый Год был первым в жизни и до того сидевший спокойно, вдруг сорвался с места, побежал в кухню и начал яростно лакать молоко.
Домик в Коломне
Мой знакомый Миша Едомский, художник и скульптор, живет в Коломне, в так называемом цокольном этаже дома, которого нет.
Его снесли в 1980 году. Так что Миша не платит за электричество и за что-то еще. Но тут его, с января месяца, берут за горло и обязывают кое-что платить, потому что микрорайонные микровласти просто пошли по домам, переписали всех, кто попался, и занесли в какой-то компьютер, свалившийся к ним с микронеба. В том числе нескольких бомжей, проживавших над Мишей в пустой квартире. Но этих занесли в компьютер напрасно, занесение не помогло.
Миша пытался объяснить, что его дома не существует, но присутствие компьютера свело Мишины старания на нет.
Миша - прекрасный скульптор, он работает с деревом и очень часто вырезает огромных сюжетных котов. Самой впечатляющей стала, на мой взгляд, скульптура "Смерть Кота", очень натуралистичная.
Недавно его посетил американский коллега: тоже скульптор, непонятно откуда вынырнувший. Американец все ходил по подвалу, все высматривал, разглядывал, колупал. А потом этот зарвавшийся заокеанский ястреб вдруг что-то заклекотал - такое, что у Миши, когда ему перевели, не нашлось ответа. Куклуксклановец спрашивал: "Как же вы работаете с твердым материалом? Ведь у вас нет ни негров, ни латиносов! "
Генеалогический Мемуар
Во время оно мой прадедушка, Захар Мельников, водил царский поезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Но ни фига!
В седьмом классе я уже благополучно курил "лайку", зажевывая молодой елочкой.
Потом, с не меньшим благополучием, сосал портвейн из майонезной баночки.
Вы, товарищ Павлов, среди собачек молодец, а мы как-никак высшие существа.
Хакер
Он появился у нас, дождавшись Парада Планет в свою честь. Он хакнул наш дом, когда тому благоприятствовали звезды, сложившиеся в созвездия Пивзавода и Старого Носка.
- Я ведь по жизни хакер, - говорил он застенчиво. - У меня был шеф, так он однажды постоял за спиной, посмотрел, как я работаю. "Ты ж, - говорит, не продвинутый юзер, ты хакер".
Я тогда не понимал тайного смысла его слов и сочувственно улыбался.
Хакер был высок, широк в плечах и тазовом поясе, рыж волосами, в очках и с веснушками. Рот был полон гнилых зубов. Пахло от него плохо. Одет он был в рубашку, брюки и старенькие сандалии. Других вещей при нем не было.
- Я у тебя поживу немного, - попросил он. - А вещи мне скоро пришлют из Москвы. У меня там остался чемодан.
Хакер прибыл с Урала, где жил и трудился, но злые люди вынудили его бежать. Он объявился в Москве, получил заказ на изготовление какого-то сайта, но люди и там оказались не лучше. "Эхе-хе, - вздыхал он. - Купил я на последние деньги литровочку водки, кило колбаски и пошел в лес. Там и переночевал".
Злые люди захватили и удерживали его чемодан, полный, по его утверждению, несметных сокровищ.
Переночевав в лесу, он отправился в Питер к нашему общему другу, который, собственно говоря, нас некогда и познакомил. Но друг оказался таким же вероломным, как и чужие. Паразитически истощив мозговые ресурсы Хакера, он выставил его за дверь.
И вот Хакер явился ко мне - очень для него удачно. Во-первых, я к тому времени успел поссориться с тем самым общим другом и набил ему морду. Так что речи Хакера встретили во мне сочувствие. Во-вторых, мое семейство было в отъезде по причине месяца августа, а Хакер принес водку и пиво (купленные, разумеется, на последние деньги). Этого было достаточно, чтобы мы побратались, и я сказал ему: "Живи, сколько хочешь".
Хакер жил у нас тихо, ежедневно ожидая мистических денежных переводов и посылок. Он делал дочке игрушки из желудей, немножко готовил, подмывал посуду и продолжал сильно пахнуть, на что ему однажды жена моя, не стерпев, указала. Когти на ногах у него были, как доисторические лопаты. С ними он смахивал на пещерного медведя.
"Вы классные, " - подлизывался он.
Одновременно он искал себе работу и по чуть-чуть, в счет харчей, помогал мне: показывал кое-что умное. Но больше сидел, подперев кулаком щеку, и ласково смотрел в экран, где часами крутился земной шарик, с которого радостно перепархивали в неизвестную мне папку многочисленные документы.
"Вирус", - он тыкал пальцем в экран. Я, глупый ламер, приходил в ужас.
- Не ссы, - совестил меня Хакер. - Я же его писал.
Он пытался подзаработать. Однажды пришел к нашей знакомой, у которой что-то перегорело. Она его ждала: сняла с аппарата кожух и все протерла. "Зачем? - строго спросил Хакер. - Должна быть пыль".
После его ухода она вымыла за ним тапочки.
Он жил у нас, ел, ходил в прежней рубашке, хотя на дворе уже был октябрь. "Что тебе, жалко, что ли? " - спросил он мою жену, когда она намекнула, что его визит затянулся.
По его словам, крупный заказ ожидался со дня на день. Тогда он снимет квартиру, которую потом и купит.
Документы порхали; крутился-вертелся шар голубой.
В ноябре месяце меня призвал к себе отчим и строго спросил: "Когда кончится это блядство? "
Я не мог ему ответить, но скоро оно кончилось, не продлившись и четырех месяцев.
Хакер напал на след богатой фирмы, которая, взглянув, как он лепит сайты, взяла его на любых условиях, выдала гонорар и какой-то каталог, оценивавшийся в тысячи, по его словам, долларов.
По этому случаю он припозднился.
Ночью я проснулся от запаха паленого. Выйдя на кухню, я увидел Хакера, метавшегося по дивану в одних трусах и сладко стонавшего. В кастрюльке догорали черные пельмени.
Оказалось, что он, видя, что жизнь удалась, отпраздновал это событие и потерял дорогой каталог. И многое еще, помимо каталога, и деньги, и вообще все.
Терпение моих близких лопнуло, и Хакер был изгнан не расплатившимся за постой. Мы были причислены им к лику злых, вероломных людей.
Его таинственная папка оказалась полной картинок с порнографических сайтов.
Правда, Хакер еще появлялся, раза два - по старой дружбе, с клятвами вернуть все сторицей. Прошел, помню, к компьютеру, включил, пощелкал. выключил. Аппарат затрещал.
- О! - сказал он. - Слышишь? Вирус! На дискетку просится.
- Что же делать? - устрашился я.
- Херня это все, - пробормотал Хакер и пошел прочь.
Он исчез, растворившись в большом городе, без денег и без документов.
Мы думали, что его кто-нибудь убил.
Недавно, впрочем, жене случилось его заприметить. Он следовал мимо площади Мужества, одетый в те же рубашку и брюки, что и три года назад.
Новогодний Мемуар
Однажды я стал свидетелем маленького детского праздника в ДК - довольно симпатичного, когда бы не Дед Отмороз.
Последний топтался в предбаннике и был в миру, наверное, очень милым человеком. Но вот его объявили. Отмороз, не до конца уверенный, ткнул себе в грудь рукавицей: "Я? " Получив подтверждение, он вздохнул и пошел в зал.
Все в нем было неплохо, но впечатление подпортили темные очки, блатная походочка и мешок из-под "Максидома", по-моему.
Дочка моя взирала на Деда с неодобрением.
Я, когда был в ее возрасте, сильно боялся Деда Мороза. Он мне принес грузовик, в котором я не нуждался, ибо не любил играть в машины; Снегурочка попросила прочитать стих, и я, придя в полубессознательное состояние, что-то прочел.
Меня терзал страх: я боялся, что Дед выяснит мой маленький, но страшный грех и сурово покарает. Непредсказуемость и невообразимость наказания лишь усиливали страх. Дело в том, что я, мелкий поганец, любил драть обои. Меня укладывали спать, но я не спал, а просто лежал бездумно и драл их. За это мне здорово попадало, и так я стал бояться Деда Мороза, который был со всеми сильными, конечно же, заодно.
С обоями у меня вообще обстояло непросто. Сложные отношения. Меня пугала штука, в которой не разобрался бы ни один фрейдист: крохотное пятнышко на стене. Я хорошо его помню. В нем не было ни формы, ни особого цвета, так что никаких ассоциаций с другими пугающими вещами у меня не возникало. И содержания не было, я не приписывал ему никаких враждебных свойств и качеств. Я просто панически боялся его, и это было абсолютно иррационально - вытяжка чистого страха.
Зрелый Новогодний Мемуар
Новый Год печален, как и День Рождения, который тоже новый год, но персональный. Люди ждут чудес, но чудес не случается, а если они и случаются, то отношение к ним совершенно скотское.
Как, например, было с одним моим приятелем, когда он праздновал Новый Год в общежитии. Проводы года старого вышли ему боком. Минут за восемь до боя курантов он, зажимая бурлящую пасть ладонями, бросился в коридор. По коридору он добежал до наружных дверей, которые вдруг распахнулись, и Дед Мороз - вероятно, карауливший его весь вечер - шагнул вперед, распахнул объятия и воскликнул: с Новым Годом! И друг мой, дождавшись, пока отзвучала буква М и наступил восклицательный знак, исторг из себя съеденное прямо на Деда Мороза, оставив старый год без посошка.
Со мной же чудес никогда не бывало, и светлым силам, управляющим нашими судьбами, не в чем меня упрекнуть. Единственное, с чем я столкнулся, было ловкостью рук, которая, как известно, фокус. Наша компания встречала новый тогда, 1984, год. Некоторые нажрались так, что закусывали сырыми пельменями. Часам к четырем утра спиртное закончилось. Народ отнесся к этой беде невнимательно и беспечно, отплясывая "казачка". Но я не дремал. Я выбрал самый высокий бокал и слил в него все, что сумел найти, выдаивая и выжимая бутылки. Бокал наполнился; я сел в кресло, и сказал, от трудов утомившись, что это хорошо. Я снисходительно следил за танцем и называл себя молодцом. Внезапно в комнату ворвался мой товарищ. Еще не затормозивши, он обратился ко мне: "Хочешь, фокус покажу? " Я благосклонно кивнул, и он схватил бокал, и выпил его залпом, и умчался в неизвестность. Он был подобен залетному купидону, сорвавшему поцелуй и отряхнувшему пыльцу невинности с застенчивой девы, которую до того долго обхаживал и готовил к неизбежному давнишний воздыхатель.
Других же чудес я не помню.
Чего стоят наши надежды, видно из одного заурядного эпизода. Наступило 1 января, был вечер. Не в силах смириться с мыслью, что год будет так себе, не хуже и не лучше прошлого, я взял приятеля и свел его в один надежный бар. Когда нам показалось, что чудеса уже близко, мы вышли и вломились в первое попавшееся общежитие. Мы почему-то были уверены, что все нам обрадуются. Мы распахивали дверь за дверью и, наталкиваясь на недоуменные и злые взгляды, бежали дальше. Нам чудилось, что вот, уже слышны голоса, зовущие нас за стол. Последние метры кто-то из нас прошел на четвереньках. Оставалась последняя дверь. "Здесь, здесь! " - крикнул я. Мы налегли и вывалились в морозную ночь, прямо в снег.
Гречневая Ёлка
В канун 2003 года мне впервые в жизни удалось купить симпатичную елочку.
Маленькую такую, мохнатую, и от дома недалеко.
По дороге домой я не сказал ни одного матерного слова.
Она, как день от ночи, отличается от елки, которую я привез в свое время из пригородной больницы, где работал. В тот злополучный день я соблазнился дешевизной предмета.
Потому что елка была по блату, для своих.
О ее существовании мне сообщили шепотом, и я понял, что меня, делая такое ненормативное предложение, допускают в круг избранных - прямо к некоему Телу, которого я так ни разу и не увидел, но которое, безусловно, присутствовало и вело свою ядовитую физиологическую жизнь.
Дальше приобретение елки стало обрастать таким количеством сложностей и условий, что мне невольно вспомнился другой круг, в который я некогда прорывался, поликлинический.
В той поликлинике, в голодные годы, существовали гречневые и шпротные заказы, вокруг которых сосредотачивалась вся медицинская жизнь. Имелись списки, существовала очередь. Может быть, я уже писал об этом, сейчас не вспомню. Так что буду краток на всякий случай. Я этими заказами немного брезговал и никогда ничего не брал, хотя жили мы не так, чтобы очень. И вот жена мне однажды сказала: принеси-ка заказ!
Я, повинуясь и в кои-то веки раз ощущая себя самцом-добытчиком, раскрыл было рот - в поликлинике, в присутствии старшей сестры. Я неудачно пошутил, что вот, мол, все берут, а про меня почему-то забывают.
Несчастная побагровела. Она прибежала с кипами графиков и таблиц, стала тыкать в них пальцем. Из тыканья выходило, что я уже, во-первых, много раз что-то взял, а во-вторых, столько же раз отказался.
Я затопал руками, замахал руками и закричал, что ничего не хочу.
Так получалось и с елкой. Пройдя через сложную систему допусков и паролей, я, наконец, получил это дерево и заплатил за него сумму, оказавшуюся больше первоначальной.
Сначала елка показалась мне вполне приличной. Сейчас-то я помню, что совершенно сознательно отворачивался от некоторых асимметричных ее участков, закрывал глаза на известную лысоватость, и вообще.
Пока я ехал домой, с лесной красавицы постепенно сползло очарование.
Я волохал ее, грохал, перекидывал, пинал и материл. Она оказалась неожиданно тяжелой и неудобной в далеком странствии.
Возле дверей квартиры она, мстя мне за жестокость обращения и блатную покупку, превратилась в сущее чудовище.
Елка вышла таким уродом, что этой беды не скрасили ни дождик, ни патриотическая звезда, которую я, проклиная давно почившего стеклодува, насаживал на верхушку, словно на кол.
Уголовный Мемуар
Мемуар, не последний по следу, оставленному в моей душе.
Завтра (я пишу эти строки 31 декабря 2002 года) исполнится ровно 5 лет с того момента, как мне предъявили обвинение в краже кур.
Мне вменили в вину похищение не то 80, не то 140 ножек и грудей.
5 лет назад, 30 декабря, я дежурил по больнице.
В мою обязанность входило снятие так называемой пробы. Я приходил на пищеблок, обедал, расписывался и тем санкционировал массовое питание в широких масштабах.
В ту черную ночь у нас, по недоброй традиции, устроили заблаговременное новогоднее пьянство.
Так что с утра мне было отчаянно плохо.
Я мечтал уйти.
Но вместо того, чтобы я ушел, ко мне самому пришел начмед.
Избегая встречаться со мной глазами, он пробормотал нечто про кур, за которых я давеча расписался.
Оказалось, что их украли.
Раздатчица с третьего этажа, желая насолить Мировому Злу вообще, но никому в частности, решила взвесить бледную, недожаренную, малокровную пищу.
И недостача обнаружилась.
Я среагировал неадекватно. Подозрение показалось мне настолько чудовищным, что я, позабыв обо всем, побежал к пищеблоку.
Там я раскрыл рот, и...
Надо признать, что сотрудницы пищеблока, когда я приходил к ним снимать Пробу, падали ниц, несмотря на шарообразные животы, и вылизывали дорожку для моего торжественного шествования. Они наизусть знали, что я ем, а чего не ем; они выучили мои привычки до неприличия, а иногда даже угадывали мои невысказанные желания, так что я задумывался: сколько же часов они проводят в размышлениях над моими пищевыми пристрастиями? Когда я брался за ложку, они притворяли дверь, чтобы Божество насыщалось в подобающем ему одиночестве.
Однако стоило мне раскрыть рот, как благоговение перед Абсолютом слетело с них самым волшебным образом.
Упреждая мои ротовые звуки, в ответ распахнулась целая дюжина малиновых, пышущих кухонным жаром пастей.
Рев и визг потрясли кухню.
На меня стали наступать, уперев руки в боки.
Дрожа и снимая все претензии, я попятился, выскочил в коридор и побежал.
Я приготовился написать и защитить Кандидатскую Докторскую Докладную, но про меня забыли через два дня. И про само преступление тоже забыли.
Вечно Живой Уголок
Иногда мне попадаются удивительно политизированные животные.
Когда мне было лет восемь, у нас жил хомяк.
Это была сущая сволочь, на редкость неинтересная. Ему изготовили клетку из мусорной корзины с железными прутьями, опрокинутой вверх дном, и внутренний домик. Накидали ваты. Мерзкое существо жрало, гадило, спало и копило припасы. Его ароматические качества желали лучшего и меньшего. Хомяк забирался в домик, затыкал задницей округлую входную дыру и видел защёчные сны. Но дело не в этом.
Ровно в 21. 00, изо дня в день, с первыми позывными программы "Время", хомяк активно выпрыгивал из избушки, садился к прутьям и принимался их грызть. Скрежет был слышен на лестнице. Заглушая Брежнева точно так же, как тот глушил Би-Би-Си, хомяк не щадил ни новостей про урожай зерновых, ни свежих сводок о фигурном катании.
Потом уже, летом, когда я был в пионерском лагере, мне сообщили, что хомяк убежал.
Тогда я был мал, верил сказанному, каждый мог меня обмануть.
И вот почему я вспомнил про сознательного хомяка: когда мы встречали новый, 2003 год, и Президент с отмороженной, как и положено чекисту, голой головой стал ею закругляться и сменился боем Курантов, наша семья лениво чокнулась фужерами. И кот мой, юный и дерзостный, для которого этот Новый Год был первым в жизни и до того сидевший спокойно, вдруг сорвался с места, побежал в кухню и начал яростно лакать молоко.
Домик в Коломне
Мой знакомый Миша Едомский, художник и скульптор, живет в Коломне, в так называемом цокольном этаже дома, которого нет.
Его снесли в 1980 году. Так что Миша не платит за электричество и за что-то еще. Но тут его, с января месяца, берут за горло и обязывают кое-что платить, потому что микрорайонные микровласти просто пошли по домам, переписали всех, кто попался, и занесли в какой-то компьютер, свалившийся к ним с микронеба. В том числе нескольких бомжей, проживавших над Мишей в пустой квартире. Но этих занесли в компьютер напрасно, занесение не помогло.
Миша пытался объяснить, что его дома не существует, но присутствие компьютера свело Мишины старания на нет.
Миша - прекрасный скульптор, он работает с деревом и очень часто вырезает огромных сюжетных котов. Самой впечатляющей стала, на мой взгляд, скульптура "Смерть Кота", очень натуралистичная.
Недавно его посетил американский коллега: тоже скульптор, непонятно откуда вынырнувший. Американец все ходил по подвалу, все высматривал, разглядывал, колупал. А потом этот зарвавшийся заокеанский ястреб вдруг что-то заклекотал - такое, что у Миши, когда ему перевели, не нашлось ответа. Куклуксклановец спрашивал: "Как же вы работаете с твердым материалом? Ведь у вас нет ни негров, ни латиносов! "
Генеалогический Мемуар
Во время оно мой прадедушка, Захар Мельников, водил царский поезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10