В воздухе сгущался туман, разноцветные игрушечные зверюшки, лежавшие в песочнице, казались грязными, словно я видела их сквозь дымку.
В парке витал запах влажной листвы и земли. Я продолжала держаться руками за голову, пытаясь не дать глазам закрыться, и рассматривала рисунок на юбке, на который падала моя тень.
– Тебе плохо?
Женский голос прозвенел всего в паре сантиметров от моего уха. Я так смутилась, что на секунду даже решила вести себя так, будто мне и на самом деле плохо, но мысль о том, что если она серьезно обеспокоена моим самочувствием, то хлопот не оберешься, заставила меня отказаться от этой идеи. Женщина сидела рядом со мной и всматривалась в мое лицо, правда, скорее не женщина, а молоденькая девушка, судя по виду, она заканчивала школу. Одета в джинсы. А еще у нее были огромные загадочные глаза, смотревшие, казалось, куда-то вдаль и напоминавшие два кристалла.
– Нет, я в порядке. Просто немного устала, – ответила я.
– Ты очень бледная, – сказала она с беспокойством.
– Со мной правда все в порядке. Но в любом случае спасибо.
Я улыбнулась девушке, и она ответила мне улыбкой. Листья тихонько покачивались на ветру, мимо нас пронесся свежий аромат и исчез. А девушка так и сидела рядом со мной, не двигаясь с места, и поскольку я не могла самостоятельно встать и пойти без посторонней помощи, то я тоже сидела и смотрела прямо перед собой. Вокруг нее витала особая аура, словно она не принадлежала окружающей действительности. Ее длинные волосы струились по плечам. Симпатичная молодая женщина. Но я не могла отделаться от ощущения, что что-то в ее облике не так. Мне пришло в голову, что она, возможно, немного не в себе. Тем не менее, я почувствовала, что мне становится легче, пусть и медленно, просто оттого, что она рядом, что кто-то рядом.
Мы с Сиори тоже сидели вот так, глядя на качели, – подумала я. – Всю ночь мы смотрели фильмы, а под утро нас настолько переполняла энергия, что мы просто не могли заснуть, поэтому мы покупали себе чай и рисовые шарики онигири Традиционное блюдо – рисовые шарики с разнообразными начинками, которые часто едят завернутыми в высушенные морские водоросли

в круглосуточном магазинчике и приходили сюда завтракать. Я всегда ненавидела те, что с начинкой из тунца, а Сиори они нравились…
– Тебе лучше прямо сейчас пойти на вокзал.
Она заговорила так неожиданно, что я подпрыгнула. Я снова засыпала. Повернулась к ней и увидела на ее лице чрезвычайно суровое выражение. Брови сдвинуты в одну темную полоску. Теперь она говорила другим тоном, резче и убедительнее.
– Что? На вокзал?
Я не знала, что ответить. Похоже, она сумасшедшая, – подумала я, и мне стало немного страшно. Она встала прямо передо мной и глянула мне в глаза. У нее были действительно странные глаза. Она смотрела на меня, но создавалось впечатление, что ее взгляд сфокусирован на чем-то очень-очень далеком. Я была загипнотизирована выражением ее глаз, очарована им и не могла произнести ни слова.
А девушка продолжила:
– Как только окажешься там, иди к газетному киоску и купи себе журнал «Для тех, кто ищет работу». Найди себе работу. Пусть даже и временную, просто сделай это. Ты могла бы поработать моделью, стендисткой на выставке или кем-то в этом роде. Место в офисе не пойдет, потому что ты будешь засыпать. Тебе нужно заниматься чем-то в положении стоя и двигать руками-ногами. Просто иди и найди себе работу. Невыносимо смотреть на тебя. Если так и дальше будет продолжаться, то, в конце концов, ты попадешь в ловушку такого образа жизни и просто не сможешь снова стать прежней. Именно так это выглядит со стороны. И это меня пугает.
Мне оставалось только тихо сидеть и слушать. Странно, но почему-то у меня появилось чувство, что эта молодая женщина намного старше меня. Было жутко от того, что ее слова поразили меня в самое сердце. Она говорила совершенно серьезно, но казалось, не сердилась на меня. Как это объяснить? Она говорила очень быстро, при этом казалось, что она пребывает в легком отчаянии и в то же время немного раздражена.
– Но почему? – пробормотала я.
– Сомневаюсь, что мы еще раз встретимся. Скорее всего, мы столкнулись друг с другом лишь потому, что ты так близко подошла к тому миру, где пребываю я, – сказала она. – Я не просто предлагаю тебе найти работу. Смысл не в этом. Понимаешь, твоя душа и твое сознание сильно высохли, ты ужасно измотана. И не ты одна, но и многие другие тебе подобные. Но у меня ощущение, что именно из-за меня ты так устала, что ты… мне правда так кажется. Прости, мне очень жаль. Ты ведь знаешь, кто я, правда?
Задавая этот вопрос, она по-прежнему смотрела мне прямо в глаза. Ее голос звучал так, словно она пытается загипнотизировать меня.
– Ты же…
Я на самом деле произнесла это. Голос прозвучал особенно громко, и я резко открыла глаза. Передо мной никого не было, кроме холодного тумана, окутавшего сквер. Он плыл и клубился, отчего видимый мне кусочек мира терял очертания.
Это был сон?
Я, покачиваясь, поднялась и пошла прочь из садика, все еще до конца не понимая, что же это было. На какой-то момент я действительно задумалась, а не пойти ли мне на вокзал, но я никогда не принадлежала к типу безропотных дурочек, которые делают все, что им скажут, на самом деле я имела склонность делать все вопреки чьим-то пожеланиям. Но даже если это и был всего лишь сон, то сам факт, что мне приснилось такое, меня ужасно разозлил, поэтому в итоге я вернулась к себе и пошла спать.
Мне уже было плевать.

*

Когда я проснулась, то чувствовала себя отвратительно.
Хотелось есть, все тело болело, а в горле пересохло. Было ощущение, что я превратилась в мумию. В голове не было ни одной мысли, как и ожидалось, но тело было таким обессиленным и истощенным, что я даже не могла заставить себя вылезти из кровати. Помимо всего прочего, шел дождь.
На часах было девять, но, несмотря на это, комната была погружена во тьму из-за плотной стены дождя. Мне не хотелось включать музыку, поэтому я так и осталась лежать и прислушиваться к дождю, и вскоре поймала себя на мысли, что думаю о Сиори в ее комнате, тишину которой не нарушали никакие звуки. Сиори не могла уснуть, если ей было мягко и уютно, поэтому спала, раскачиваясь в гамаке.
Невыносимая грусть начала обволакивать мое тело, когда зазвонил телефон. Я не знала, был ли этот звонок от него, но решила, что раз уж не сплю, то могу поднять трубку, кто бы это ни был. Что я и сделала.
Это была моя подружка, с которой мы вместе учились в колледже. Она позвонила спросить, не хочу ли я подработать. Ее компания будет проводить небольшую выставку на следующей неделе – не хотела бы я поучаствовать в качестве стендистки? Мне всегда звонят с такого рода предложениями.
Я собиралась было отвергнуть предложение, отказ уже сформировался в глубине моего горла, но почему-то выпалила:
– Конечно.
Возможно, я была напугана тем, что ее звонок раздался почти сразу после происшествия в сквере, не знаю. Как только я произнесла это, то пожалела, что согласилась, ужасно пожалела, но ничего не могла поделать. Подруга была счастлива и уже щебетала без умолку о том, где нам встретиться и что за работа. Я оставила всякую надежду противостоять ей и стала записывать то, что она мне говорила.
Но спать хотелось так же, как и раньше.
Встать рано утром, собраться и выйти из квартиры. Это должно было быть совершенно несложно, но я столько времени сидела в своей норе в ожидании телефонного звонка, что для меня эти действия оказались чрезвычайно изнурительными. Всего три дня обучения и три дня собственно работы, но было так невыносимо, что я с трудом выдерживала. Хотелось спать, независимо от того, чем я занималась, так сильно, что мне казалось, я вот-вот развалюсь на кусочки. Меня объединили с группой других молодых женщин моего возраста, и нужно было запомнить за раз кучу всего. Я должна была держать в голове все рекламные слоганы, описывающие товары, и все время проводить на ногах – это давило на меня с такой тяжестью, что казалось кошмарным сном. У меня даже не было времени подумать. Да, я жалела, что согласилась на эту работу, сильнее, чем могу выразить.
Но даже в этот короткий период я в достаточной мере осознала, до какой же степени деградировал мой внутренний мир, а я даже и не заметила. Я всегда ненавидела работать, и меня мало волновало то, что я делала и делала ли что-то вообще. Ничего не изменилось, это было… своего рода смелостью – ведь, если нужно, я могла двигаться дальше, – чем-то типа надежды, предчувствия… Не могу толком объяснить. Но я уверена, что это что-то, от чего я отказалась, сама того не понимая, было именно тем, что потеряла Сиори, когда забыла о собственном «я», тоже неосознанно. Может, будь она поудачливей, то и сейчас продолжала бы жить так же. Но она была слишком слабой и просто не могла и дальше вести подобную жизнь. Поток был настолько сильным, что поглотил ее с головой.
Я не говорю, что в состоянии разобраться со своей жизнью. Просто было нечто бодрящее в том, чтобы силой вытаскивать себя из кровати в семь утра, выскакивать из квартиры, а потом весь день издеваться над своей уставшей душой, сознанием и телом, чем в той боли, что я чувствовала, сидя взаперти в квартире, точнее, купаясь в сне. Я так уставала, что даже говорить не могла, и когда звонил мой любовник, только в одном из трех случаев меня хватило, чтобы вяло поддакивать. Я устала настолько, что даже это меня не беспокоило. Мысль о том, что, как только эти шесть дней подойдут к концу, я, возможно, снова стану никем иным, как спящей, так пугала меня, что перед глазами темнело. Я изо всех сил старалась не думать об этом. Порой даже забывала о своем любовнике, напрочь выкидывала его из головы. Это просто невероятно. Но с течением времени стала ощущать, что моя сонливость – настолько сильная, что даже удивительно, – постепенно мало-помалу утекает из моего тела. Ноги опухли, в комнате царил беспорядок, а под глазами появились темные круги. Мне не особенно нужны были эти деньги, работа была бессмысленной и оттого чрезвычайно сложной.
Я продолжала преодолевать все эти трудности только из-за сна, увиденного мной в то раннее утро в сквере. Каждое утро в семь звонил будильник и включался музыкальный центр, а я лежала посреди этого шума и думала о том, как мне больно и как устала, что готова умереть, но можно все взять и бросить прямо сейчас… а потом мои мысли возвращались к тому рассвету, и появлялось смутное ощущение, что я предаю ту девушку, и я чувствовала, что просто не должна сдаваться.
Для такой малодушной и ленивой особы я неплохо держалась. Но те глаза, такие далекие и печальные глаза… Как бы ни пыталась, но забыть их я не могла.
Если подумать, то я и с любовником познакомилась на работе.
Это был большой офис, что-то типа конструкторского бюро. Компания занимала огромное пространство в гигантском бизнес-центре, целый этаж, и в ней было полно разнообразных отделов. Я толком не знаю, чем они занимались и как именно, по существу, моя работа заключалась в том, чтобы отвечать на телефонные звонки, печатать разного рода документы, забивать данные в компьютер, снимать копии с бумаг, передавать сообщения и так далее. Мне кажется, эту же работу в общей сложности делали больше десяти человек.
Меня приняли на место моей двоюродной сестры, которая уехала в Штаты к своей семье, так что я должна была поработать всего три месяца, но, несмотря на это, я изо всех сил старалась произвести впечатление, что я круглая дура. Ну, не то чтобы я была особенно умна, но знала, что если вы будете усердно работать в подобной организации, то вас будут основательно нагружать, и в результате вы потеряете намного больше, чем приобретете. Поэтому я выбрала для себя другой вариант – почти ничего не делать. Нет ничего более бессмысленного, чем когда вас приглашают на неполный рабочий день в качестве «подай-принеси». Потому я все время работала в треть силы. В итоге я опаздывала, делала ошибки, вбивала данные не в те колонки, посылала чистые факсы и все в таком духе, и хотя это выходило не специально, но все кончилось тем, что такие промахи я допускала где-то раз в три дня, и вскоре меня перестали просить сделать что бы то ни было сложное, и работать стало намного легче.
Это произошло в воскресенье. В компании был выходной, но я пошла в офис по собственному желанию, чтобы исправить ошибку, допущенную накануне. Я сидела в одиночестве в просторном тихом офисе, не торопясь вбивала в компьютер какие-то данные и внезапно почувствовала какую-то необъяснимую тревогу.
Было ощущение, что в какой-то момент, пока я в течение двух месяцев разыгрывала из себя дурочку, я и впрямь ею стала и просто не могу работать быстрее. Глупо было волноваться по этому поводу, но в тот момент это казалось очень серьезной проблемой. Чем дольше я смотрела на монитор, тем больше беспокоилась. Я думала, что не раскрываю своих талантов, но на самом деле я, скорее всего, просто-напросто не способна к офисной работе. Я пыталась отогнать от себя эти мысли, но не могла. А потом, осознав, какой же идиоткой я была все это время, поймала себя на том, что мне ужасно хочется посмотреть, на что же я способна. Я знала, что в офисе, кроме меня, никого нет. И гонка началась. Когда я теперь об этом вспоминаю, то понимаю, что была совсем молоденькой. Я начала с невероятной энергией вбивать в компьютер данные, лежавшие передо мной. Впервые за долгое время я получала наслаждение от того, что мои руки двигаются быстро и аккуратно, от понимания – если захочу, то у меня все получится, – испытывала приятное чувство удовлетворения. Вскоре я закончила вносить исправления и на энергетической волне решила напечатать несколько документов, которые к тому моменту скопились на столе. Я набирала текст, бормоча себе под нос. Я чувствовала себя как человек, которому разрешили пользоваться правой рукой после того, как он долгое время был вынужден использовать только левую. Думаю, в моей душе, должно быть, все время росло напряжение, поскольку я пришла в неописуемый восторг при виде превосходных страничек с текстом, выползающих из принтера. На ксерокопирование практически не нужно времени, если подойти к вопросу серьезно. Я настолько углубилась в работу, что, в конце концов, принялась выполнять всевозможные небольшие задачи, предназначавшиеся для других сотрудников.
Через два часа я все закончила, тяжело вздохнула, встала из-за стола и тут увидела его. Все это время он тихонько сидел за столом в дальнем конце пустого светлого кабинета. Это стало для меня ужасным шоком. Я его совершенно не замечала. Он не был моим непосредственным начальником, но работал в том отделе, для которого я довольно часто выполняла разные поручения. Он определенно знал, какая я бестолковая сотрудница. Черт, – подумала я. Казалось, он ждал, когда же я его замечу, предвкушал этот момент с изрядной долей удовольствия. Он широко улыбался.
– Вы здесь были все время? – спросила я.
– Очевидно, ты можешь работать, если захочешь… хотя почему-то мне даже не хочется об этом говорить, – ответил он.
А потом рассмеялся так, что чуть не упал со стула.
После этого мы пошли выпить чаю. Для этой цели выбрали маленькое кафе напротив нашего бизнес-центра. Уже смеркалось, и внутри кроме нас было еще несколько парочек, наслаждавшихся выходным днем. Все говорили очень тихо, почти перешептывались.
– Знаешь, ты двигалась, словно в ускоренной съемке. Почему ты всегда так не работаешь? – спросил он.
Я поразмыслила над разными вариантами ответа, пытаясь придумать что-то остроумное, но, в конце концов, смогла сказать лишь:
– Это же просто временная работа.
– Тогда все понятно, – сказал он и снова несколько минут хихикал.
Я не переставала удивляться, как чисто звучит его низкий голос, когда он говорит как обычный человек, а не как коллега, и какие согласованные у него жесты. К тому моменту я уже заметила кольцо на его левой руке. Мы допили чай, ни словом не обмолвившись об этом. Честно говоря, я ужасно расстроилась, поняв, что он женат.
В какой-то момент, закидывая ногу на ногу, он с ужасным грохотом уронил один из соусников, а потом извинялся дольше, чем нужно. Постоянно говорил:
– Ой, прости, пожалуйста, я так виноват.
Я действительно западаю на такие вещи, ну, на хорошие манеры. У меня сложилось впечатление, что вежливые люди никогда не делают никому ничего истинно плохого. Но, с другой стороны, можно сказать, что мне нравятся и те, кто делают гадости, а им все сходит с рук.
Мы особо не нервничали, но все равно говорили мало. Он вел себя очень степенно, и именно его поведение произвело на меня необычный эффект. Время от времени он начинал говорить о чем-либо, а я просто кивала и слушала. И пока я кивала, интуиция смутно подсказывала мне, что он сыграет важную роль в моей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14