.. Народ-то какой пошёл. Не до вас. Все норовят устроиться получше, подзаработать побольше, забивают дома добром, точно всё в гроб возьмут. А жизнь-то, она ведь короткая штука, и оставляем-то мы после себя не вещи и деньги, пропади они пропадом, а память о себе и дела наши добрые.
Пёс сидел около ног Михалыча, смотрел ему в глаза, ловил каждое слово, то вскрикивал, топтался на месте и, отчаянно виляя хвостом, улыбался, то замирал, и в его разноцветных глазах появлялись слёзы.
- Ну, ну, не плачь, - теребил собаку за загривок Михалыч. - Не дам тебя в обиду.
Освоившись у Михалыча, Белый окреп, раны на его лапах затянулись. Он раздался в груди, стал держаться уверенней. Случалось даже, облаивал прохожих, давая понять, что на складе появилась охрана.
Белый сильно привязался к Михалычу. С утра сидел на крыльце и прислушивался, когда тот проснётся, а заслышав шаги и кашель, начинал вертеться и радостно поскуливать.
Михалыч открывал дверь, гладил пса, шёл в сарай за дровами. Белый забегал вперёд, подпрыгивал и весь сиял от счастья. После завтрака Михалыч доставал рюкзак, брал ведро - собирался в лес за грибами и орехами. Заметив эти сборы, Белый нетерпеливо вглядывался в лицо Михалыча, так и пытался выяснить, возьмёт он его с собой или нет?
- Ладно уж, возьму, куда от тебя денешься, - успокаивал его Михалыч, прекрасно понимая, что с собакой в лесу и спокойней и веселей.
В полдень Михалыч ходил на почту, потом в столовую, и пёс всюду его сопровождал. Со временем Белый так изучил Михалыча, что угадывал его настроение, перенял кое-какие его черты, и даже подражал его походке. Но ближе к зиме Белый внезапно исчез.
- Думается, загребли твоего пса, - как-то обронил Михалычу шофёр Коля. - Намедни фургон ловцов катал по окрестности. И правильно. Надобно отлавливать одичавших псов. Нечего заразу всякую разносить. Они ж вяжутся с лисицами, а у тех чума, лишай.
Коля слыл бесстрашным мужчиной, поскольку водил свой "газик" на бешеной скорости, входил в столовую, толкая дверь ногой, и сразу заслонял собой всё; говорил зычно, с присвистом. Он был безвозрастный, суетливый, с безумными глазами и гнусной, жуликоватой улыбочкой. Коля носил вызывающе яркие рубашки и галифе.
- Они, ловцы, щас демонстрируют новое изобретение, - возвестил Коля с довольной улыбочкой. - Душегубку. Вывели выхлопную трубу в фургон и, пока катят в райцентр, травят собак газом. Быстро - раз, два и готово.
- Дурак ты, - буркнул Михалыч, брезгливо поджав губы. Потом постоял в раздумье, осмысливая изощрённо-агрессивные методы убийства животных, и заспешил к автобусу, проклиная "разных, начисто лишённых жалости".
- Сердобольный больно! - крикнул ему вслед Коля в лихорадочном возбуждении.
Действительно, через равные промежутки времени в посёлок наезжали собаколовы. Дико преувеличивая количество бродячих собак, высокие инстанции давали предписание об их отлове.
Михалыч приехал в райцентр на живодёрню.
- Ежели собака с ошейником, ждём хозяев три дня, а ежели без ошейника, убиваем сразу, - возвестил Михалычу мужик с оплывшим лицом. Поди в загон, там вчерась привезли новую партию, небось сортируют. Там есть пара белых. Может, один твой кобель, - отчеканил мужик с каким-то ожесточением, точно собаки были его заклятыми врагами.
В загоне было много собак. Предчувствуя казнь, одни из них в страхе жались к углам и тяжело дышали, высунув языки, другие стояли, обречённо понурив головы, и только судорожно сглатывали, третьи в смятении и отчаянии бросались на решётку. У всех собак на шеях зияли кровоподтёки от щипцов собаколовов. Некоторые поджимали перебитые лапы, а один пёс корчился в предсмертных судорогах. Белой масти были только две низкорослые дворняжки. Михалыч смотрел на собак, и его сердце сжималось от человеческой жестокости.
Белый появился через неделю. Худой, замызганный, заливаясь радостным лаем, он нёсся из леса к дому Михалыча, а за ним, смешно переваливаясь, семенил... медвежонок. Бурый медвежонок с чёрной лохматой головой.
- Где ж ты пропадал, чертёнок? - встретил его Михалыч. - И кого это ты с собой привёл?
Белый прыгал вокруг Михалыча, лизал ему руки, а медвежонок стоял у склада и недоумённо смотрел на эту встречу. Вытянув морду, он некоторое время сопел, принюхивался, потом присел и помочился. Белый подбежал к нему, боднул, как бы подбадривая, приглашая подойти к Михалычу поближе.
- Похоже, и не годовалок ещё, - вслух сказал Михалыч, разглядывая нового гостя. - Совсем несмышлёныш, даже человека не боится. Наверно, мать потерял и потянулся за Белым. Но как они свиделись?
Так и осталось для Михалыча загадкой, где всю неделю пропадал Белый и каким образом нашёл себе необычного друга.
Чёрный, как назвал медвежонка Михалыч, оказался доверчивым, с весёлым нравом. Оставив метки вокруг склада и дома Михалыча, он застолбил собственную территорию и стал на ней обживаться: в малиннике вдоль забора собирал опавшие ягоды, в кустарнике за складом откапывал какие-то коренья, в ящике, куда они с Белым забирались на ночлег, устроил подстилку натаскал прутьев, соломы, листвы. А под старой яблоней-дичкой облюбовал себе место под игровую площадку: приволок деревянные чурки и то и дело подкидывал их, неуклюже заваливаясь на бок, или забирался на яблоню и, уцепившись передними лапами за сук, раскачивался с осоловело-счастливым выражением на мордахе. По утрам Чёрный подолгу прислушивался к поселковым звукам: крикам петухов, гавканью собак, мычанию коров, людским голосам, сигналам автобуса. А по вечерам, встав на задние лапы, зачарованно рассматривал освещённые окна и огни фонарей.
Однажды ребята, которые приходили поглазеть на медвежонка, конфетами заманили его на близлежащую улицу, и там на него напали собаки. К другу на выручку тут же бросился Белый. Тихий, стеснительный пёс в минуту опасности показал настоящий бойцовский характер. Ощетинившись, издав воинственный рык, он заклацал зубами и мгновенно разогнал своих собратьев. С того дня, под прикрытием Белого, Чёрный отваживался посещать и более отдалённые улицы, но без своего телохранителя дальше дома Михалыча никогда не ходил побаивался чужих собак.
Михалыч получал небольшую пенсию и особой едой своих подопечных не баловал. Поэтому Белый и Чёрный частенько подходили к столовой и тактично усаживались около входа в ожидании подачек; осторожно заглядывали в дверь, принюхивались. Их редко чем-нибудь угощали. Многие недолюбливали эту компанию. Особенно шофёр Коля.
- Михалыч совсем спятил, - говорил он. - Устроил зоопарк. Подождите, медведь подрастёт, наведёт шороху, сараи начнёт ломать, задирать коров.
Но у ребят Чёрный был любимцем. Они кидали ему конфеты, пряники, печенье. Кое-что перепадало и Белому. Чёрный не жадничал и, если угощение падало ближе к его другу, никогда за ним не тянулся. Со временем медвежонок стал совсем ручным, брал угощение из рук и в благодарность облизывал детские пальцы. Только однажды он случайно покорябал одну девчушку. Ему так понравились медовые пряники, которыми она его кормила, что он, забывшись, слегка потеребил её лапой, чтобы она не медлила, а всё отдавала сразу. И нечаянно царапнул ладонь ребёнка. Увидев кровь, мать девчушки заголосила на весь посёлок. Поблизости оказался шофёр Коля. Размахивая руками, он начал орать:
- Я ж говорил! Я ж предупреждал! Это первая ласточка! Ещё не то будет! Спохватитесь, поздно будет.
О случившемся узнали в райцентре, и высокие инстанции дали команду пристрелить медведя.
То утро было необыкновенно светлым - за ночь выпал снег. Чёрный, подчиняясь невидимым механизмам природы, в ящике утаптывал подстилку, готовясь залечь в спячку, и тут приехала милиция.
Михалыч с Белым отлучились на почту и не видели происходящего. Позднее кто-то из соседей рассказал Михалычу, как всё было.
Медвежонка растолкали вилами. Он вылез из ящика, встал на задние лапы и уставился сонными глазами на людей. Его нос был перепачкан печеньем, которое накануне Михалыч положил в ящик. Чёрный думал, ему принесли новое угощение, но вдруг услышал оглушительные выхлопы, перед ним замелькали яркие вспышки, и он почувствовал острую боль в груди. Он стоял, недоумённо смотрел на людей, а в него всё палили. Пытаясь сбить жар в груди, Чёрный повалился на снег, стал кататься на животе, трясти головой, реветь от боли. Потом постепенно затих.
Увидев друга мёртвым, Белый окаменел, потом истошно завыл, забился в ящик и двое суток из него не вылезал. А на третий день его точно заменили: он перестал отлучаться от дома Михалыча и зло рычал на всех, кто бы ни проходил мимо.
- Он сбесился, этот кобель, - громогласно заявил шофёр Коля. - Вчера на меня бросился, тварь! Хотел покусать. Ну, я ему дал!..
Слух о том, что Белый подцепил бешенство, разнёсся по всему посёлку. Чтобы уберечь собаку от расправы, Михалыч посадил Белого на цепь у крыльца, но однажды, уже в середине зимы, обнаружил цепь пустой. Вначале Михалыч был уверен, что кто-то отстегнул ошейник и сдал Белого собаколовам, но, съездив в райцентр, узнал, что на живодёрню он не поступал. И тогда Михалыч решил, что Белый сам разогнул карабин, связывающий ошейник с цепью.
Белый исчез из посёлка так же внезапно, как и появился. Иногда Михалыч думал, что пёс не вынес унизительной прикованности к одному месту и, обидевшись на него, Михалыча, предпочёл полуголодное существование в окрестных лесах, а иногда ему казалось, что Белый отправился на поиски тех, кто убил Чёрного, хотел отомстить за друга.
РЫЖИК
Я нашёл его в лесу под деревом. Он неподвижно лежал в траве светло-рыжий комок с выщипанным хвостом и ранками на голове. Похоже, он упал с дерева, где его клевали вороны - они часто нападают на бельчат.
Притаившись в траве, он испуганно смотрел на меня, его нос мелко дрожал от прерывистого дыхания. Я поднял его, и он доверчиво прижался к моей руке.
Когда я принёс бельчонка домой, мой пёс Дым пришёл в страшное волнение: стал крутиться вокруг нас, принюхиваться. Он никогда не видел белок, и необычный зверёк произвёл на него сильное впечатление. Некоторое время Дым сердито бурчал и фыркал, потом на всякий случай задвинул свою миску под стол и спрятал игрушки - мяч и тряпичного барана.
Прежде всего я решил покормить найдёныша и налил в блюдце молоко, но бельчонок был слишком слаб и сам пить не мог. Тогда я впрыснул молоко в его рот пипеткой. Бельчонок смешно зачмокал и облизался. Молоко ему понравилось - он выпил целое блюдце.
Потом я начал сооружать жилище бельчонку. На стол поставил коробку из-под обуви, наполовину прикрыл её фанеркой, а внутри устроил мягкую подстилку. Жилище бельчонку тоже понравилось - он сразу же в нём уснул.
Два дня бельчонок не вылезал из коробки, только изредка высовывал мордочку и с любопытством осматривал комнату. Если в этот момент поблизости находился Дым, бельчонок сразу же прятался и зарывался в подстилку.
На третий день меня разбудил Дым. Он стоял около стола и лаял, а бельчонок сидел на коробке и, быстро перебирая лапами, грыз... карандаш. "Посмотри, что делает этот рыжий проказник!" - как бы говорил Дым и топтался на месте от негодования.
- Он совсем поправился и хочет есть, - успокоил я Дыма.
Рыжик - так назвал я бельчонка - проявил редкий аппетит. Он ел все овощи и фрукты, и печенье, и конфеты, но особенно ему нравилась кожура лимона. Схватит лимон и начинает крутить, выгрызая ровную полоску на цедре. Но, конечно, любимым лакомством Рыжика были орехи - их он мог щёлкать без устали. Разгрызёт орех, ловко очистит от скорлупы и жуёт. Ещё не съел один орех, а уже берёт другой и держит его наготове.
Время от времени Рыжик делал кладовки - прятал про запас огрызки картофеля, моркови, печенье, конфеты, орехи. Эти заначки я находил по всей квартире: под столом и за шкафом, на кухне за плитой и даже под подушкой на кровати.
Через месяц Рыжик превратился в красивого зверька, с ярко-оранжевой, блестящей шёрсткой и пушистым хвостом. Он совсем освоился в квартире и с утра до вечера бегал из комнаты на кухню и обратно. Быстро, как язычок пламени, он забирался по занавеске на карниз и, пробежав по нему, прыгал на шкаф. Со шкафа скачками перебирался на косяк двери, с косяка бросался вниз и по коридору, шурша коготками, проносился на кухню. Там вскакивал на стол, со стола - на полку около окна. Полку Рыжик избрал как наблюдательный пункт. С неё были отлично видны не только деревья за окном, но и коридор и часть комнаты. Сидя на полке, Рыжик всегда прекрасно знал, где в этот момент находится Дым, какая птица - голубь или воробей - сидит на оконном карнизе, что из вкусного лежит на столе. На полке Рыжик чувствовал себя в полной безопасности. Но если замечал, что на дерево за окном уселась ворона, стремглав бежал в коробку.
Со временем Рыжик и Дым подружились. Даже устраивали игры: Рыжик схватит мяч, впрыгнет на стол и, повиливая хвостом, перебирает мяч лапами - как бы поддразнивает Дыма. Дым облаивает Рыжика, делает вид, что злится, на самом деле лает, просто чтобы напомнить бельчонку, кто хозяин игрушки. Если Рыжик сразу не бросает мяч, Дым идёт на хитрость: подкрадывается с другой стороны и бьёт лапой по столу. Рыжик сразу бросает мяч и по занавеске вскакивает на карниз.
Заметив, что Дым спит, развалившись посреди комнаты, Рыжик начинал через него перепрыгивать. При этом бельчонок немного зависал в воздухе и, как мне казалось, любовался своей отвагой и ловкостью. Во всяком случае, в такие минуты его глаза были полны восторга. Дым не любил, когда ему мешали спать. Да и как можно спокойно спать, когда над тобой летает этакое маленькое чудище с острыми когтями?! Дым открывал глаза и, не поднимая головы, искоса следил за трюками бельчонка. Улучив момент, Дым вскакивал и пытался цапнуть Рыжика за хвост. Но не тут-то было! Юркий бельчонок уже стремительно нёсся к полке.
У Рыжика оказался весёлый нрав, и все его игры были безобидными. Только иногда, чересчур разыгравшись, он начинал грызть ножки стульев. Заметив это, я сразу хлопал в ладони и кричал:
- Рыжик, нельзя!
Дым срывался с места, подбегал к стулу, начинал громко гавкать, всем своим видом давая понять, что не позволит портить домашнее имущество. Бельчонок впрыгивал на стол, вставал на задние лапы и как-то виновато наклонялся вперёд - явно просил прощения за свою проделку.
По утрам Рыжик подолгу прихорашивался: лапами умывал мордочку, чистил шёрстку, разглаживал хвост и уши. Он тщательно следил за своей внешностью и потому всегда выглядел чистым и опрятным, в отличие от Дыма, который, несмотря на свой ум, аккуратностью не отличался: валялся где попало и вечно ходил в каких-то нитках и соринках. А на улице так и вообще мог прилечь на дохлую кошку. Это у собак от предков - таким образом они отбивали свой запах.
Дыма Рыжик всё-таки немного побаивался, но со мной был совсем ручным. По утрам, как только раздавался звонок будильника, он прыгал ко мне на подушку и начинал "укать" - вставай, мол, на работу опоздаешь!
Я шёл в ванную, а Рыжик усаживался на моё плечо и теребил мои волосы - то ли пытался их разгладить, то ли просил еды.
Я умывался, а Рыжик некоторое время рассматривал себя в зеркало. Почему-то ему не нравился "второй" бельчонок. Обычно, завидев его, он замирал, затем резко прятался за мою голову. Но раза два пытался царапнуть незнакомца.
Потом я выгуливал Дыма, а Рыжик нас терпеливо дожидался.
Завтракали мы так: Рыжик у "дома", Дым на полу, я за столом. Рыжик первым съедал свой завтрак, подбегал ко мне и бил по руке - требовал чего-нибудь ещё.
Когда я приходил с работы, Рыжик не бежал, а летел мне навстречу. Он впрыгивал мне на колено и кругообразно, точно по дереву, бежал по мне до плеча. Усевшись на плечо, он издавал ликующие "уканья" и гордо посматривал на Дыма, который крутился у моих ног. Он как бы говорил: "Я ближе к хозяину, чем ты".
По вечерам, если я работал за столом, Рыжик сидел рядом на торшере и занимался своими делами: что-нибудь грыз или комкал разные бумажки - делал из них шарики. Когда я работал, он мне не мешал. Но если я смотрел телевизор, он ни минуты не сидел спокойно. Носился по комнате, подкидывал свои бумажные шарики, рвал газету и разбрасывал клочья по полу, подскакивал то ко мне, то к Дыму, пытался нас расшевелить, затеять какую-нибудь игру. Я смотрел на Рыжика, и мне было радостно оттого, что у меня живёт такой весёлый зверёк. На работе у меня случались неприятности, не раз я приходил домой в плохом настроении, но когда меня встречал Рыжик, сразу становилось спокойно и радостно.
С наступлением темноты Рыжик укладывался спать; из его "дома" слышались шорохи и скрипы - бельчонок взбивал подстилку. Спал он на боку, свернувшись клубком, уткнув мордочку в пушистый хвост, совсем как котёнок. Его выдавали только кисточки ушей.
Когда бельчонок подрос, он стал убегать из квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10