Михаил Коршунов
Двое в дороге


Коршунов Михаил
Двое в дороге

Михаил Павлович КОРШУНОВ
Двое в дороге
Рассказ
МЫ УПРЯМЫЕ
Я понял, что сюда нельзя было ехать на машине. Кир тоже понял. Я видел это по его напряженному лицу.
Не в первый раз он отправлялся со мной и уже хорошо знал, что такое автомобиль и дорога.
Песок.
Он начался, как только свернули с большака в лес. Вначале несильный, терпимый. Я думал, что вот-вот кончится. Но это "вот-вот" тянулось второй час.
Никаких дорожных знаков. Кое-где на деревьях сделаны зарубки и краской помечены километры.
Я ехал обследовать район падения метеорита. Надо было нанести на карту, оконтурить.
Кир поглядывал на приборы - температура воды, давление масла, амперметр.
По обе стороны дороги стоял лес. Где-то должны быть болота. За время пути нам никто не повстречался - ни пеший, ни конный, ни на автомобиле.
Тишина. Безлюдье. Только шелест песка под колесами. Ехать сюда на машине нельзя было. Мы серьезно рисковали.
- Девяносто пять, - сказал Кир.
Я тоже видел, что температура воды уже девяносто пять. Надо делать передышку.
Подыскал поляну и вырулил на нее. Заглушил мотор.
На поляне росли высокие белые цветы. Они согнулись под машиной тугой волной.
- Умоемся? - спросил Кир.
- Умоемся.
Он достал с заднего сиденья большую резиновую грелку, полотенце и мыло. В грелке мы возили воду. Это удобнее, чем в металлическом баке: вода не плескалась и можно было держать где угодно, хоть на сиденье.
Кир открутил грелку и начал сливать мне. Я умылся. Сразу стало легче. Потом слил ему.
Кир убрал мыло и полотенце. Грелку положил на переднее крыло: она ему еще пригодится. Над мотором дрожал горячий воздух, как над плитой.
Я разложил на земле карту. Хотел проверить, сколько осталось до Лисьего носа, где упал метеорит.
Кир вытащил из-под сиденья мои кожаные перчатки, надел их. Они были ему очень велики. Его тонкие руки с перчатками напоминали веточки, на концах которых висели кленовые листья.
Кир взобрался на буфер и начал прокачивать в моторе масляный фильтр. Проверил натяжение ремня вентилятора, смахнул пыль с бензонасоса. Поглядел, не подтекает ли.
Осторожно, чтобы не ожечь лицо паром, открутил пробку радиатора. Долил из грелки воды.
Я наблюдал за ним. Мне нравилось, что он так много уже знал и умел.
Кир спрыгнул с буфера, снял перчатки, убрал грелку и подошел ко мне:
- Мы не сбились с пути, папа?
- Нет. Все в порядке. Видишь, последняя развилка и хутор Ерик. Теперь должна быть часовня и хутор Медвежки. Потом Шарапова охота, и тогда Лисий нос.
Я подобрал сосновую иголку, измерил ею расстояние по масштабу до Лисьего носа.
- Двести двадцать километров.
- Часов на восемь при такой дороге, да, папа?
- Да. Часов на восемь. Может, и больше.
- А почему на карте обозначены болота, а кругом песок?
- Да. Странно. Я тоже думал.
- Интересно, какой упал метеорит - большой или нет.
- Это мы и должны выяснить.
- А вдруг такой, как "Палласово железо" или "Богуславка"?
- Вряд ли. Большие кристаллы-монолиты - редкость.
- Ну и что же. Ты сам говорил - никто не думал, что Сихотэ-Алинский окажется таким огромным.
- Да. Никто не думал. Ну, поехали.
Я завел мотор и вырулил на дорогу.
Волна белых цветов выпрямилась, будто никакой машины никогда не стояло на этой поляне.
- Страшно, если в песке попадается камень, да, папа?
- Да. Страшно.
Я не хотел об этом говорить, но Кир сам догадался. Камень может повредить снизу мотор. Масло вытечет - и тогда машина мертвая. Буксируй тросом.
Я следил за дорогой. Кир тоже следил. Зарубки на деревьях пропали. Песок густел. Колея становилась глубже. Скорость я не сбавлял. Останавливаться или сбавлять скорость нельзя: затянет в песок - и не тронешься с места.
Машина шла хотя и не быстро, но с предельным напряжением. Ее трясло.
- Восемьдесят, - сказал Кир.
Лес сжимал дорогу. Иногда деревья справа и слева сплетали между собой вершины. Шелестел песок.
Часовня оказалась у самой дороги. Построена была из бревен. Они полопались от старости.
- И чего метеориты падают в таких неудобных местах! - Кир вздохнул. Люди раньше их боялись - думали, что плохо, да?
- Думали, что плохо.
- А правда, папа, что на Бородинском поле перед боем упал метеорит?
- Правда.
- А мы все равно Наполеона разбили. Не сразу, но потом.
- Конечно.
- Уже девяносто пять.
Я начал приглядывать, куда выпрыгнуть из колеи, чтобы потом можно было тронуться с места.
Выпрыгнул. Встал. Под машиной опять примялись белые цветы.
- Умоемся?
- Да.
Я расстелил на земле карту. Подобрал сосновую иголку. Промерил расстояние, которое прошли до часовни, - тридцать четыре километра. Не много.
Кира я спросил:
- Ты есть хочешь?
- Нет еще.
- Тогда поедим в Медвежках.
- Хорошо, папа.
Подняли капот. Мотор остывал.
Кир первый услышал шум грузовика. Потом услышал и я.
Мы выбежали на дорогу. Навстречу ехал тяжелый самосвал.
Я махнул рукой.
Самосвал остановился прямо в колее. Песок ему не страшен.
- Привет, - сказал шофер.
- Привет, - сказали мы с Киром.
- Туристы?
- Нет. Не туристы.
- А то наша дорога не для туризма.
- Догадаться не трудно, - сказал я.
- Почему здесь песок? - спросил Кир.
- Привозной. Дорогу укрепили. Осенью ползла, болота.
- Пожалуй, песка пересыпали, - сказал я.
- Есть такое. Но, кроме нас, самосвалов, никто не ездит. А нам ничего.
- Вам ничего, а нам плохо.
- Куда путь держите?
- В Лисий нос.
- Я только вчера оттуда. В Никола-рожок еду.
- Как дальше - пробьемся?
- Трудно вам будет. А на что в Лисий нос?
- Метеорит упал. Исследовать надо.
- Упал, верно. Яму вырыл. Какие-то шарики дети находят.
- Метеорная пыль, - сказал Кир. Он видел у меня в лаборатории такие шарики окисленного железа. Пыль сдувает с метеорита во время падения.
- Не так вы к Лисьему носу едете. Надо было с другой стороны. С хутора Жерновец. Паровичок ходит. Узкоколейка. Погрузили бы вас на платформу и до самого Лисьего носа, вокруг болот.
- Не знали мы про узкоколейку. Нет ее на карте.
- Недавно построили. Ну ладно. Ночью я буду с обратным рейсом. Если где застрянете, вытащу. Привет! - Он дал газ.
- Привет! - сказали мы. - Спасибо!
Самосвал уехал.
Мы сели в машину. Я завел мотор и вырулил на дорогу.
Белые цветы выпрямились - никакой машины здесь не стояло.
Мы пробиваемся к Лисьему носу.
Песок.
Он под капотом, в прокладках стекол, в дверных петлях. Истертые песком баллоны почернели.
Появились болота. Налетели комары. Пришлось закрыть все стекла. Душно. Песок хрустит на зубах, в складках карты, под педалями управления.
Проехали хутор Медвежки. Свернуть к нему не удалось - колея такая глубокая, что теперь не выскочишь. Ее прорыл самосвал, который мы встретили.
Поесть и передохнуть тоже не удалось. И набрать в грелку воды.
Мотор накален. Работает на пределе. Температура воды давно уже девяносто пять.
Я спрашиваю Кира:
- Ты есть не хочешь?
- Нет.
- А пить?
- Нет.
- Устал?
- Нет.
В дороге восьмой час.
Духота. Стекла закрыты. По-прежнему комары и песок.
Один раз ударил камень. Несильно. Но мы с Киром все равно глянули в заднее стекло; нет ли на песке пятен масла? Не поврежден ли мотор снизу?
Пятен не было. Появился запах горячего чайника, запах пара и накипи. Это от радиатора.
Песок слепил глаза. Солнце накалило руль, приборную доску, крышу машины. Хотелось пить. Или хотя бы пополоскать рот, умыться.
Я подумал - Кир еще мальчик, совсем маленький мальчик. Чтобы прокачать фильтр или проверить натяжение ремня вентилятора, он влазит на буфер машины. И ему сейчас трудно. Гораздо труднее, чем мне. Но он молчит. Он смотрит на дорогу и на приборы.
Можно, конечно, остановиться прямо в колее. Возле Шараповой охоты. Выпить воды, умыться, поесть, отдохнуть. И ждать самосвала, когда он пройдет ночью. Потому что сами с места не тронемся.
Но мы с Киром не хотим этого делать. Мы с ним хотим пробиться своими силами. Мы упрямые.
ГУБКА, ЗАМША И ВЕДРО
Губка, замша и ведро воды - Кир моет машину.
Начинает с крыши. Чтобы дотянуться губкой до середины, снимает ботинки, открывает дверцы и влазит с краю на сиденья. На каждое по очереди.
Когда крыша готова и в ней отражается небо, Кир идет за свежей водой.
Принимается за стекла. Моет осторожно. Долго споласкивает губку от грязи. Если поцарапаешь переднее стекло, свет встречных машин будет ночью дробиться на царапинах и утомлять глаза.
Когда покончено и со стеклами и в каждом из них тоже отражается небо, Кир принимается за дверцы, крылья и багажник.
Грязь сползает с машины все ниже к колесам. А неба все прибавляется.
Оно уже не только на крыше и на стеклах - оно на крыльях, на дверцах, на багажнике и даже на квадрате номерного знака.
Ходят по машине облака. Всегда приятно ехать и везти с собой небо!
Капли воды Кир собирает замшей: не соберешь - высохнут и машина будет пятнистой.
Кир неутомим. Его любимый наряд - клетчатая рубашка и комбинезон.
Очень занятно мыть колпаки на колесах. Отойдешь, поглядишь в чистый колпак и увидишь себя, как в кривом зеркале, - на коротких ногах и с большой головой.
Кира это веселит. Он обязательно посмотрится во все чистые колпаки.
Однажды Кир мыл машину. Начал, как обычно, с крыши. Когда добрался до облицовки радиатора, увидел птицу. Ее убило на ходу, и она застряла между буфером и стойкой для заводной ручки.
Кир вытащил птицу, показал мне.
С тех пор мы с Киром всегда сигналим птицам, когда они сидят на дороге.
ЧЕТЫРЕ САМОВАРА
Я ехал без Кира, и мне было грустно одному. Кир остался в городе, заканчивал занятия в школе. А мне надо было ехать в Спасскую полесть, устанавливать магнитограф - прибор для записи колебаний в магнитном поле Земли.
Смеркалось. Решил заночевать в ближайшей деревне. Такой деревней оказалась Раменка. Ехал медленно через Раменку, приглядывал место, где бы поудобнее пристроить машину. Прежде советовался с Киром, а теперь вынужден был делать это один.
Спал я всегда в машине. Откидывал спинку переднего сиденья, и получалась кровать. Удобная, широкая. Кир очень любил спать в машине на такой кровати. Перед тем как уснуть, долго сидел в трусах, крутил, слушал радиоприемник или, опустив боковое стекло, разглядывал, что было вокруг. Ведь каждый раз мы спали на новом месте.
Помню, однажды мы с ним проснулись от продолжительного сигнала. Ночевали одни в лесу далеко от дороги. Сигналить могла только наша машина. Долго ломали голову, что же произошло? Наконец догадались: Кир нажал пятками на сигнал. Случайно, во сне.
Я остановился в Раменке, посреди площади. Меня окружили ребята. Они давно гнались за мной. Когда человек что-то ищет, это всегда заметно остальным. Тем более - ребятам.
- Буду у вас ночевать. Здесь, в машине, - сказал я.
- Здесь плохо, - ответил парень с большим кувшином в руках. Он так и бежал с этим кувшином. Я видел его в зеркальце, когда ехал. - Шумно здесь, беспокойно. Надо в Горчаковскую рощу.
- Выдумал - в Горчаковскую рощу. Там грязь, - возразили ему.
- Где Долгий мост, надо.
- А там лягушки орут.
- У сельмага.
- Больно интересно у сельмага. Только что лампочка на столбе горит.
- На покос податься надо, вот куда!
- На покос не следует, - сказал я. - Машина помнет траву - косить трудно будет.
- А трава уже в одонках стоит.
- В одонках? - не понял я.
- Ну, в скирдах.
- Ну, если в скирдах.
- И мельцо там.
Что такое мельцо, я тоже не понял.
- Озеро. Мелкое. Искупаться можно.
- Купайтесь, где ольха, - сказал парень с кувшином. - Берег чистый.
- И камней нет. Ноги не нарежете, - добавил кто-то.
- Ехать вам по этому проулку. - Парень поставил на землю кувшин, чтобы удобнее показать, где проулок. - А потом налево и вниз, вокруг холма. Тут и покос.
- А про жерди забыл? - напомнили ему. - Они заместо ворот. Растащить потребуется.
- Да. Жерди растащить потребуется.
- А где достать кипятку? - спросил я напоследок.
- Кипяток будет, - сказал парень, поднимая с земли кувшин. - Это я устрою.
- Мы тоже устроим! - закричали остальные ребята. - Почему ты?
Я тронул машину. Направился по проулку налево вниз. Обогнул холм и уперся в забор из березовых жердей. Растащил жерди и легко проехал на покос.
Вскоре увидел мельцо. Тихое луговое озеро. На берегу стояли одонки сена. Укреплены были жердями. Тоже березовыми. Я остановился. Хорошее место определили мне ребята. Кир бы лучшего не выбрал. Вода, тишина, и деревня рядом: можно попросить что нужно. Утром молока, например.
После дороги очень хотелось окунуться, согнать усталость. Я разделся. Нашел ольху, где ребята велели входить в воду.
Вода была теплой. Все мельцо пропахло сеном, покосом. Лежали на воде, срезанные косой, ромашки. Их принесло ветром с одонков. Покачивались маленькие зеленые шишки. Они нападали с ольхи.
Я долго и не спеша плавал между ромашками и зелеными шишками. Отдыхал. Сгонял усталость.
Потом выбрался на берег. Надел чистую рубашку и чистые полотняные брюки. Достал из багажника тряпки, которыми вытираю от пыли машину. Тряпки были грязными - следовало постирать. Да и резиновые коврики не мешало пополоскать.
Прибежали ребята. Те же и с ними еще. Парень с кувшином был уже без кувшина.
Каждый кричал, чтобы я шел к ним домой, где уже закипает самовар.
Я поблагодарил ребят и сказал, чтобы принесли кипятку сюда. Совсем немного. Вот в эту кружку. А пойти я не могу. Надо до темноты побриться и сделать кое-что по машине.
Ребята ушли. Кружку не взяли. Сказали, что обойдутся.
Я постирал тряпки, помыл коврики. От влажных ковриков в машине стало свежо. Щеткой вычистил сиденья, прежде чем стелить на них простыню. Выгнал мух и жуков, которые попали в машину и приехали со мной в Раменку. Достал механическую бритву, завел пружину и побрился.
К одонкам прилетели птицы. Тоже начали укладываться спать.
Только я взял грелку, чтобы сходить на берег мельца пополнить запас воды на завтра на дорогу, как вдруг увидел - двое ребят тащат самовар. Осторожно, за ручки.
Я испугался - выдумали чего!.. Но тут увидел еще один самовар. Потом еще - с правой стороны покоса. Потом еще один - он двигался вдоль берега мельца.
Четыре самовара!
И каждый самовар спешил раньше другого добраться до меня.
"УЧЕБНАЯ"
- Отпусти ручной тормоз.
Кир отпускает ручной тормоз.
- Выжми педаль сцепления и включи первую скорость.
Кир выжимает педаль сцепления и включает первую скорость.
- Теперь прибавляй газу. Еще, еще...
Кир взволнован, раскраснелся. Прикусывает губы, затаивает дыхание. Чтобы доставал до педалей - сиденье придвинуто вперед. А чтобы видел дорогу - использованы книги. Толстые солидные справочники. Мы берем их из дому. Он на них сидит.
- Ну, смелее. Ну!
Машина дергается, мотор глохнет: не хватило газу. Кир украдкой глядит на меня. Он думал, что у него получится сразу. А сразу не получается.
Дернемся - заглохнем. Дернемся - заглохнем.
Я наблюдаю за Киром. Он не отступится, упорный. И я хочу, чтобы таким он оставался всегда.
Опять заводим мотор. Кир опять выжимает педаль сцепления. Дает слишком много газу. Мотор ревет. Я молчу: Кир во всем должен убедиться сам, почувствовать, понять. Много газа, мало газа. Холостые обороты, нагрузка. Что и как.
Мы прыгаем с места. Кир пугается и бросает педали. Оправившись от испуга, говорит:
- Прыгнул.
Он знает, что это безграмотно для водителя - прыгать. И педали бросать нельзя. Ни в коем случае! Это он тоже хорошо знает. Растерялся за рулем - авария, несчастье. Видел на дорогах.
На следующий день продолжаем.
- Газу! Еще! Не смотри на педали, на дорогу смотри. А ручной тормоз, забыл?
Ревет мотор. Мы прыгаем, потом глохнем.
Кир прикусывает губы. На глазах слезы: от обиды на самого себя. Я ласково хлопаю его по плечу.
- Не огорчайся, Кир. Все прыгают.
- И ты тоже прыгал?
- Конечно.
- А долго?
- Долго.
- А пугался? Бросал педали?
- Случалось.
Впереди и сзади стоят у нас на машине таблички - "учебная". Между табличками на толстых солидных справочниках сидит Кир.
- Папа, я начну сначала, можно?
- Конечно. Только давай пропустим тот встречный автобус.
- Давай.
ДОЛЖНЫ ЕХАТЬ ТРОЕ
Руку поднимает дед, голосует. Он в сапогах, в ватной стеганке. Стоит, опирается на палку. Сгорбился, устал.
Я останавливаю машину. Кир выскакивает и открывает заднюю дверцу. Помогает деду сесть.
- Далеко вам? - спрашиваю я.
- В деревню Хабаровку.
Дед устраивает палку между колен. Складывает на ней ладони грибком одна на другую.
Кир снова на месте. Мы трогаемся.
Дед заводит разговор о нынешней весне, которая то теплом по земле ходит, то морозом возьмется.
1 2