..
О л ь г а (скрывая тревогу). Я тоже люблю так жить...
Е л е н а. Ненавидит всё тяжёлое, неприятное, но когда оно близко к нему - теряется...
О л ь г а. Что же... следует отсюда?
Е л е н а. Подумайте.
О л ь г а (нервно смеётся). Я, вероятно, очень грубо ответила бы всякой другой женщине... (С намерением задеть.) Но вас - мне жалко! (Ждёт ответа.) Вы хотите запугать меня... я удивляюсь, почему вы не говорите ничего о таланте Константина Лукича, о его обязанностях пред обществом, служении искусству и так далее...
Е л е н а (спокойно). Я не нашла нужным говорить об этом... уж если вы становитесь рядом с ним - значит, вы уверены, что сумеете поддержать в его душе ту светлую силу, которая увлекла вас. Вы убеждены, конечно, и в том, что с вами ему будет во всех отношениях лучше, чем со мной...
О л ь г а (волнуясь). Я совсем не хочу брать на себя задач надзирательницы за ним, я не синий чулок! Вы рисуете его ребёнком? О, la, la! Знаю я этих ребят!.. (Всё более сбиваясь с тона.) Вот, вы смотрите на меня так, точно я вытащила у вас кошелёк из кармана... Я кажусь вам вульгарной... конечно! (Ждёт ответа.) Вы сделали со мной что-то дурное... вы запутали меня в чужих мне мыслях... чего вы хотите? Разве я виновата в том, что случилось? (Мастаков является в дверях.) Я не встречала людей таких, как он... не могла представить, что есть человек, который так необходим для меня...
Е л е н а. А вы - для него?
О л ь г а (почти кричит). Это не ваше дело! Вы не смеете допрашивать меня!
Е л е н а (вспыхнула, холодно). Я не нуждаюсь более в этом...
(Ольга бешено смотрит на неё, хочет что-то сказать.)
Е л е н а (жёстко). Вам нехорошо?
(Ольга, закрыв лицо руками, быстро идёт прочь. Елена провожает её глазами - лицо у неё суровое. Оборотясь - видит мужа, он бледен, удивлённо и боязливо следит за нею.)
Е л е н а (твёрдо, почти грубо). Если бы она была хуже или лучше, она была бы сильнее меня...
М а с т а к о в. Чёрт побери, Елена... чёрт побери... какая ты! Кто ты такая?
Е л е н а (проходя мимо него). Женщина, которая любит! (Ушла в комнаты. Он проводил её глазами, потирает лоб, быстро сходит с террасы и тотчас снова взбегает назад.)
М а с т а к о в (бормочет). Нет... сначала необходимо... Елена!
(Е л е н а выходит.)
М а с т а к о в. Подожди... куда ты?
Е л е н а. К Медведевым.
М а с т а к о в. Слушай... я, честное слово...
Е л е н а (вспыхнув). Ты, мальчишка, оставь меня!
М а с т а к о в (хватаясь за голову). Вот! Начинается трагедия... Послушай, успокойся немного...
Е л е н а (с тоской). Это - дико... это - пошло! Ты, такой ясный и чистый, ты мог увлечься... Она тебя отравит, погубит...
М а с т а к о в (с отчаянием). О, чёрт... да разве я знал, что это так серьёзно?..
Е л е н а (спокойнее). Для таких людей, как ты, женщины - ступени, по которым вы идёте куда-то выше... но она - ниже меня, пойми это! И не она для тебя, ты - нужен для неё! Вот чего я не допущу! Чтоб ты - ты! - служил развлечением... нет!
М а с т а к о в. Ах, ты рассуждаешь... но какой же чёрт...
Е л е н а. Да, я рассуждаю!.. И - за двоих: за себя, чтобы не мешать тебе, и за тебя, потому что ты живёшь но думая...
М а с т а к о в. Во всём всегда вес и мера!.. Это невыносимо!
Е л е н а. Но ведь ты не взвешиваешь, не измеряешь, а это необходимо среди живых людей, которые чувствуют боль и причиняют её друг другу. Я должна рассуждать и взвешивать, чтобы оградить тебя от всего ненужного, от всего, что может нарушить строй твоей души... ты думаешь, это легко мне? Не это ли сушит мою душу? Не это ли убивает во мне смех и радость? И вдруг я вижу... это может убить! Я поняла бы тебя, если б ты увлёкся Сашей... это такой чистый, светлый, освежающий душу человек...
М а с т а к о в (ворчит). Саша... ну что за фантазия!.. Елена, человек нуждается в свободе... а я - человек...
Е л е н а. Предположи на минуту, что и я тоже человек...
М а с т а к о в. Ты иногда - точно старый монах, а я - твой послушник... впрочем, может быть, это неверно, я ведь не знаю, как живут монахи... Честное слово - всё это гораздо сложнее, чем я думал, и совсем не весело! Я не люблю драм... а тут - и ты и она - обе недовольны...
Е л е н а (не сдержав улыбки). Какой ты смешной мальчишка! Подумай что ты говоришь? Разве можно играть людьми?
М а с т а к о в. Право же, Елена, у меня в груди нет места для всех этих серьёзностей и... длинных монологов... (Воодушевляясь.) Я ужасно рад, что живу и что вот - вокруг меня гудит, волнуется Россия, такая милая, славная страна... мелькают эти смешные, страшно близкие душе, русские человечьи рожи... дети какие-то особенные растут - ты замечаешь? И русские матери... и эти старые чудаки, такие трогательные в своей ненужности... душа полна хорошей, необидной жалостью к ним. Страшно приятно жить, Лена, честное слово! Догорают огни, но уже вспыхнули другие... хочется писать стихи, поэмы, хочется говорить светлые, задушевные слова... и подмигивать людям глазом - "ничего, братья! живём!" И когда думаешь, говоришь об этом - тот, кто сидит рядом с тобой, незаметно делается так близок тебе, дорог и мил, что решительно всё равно, кто он и как одет мужчиной или женщиной...
В у к о л (идёт прихрамывая). Эй, господа!..
Е л е н а (вздрогнув). Подожди... Что там? Плохо?
В у к о л. Идите... Все растерялись... плачут...
М а с т а к о в. Вот видишь, Лена... (Она быстро уходит.) Мне тоже надо идти туда?
Е л е н а (издали). Нет... не надо!
В у к о л. Ну, как же нет? Конечно, идите...
М а с т а к о в. Но зачем же?
В у к о л. Гм... знакомый умирает... долг вежливости, что ли... Потом - вы писатель, вам всё надо видеть... это ваш долг.
М а с т а к о в (вздохнув). Ну... пойдёмте...
В у к о л (на ходу). Да, вот и ещё одним человеком меньше! Люди уходят, а противоречия - остаются... вот, напишите-ка аллегорию на эту тему!
М а с т а к о в (ворчит). Очень нужно! Терпеть не могу аллегорий...
(Ушли.)
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Ночь. Палисадник перед дачей Медведевых. Акация и сирень скрывают маленький, в два окна, домик, с крыльцом из стеклянных рам. Окно с правой стороны крыльца завешено простынёй или скатертью. Сквозь открытые двери на ступени крыльца падает полоса света - в прихожей горит лампа. На ступенях С а м о к в а с о в и З и н а, доктор ходит мимо них и курит. Из дома доносится возня - двигают мебель, стучат посудой.
З и н а (негромко). Сегодня утром он говорил, что ему лучше...
П о т е х и н (угрюмо). Все фтизики так говорят перед концом.
С а м о к в а с о в (убедительно). У меня сестра - чудеснейшая женщина! - всю жизнь ухлопала на это... положим, её муж болел другой болезнью... но всё равно ведь! Девять лет она ухаживала за ним... вы подумайте, - всю молодость, всю силу женщины отдать капризам больного! Ужас! В тридцать лет она была полуседая... овдовела - на руках пятилетний мальчик, невыносимо нервозный, слабенький...
П о т е х и н (подходит). И вы тоже караете слабых?
С а м о к в а с о в. Нисколько...
П о т е х и н. Уж вам-то не к лицу!
С а м о к в а с о в (задет). Но, позвольте! (Потехин идёт прочь. На крыльцо вышел Вукол.) Я ничего не говорил...
П о т е х и н (издали). Опоздали вы с этими теориями... Они уже не в моде...
С а м о к в а с о в (Зине). Что с ним? Чего он злится?
З и н а (встаёт, идёт в дом). Не знаю. Устал, я думаю...
В у к о л. Обижает тебя потомок мой? (Садится рядом, охая.) Ноет у меня ножка... Вот, Мирон, судьба очистила тебе дорогу...
С а м о к в а с о в (болезненно). Брось это... что ты!
В у ко л (тихо). Ты думаешь, она в глубине души не рада? Хе! Я, брат, знаю женщин...
С а м о к в а с о в. Полно, Вукол! Ничего мы с тобой не знаем. (Подумав.) У меня, например, никогда не было желания - понимаешь? упорного, страстного желания что-либо знать. А оказывается, это необходимо...
В у к о л. Гм... это ты о чём говоришь?
С а м о к в а с о в. А о том, что вот мне сорок два года, и я не понимаю человека, который моложе меня, не понимаю его мысли и жизнь... Слов даже не понимаю! И это - в сорок лет! Хороша страна, где все чужды друг другу... Представь себе европейца...
В у к о л (позёвывая). Чепуха! Европейцев ты не знаешь... ты их в кутузку сажал? Нет. И не надо говорить об европейцах, думая о женщинах...
П о т е х и н (подходит). Нет ли спичек, отец?
В у к о л (даёт). Возврати. А то ты возьмёшь коробку и - пропал! А я с больной ногой хожу, ищу - где спички?
П о т е х и н. Если у тебя ревматизм - иди и ляг в постель. Это лучше, чем сидеть ночью на воздухе. (Уходит, забыв отдать спички.)
В у к о л (толкнув Самоквасова). Видишь? Женись скорее. В семьдесят лет у тебя будет сын доктор, культурный человек... Очень удобно! Отберёт у тебя спички, а ты... да-а... (Помолчав.) Заметь, какой странный язык у нас: мы говорим - сидеть на воздухе. Какие лёгкие люди, подумаешь! Или - пройти курс университета. (Кивая головой в сторону, куда ушёл сын.) Вот - он прошёл, насквозь прошёл... и это не особенно задело его...
С а м о к в а с о в (неохотно). Какой ты...
В у к о л. Болтун?
С а м о к в а с о в. Нет... как это? Мизантроп...
В у к о л (с некоторой гордостью). Я, брат, не мизантроп, а скептик... Мало у нас скептиков. Это признак, что мы недостаточно умны...
С а м о к в а с о в (усмехаясь). Ты вот говоришь, а я не понимаю зачем?
(Елена и Зина выходят, Самоквасов встал, давая им дорогу.)
Е л е н а. Господа, пожалуйста, помогите Константину перенести сундуки...
С а м о к в а с о в. Иду! Ты бы сидел, скептик.
В у к о л (идя за ним). Сыро... Потомок прав.
Е л е н а (лаская Зину). Ляг иди, может, уснёшь.
З и н а. Нет, не хочу... я боюсь, что усну.
Е л е н а. Боишься?
З и н а. Мне - стыдно. Я не чувствую горя, утраты... я так странно, стыдно спокойна! Развязалась петля... я могу не лгать, не насиловать себя... мне не надо казаться нежной и любящей... Это хорошо и - нехорошо...
Е л е н а (улыбаясь). Вот - слышал бы тебя Константин...
З и н а. Нет, не говори ему! Я не хочу, чтобы он считал меня бесчувственной... я так уважаю его!
П о т е х и н (подходя). Вам необходимо свидетельство о смерти, я сейчас напишу. (Проходит в дом.)
З и н а. Как он это сказал!.. Когда он подходит близко ко мне, я ощущаю прикосновение какой-то тяжести... Лена, я не кажусь тебе бессердечной?
Е л е н а. Перестань об этом. Тебе двадцать лет.
М а с т а к о в (в дверях). Елена, иди сюда! (Когда она подошла, он возмущённо шепчет.) Слушай, какого чёрта Николай рычит на меня? Стоит под носом и сверкает белками... что ему нужно?
Е л е н а (уходя). Я сейчас, Зина.
М а с т а к о в (идя за нею). Возмутительно!
(Зина утомлённо потянулась, наклонила к лицу ветку дерева, обоняет её запах. Вздрогнула, взглянув на занавешенное окно, пугливо отряхает руки.)
С а м о к в а с о в (с шалью в руке). Возьмите-ка, сыро!
З и н а. Спасибо! Какой вы заботливый.
С а м о к в а с о в (расцветая). Ну... это не я... это ваша мама велела мне. Хорошая у вас мама!
З и н а (кивая головой). Да.
С а м о к в а с о в (волнуясь). Вообще, женщины - самое лучшее... Особенно теперь, когда наш брат... несколько раскис. Знаете, мне можно поверить, - я женщин видел! Я очень плохо, очень грубо жил... немногое могу вспомнить без стыда за себя... и, если было что хорошее, чистое в моей жизни, - это были вы... женщины... Готов молиться: да сохранит их господь бог, ибо нет у него среди русского племени ничего лучше женщин!
П о т е х и н (выходя). Ого! Вот как?
С а м о к в а с о в (оборачиваясь к нему). Ах... это вы! Конечно - не согласны? Желаете спорить?
П о т е х и н. Не время и не место.
С а м о к в а с о в (горячо). Ироническим возгласам - место, а правдивому свидетельству - не место? Почему-с?
П о т е х и н (проходя мимо него). Вы, точно влюблённый, вспыхиваете... что с вами, а?
С а м о к в а с о в. Ничего особенного, благодарю вас! Вы как себя чувствуете? Вот, Зиночка, посмотрите: вчера он призывал народ - вперёд, на бой с судьбой, а сегодня, извольте видеть, - разочарованному чужды все обольщенья прежних дней! 3 и н а. Не надо сердиться!
С а м о к в а с о в. Но ведь это же... это обман... это - игра людьми...
П о т е х и н (раскуривая сигару). Чего вы так волнуетесь? Попросите, и - вам снова дадут место в полиции... (Отходит.)
Зина (болезненно). Ой, доктор... что это вы!
С а м о к в а с о в (задыхаясь). Вот... культурный человек... а? Благородно, а?
З и н а. Он... может быть, он нездоров?
С а м о к в а с о в. Да-с... паралич души у него... Нет, извините... мы все - злые, грубые... и ничего не любим... ни друг друга, ни себя самих, ни родину... У нас в жилах течёт дурная, холопья кровь... мы ещё не пережили крепостного права... мы - изнутри рабы...
В у к о л (выходит - Зине). Вас мать зовёт. Ты что, Мирон?
С а м о к в а с о в (показывая кулак). Сын твой...
В у к о л. Ага!
С а м о к в а с о в. Когда-нибудь я его...
В у к о л (глядя в темноту). Никто не любит моего потомка.
С а м о к в а с о в. А он? Он кого любит? Умеет он любить?
В у к о л. Не знаю. Не спрашивал.
С а м о к в а с о в. Спроси... да!
(Потехин подходит. Самоквасов, фыркнув, ушёл в комнаты.)
В у к о л. Ты что обижаешь людей?
П о т е х и н. Давай походим, отец.
В у к о л. Нога не позволяет ходить.
П о т е х и н. Ах, да... Вот что - я уезжаю... С поездом в пять пятнадцать. (Вынимает бумажник.) Вот деньги.. Потом ещё пришлю... если будут.
В у к о л. Значит, надолго... А служба?
П о т е х и н. Брошу.
В у к о л. Ты, может, на Кавказ собрался?
П о т е х и н. Почему на Кавказ?
В у к о л. Бывало, люди в твоём положении на Кавказ ездили.
П о т е х и н. Не понимаю.
В у к о л. Влюбился?
П о т е х и н (хмуро поглядел в лицо отца и усмехнулся). Н-ну?
В у к о л. Безнадёжно?
П о т е х и н. Далее!
В у к о л (принимая деньги). Ты лучше в Сибирь поезжай.
П о т е х и н. Зачем?
В у к о л. Наживёшь денег. Когда люди противны - необходимо иметь много денег.
П о т е х и н. Скажи тут всем этим, что я получил телеграмму... спешно вызвали в город к больному.
В у к о л. А зачем лгать?
П о т е х и н. Верно. К чёрту! Прощай.
В у к о л. Давай обнимемся...
П о т е х и н (обнимая). Прощай! Трудно жить, старик.
В у к о л. Не удался ты у меня!
П о т е х и н. И ты тоже не очень удался.
В у к о л. Ну, всего доброго! Стреляться не думаешь?
П о т е х и н (усмехаясь). До этого не дошло ещё.
В у к о л. То-то! Ты - в брюнеток влюбляйся, у них больше темперамента, и они быстрее решают...
П о т е х и н. Брось! Не балагурь.
В у к о л. Я - серьёзно. Я это наблюдал. Женись на еврейке - самое спокойное дело. Они - плодовитые, хозяйство любят... пойдут у тебя дети, и завертится тихонько эдакое колесо...
П о т е х и н (усмехаясь). Всё сказал?
В у ко л (отпуская его руку). Не плохо говорю! Прощай...
(Потехин уходит. Старик садится на ступени, качая головой, и что-то шепчет вслед сыну. Выходит Медведева, усталая.)
М е д в е д е в а. Закусить хотите? Там самовар готов. Спать никто не ложится. Где доктор-то? Устал он...
В у к о л. Да, устал. Рановато несколько, а вот - устал...
М е д в е д е в а. Ну, вы всегда двоесмысленно говорите.
В у к о л. Уехал он. Просил кланяться всем. В Сибирь уехал.
М е д в е д е в а. Вы что, батюшка, бредите?
В у к о л (махнув рукой). На Кавказ.
М е д в е д е в а. Ещё куда?
В у к о л. Не знаю.
М е д в е д е в а (вздохнув). Эх вы, чудаки! Поглядишь на вас - так станет жалко всех! Туда же, шутки шутят, будто им весело... притворяются умными да будто гордыми... совестясь друг пред другом слабостей своих... А вам бы просто сойтись дружненько, да поговорить, да поплакать над собой, не стыдясь... нечего роли-то играть... публика-то разошлась уж... одни вы остались... одни!
В у к о л. Я в спектакле не принимал участия... я сам - публика.
М е д в е д е в а. Каждый поодиночке тоскует смертно, стыдится всяко... а на людях - пыжится, серьёзное лицо делает... куда уж! А вы поближе друг ко другу, поближе...
В у к о л. Премудрая - довольно! Это меня не касается. А вот что, добрая баба-яга... ведь сын-то у меня в самом деле исчез...
М е д в е д е в а (равнодушно). Куда?
В у к о л. Может быть - в Африку, может - ко всем чертям...
М е д в е д е в а (недоверчиво). Фокусничаете вы с ним, батюшка... Идите-ка чай пить. (Идёт с ним в дом - встречу им Мастаков и Зина.) Слышали - доктор-то? Уехал!
М а с т а к о в. И прекрасно! Нужды в нём ни у кого нет. (Зине.) Мы походим немножко, да?
З и н а. Пожалуйста. Очень душно, и голова кружится.
М а с т а к о в (не зная, о чём говорить). Может, вам нужно принять каких-нибудь капель?
З и н а (улыбаясь). Каких же?
М а с т а к о в. Не знаю. (Вздохнул.) Елена никогда не принимает лекарств. А вот Ольга Владимировна пьёт какие-то капли. Иногда от неё пахнет чем-то оглушающим... вроде эфира. И духи у неё... убийственно крепкие...
З и н а (с интересом). Вам нравится она?
М а с т а к о в. Она? Гм... Д-да... как сказать? Не всегда, я думаю... (С оживлением - но искусственно.) Эх, какая хорошая ночь! Так бы и запел!
З и н а (с упрёком). Что вы? Здесь?
М а с т а к о в. Это действительно... глупо сказал я... Да я и не умею петь... (Стараясь попасть в тон.) Конечно... люди рождаются и умирают... днём и ночью...
З и н а (невольно улыбнулась). Вы так сказали... точно упрекаете их за это.
М а с т а к о в (смущён). Да? Вот видите... чёрт возьми! (Просто.) Это, должно быть, потому, Зина, что я не знаю... как следует говорить, когда в доме покойник... Я столько прочитал ужасов о смерти, все они так плохо написаны, что у меня нет уважения, нет интереса к этой теме... О смерти сказано больше, чем следовало.
1 2 3 4 5 6 7