Здесь выложена электронная книга Романтик автора по имени Горький Максим. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Горький Максим - Романтик.
Размер архива с книгой Романтик равняется 13.42 KB
Романтик - Горький Максим => скачать бесплатную электронную книгу
Горький Максим
Романтик
А.М.Горький
Романтик
Жил-был Фома Вараксин, столяр, двадцати пяти лет, человек весьма нелепый: череп у него - большой, с висков - сжат, а к затылку - удлинён; тяжёлый затылок оттягивал стриженую голову назад, Фома ходил по земле вздёрнув широкий нос вверх - издали казалось, что он хочет заносчиво крикнуть кому-то:
"Ну-ка, тронь, попробуй!"
Но при первом же взгляде на его расплывчатое лицо с большим ртом и глазами неопределённого цвета становилось ясно, что это идёт парень добродушный и как бы радостно смущённый чем-то.
Его товарищ Алексей Сомов, тоже столяр, сказал однажды Фоме:
- Экая у тебя рожа пустынная! Хоть бы ты себе брови наклеил, а то на всей филёнке только нос торчит, да и тот скверно вырезан!
- Действительно, - согласился Фома, пощупав пальцем верхнюю губу, красоты лица не хватает несколько мне, ну - зато Поля говорила, глаза у меня хороши!
- Не верь: это она для того, чтобы ты ей лишнюю бутылку пива поставил.
Алексей был моложе Фомы на два года, но - пять месяцев сидел в тюрьме, много прочитал разных книг, и когда не хотел, не мог или ленился понять товарища, то говорил ему:
- Это буржуазный предрассудок. Утопия. Надо знать историю культуры. Ты классовых противоречий не понимаешь.
Он ввёл Фому в кружок, где маленький, остроносый товарищ Марк, размахивая руками, похожими на птичьи лапки, скороговоркой рассказывал о рабочем движении на Западе, - Фоме сразу понравились эти рассказы, и после нескольких чтений он, прижимая руку, пропитанную лаком, ко груди, разливался:
- Это я понимаю, Алёша! Это действительно! Существует...
Сухой, ехидный Сомов, прищурив зеленоватые глаза и поджимая губы, спрашивал:
- Что - существует?
- Это самое влечение к соединению человеков - это есть! Примерно я: мне всё равно - крестный ход, пожар, гулянье - вообще ежели где народ собрался, то меня туда нестерпимо тянет! Народ! Вот тоже церковь - почему я в церковь люблю ходить? Собрание душ потому что!
- Это пройдёт с тобой! - пообещал Алексей, усмехаясь. - Когда ты усвоишь идею...
Фома ударил себя в грудь кулаком, радостно воскликнув:
Я её усвоил! Вот она, тут! Её-то я прежде всего и схватил. Теперь она для меня как божья матерь всех скорбящих радость...
- Поехал!
- Нет, погоди: приидите ко мне все труждающиеся и обременённые - так? Она?
- Да ведь это, чудак ты, евангелие!
- Ничего не значит! Она, я так понимаю, везде одна и та же. Виды разные, рисунок - разный, а образ один! Матерь любви она! Верно?
Когда Алексей сердился, его верхняя губа поднималась вверх, острый нос вздрагивал, и зелёные зрачки округлялись, точно у птицы. Сухим голосом, который на верхних нотах странно трещал, и какими-то щёлкающими словами Алексей подробно и внушительно убеждал товарища, что он - утопист, что в нём спит классовое сознание и, можно думать, не проснется оно никогда, ибо Фома воспитывался в доме священника, где мать его служила кухаркой и где ему отравили душу буржуазными предрассудками и суевериями.
- Алёш! - убедительно восклицал Фома. - Ей-богу - нисколько не отравили! Совсем наоборот! Маленький, я даже, например, не ходил в церковь. Господи - ну разве стану я тебе врать? Это уж потом вот, когда я начал читать и вообще - ну, потянуло меня к людям! Тут - не церковь, а, понимаешь, спайка душ! Идея тут! О чём разговор идёт? Братцы - постыдитесь, разве можно так жить? Разве вы зверьё? Внушение любви и совести, Алёша, вот главное, как я понимаю! Верно?
- Нет, это не верно! - Алексей, сердясь, всё больше кипел, на скулах у него являлись багровые пятна, и Фоме часто казалось, что он щёлкает его словами по носу, точно картами при игре в носки.
Фома смущённо молчал, потирая голову, порою виноватым голосом старался успокоить товарища:
- Я ведь, Алёша, понимаю! Конечно - борьба! Само собой разумеется, тут уж - держись!
Но, сбиваясь с тона, вдруг сам начинал убедительно доказывать:
- Я ведь, видишь ли, только насчёт человека: человек вообще - что такое? Разве я - долото? Ведь ежели, скажем, тобой долбить начнут, так ведь по тебе молотком стукают, - вот я насчёт чего! Человек - не инструмент, верно? И опять же: конечно - борьба! Что там говорить! Но апостольское-то, идея-то, которая всеобщая... всемирное примирение... чтобы на земле - мир и в человецех...
Иногда Алексей, замолчав, долго смотрел на товарища презрительно вытаращенными глазами и наконец говорил, точно уши обрубая Фоме:
- Нет, ты глуп! Путаная у тебя башка, - навсегда это!
Иногда же угрожал ему, холодно и внушительно:
- Вот погоди, - скоро начнём читать историю культуры - увидишь!
Фома - сокращался: непонятные слова всегда несколько угнетали его, возбуждая почтение к людям, которые говорили их, и вызывая странные образы. Утопия рисовалась ему кочковатым болотом, всё оно покрыто чахлой зарослью, и по зябким кочкам идёт, простирая руки вдаль, женщина с лицом богородицы, вся в белом и, как всегда, облечённая великой грустью матери, - идёт безмолвно, с тихими слезами на глазах. Он не однажды слышал слова "религиозный культ", и культура представлялась ему торжественным богослужением, подобным пасхальной заутрене. Постепенно ему стало казаться, что эта мудрая наука может развязать все узлы запутанных вопросов, привести в порядок все мысли, облить всю пестроту красок жизни одним ровным и горячим светом. Говорил он много, восторженно захлёбываясь словами и всегда глядя прямо в лицо собеседника мутным и точно пьяным взглядом. Каждая новая мысль, входившая в его сознание, вызывала у Фомы быстрый поток слов - он махал руками, негромко и радостно восклицая:
- Замечательно! Вот именно! Очень просто!
Сначала товарищи по кружку и мастерской слушали его внимательно, с любопытством, но скоро догадались, что Фома просто - болтун, а мрачный слесарь Егор Кашин не однажды советовал ему:
- Отрежь ты себе половину языка, пустозвон!
Но это не охлаждало Вараксина - он смотрел на всех дружелюбно и неугомонно журчал, как весенний ручей.
Когда он пришёл на первое чтение по истории культуры и увидал, что читать будет маленькая, пухлая, голубоглазая барышня, гладко причёсанная, с толстой косой, - он почувствовал печальное недоумение и всё время старался не смотреть на барышню.
Но всё-таки видел, что она конфузится, безуспешно стараясь придать детскому лицу серьёзное выражение, говорит торопливо, несвязно, а когда её спросят о чём-нибудь - лицо её вспыхивает ярким румянцем, и глаза часто, растерянно мигают. Беленькая и чистая, она возбуждала в нём чувство жалости.
"Видно - первый раз", - думал Фома, пристально разглядывая тёмную сырую стену над её головой. Его удивляло, что она говорит о молниях, тучах, закате солнца, о богатырях сказок, греческих богах, - он не мог уловить никакой связи во всём этом и, идя домой с Алексеем, жаловался ему:
- Это, Алёша, не вышло! Тут бы на такой предмет совсем другого человека надо поставить, солидного, даже - с сединой эдак бы... и голос густой... чтобы как двенадцать евангелиев читалось это!
Сомов тоже был недоволен и ворчал, сердито посапывая носом:
- Назначили... лягушонка какого-то! Очень мне нужно знать, кто такое Змей Горыныч... Нам очень хорошо известно, кто он, - ты расскажи, как его побороть...
- Лучше бы она уж прямо по этой толстенькой книжке катала! - сожалея, говорил Фома, но, скоро забыв о неудаче, он продолжал в обычном тоне благодушных мечтаний: - А хорошо, брат Алёша, что вот приходит в нашу грубую компанию эдакая маленькая личность, и - как замечательно это! пожалуйте, вот, что я знаю, не угодно ли послушать! О-очень хорошо! Так примыкая друг ко другу и...
- Повёз ерунду! - сурово остановил его Алексей.
- Почему же - ерунда? - настаивал Фома мягко и ласково. - Вот, ты говоришь - класс, а какой она, примерно, класс? Просто добренькая барышня. Совестно ей жить в окружении людей, нам подобных, и вот...
- Когда из тебя вся эта патока вытечет? - возмутился Сомов. - Какая там совесть? Необходимость - вот тебе совесть! Будь у них другое место, куда идти, - они пойдут где легче, а не к нам, не мечтай!
Фома посмотрел вдоль улицы на огненные чётки фонарей и спросил:
- Так они - поневоле, думаешь?
- Ну конечно...
- Н-да? - сказал Вараксин, дёрнув головой вверх. - Н-не верится мне однако!
- Почему?
- Что хорошего - поневоле жить? Если я - краснодеревец и к работе своей привык - мне плотничная работа просто даже обидна, - верно? А они вроде как бы брёвна тешут...
Алексей плюнул, сказав:
- И пускай потешут...
На втором чтении Фоме показалось, что в словах барышни поблёскивают какие-то интересные мысли, трогающие его сердце, и, когда она кончила, он попросил её:
- Товарищ Лиза - одолжите мне эту вашу книжку до следующего раза, можно?
- Пожалуйста, - сказала она и, видимо, чему-то очень обрадовалась.
Потом Фома шёл в город рядом с нею и всё остерегался, как бы не задеть её локтем. Поднимались в гору, с обеих сторон улицы на них смотрели тёмными окнами маленькие домишки городской окраины. Вверху улицы горел фонарь, вокруг него дрожало мутно-жёлтое пятно, сырая темнота осенней ночи была полна запахами гниющего дерева и помоев.
Фома, покашливая и стараясь выражаться изысканно, спрашивал Лизу:
- Значит, я могу верить, что в древние времена человечество говорило одним языком, - так?
- Да, арийцы, - звучал ему в ответ тихий голос.
- И - уже доказано это?
- Точно доказано.
- Чудесно! Это - замечательно! Так что все теперь разрозненные народы находились в сослужении единству жизни, стало быть, и в древности имелась одна общая всем идея - да-а...
Но слова у него туго складывались, и думал он не о древности, а о маленькой барышне, которая торопливо шла в гору на полшага впереди него и немножко левее. Сжатая тьмой, она казалась ещё меньше, чем была, Фома заметил, что каждый раз, подходя к освещённому окну, она, наклонив голову, старалась поскорее ускользнуть из полосы света.
"Замечательно! - думал он, не переставая говорить и словно раздваиваясь. - Такая маленькая личность, без страха, в кругу чужих людей, ночью, в отдалённом от жизни месте... чудесно!"
Чтобы не размахивать руками, он сунул их в карманы, это было непривычно ему и связывало его.
- Вы пьяных не боитесь? - спросил он.
Тихо и живо она ответила:
- Ах нет, очень боюсь! Здесь их так много...
- Да, - сказал Фома, вздохнув, - пьют весьма безутешно! Главное жизнь требует наполнения, а - нечем! То есть жизнь - в смысле души. Вино же, как известно, способствует фантазии. Тоже нельзя строго осуждать: разве человек причина тому, что приходится поддерживать жизнь фантазиями?
- Я не осуждаю! - воскликнула Лиза, замедляя шаг. - Я - понимаю. Вы очень верно сказали, ужасно верно!
Это обрадовало Фому - он не помнил случая, когда бы кто-нибудь соглашался с ним. И, вынув руки из кармана, похлопывая ладонью по книге за пазухой, он снова начал, доверчиво и убедительно:
- Если бы, видите ли, книги были доступнее, поверьте - другое дело! Собственно говоря - бояться людей не следует, уверяю вас, они заслуживают полного внимания и сожаления - в своей пустой жизни. Дело в том, что всего - очень мало, как вы знаете, и от этого все злы. Никаких утешений не имеется, у всякого одна подруга - голая судьба со страшным лицом нищеты и порока, как сказано в стихах поэта. И, конечно, когда подобные вам люди сойдут с вершины в большом количестве, - то обязательно это принесёт в жизнь содержание, достойное человека...
Лиза пошла ещё тише, поддерживая одной рукой юбку, другой она провела по лицу и сказала, вздохнув:
- Да, да, это правда!
- Фёдор Григорьич, - продолжал Фома, прерывая её, - сын священника, у которого жила моя матушка, - очень хороший человек моя матушка! но уже скончалась, - Федор Григорьич, который теперь даже скоро профессором будет, говорил бывало, оспаривая своего папашу: жить - это знать! И очень просто! Если я живу, не зная, кто я, где и зачем собственно, - какая же тут жизнь? Просто долголетнее одичание в эксплоатации разных тёмных сил, исходящих от человека, и предрассудков, им же сотворённых, - верно?
- Жить - это знать! - повторила Лиза. - Вот именно, товарищ, - вы замечательно широко понимаете...
Фома не помнил, что он ещё говорил, но он первый раз в жизни говорил так много, смело и горячо. Они расстались у ворот большого дома в два этажа, с колоннами по фасаду, и Лиза, встряхивая его руку, убедительно просила его:
- В четверг и понедельник - помните! От семи часов вечера - я дома, буду ждать до девяти, - хорошо?
- С величайшим удовольствием! - восклицал Фома, притопывая ногой о тротуар. - Очень благодарен! Чудесно!
Всю ночь вплоть до утра он ходил по улицам, вскинув голову вверх и мысленно слагая горячие, призывные речи о необходимости помочь словом и делом тем людям, которые ещё не понимают тождества понятия жить и знать. Ему было очень хорошо: серое небо осени как бы разверзлось перед ним, и из глубокой синей пропасти, точно звёзды, падали такие славные, звучные слова, сами собою слагаясь в светлые ряды добрых и любовных мыслей о жизни, о людях, и эти мысли поражали самого Фому своей непобедимой простотой, правдой, силой.
В четверг он сидел в комнатке Лизы, ничего не замечая, кроме напряжённого взгляда голубых глаз, которые, он видел, хотят понять его речи, - смотрел в их глубину и говорил:
- Стало быть, фигурно можно сказать, что идея эта о победе света над тьмою небесного происхождения?
- Да, если хотите, но - всё-таки - зачем же вам небесное?
- Красивейше как-то получается! Значит - коренная идея - солнце, которое даёт всему силу жизни! Это замечательно и вполне верно: я вчера ходил за город - на Ярило, знаете, - глядеть закат! Вполне просто и легко вообразить всё, как описано: змей, мечи, борьба и одоление тьмы, а потом восход в торжественном сиянии! Восхода, собственно, не было, а был дождь, но это ничего не значит. Я много раз раньше видал восход и обязательно посмотрю в ясную погоду. Непременно!
Оглянулся вокруг, и ему понравилась чистая уютная комнатка с белой постелью в углу, целомудренно прикрытой мягкой завесой мрака. На столе перед Фомой лежало много книг, они косо стояли на полке, по стенам висели знакомые ему фотографии писателей и учёных людей с длинными волосами и мрачными лицами. Потирая ладони, покрытые мозолями, пропитанные лаком, Фома тихонько смеялся и рассказывал:
- Замечательно, товарищ, сижу я, свеся ноги, на обрыве, подходит собака, такая, знаете, нищему подобная, в грязи, в репьях, седые усы на морде. Голодная, старая, неприютная. Подходит, села рядом и - тоже смотрит: там это пылает красное, жёлтое, сизые такие фигуры складываются, лучи их рушат, зажигают, реки текут золотые, - а мы, человек и собака, - смотрим, знаете. Собственно говоря, товарищ, ведь достоверно не узнано, что такое собака, например, и какое у неё отношение к солнцу? Может, и она тоже, - я, конечно, не знаю, - это так, фантазия, но - почему же собаке не понимать значения солнца, если она чувствует тепло и холод и может смотреть в небо? Свинья - это, конечно, другое дело! Я, знаете, даже пошутил: понимаешь, говорю, кто истинный творец жизни, а? Посмотрела она на меня косо и отодвинулась... Все на земле очень недоверчивы и осторожны друг с другом... так печально это, если подумать! Конечно, глупо, может быть, но когда я прочитал эти две главы, то - вдруг, знаете, как будто теперь лишь впервые понял - солнце! Солнце - это удивительно просто!
- Вы две главы прочли? - услышал Фома.
Вопрос показался ему строгим.
- Только две, - ответил он и зачем-то пощупал стул, на котором сидел, - у нас, знаете, много работы срочной, купец Хлобыстяев дочь замуж собирается выдавать - берут зятя в дом - и мы чиним ему столовую, Хлобыстяеву. Превосходная мебель куплена им, чудесной, старинной работы, дуб морёный, знаете...
Он видел, что голубые глаза девушки утомлённо прикрылись; и это тотчас же связало ему язык, наполнило его смущением. Не без усилия над собою, Фома продолжал, конфузливо улыбаясь:
- Может быть, я много болтаю лишнего - вы уж простите это мне!
Барышня торопливо воскликнула:
- Ах, что вы! Вы говорите так интересно. Я ведь только принялась за работу, мне очень важно знать психику людей, которые... людей вашего класса.
Фома снова расцвёл, ободрился и, взмахивая руками, запел, как птица на восходе солнца:
- Позвольте мне сказать, что мне подобные люди - вроде маленьких детей и - пугливы, знаете! Между собой, например, мы, ремесленники, мало говорим по душе. А каждому всё-таки хочется что-нибудь сказать о себе, - потому что - человек, знаете, он очень мало обласкан и... если вспомнить, что у каждого была мать... и есть привычка к ласке, то... получается очень плохо!
Он вместе со стулом подвинулся к маленькой хозяйке - что-то затрещало, упала на пол толстая книга.
- Извините, - сказал Фома, - у вас тесновато! - И, понизив голос, таинственно продолжал: - Я хочу вам сказать, что это замечательно верно: не добро человеку жить едину! Конечно, единство интересов всех рабочих - это я понимаю очень хорошо, да ведь интересы не всё ещё, за ними ещё в душе-то сколько лежит!
Романтик - Горький Максим => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Романтик автора Горький Максим дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Романтик у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Романтик своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Горький Максим - Романтик.
Если после завершения чтения книги Романтик вы захотите почитать и другие книги Горький Максим, тогда зайдите на страницу писателя Горький Максим - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Романтик, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Горький Максим, написавшего книгу Романтик, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Романтик; Горький Максим, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн