Тут она ему, уже очень хорошему, сунула листы со своими хромающими ломаными строками.
- Что ты ищешь, дорогой?
- Ищу вазу, чтобы в нее поставить букет из твоих стихов.
И в самом деле - поставил в вазу три салфеткообразно скрученных бумажных конуса: "В следующий раз - для эстетики - пиши на разноцветных листах".
Вечером пришла подруга Аля с мужем Не-выговоришь-швили, как она сама его представляла, в то же время мгновенно взглядом пожирая его. Кособоко затащив Алю на кухню, Кристина выпалила ей: как нехорошо внутри, повыше брыжейки где-то, надорванной. Аля же, сама тоже психолог, понимала: раз подруга что-то обсуждает, значит, не хочет ничего делать - менять что-то с мамой, поэтому она перевела разговор:
- А хочешь отвлечься и на дачу к нам съездить?
Кристина с печалью поняла, что эта подруга не дает ей точку опоры: не поддакивает и не возражает (если бы хоть спорила, так правота бы Кристинина росла и росла, пока она сама бы ее не выключила).
Поздно вечером она позвонила второй подруге - Злате. И говорила о том, что мир какой-то беспокойный вокруг, волнами ходит, ни на чем фундаментальном не может остановиться.
- Ну конечно, - въедливо, а точнее, наигранно-цинично, как всегда, Злата ответила. - Мир - ведь это такой маленький привесок, болтается где-то, мешает только, не удовлетворяет, ты давай к себе переходи - к более глобальной теме!
- Ну, после того, как я сбила автобус... что-то мне метафизически нехорошо.
- Знаем, знаем! Это "хлеб стыда".
Кристину оглоушило это ясное звяканье слов, которые в вечном священном браке. Она как бы снова пережила соединение этих слов, супружность их в звуке:
- Хлеб стыда! А чьи это слова?
- Курс я тут прослушала: "Обзор мистических учений". Когда человеку вдруг открывается, что все блага он всегда получает незаслуженно, говорят: "Это хлеб стыда".
Причем Злата говорила, как всегда, монотонно: паузы она делала, лишь когда кончался воздух в легких и нужно было вздохнуть. А на Кристину словно был направлен луч, и она увидела в себе, внутри... темные куски чего-то иссохшего, ненужного.
Она стала говорить Злате, что отработает в монастыре три дня... понятно за что, она понимает, она все понимает.
Потом и нам она сказала о монастыре. Но мы разве инспектора какие-то, чтобы проверять, отработала ли она? А сама Кристина теперь молчит, а мы ее спросить духу не находим и, думается, никогда не спросим. Может, это неправильно, надо бы проявить рвение, метать молнии, но... аккумуляторы веры заряжены только худо-бедно для себя.
А если совсем предельно честно, то... мы боимся лишний раз встретиться с Борисом и Кристиной: они беспрерывно пишут друг другу стихи и читают их всем, кто попадется под их тяжелую поэтическую руку.

1 2