К тому же Джарре понятия не имела, зачем здесь эта лестница и куда она ведет. Впрочем, это неважно. Она никуда не пойдет – просто спрячется и переждет, пока драка не уляжется. Джарре перепрыгнула через бога, лежавшего без сознания, и спустилась по ступенькам. Она взяла бога за плечи и, спотыкаясь, ушибаясь и охая, втащила его внутрь.
У нее не было никакого плана. Она лишь надеялась, что к тому времени, как верховный головарь вернется и обнаружит отверстие в статуе, ей удастся до-. ставить бога в штаб-квартиру СОППа. Но когда Джарре втащила бога внутрь, отверстие внезапно бесшумно захлопнулось. Джарре оказалась в темноте.
Она сидела тихо как мышь и пыталась убедить себя, что все в порядке. Но постепенно ею овладевала паника. Не оттого, что она оказалась в темноте, – геги всю жизнь живут в Кикси-винси, и к темноте они привыкли. Но Джарре трясло. Руки у нее вспотели, дыхание участилось, сердце колотилось как бешеное. Она не могла понять почему. А потом поняла.
Здесь было тихо.
Она не слышала машины, не слышала знакомого, успокаивающего свиста, воя и грохота, которые убаюкивали ее еще в колыбели. Здесь царила жуткая, невыносимая тишина. Зрение направлено наружу, оно в некотором смысле отделено от тела – стоит закрыть глаза, и ты уже ничего не видишь. А звук входит в уши, он живет внутри тебя, от него не спрячешься. А тут – ничего!
Джарре забыла обо всем на свете, взбежала по лестнице и с размаху бросилась на дверь, не обращая внимания на боль.
– Помогите! – завопила она. – Помогите!
Альфред пришел в себя. Он сел – и тут же поехал вниз по лестнице. По счастью, ему удалось схватиться за нижние ступеньки. Он совершенно растерялся. Вокруг была непроглядная тьма. Сверху доносились вопли гномихи, пронзительные, как сирена. Альфред несколько раз спрашивал у нее, что происходит. Но гномиха не обращала на него внимания. Наконец Альфред не выдержал, поднялся на четвереньках наверх и принялся на ощупь разыскивать бьющуюся в истерике Джарре.
– В чем дело? Где мы?
Джарре по-прежнему колотила в дверь, орала и не слышала Альфреда.
– Где мы? – Альфред схватил ее за что-то – в темноте было не понять, за что именно, – и принялся трясти. – Прекратите! Это не поможет! Скажите, где мы находимся, и, быть может, я сумею выбраться отсюда!
Джарре плохо расслышала Альфреда, но грубое обращение ее возмутило. Она пришла в себя, рассердилась и отпихнула Альфреда – а руки у нее были не слабые. Он едва не слетел вниз по лестнице.
– Слушайте меня внимательно! – сказал Альфред, тщательно выговаривая каждое слово. – Скажите мне, где мы находимся, и, может быть, я сумею найти выход.
– Я не знаю выхода! – задыхаясь, дрожа, Джарре забилась в угол, подальше от Альфреда. – Вы же нездешний. Откуда вам знать?
– Просто скажите, и все! – умоляюще сказал Альфред. – Я не сумею объяснить. Все равно, хуже-то не будет!
Джарре поразмыслила.
– Ну… мы внутри статуи. Альфред ахнул.
– В чем дело?
– Дело в том… э-э… этого я и боялся.
– Вы можете ее открыть?
«Нет. Изнутри не могу. Это невозможно. Но откуда я могу знать это, если раньше я здесь никогда не бывал? Как ей это объяснить?» Хорошо еще, что здесь было темно! Врать Альфред не умел совершенно и был очень рад, что Джарре не видит его лица, а он не видит ее.
– Н-не знаю. Боюсь, что нет. Видите ли… э-э… Как вас зовут?
– Это неважно.
– Нет, важно. Раз уж мы вместе попали в это неприятное положение, нам следует знать имена друг друга. Меня зовут Альфред. А вас?
– Джарре. Ну, так что? Один раз вы ее открыли, почему же вы не можете сделать это во второй?
– Я… я не открывал ее, – сказал Альфред. – Наверно, она открылась сама собой, случайно. Видите ли, у меня есть одно очень неприятное свойство: я от страха падаю в обморок. Я ничего не могу с собой поделать. Я увидел, как геги дерутся, несколько из них бросились на меня, и я потерял сознание.
Это была правда. Но то, что Альфред сказал потом, правдой не было.
– Наверно, когда я падал, я зацепился за что-нибудь, вот дверь и открылась.
«Я пришел в себя. Я поднял глаза, увидел статую и впервые за много-много лет почувствовал себя в безопасности, и душу мою окутал безмятежный покой. Пробудившиеся во мне подозрения, бремя ответственности, решение, которое мне придется принять, если мои подозрения оправдаются, – все это давило на меня. Мне так хотелось убежать, скрыться, что рука моя сама собой, помимо моей воли, прикоснулась к статуе – особым образом, в нужном месте. И постамент открылся.
Должно быть, тяжесть совершенного поступка оказалась чрезмерной для меня, и я снова потерял сознание. Эта женщина наткнулась на меня и, стремясь укрыться от драки, затащила сюда. Дверь автоматически закрылась и останется закрытой. Выйти могут лишь те, кто знает путь. Тот, кто найдет вход случайно, уже не вернется назад, чтобы рассказать о нем. Нет, он не умрет. Магия машины позаботится о нем. Очень хорошо позаботится. Но он навеки останется пленником этих коридоров.
По счастью, я знаю и как войти, и как выйти. Но как объяснить это гномихе?» И тут в голову Альфреду пришла ужасная мысль. Ведь по закону он обязан бросить ее здесь! В конце концов, она сама виновата. Она не имела права входить внутрь священной статуи. Но ведь она, возможно, пошла на риск ради него, чтобы спасти его жизнь! Альфред ощутил угрызения совести. Он не мог бросить ее здесь. Просто не мог, и все, что бы там ни гласил закон. Но все это было так ужасно запутано… Ну зачем он поддался своей проклятой слабости!
– Не надо! – Джарре дернула его за рукав.
– Что «не надо»?
– Не надо молчать! Здесь так тихо! Я просто слышать не могу эту тишину! Отчего здесь так тихо?
– Нарочно так построили, – ответил Альфред со вздохом. – Это должно было быть святилище, место отдыха.
Альфред принял решение. Конечно, оно снова было ошибочным – но он всю жизнь только и делал, что ошибался.
– Я найду выход, Джарре.
– Вы знаете дорогу?
– Да.
– Откуда? – Гномиха снова прониклась подозрениями.
– Я не могу вам объяснить. На самом деле сейчас вы увидите много непонятного, и я не смогу объяснить вам, откуда это, что и зачем. Я даже не стану просить вас довериться мне – я знаю, что вы мне не верите, и не могу ожидать ничего иного.
Альфред помолчал, обдумывая следующие слова.
– Скажем так: здесь вам не выйти. Вы уже попробовали и убедились в этом. Выбор у вас один: либо вы пойдете со мной, либо останетесь здесь.
Гномиха хотела было что-то сказать.
– Учтите еще одно: я не меньше хочу вернуться к своему народу, чем вы к своему. Я отвечаю за мальчика, которого вы видели. И тому черноволосому человеку, что остался с ним, я тоже нужен, хоть он об этом и не подозревает.
Альфред помолчал, думая о другом человеке, о том, что называл себя Эпло. Он вдруг ощутил, какая здесь оглушительная тишина – прежде он никогда не замечал этого.
– Я пойду с вами, – сказала Джарре. – Вы говорите разумные вещи.
– Спасибо, – ответил Альфред. – А теперь, пожалуйста, помолчите минутку. Лестница крутая, без света здесь опасно.
Альфред протянул руку и нащупал стену. Стена была каменная, как и все тоннели, гладкая и ровная. Альфред провел рукой сверху вниз и в самом низу, там, где стена смыкалась со ступеньками, нащупал линии знаков. Узор был ему знаком. Альфред провел пальцем вдоль линий, ясно видя перед собой их рисунок, и произнес руну вслух.
Знак под пальцами Альфреда засветился мягким лучистым голубым сиянием. Джарре ахнула и вжалась в стену. Альфред успокаивающе похлопал ее по руке и повторил руну. Знак, который был сцеплен с первым, тоже вспыхнул и засиял магическим светом. Скоро во тьме загорелась цепочка знаков, идущая вниз вдоль лестницы. Внизу они сворачивали направо и исчезали за углом.
– Ну вот, теперь можно спускаться, – сказал Альфред, вставая и отряхиваясь от вековой пыли. Он протянул Джарре руку и спросил нарочито обыденным, бодрым тоном:
– Вам помочь?
Джарре сглотнула, плотнее стянула на себе шаль, но наконец решилась: стиснула зубы и, нахмурившись, вложила свою маленькую мозолистую руку в ладонь Альфреда. Пылающие руны отражались в ее испуганных глазах.
Они спустились быстро: руны освещали им путь, и идти было легко. Хуго теперь не признал бы неуклюжего растяпу-камергера. Альфред шагал уверенно, держался прямо и гордо. Он спешил вперед, томясь ожиданием, которое все же было окрашено грустью и скорбью.
У подножия крутой лестницы обнаружился узенький коридорчик. От него ответвлялось бесчисленное множество других коридорчиков, так что все вместе напоминало гигантский муравейник. Голубые руны указывали им путь: из коридора – в тоннель, третий справа. Альфред уверенно шел по знакам, ведя за собой перепуганную и ошеломленную Джарре.
Поначалу Джарре не поверила словам этого человека. Она всю жизнь провела среди коридоров и ходов Кикси-винси. У гегов хорошая память на всякие мелочи. Стена, которая представляется ровной человеку или эльфу, для гега имеет множество особых примет, которые ни с чем не спутаешь. Поэтому гегам очень редко случается заблудиться, что под землей, что снаружи. Но тут Джарре заблудилась почти сразу. Стены были действительно ровные – безукоризненно гладкие и начисто лишенные той жизни, которую геги видят в любом камне. Тоннели расходились во всех направлениях, но нигде не пересекались друг с другом и никуда не сворачивали. Они явно были выстроены не для забавы, а для пользы дела. Коридоры были прямые, как стрела. Казалось, стоит войти в любой из них, и он приведет тебя туда. куда надо, и притом наикратчайшей дорогой. Их безукоризненный расчет и строгая утилитарность пугали Джарре своей бесплодностью. Однако ее странному спутнику это, похоже, нравилось. Его уверенность успокаивала Джарре.
Руны вели их все время направо. Джарре не знала, долго ли они идут, – здесь, внизу, исчезало всякое чувство времени. Голубые знаки бежали вперед, указывая им дорогу. Они вспыхивали по очереди, по мере того как Альфред и Джарре приближались к ним. Джарре была загипнотизирована этими знаками. Ей казалось, что она спит на ходу и может идти так до бесконечности, до тех пор, пока не прервется цепочка рун. Голос человека еще усиливал это полузабытье – Альфред говорил не умолкая, как и просила Джарре.
Они снова свернули за угол, и Джарре увидела, что знаки поднимаются в воздух, образуя светящуюся арку, которая лучилась во тьме, словно приглашая их войти. Альфред остановился.
– В чем дело? – спросила Джарре, очнувшись от забытья и сильнее вцепившись в руку Альфреда. – Я туда не хочу!
– У нас нет выбора, – ответил Альфред. – Не бойтесь, все в порядке. – Голос его звучал печально и задумчиво. – Простите, я напугал вас… Я остановился не оттого, что боюсь. Видите ли, я знаю, что там, за дверью… Это место навевает на меня печаль. Вот и все.
– Идем обратно! – потребовала Джарре. Она вырвала руку у Альфреда и повернулась назад. Но тут руны, которые указывали им путь, ярко вспыхнули, а затем начали медленно гаснуть. Скоро вокруг сгустилась кромешная тьма, и только арка по-прежнему лучилась слабым голубым светом.
– Все, можно входить, – сказал Альфред, глубоко вздохнув. – Я готов. Не бойтесь, Джарре, – добавил он, похлопав ее по руке. – Что бы вы ни увидели, не пугайтесь. С вами ничего не случится.
Но Джарре все же боялась, хотя чего – сама не знала. Она понятия не имела, что там, за дверью. Но это не был страх за себя или даже страх перед неизвестностью. Это даже не был страх в собственном смысле слова. Это была печаль, о которой говорил Альфред. Возможно, она родилась из того, что говорил Альфред по дороге, хотя Джарре была так растеряна, что почти не обращала внимания на его слова. Но теперь ее охватила глубокая печаль, отчаяние, как будто она утратила что-то, чего никогда не найдет и даже не решится искать. Ее томили тоска и одиночество, как будто всех, кого она знает и любит, внезапно не стало. Глаза у Джарре наполнились слезами, и она расплакалась, сама не зная отчего.
– Все хорошо, – повторил Альфред. – Все хорошо. Ну что, идем? Вы готовы?
Джарре не могла ответить – ее душили рыдания. Но она все же кивнула, всхлипывая, вцепилась в руку Альфреда и вступила под арку вместе с ним. И тут Джарре отчасти поняла, почему ей было так страшно и печально.
Они были в усыпальнице.
Глава 36. ВНУТРО, ДРЕВЛИН, НИЖНЕЕ ЦАРСТВО
– Это же ужасно! Просто ужасно! Неслыханно! Ну, и что же вы теперь собираетесь делать? А? Что, я вас спрашиваю?
Главный жирец был явно близок к истерике. У Даррала Грузчика руки так и чесались отвесить ему хорошего леща. Сдерживался он с великим трудом.
– Хватит с нас кровопролитиев! – отрезал он и сцепил руки за спиной, опасаясь, что они его ослушаются. Ему удалось заставить замолчать внутренний голос, нашептывавший ему, что еще одно мааленькое кровопролитие тут не повредит. Нет, разумеется, набить морду шурину было бы очень приятно, но, увы, делу это не поможет.
– Возьмите себя в руки! – приказал Даррал. – У меня что, других дел нет?
– Никогда прежде не случалось, чтобы геги проливали кровь гегов! – возопил главный жирец трагическим тоном. – И все по вине этого проклятого Лимбека! Этот Лимбек – просто злой дух какой-то! Его надлежит исторгнуть из общества! Отправить его на Ступени Нижних Копей! Пусть Менежоры судят его…
– Молчали бы вы лучше со своими Менежорами! С этого ведь все и началось! Мы отправили его к Менежорам, а они что? Прислали его обратно! Да еще и бога подкинули! Давайте, давайте! – Даррал тоже разошелся и размахивал руками прямо как Кикси-винси. – Отправьте его обратно на Ступени! Может, на этот раз он приведет с собой целую армию богов, и всем нам будет конец!
– Но ведь бог Лимбека – не бог! – возразил жирец.
– А по-моему, все они никакие не боги, – заявил Даррал Грузчик.
– Как? И мальчик тоже?
Этот вопрос, заданный весьма жалобным тоном, поставил Даррала в тупик. В присутствии Бэйна он был совершенно уверен, что воочию видит перед собой настоящего бога. Но в те минуты, когда Даррал не видел голубых глаз, миловидного личика и нежной улыбки мальчика, верховный головарь словно пробуждался от сна. Мальчишка как мальчишка, ничего в нем особенного нет, а он, Даррал Грузчик, настоящий олух, если верит в то, что это бог.
– И мальчик – тоже, – твердо ответил головарь. Двое правителей Древлина были на Хвабрике одни. Они стояли под статуей Менежора, печально озирая поле брани.
Это и впрямь было скорее поле брани, чем битвы Трудно было даже назвать это серьезной дракой. Упомянутая кровь лилась отнюдь не из пронзенных сердец, а из разбитых носов. Главный жирец отделался шищкой, верховному головарю вывихнули палец, и теперь он распух и окрасился во все цвета радуги. Никого не убили. Никого не покалечили. Если народ за многие века привык жить в мире, не так уж легко отвыкнуть от этого за пару дней. Но Даррал Грузчик, верховный головарь своего народа, отлично понимал, что это только начало. В тело народа проник яд. Быть может, народ и выживет, но прежнего здоровья уже не вернешь.
– И потом, – сказал Даррал, хмуря густые брови, – если Лимбек говорит правду и эти боги – вовсе не боги, как можем мы осудить его за то, что он говорит правду?
Но главный жирец был непривычен забираться в такие философские глубины и поспешил выбраться на твердую почву.
– Мы осудим его не за то, что он говорит правду, а за то, что он говорит ее всем кому ни попадя.
Дарралу пришлось признать, что в этом есть своя логика. Хотел бы он знать, как это его шурину удалось дойти до такой замечательной мысли? Поразмыслив, Даррал пришел к выводу, что всему виной шишка у него на лбу. Потирая пострадавший палец и от души желая оказаться дома, в цистерне, где госпожа головарьша непременно раскудахталась бы и принесла бы ему кружку
горячего корья , Даррал принялся обдумывать родившуюся у него в голове отчаянную идею.
– Может быть, в этот раз не стоит давать ему крылья, – предложил главный жирец. – Я всегда считал, что эта поблажка – совершенно лишняя.
– Нет, – ответил Даррал. Бестолковые идеи шурина помогли ему принять решение. – Я не стану посылать его вниз. И никого другого тоже. Это небезопасно. Бог Лимбека, который не бог, говорит, что явился оттуда, снизу Я решил… – головарь сделал паузу, чтобы переждать особенно громкое завывание Кикси-винси, – отослать его наверх.
– Наверх? – очевидно, для того, чтобы понять столь сложную мысль, одной шишки главному жирцу было мало.
– Я отдам богов ельфам. – объяснил Даррал Грузчик с мрачным удовлетворением.
Верховный головарь посетил тюрьму, дабы объявить узникам, что их ожидает. Он рассчитывал, что это вселит в них ужас.
Может, это и вселило в них ужас, но, если так, узники нашли в себе мужество не показывать этого. Хуго пожал плечами, Бэйн зевнул, Эпло вообще не пошевелился. Что касается Лимбека, он был так расстроен, что вряд ли вообще услышал приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
У нее не было никакого плана. Она лишь надеялась, что к тому времени, как верховный головарь вернется и обнаружит отверстие в статуе, ей удастся до-. ставить бога в штаб-квартиру СОППа. Но когда Джарре втащила бога внутрь, отверстие внезапно бесшумно захлопнулось. Джарре оказалась в темноте.
Она сидела тихо как мышь и пыталась убедить себя, что все в порядке. Но постепенно ею овладевала паника. Не оттого, что она оказалась в темноте, – геги всю жизнь живут в Кикси-винси, и к темноте они привыкли. Но Джарре трясло. Руки у нее вспотели, дыхание участилось, сердце колотилось как бешеное. Она не могла понять почему. А потом поняла.
Здесь было тихо.
Она не слышала машины, не слышала знакомого, успокаивающего свиста, воя и грохота, которые убаюкивали ее еще в колыбели. Здесь царила жуткая, невыносимая тишина. Зрение направлено наружу, оно в некотором смысле отделено от тела – стоит закрыть глаза, и ты уже ничего не видишь. А звук входит в уши, он живет внутри тебя, от него не спрячешься. А тут – ничего!
Джарре забыла обо всем на свете, взбежала по лестнице и с размаху бросилась на дверь, не обращая внимания на боль.
– Помогите! – завопила она. – Помогите!
Альфред пришел в себя. Он сел – и тут же поехал вниз по лестнице. По счастью, ему удалось схватиться за нижние ступеньки. Он совершенно растерялся. Вокруг была непроглядная тьма. Сверху доносились вопли гномихи, пронзительные, как сирена. Альфред несколько раз спрашивал у нее, что происходит. Но гномиха не обращала на него внимания. Наконец Альфред не выдержал, поднялся на четвереньках наверх и принялся на ощупь разыскивать бьющуюся в истерике Джарре.
– В чем дело? Где мы?
Джарре по-прежнему колотила в дверь, орала и не слышала Альфреда.
– Где мы? – Альфред схватил ее за что-то – в темноте было не понять, за что именно, – и принялся трясти. – Прекратите! Это не поможет! Скажите, где мы находимся, и, быть может, я сумею выбраться отсюда!
Джарре плохо расслышала Альфреда, но грубое обращение ее возмутило. Она пришла в себя, рассердилась и отпихнула Альфреда – а руки у нее были не слабые. Он едва не слетел вниз по лестнице.
– Слушайте меня внимательно! – сказал Альфред, тщательно выговаривая каждое слово. – Скажите мне, где мы находимся, и, может быть, я сумею найти выход.
– Я не знаю выхода! – задыхаясь, дрожа, Джарре забилась в угол, подальше от Альфреда. – Вы же нездешний. Откуда вам знать?
– Просто скажите, и все! – умоляюще сказал Альфред. – Я не сумею объяснить. Все равно, хуже-то не будет!
Джарре поразмыслила.
– Ну… мы внутри статуи. Альфред ахнул.
– В чем дело?
– Дело в том… э-э… этого я и боялся.
– Вы можете ее открыть?
«Нет. Изнутри не могу. Это невозможно. Но откуда я могу знать это, если раньше я здесь никогда не бывал? Как ей это объяснить?» Хорошо еще, что здесь было темно! Врать Альфред не умел совершенно и был очень рад, что Джарре не видит его лица, а он не видит ее.
– Н-не знаю. Боюсь, что нет. Видите ли… э-э… Как вас зовут?
– Это неважно.
– Нет, важно. Раз уж мы вместе попали в это неприятное положение, нам следует знать имена друг друга. Меня зовут Альфред. А вас?
– Джарре. Ну, так что? Один раз вы ее открыли, почему же вы не можете сделать это во второй?
– Я… я не открывал ее, – сказал Альфред. – Наверно, она открылась сама собой, случайно. Видите ли, у меня есть одно очень неприятное свойство: я от страха падаю в обморок. Я ничего не могу с собой поделать. Я увидел, как геги дерутся, несколько из них бросились на меня, и я потерял сознание.
Это была правда. Но то, что Альфред сказал потом, правдой не было.
– Наверно, когда я падал, я зацепился за что-нибудь, вот дверь и открылась.
«Я пришел в себя. Я поднял глаза, увидел статую и впервые за много-много лет почувствовал себя в безопасности, и душу мою окутал безмятежный покой. Пробудившиеся во мне подозрения, бремя ответственности, решение, которое мне придется принять, если мои подозрения оправдаются, – все это давило на меня. Мне так хотелось убежать, скрыться, что рука моя сама собой, помимо моей воли, прикоснулась к статуе – особым образом, в нужном месте. И постамент открылся.
Должно быть, тяжесть совершенного поступка оказалась чрезмерной для меня, и я снова потерял сознание. Эта женщина наткнулась на меня и, стремясь укрыться от драки, затащила сюда. Дверь автоматически закрылась и останется закрытой. Выйти могут лишь те, кто знает путь. Тот, кто найдет вход случайно, уже не вернется назад, чтобы рассказать о нем. Нет, он не умрет. Магия машины позаботится о нем. Очень хорошо позаботится. Но он навеки останется пленником этих коридоров.
По счастью, я знаю и как войти, и как выйти. Но как объяснить это гномихе?» И тут в голову Альфреду пришла ужасная мысль. Ведь по закону он обязан бросить ее здесь! В конце концов, она сама виновата. Она не имела права входить внутрь священной статуи. Но ведь она, возможно, пошла на риск ради него, чтобы спасти его жизнь! Альфред ощутил угрызения совести. Он не мог бросить ее здесь. Просто не мог, и все, что бы там ни гласил закон. Но все это было так ужасно запутано… Ну зачем он поддался своей проклятой слабости!
– Не надо! – Джарре дернула его за рукав.
– Что «не надо»?
– Не надо молчать! Здесь так тихо! Я просто слышать не могу эту тишину! Отчего здесь так тихо?
– Нарочно так построили, – ответил Альфред со вздохом. – Это должно было быть святилище, место отдыха.
Альфред принял решение. Конечно, оно снова было ошибочным – но он всю жизнь только и делал, что ошибался.
– Я найду выход, Джарре.
– Вы знаете дорогу?
– Да.
– Откуда? – Гномиха снова прониклась подозрениями.
– Я не могу вам объяснить. На самом деле сейчас вы увидите много непонятного, и я не смогу объяснить вам, откуда это, что и зачем. Я даже не стану просить вас довериться мне – я знаю, что вы мне не верите, и не могу ожидать ничего иного.
Альфред помолчал, обдумывая следующие слова.
– Скажем так: здесь вам не выйти. Вы уже попробовали и убедились в этом. Выбор у вас один: либо вы пойдете со мной, либо останетесь здесь.
Гномиха хотела было что-то сказать.
– Учтите еще одно: я не меньше хочу вернуться к своему народу, чем вы к своему. Я отвечаю за мальчика, которого вы видели. И тому черноволосому человеку, что остался с ним, я тоже нужен, хоть он об этом и не подозревает.
Альфред помолчал, думая о другом человеке, о том, что называл себя Эпло. Он вдруг ощутил, какая здесь оглушительная тишина – прежде он никогда не замечал этого.
– Я пойду с вами, – сказала Джарре. – Вы говорите разумные вещи.
– Спасибо, – ответил Альфред. – А теперь, пожалуйста, помолчите минутку. Лестница крутая, без света здесь опасно.
Альфред протянул руку и нащупал стену. Стена была каменная, как и все тоннели, гладкая и ровная. Альфред провел рукой сверху вниз и в самом низу, там, где стена смыкалась со ступеньками, нащупал линии знаков. Узор был ему знаком. Альфред провел пальцем вдоль линий, ясно видя перед собой их рисунок, и произнес руну вслух.
Знак под пальцами Альфреда засветился мягким лучистым голубым сиянием. Джарре ахнула и вжалась в стену. Альфред успокаивающе похлопал ее по руке и повторил руну. Знак, который был сцеплен с первым, тоже вспыхнул и засиял магическим светом. Скоро во тьме загорелась цепочка знаков, идущая вниз вдоль лестницы. Внизу они сворачивали направо и исчезали за углом.
– Ну вот, теперь можно спускаться, – сказал Альфред, вставая и отряхиваясь от вековой пыли. Он протянул Джарре руку и спросил нарочито обыденным, бодрым тоном:
– Вам помочь?
Джарре сглотнула, плотнее стянула на себе шаль, но наконец решилась: стиснула зубы и, нахмурившись, вложила свою маленькую мозолистую руку в ладонь Альфреда. Пылающие руны отражались в ее испуганных глазах.
Они спустились быстро: руны освещали им путь, и идти было легко. Хуго теперь не признал бы неуклюжего растяпу-камергера. Альфред шагал уверенно, держался прямо и гордо. Он спешил вперед, томясь ожиданием, которое все же было окрашено грустью и скорбью.
У подножия крутой лестницы обнаружился узенький коридорчик. От него ответвлялось бесчисленное множество других коридорчиков, так что все вместе напоминало гигантский муравейник. Голубые руны указывали им путь: из коридора – в тоннель, третий справа. Альфред уверенно шел по знакам, ведя за собой перепуганную и ошеломленную Джарре.
Поначалу Джарре не поверила словам этого человека. Она всю жизнь провела среди коридоров и ходов Кикси-винси. У гегов хорошая память на всякие мелочи. Стена, которая представляется ровной человеку или эльфу, для гега имеет множество особых примет, которые ни с чем не спутаешь. Поэтому гегам очень редко случается заблудиться, что под землей, что снаружи. Но тут Джарре заблудилась почти сразу. Стены были действительно ровные – безукоризненно гладкие и начисто лишенные той жизни, которую геги видят в любом камне. Тоннели расходились во всех направлениях, но нигде не пересекались друг с другом и никуда не сворачивали. Они явно были выстроены не для забавы, а для пользы дела. Коридоры были прямые, как стрела. Казалось, стоит войти в любой из них, и он приведет тебя туда. куда надо, и притом наикратчайшей дорогой. Их безукоризненный расчет и строгая утилитарность пугали Джарре своей бесплодностью. Однако ее странному спутнику это, похоже, нравилось. Его уверенность успокаивала Джарре.
Руны вели их все время направо. Джарре не знала, долго ли они идут, – здесь, внизу, исчезало всякое чувство времени. Голубые знаки бежали вперед, указывая им дорогу. Они вспыхивали по очереди, по мере того как Альфред и Джарре приближались к ним. Джарре была загипнотизирована этими знаками. Ей казалось, что она спит на ходу и может идти так до бесконечности, до тех пор, пока не прервется цепочка рун. Голос человека еще усиливал это полузабытье – Альфред говорил не умолкая, как и просила Джарре.
Они снова свернули за угол, и Джарре увидела, что знаки поднимаются в воздух, образуя светящуюся арку, которая лучилась во тьме, словно приглашая их войти. Альфред остановился.
– В чем дело? – спросила Джарре, очнувшись от забытья и сильнее вцепившись в руку Альфреда. – Я туда не хочу!
– У нас нет выбора, – ответил Альфред. – Не бойтесь, все в порядке. – Голос его звучал печально и задумчиво. – Простите, я напугал вас… Я остановился не оттого, что боюсь. Видите ли, я знаю, что там, за дверью… Это место навевает на меня печаль. Вот и все.
– Идем обратно! – потребовала Джарре. Она вырвала руку у Альфреда и повернулась назад. Но тут руны, которые указывали им путь, ярко вспыхнули, а затем начали медленно гаснуть. Скоро вокруг сгустилась кромешная тьма, и только арка по-прежнему лучилась слабым голубым светом.
– Все, можно входить, – сказал Альфред, глубоко вздохнув. – Я готов. Не бойтесь, Джарре, – добавил он, похлопав ее по руке. – Что бы вы ни увидели, не пугайтесь. С вами ничего не случится.
Но Джарре все же боялась, хотя чего – сама не знала. Она понятия не имела, что там, за дверью. Но это не был страх за себя или даже страх перед неизвестностью. Это даже не был страх в собственном смысле слова. Это была печаль, о которой говорил Альфред. Возможно, она родилась из того, что говорил Альфред по дороге, хотя Джарре была так растеряна, что почти не обращала внимания на его слова. Но теперь ее охватила глубокая печаль, отчаяние, как будто она утратила что-то, чего никогда не найдет и даже не решится искать. Ее томили тоска и одиночество, как будто всех, кого она знает и любит, внезапно не стало. Глаза у Джарре наполнились слезами, и она расплакалась, сама не зная отчего.
– Все хорошо, – повторил Альфред. – Все хорошо. Ну что, идем? Вы готовы?
Джарре не могла ответить – ее душили рыдания. Но она все же кивнула, всхлипывая, вцепилась в руку Альфреда и вступила под арку вместе с ним. И тут Джарре отчасти поняла, почему ей было так страшно и печально.
Они были в усыпальнице.
Глава 36. ВНУТРО, ДРЕВЛИН, НИЖНЕЕ ЦАРСТВО
– Это же ужасно! Просто ужасно! Неслыханно! Ну, и что же вы теперь собираетесь делать? А? Что, я вас спрашиваю?
Главный жирец был явно близок к истерике. У Даррала Грузчика руки так и чесались отвесить ему хорошего леща. Сдерживался он с великим трудом.
– Хватит с нас кровопролитиев! – отрезал он и сцепил руки за спиной, опасаясь, что они его ослушаются. Ему удалось заставить замолчать внутренний голос, нашептывавший ему, что еще одно мааленькое кровопролитие тут не повредит. Нет, разумеется, набить морду шурину было бы очень приятно, но, увы, делу это не поможет.
– Возьмите себя в руки! – приказал Даррал. – У меня что, других дел нет?
– Никогда прежде не случалось, чтобы геги проливали кровь гегов! – возопил главный жирец трагическим тоном. – И все по вине этого проклятого Лимбека! Этот Лимбек – просто злой дух какой-то! Его надлежит исторгнуть из общества! Отправить его на Ступени Нижних Копей! Пусть Менежоры судят его…
– Молчали бы вы лучше со своими Менежорами! С этого ведь все и началось! Мы отправили его к Менежорам, а они что? Прислали его обратно! Да еще и бога подкинули! Давайте, давайте! – Даррал тоже разошелся и размахивал руками прямо как Кикси-винси. – Отправьте его обратно на Ступени! Может, на этот раз он приведет с собой целую армию богов, и всем нам будет конец!
– Но ведь бог Лимбека – не бог! – возразил жирец.
– А по-моему, все они никакие не боги, – заявил Даррал Грузчик.
– Как? И мальчик тоже?
Этот вопрос, заданный весьма жалобным тоном, поставил Даррала в тупик. В присутствии Бэйна он был совершенно уверен, что воочию видит перед собой настоящего бога. Но в те минуты, когда Даррал не видел голубых глаз, миловидного личика и нежной улыбки мальчика, верховный головарь словно пробуждался от сна. Мальчишка как мальчишка, ничего в нем особенного нет, а он, Даррал Грузчик, настоящий олух, если верит в то, что это бог.
– И мальчик – тоже, – твердо ответил головарь. Двое правителей Древлина были на Хвабрике одни. Они стояли под статуей Менежора, печально озирая поле брани.
Это и впрямь было скорее поле брани, чем битвы Трудно было даже назвать это серьезной дракой. Упомянутая кровь лилась отнюдь не из пронзенных сердец, а из разбитых носов. Главный жирец отделался шищкой, верховному головарю вывихнули палец, и теперь он распух и окрасился во все цвета радуги. Никого не убили. Никого не покалечили. Если народ за многие века привык жить в мире, не так уж легко отвыкнуть от этого за пару дней. Но Даррал Грузчик, верховный головарь своего народа, отлично понимал, что это только начало. В тело народа проник яд. Быть может, народ и выживет, но прежнего здоровья уже не вернешь.
– И потом, – сказал Даррал, хмуря густые брови, – если Лимбек говорит правду и эти боги – вовсе не боги, как можем мы осудить его за то, что он говорит правду?
Но главный жирец был непривычен забираться в такие философские глубины и поспешил выбраться на твердую почву.
– Мы осудим его не за то, что он говорит правду, а за то, что он говорит ее всем кому ни попадя.
Дарралу пришлось признать, что в этом есть своя логика. Хотел бы он знать, как это его шурину удалось дойти до такой замечательной мысли? Поразмыслив, Даррал пришел к выводу, что всему виной шишка у него на лбу. Потирая пострадавший палец и от души желая оказаться дома, в цистерне, где госпожа головарьша непременно раскудахталась бы и принесла бы ему кружку
горячего корья , Даррал принялся обдумывать родившуюся у него в голове отчаянную идею.
– Может быть, в этот раз не стоит давать ему крылья, – предложил главный жирец. – Я всегда считал, что эта поблажка – совершенно лишняя.
– Нет, – ответил Даррал. Бестолковые идеи шурина помогли ему принять решение. – Я не стану посылать его вниз. И никого другого тоже. Это небезопасно. Бог Лимбека, который не бог, говорит, что явился оттуда, снизу Я решил… – головарь сделал паузу, чтобы переждать особенно громкое завывание Кикси-винси, – отослать его наверх.
– Наверх? – очевидно, для того, чтобы понять столь сложную мысль, одной шишки главному жирцу было мало.
– Я отдам богов ельфам. – объяснил Даррал Грузчик с мрачным удовлетворением.
Верховный головарь посетил тюрьму, дабы объявить узникам, что их ожидает. Он рассчитывал, что это вселит в них ужас.
Может, это и вселило в них ужас, но, если так, узники нашли в себе мужество не показывать этого. Хуго пожал плечами, Бэйн зевнул, Эпло вообще не пошевелился. Что касается Лимбека, он был так расстроен, что вряд ли вообще услышал приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46