Не люблю крайностей. Я не очень уверен, что они уже побывали на Земле. Но когда некоторые деятели с апломбом заявляют, что пришельцев не только не было, по и быть не может, я злюсь. Мне кажется, такие деятели втайне придерживаются взглядов Птоломея на строение Вселенной. Хотя вслух хвалят Коперника.
Кто думает, что киноэкспедиция была для меня веселой прогулкой, тот ошибается. Дело в том, что на меня смотрели, как на какого-то дипломированного дрессировщика при роботе. Мои эксплуатационные требования вызывали снисходительную белозубую киноулыбку. Хоть они и занятные, киношники, а не доходило до них, что ТУР-201 умнее иных людей. Но все же это не человек, а робот. Ему трудно разбираться в стохастичном потоке информации, а так как он склонен к самосовершенствованию в неопределенном направлении, с ним нужно обращаться крайне осторожно, как с ребенком. Хотя ему ничего не стоит задушить слона.
Надо признаться, что я в самом начале экспедиции допустил оплошность, позволив им свободно общаться с роботом. В результате – первая скандальная история, когда С. на станции Невиномысской послал робота мысленным приказом в ларек за сигаретами «Друг». Представляете? Толпа пассажиров, многоголосая речь, обрывки мыслей нескольких сот людей, сконцентрированные на узкой полосе перрона, – лавина звуковой и телепатической информации. Правда, ТУР-201 с честью выдержал испытание – даже тогда, когда вокруг него сгрудилась толпа, пораженная его видом. Я, конечно, после этого выключил робота и включил лишь по прибытии на место. Он помог нам таскать громоздкое киноимущество – этакий трактор-скалолаз, который сам все понимает. Это было здорово!
Но когда я проверил его выходные показатели, выяснилось, что после инцидента в Невинке кое-что изменилось. Он… как бы общедоступнее выразиться… он стал «задумываться».
С. – вот кто во всем виноват. Артист он никакой. Бывший баскетболист, за огромный рост и благородное лицо приглашенный на роль Прометея. Ох, и лицо! Такие рисуют на обложках научно-фантастических романов. Глубокие, удлиненные к вискам синие глаза, высокий лоб, брови вместе. Прекрасной формы нос, волосы – светлые, крупно-кудрявые. Так и вспоминается гомеровское: «кольцами кудри, как цвет гиацинта»…
Словом – лучшего Прометея не сыщешь. Но только по фактуре. Потому что во всех других отношениях С., по-моему, просто ничтожество. Самоуверен до наглости, хвастлив и невежествен. «Столичную» пьет как лошадь.
Может, я мало смыслю в кино, но убежден, что можно было бы сыскать актера, духовно более подходящего для Прометея. Стоит ли, черт побери, профанировать искусство?
Говорил я об этом с режиссером. Смеется. Покровительственно похлопал меня по плечу. Говорит – такое ли еще бывает в кино! Не смотрите, говорит, на съемку. Съемка для непосвященного – кабак, суматоха. А увидите на экране – пальчики, говорит, оближете. Не Прометей будет, а конфетка. Колоссально получится.
И рассказал старый анекдот. Некоему певцу сказали: «Да ведь вы идиот». «Может быть, – ответил певец, – но зато какой голос!»
Не нравилось мне все это.
И еще действовал на нервы проникновенный голос за кадром. Раз десять он повторяет на протяжении фильма: «Это было в черных глубинах бездонного космоса», или, наоборот: «в бездонных глубинах черного космоса». Каждый раз это сопровождается одной и той же музыкальной фразой. Режиссер говорит
– будет колоссально, с мурашками по спине. Не знаю, не знаю…
А дальше было так. С. напивался каждый день, ничего с ним не могли поделать, кажется, весь его багаж состоял из «столичной». Правда, на ногах он держался и даже участвовал в съемках. Но я страшно нервничал, так как понимал, что воздействие алкоголизированных излучений его дурацкого мозга портит робота, чтобы не сказать – развращает. Ведь по ходу съемок робот должен подчиняться именно его, С., мысленным командам.
Однажды я не выдержал: выключил ТУР-201 и составил соответствующий акт. Режиссер взбесился. Кричал, что я срываю съемочный план, грозил пожаловаться в институт, обвинял в потере освещения (по утрам и вечерам в этой долине особое, желто-розовое, персиковое, как он говорит, освещение). Я твердо стоял на своем: или «столичная», или робот. Режиссер метался между С. и мною, как шарик от пинг-понга. Наконец ему удалось вырвать у С., как он выразился, клятву трезвости.
Я включил робота, и утренняя съемка прошла благополучно. Но на закате случилась беда…
С виду С. был вполне трезв. Повторяли уже несколько раз отснятый эпизод: робот освобождает Прометея от оков. Освобожденный титан радостно распростер могучие руки навстречу заре. Его прекрасное лицо было мягко освещено заходящим солнцем…
Что-то там не удовлетворило режиссера. Он объявил перерыв, чтобы потом отснять эпизод еще раз. И только тут я понял, что С. пьян. Он, ухмыляясь, гладил робота по манипуляторам. Что за мысли роились в его тупой башке – не знаю. Но робот не человек. Должно быть, он, бедняга, добросовестно пытался разобраться в этой дикой двойственности: с одной стороны, образ посланца высокоорганизованных миров, несущего добро и знания, с другой – образ С., которого от первобытного человека отличает умение пить водку и повязывать галстук…
Робот встал на ходовой треножник и пошел по карнизу, под нависшей скалой, на площадку с цепями Прометея.
– Бобик, назад! – закричал С. – Куда пошел?
Робот остановился, неопределенно шевеля верхними манипуляторами.
– Назад! – думал я, напрягая мысль. – Иди ко мне. Ты привычен к моим биотокам. Я тебя выключу, и ты успокоишься…
Он шагнул было назад… остановился… снова устремился на площадку. Робот был пьян! Излучения мозга С., возбужденного алкоголем, обрушивались на него, как удары дикарской дубины. Да к тому же постоянное несоответствие поступков Прометея с мыслями С… Вероятно, микромодули блока переработки информации переключались с необычной скоростью в поисках истины. Ведь робот не понимал нелогичных, неалгоритмированных задач. А излучения моих биотоков тонули в этой стохастике…
Мы кинулись за ним, но было уже поздно. Робот уперся верхними манипуляторами в нависшую скалу, напрягся… Никто, кроме меня, сейчас не представлял себе его механической мощности. В сцене погони за Прометеем робот должен был обрушить скалу. Он это «знал», сцена неоднократно репетировалась. И вот теперь он спьяну все перепутал…
Скала затрещала… Мы еле успели отскочить. С. ушибло ногу обломком, и он отвратительно ругался. А робот остался под завалом.
Он не был выключен. За систему амортизации внутренних устройств я ручаюсь, но уцелел ли корпус? И если уцелел – что еще выкинет робот, когда я вернусь сюда со спасательной партией, чтобы откопать его?..
Признаться, я думаю об этом с некоторым смятением…

1 2 3 4 5 6