Я подняла голову и попросила:— Мам, а давай поднимемся на верхний уровень!— Давай.А в прошлый раз мама отказалась. Лишний перерасход энергии и времени, потом ведь все равно спускаться. Центр социализации расположен на четвертом уровне города, а блок, где мы живем, — на пятом, поэтому наша капсула запрограммирована на срединную сеть тоннелей. По верхнему мы катаемся только по выходным, и то если у мамы и папы совпадают планы, про Роба я уже молчу. Но по выходным наверху столько капсул, что неба за ними почти не видно.Мама пробежалась пальцами по клавиатуре, вводя новую программу. Перед этим, конечно, убрала руку с моего плеча. Жалко.Капсула чуть замедлила ход, выискивая ближайший сквозной шурф. Я зажмурилась. Не потому что боюсь, хотя от взлета вертикально вверх становится холодно внутри и перехватывает дыхание; страшнее только спуск вертикально вниз. Но я не боюсь, честно-честно! Просто очень здорово вот так зажмуриться — а потом, уже на самом верху, открыть глаза и…Увидеть небо.Огромное— преогромное, ярко-синее в белых узорах облаков… Небо!!!— Ну как, Юська? — Мама запрокинула голову, и ее золотистые сверкающие волосы щекотали мое лицо, тоже задранное вверх так, что болела шея. — Нравится?!.Облака чуть-чуть колебались от двойного преломления света через крышу капсулы и стеклопластиковый купол над городом. Но синева была настолько ослепительная, что я ну никак не могла поверить, что между нами есть хоть какая-то преграда.Между мной — и небом.Капсула разогналась и теперь летела с еще большей скоростью, чем разрешено на внутренних уровнях. А навстречу неслись облака. Интересно, на что они похожи, если посмотреть на них с места? Такое место наверняка должно где-то быть…И вдруг мы мгновенно — я даже зажмуриться не успела — ухнули вниз.Снова понеслись по тоннелю навстречу разноцветным и серебристым блокам. Но пересчитывать их почему-то уже было совсем неинтересно.Зато мама снова обняла меня за плечи.— Как твои дела, Юсик? Что вы сегодня делали в группе?— Играли в «Море волнуется». А Далька, мам, ты представляешь, принесла альбом! Только не с фотками, а…— «Море волнуется»? — переспросила мама.…И я поняла, что дальше она не слушала. Взрослые вообще редко слушают, когда им что-то рассказываешь. Даже мама — а про остальных не стоит и говорить. Не понимаю только, зачем спрашивать, если ответ ну ни капельки не интересен?…— У меня для тебя сюрприз, — шепнула она. — Для нас всех. Сказать сейчас или когда придут папа с Робом?Я сразу же перестала обижаться:— Конечно, сейчас!Ясно же, что если дожидаться папу и Роба, да еще их обоих одновременно, то это будет недели через две, не раньше.— Ну слушай. У нас на работе сегодня проводили ежегодную лото-выборку по экодосугу… то есть, Юська, как бы тебе объяснить, такое распределение методом генерации случайных чисел… В общем, мы едем на море!!!
Мне снилось море.Как в учебном цифроклипе по экобиологии: планктон питается простейшими, сельдь — планктоном, кашалот — сельдью, касатка — кашалотом… Сама касатка, наверное, невкусная. Пищевая цепь извивается в прозрачной воде, а мне тоже хочется есть, потому что на ужин сегодня была самая противная вещь на свете — овощной холодец, скользкий и дрожащий. И я сказала маме с Воспиталькой, что наелась в группе по самую шею. Хотя, если по правде, там давали один йогурт с этими… моллюсками… то есть мюслями… может, взять да и поймать касатку за хвост?…Я проснулась. До того голодная, что сама себе казалась пустой изнутри.Было темно. Только чуть-чуть отсвечивали стены в ночном эконом-режиме. На ночь в доме отключаются все программы, и даже дверные створки приходится раздвигать руками. Не говоря уже о том, что не работают скользилки.Зато Воспиталька спит и не подглядывает. И можно потихонечку взять на кухне настоящей взрослой еды.Идти по коридору своими ногами долго. К тому же я сначала ошиблась поворотом и попала не на кухню, а в спортивную комнату, где с потолка свешиваются канаты, провисает из угла в угол пластиковая лестница-рукоход и полным-полно всяких тренажеров. Три раза в неделю мы занимаемся тут с Гимнастиней. А Роб торчит здесь по нескольку часов каждый день. Он у нас качается. Если по-нормальному, наращивает мышечную массу. Хотя он и так ужас какой большой.В темноте спортивная комната казалась жуткой. Наверное, из-за рукохода, перекладинки которого чуть поблескивали, отражая мерцание стен. Будто огромная-преогромная улыбка чудовища.Наконец я добралась до кухни. Контейнер с едой оказался закодирован, и чтобы его открыть, надо было запускать всю кухонную программу. Я уже решила, что так и останусь голодная до утра — до овсянки!!! — когда заметила наверху, на крышке контейнера, несколько незапечатанных комплектов. Придвинула табуретку, залезла, встала на цыпочки, дотянулась. Ура-а-а-а!!!Взяла первый попавшийся, отлепила соломинку и сунула в рот. Вкуснотища!Перекатывая на языке вкуснющую тающую массу, я пошла обратно. Пожалела, что не захватила еще один, про запас. Они же там, наверное, все разные!..И тут услышала голос. Мамин. Приглушенный, из-за стены:— …просто я была уверена, что если пишут «семейная пропозиция»…— Удивляюсь тебе, — там же, за стеной, ответил ей папа. — Не в первый же раз. Пора бы запомнить, что любое предложение «для всей семьи» — это на троих. Рассчитывают на нормальных людей.Я собиралась идти дальше: ни с того ни с сего сильно захотелось спать. Но тут мама снова заговорила, и я осталась на месте, потому что услышала свое имя:— Я уже сказала Юсте.Папа звучно зевнул — наверное, его тоже тянуло в сон:— Ну и замечательно. Свозим Юську на море. Робни ведь у нас купался… подожди, в каком это году мы тогда выиграли?… Такой же где-то был, как она сейчас.— Чуть постарше. Уже шесть исполнилось, я точно помню… Но, Эдвар, так нельзя.— Почему это? — Он опять зевнул, еще громче.— Мы не можем улететь и оставить Роба здесь одного…— Глупости. Здоровый взрослый парень. Ему же на днях восемнадцать стукнет.— …в его день рождения. Так нельзя, пойми!— Расслабься, Андрэ. Наоборот: пацан первый раз в жизни отметит день рождения так, как сам считает нужным. Пригласит кого захочет, замутит вечеринку хоть до утра… может быть, уговорит наконец свою девушку — вдруг она из тех, кто на дух не переносит блок-свидалок?…— У Роба нет девушки.— Думаешь, он все тебе рассказывает?Папа засмеялся. Подслушивать за дверью нехорошо! — подумалось мне почему-то голосом Воспитальки. Еда в комплекте закончилась, и я облизнула соломинку. Жалко, такая вкуснятина… хотя есть больше не хотелось. И спать тоже.— Он ничего не рассказывает, — очень серьезно сказала мама. — Поэтому я и беспокоюсь. У него сейчас тяжелый период, Эдвар. В этом возрасте у многих бывает, особенно у мальчишек… Психический надлом, даже кризис. Робни все держит в себе, но это еще хуже. Я скачала индивидуальную консультацию Психолога. Главная рекомендация — уделять ребенку как можно больше внимания, ни в коем случае не оставлять один на один с его проблемами. Иначе могут быть любые… последствия.— Перестань. Давай спать.— У Роба очень ранимая психика. Вспомни, как болезненно он воспринял рождение Юсты…— Я думаю! А как я воспринял, ты хоть помнишь?! Но ты ж у нас сумасшедшая, Андрэ, если на чем зациклишься, тебя не переубедить. Ну ладно, ладно… Хорошая получилась девчонка…— Послушай, Эдвар, я тут подумала… только не обижайся. Может, я полечу сама с детьми?— И выдашь Робни за своего мужа? Не смеши меня. Там с этим строго.— Если б я не сказала Юське… Отдохнули бы втроем, как тогда. Ты, я и Роб. А она бы и не заметила, в этом возрасте дети легко…Дальше я ничего не слышала. Бежала по коридору, и пружинистое скользильное покрытие на полу глушило звук отчаянного топота босых ног.А слезы текли бесшумно.
— Какое оно?Роб начал медленно подниматься с корточек, штанга на его плечах то и дело кренилась в сторону. Лицо Роба покраснело и перекосилось, как будто он только что съел что-то очень-очень невкусное. Колени задрожали, и в этот момент штанга легко подскочила вверх, подхваченная с двух сторон программными зажимами.— Юська, уйди! — злобно выкрикнул он, выползая из-под тренажера. — Что какое?— Море.— Обыкновенное. Ты что, цифрофильмов не видела? В виртуалки не игралась?!Слезы больно ущипнули глаза, но я твердо решила не обижаться, что бы Роб ни сказал. Если обижусь — то, что я задумала, не выйдет.— Игралась. Но ты же летал туда по-настоящему! Расскажи, Роб…— Отстань. Я тогда был маленький, ничего не помню.— А вот и неправда! Не маленький. Тебе целых шесть лет было.Он снова подлез под штангу, поудобнее пристраивая на плечах пластиковый гриф. Но вдруг передумал и вылез обратно. Сел прямо на пол, прислонившись спиной к основанию тренажера.— Как это ты подсчитала?Я присела перед ним на корточки и снова попросила:— Расскажи!Роб улыбнулся и покачал головой:— Я правда не очень-то запомнил, Юс. Было здорово. Потом я все время просил родителей полететь еще, а они покупали мне всякие морские виртуалки. В результате я совсем запутался, что помню про настоящее море, а что — из тех игрушек. И обижался, маленький был… то есть не очень большой.— Ты и сейчас хочешь полететь, да? — спросила я почти шепотом.— Хочу… То есть… ну тебя, Юська. Ресурсы экодосуга в мире ограничены, ты же знаешь. Некоторым за всю жизнь так ни разу и не выпадает выигрыш. Если на море будут летать все кому не лень, от него скоро вообще ничего не останется. Случится экологическая катастрофа, понимаешь?Тут я вспомнила про «миллионы трудящихся». Совсем некстати вспомнила, и нечего было отвлекаться на пустяки, но я же ужас какая любопытная. А Роб знает почти все на свете. И спросила:— А что, на Гаугразе тоже есть море?— На Гаугразе?!Лицо Роба изменилось. Так резко и сильно, что я даже испугалась. Стало злым и как будто закрытым изнутри на замок.— Кто это тебе сказал?— Никто, — растерялась я. — В Далькиной книге было… то есть в альбоме… «морские купания надолго останутся в вашей памяти»… Вранье, да?— Какое там море, — сквозь зубы бросил Роб. — Они же в нем свои самострелы моют.— Кто, смертовики?Роб не ответил. Вскочил на ноги — одним пружинистым прыжком. Отошел в сторону, упал навзничь на длинный наклонный тренажер, схватился за поручни и начал быстро-быстро отжиматься на руках. Я насчитала двенадцать раз. Потом тренажер вскинулся вертикально, освобождаясь от Роба. Наверное, медицинская программа засекла что-то не то с его сердцем или дыханием.Он ругнулся, шагнул назад. И, конечно, споткнулся об меня.— Ты еще здесь? Ну чего ты все время путаешься под ногами?!.Я отступила. Не обижаться!.. Вот сейчас подожду, пока слезы затекут обратно в глаза, и скажу Робу, что я решила. Не лететь ни на какое море. Зачем оно мне нужно, если мама и папа не очень-то хотят меня брать? И потом, я же маленькая, все равно ничего не запомню. Лучше когда-нибудь еще… когда вырасту… когда сама выиграю в эту, как ее… лото-выборку…Пусть летит Роб.Прикрыла глаза. Сглотнула. И сказала — совсем другое:— Слышишь, Роб… А ты правда болезненно воспринял мое… ну, когда я родилась?— Чего?..Он стоял и смотрел на меня сверху вниз, большущий, аж становилось боязно. И как я могла такое спросить? Роб теперь вообще никогда-никогда не станет разговаривать со мной…И вдруг его губы дернулись. Растянулись, будто кто-то растаскивал уголки рта в разные стороны, в широкую-преширокую улыбку.— Глупая ты, Юська… Да я такой гордый ходил. Ни у кого нет сестры, а у меня — есть. Всем рассказывал, как буду тебя защищать. Только ж на тебя не нападал никто…Засмеялся.И я засмеялась вместе с ним. А потом подпрыгнула, схватилась за перекладину рукохода, повисла на одной руке, подтянулась, перехватила другую перекладину и, ни разу не останавливаясь, прошла всю лестницу от начала до конца. И обратно.— Класс! — восхитился Роб. — Слушай, Юс, это супер, что ты летишь с родителями на море. Ты не представляешь, как там здорово. Будешь посылать мне цифроснимки, хорошо? И письма.Я серьезно кивнула:— И ты мне тоже. Договорились?
Сначала мы долго-долго летели в непрозрачной капсуле. Высадились в каком-то блоке с морскими виртуальными картинами на стенах — Далька говорит, у нее дома тоже такие, так что ничего особенного. Потом по одному проходили медицинское обследование и санитарную обработку, а за ней — инструктаж: отдельно родители и отдельно я. Инструкционная программа — не то Лекторина, не то Наставница — целый час рассказывала, как нужно вести себя в экосистеме, и проверяла по виртуалке мои плавательные навыки. Затем нам вернули наши вещи. И пригласили в капсулу — на этот раз нормальную, с прозрачными стенками.Папа говорил, что вот, уже можно разглядеть!.. уже хорошо видно!.. море!!! Мама смеялась и вскрикивала, как совсем маленькая девочка. А я…Я зажмурилась. Крепко-крепко. И, как ни хотелось, не разжимала веки до тех пор, пока мы не вышли из капсулы. Под ногами было мягко, мягче, чем на скользильном покрытии. А воздух, вы представляете, он двигался (!!!) — и тут же бросил мне волосы прямо в лицо, защекотав щеки. От него вкусно-превкусно пахло. Морем.…И я открыла глаза.Море волновалось!
Рыбка лежала на круглом камне. Вокруг шевелились водоросли.Я подкралась еще ближе. Ловить морских обитателей, конечно, нельзя — но это же не по-настоящему, она все равно успеет уплыть. А интересно. Опустила в воду ладонь, сложенную лодочкой — рыбка шевельнула хвостиком, но осталась на месте, — и резко опустила руку прямо на камень. Поскользнулась, забарахталась лицом в воду, взмутила со дна песок вперемешку с пузырьками воздуха, подняла маленькие волны.Через минуту море опять стало гладким и прозрачным, словно стенка капсулы. Водоросли чуть колыхались, обнимая круглый камень. Только уже без рыбки.— Юста! — крикнула с берега мама. — Вылезай, кому говорят!!!Она звала меня то ли в пятый, то ли в шестой раз. Я поплескалась еще немножко и вылезла. Сразу стало холодно, хотя солнце светило ярко-ярко, поднявшись почти над самой головой.— Завернись. — Мама набросила на меня большое полотенце. — Губы уже синие. Вот заболеешь, и нам придется тут же улетать.— Думаешь, если нет Воспитальки, то не надо слушаться? — поддержал ее папа.Ну уж он-то мог бы и помолчать. Сам пошел купаться намного раньше меня, а вышел из воды только что. С его волос еще скатывались капли, падая прямо на раскрытую книжку, страницы которой трепал ветер.Мама перехватила мой взгляд:— Эдвар, ну как можно? Это же кни-га!— Расслабься, Андрэ… — Страница опять перелистнулась, и папа беззвучно ругнулся. — Нам же говорили в библиотеке на Базе, что это бульварное чтиво, культурной ценности не представляющее. — Он нашел наконец нужное место и заложил книжку пальцем. — Чертова бумага… Кстати, правда редкая чепуха.— Что ж ты тогда читаешь?Папа пожал плечами.Я его понимала: если постоянно купаться, то синеют губы. А больше на море делать нечего. Мой персональчик и тот пришлось оставить в Базовом блоке, а родители уже были в курсе, что на экодосуг нельзя брать с собой никаких электронных устройств — чтобы не сбивать естественный баланс природных биополей. Даже цифроснимки для Роба я делала издалека, через прозрачную стенку Базы.Кстати: я посмотрела на солнце. Оно стояло уже совсем высоко: еще чуть-чуть, и мы будем уходить, потому что в часы прямых солнечных лучей и, соответственно, максимальной радиации загорать нельзя. И мы с мамой и папой идем обедать. А после обеда может прийти письмо от Роба.Я согрелась и сняла полотенце. Но тепло мне было всего несколько минут, а потом сразу же — жарко-прежарко. Точно, сейчас начнем собираться.— Собираемся, — сказала мама, взглянув в небо.Я вскочила:— Только я еще разочек окунусь, хорошо, мам?— Юська!..Но я, конечно, уже бежала к морю. На полпути услышала за спиной возню и вскрики, обернулась через плечо. Засмеялась и припустила быстрее. Но папа все равно догнал меня и плюхнулся в воду на секунду раньше. С хохочущей и негодующей мамой на руках.…Перед обедом я заскочила в Информационный центр, но письма от Роба еще не было. Ясно, они же всегда загружают почтовую программу позже, да и пишет он мне не каждый день… но ведь могло уже и прийти! Жалко.А зато кормят здесь нормальной взрослой едой. Вкусной и удобной. «Моя маленькая сестренка! (на «маленькую» не обижаешься?) Спасибо за твою поздравилку, очень смешная. День рождения я отпраздновал хорошо. Сначала мы с Понти и Кором (ты их не знаешь) зависали в одном клубе с хорошей виртуалкой и выпивкой (про выпивку родителям не рассказывай, договор?). Потом вернулся домой, выжал штангу десять по восемьдесят и больше бы выжал, но она почему-то заблокировалась (не иначе, из-за алкоголя в крови). Погонял новую игрушку, которую Кор подарил. (Приглашать пацанов домой не стал, а то потом такой свинюшник, что аннигилятор глючит). Заглянул в почту, а тут как раз твоя поздравилка.
1 2 3 4 5 6 7
Мне снилось море.Как в учебном цифроклипе по экобиологии: планктон питается простейшими, сельдь — планктоном, кашалот — сельдью, касатка — кашалотом… Сама касатка, наверное, невкусная. Пищевая цепь извивается в прозрачной воде, а мне тоже хочется есть, потому что на ужин сегодня была самая противная вещь на свете — овощной холодец, скользкий и дрожащий. И я сказала маме с Воспиталькой, что наелась в группе по самую шею. Хотя, если по правде, там давали один йогурт с этими… моллюсками… то есть мюслями… может, взять да и поймать касатку за хвост?…Я проснулась. До того голодная, что сама себе казалась пустой изнутри.Было темно. Только чуть-чуть отсвечивали стены в ночном эконом-режиме. На ночь в доме отключаются все программы, и даже дверные створки приходится раздвигать руками. Не говоря уже о том, что не работают скользилки.Зато Воспиталька спит и не подглядывает. И можно потихонечку взять на кухне настоящей взрослой еды.Идти по коридору своими ногами долго. К тому же я сначала ошиблась поворотом и попала не на кухню, а в спортивную комнату, где с потолка свешиваются канаты, провисает из угла в угол пластиковая лестница-рукоход и полным-полно всяких тренажеров. Три раза в неделю мы занимаемся тут с Гимнастиней. А Роб торчит здесь по нескольку часов каждый день. Он у нас качается. Если по-нормальному, наращивает мышечную массу. Хотя он и так ужас какой большой.В темноте спортивная комната казалась жуткой. Наверное, из-за рукохода, перекладинки которого чуть поблескивали, отражая мерцание стен. Будто огромная-преогромная улыбка чудовища.Наконец я добралась до кухни. Контейнер с едой оказался закодирован, и чтобы его открыть, надо было запускать всю кухонную программу. Я уже решила, что так и останусь голодная до утра — до овсянки!!! — когда заметила наверху, на крышке контейнера, несколько незапечатанных комплектов. Придвинула табуретку, залезла, встала на цыпочки, дотянулась. Ура-а-а-а!!!Взяла первый попавшийся, отлепила соломинку и сунула в рот. Вкуснотища!Перекатывая на языке вкуснющую тающую массу, я пошла обратно. Пожалела, что не захватила еще один, про запас. Они же там, наверное, все разные!..И тут услышала голос. Мамин. Приглушенный, из-за стены:— …просто я была уверена, что если пишут «семейная пропозиция»…— Удивляюсь тебе, — там же, за стеной, ответил ей папа. — Не в первый же раз. Пора бы запомнить, что любое предложение «для всей семьи» — это на троих. Рассчитывают на нормальных людей.Я собиралась идти дальше: ни с того ни с сего сильно захотелось спать. Но тут мама снова заговорила, и я осталась на месте, потому что услышала свое имя:— Я уже сказала Юсте.Папа звучно зевнул — наверное, его тоже тянуло в сон:— Ну и замечательно. Свозим Юську на море. Робни ведь у нас купался… подожди, в каком это году мы тогда выиграли?… Такой же где-то был, как она сейчас.— Чуть постарше. Уже шесть исполнилось, я точно помню… Но, Эдвар, так нельзя.— Почему это? — Он опять зевнул, еще громче.— Мы не можем улететь и оставить Роба здесь одного…— Глупости. Здоровый взрослый парень. Ему же на днях восемнадцать стукнет.— …в его день рождения. Так нельзя, пойми!— Расслабься, Андрэ. Наоборот: пацан первый раз в жизни отметит день рождения так, как сам считает нужным. Пригласит кого захочет, замутит вечеринку хоть до утра… может быть, уговорит наконец свою девушку — вдруг она из тех, кто на дух не переносит блок-свидалок?…— У Роба нет девушки.— Думаешь, он все тебе рассказывает?Папа засмеялся. Подслушивать за дверью нехорошо! — подумалось мне почему-то голосом Воспитальки. Еда в комплекте закончилась, и я облизнула соломинку. Жалко, такая вкуснятина… хотя есть больше не хотелось. И спать тоже.— Он ничего не рассказывает, — очень серьезно сказала мама. — Поэтому я и беспокоюсь. У него сейчас тяжелый период, Эдвар. В этом возрасте у многих бывает, особенно у мальчишек… Психический надлом, даже кризис. Робни все держит в себе, но это еще хуже. Я скачала индивидуальную консультацию Психолога. Главная рекомендация — уделять ребенку как можно больше внимания, ни в коем случае не оставлять один на один с его проблемами. Иначе могут быть любые… последствия.— Перестань. Давай спать.— У Роба очень ранимая психика. Вспомни, как болезненно он воспринял рождение Юсты…— Я думаю! А как я воспринял, ты хоть помнишь?! Но ты ж у нас сумасшедшая, Андрэ, если на чем зациклишься, тебя не переубедить. Ну ладно, ладно… Хорошая получилась девчонка…— Послушай, Эдвар, я тут подумала… только не обижайся. Может, я полечу сама с детьми?— И выдашь Робни за своего мужа? Не смеши меня. Там с этим строго.— Если б я не сказала Юське… Отдохнули бы втроем, как тогда. Ты, я и Роб. А она бы и не заметила, в этом возрасте дети легко…Дальше я ничего не слышала. Бежала по коридору, и пружинистое скользильное покрытие на полу глушило звук отчаянного топота босых ног.А слезы текли бесшумно.
— Какое оно?Роб начал медленно подниматься с корточек, штанга на его плечах то и дело кренилась в сторону. Лицо Роба покраснело и перекосилось, как будто он только что съел что-то очень-очень невкусное. Колени задрожали, и в этот момент штанга легко подскочила вверх, подхваченная с двух сторон программными зажимами.— Юська, уйди! — злобно выкрикнул он, выползая из-под тренажера. — Что какое?— Море.— Обыкновенное. Ты что, цифрофильмов не видела? В виртуалки не игралась?!Слезы больно ущипнули глаза, но я твердо решила не обижаться, что бы Роб ни сказал. Если обижусь — то, что я задумала, не выйдет.— Игралась. Но ты же летал туда по-настоящему! Расскажи, Роб…— Отстань. Я тогда был маленький, ничего не помню.— А вот и неправда! Не маленький. Тебе целых шесть лет было.Он снова подлез под штангу, поудобнее пристраивая на плечах пластиковый гриф. Но вдруг передумал и вылез обратно. Сел прямо на пол, прислонившись спиной к основанию тренажера.— Как это ты подсчитала?Я присела перед ним на корточки и снова попросила:— Расскажи!Роб улыбнулся и покачал головой:— Я правда не очень-то запомнил, Юс. Было здорово. Потом я все время просил родителей полететь еще, а они покупали мне всякие морские виртуалки. В результате я совсем запутался, что помню про настоящее море, а что — из тех игрушек. И обижался, маленький был… то есть не очень большой.— Ты и сейчас хочешь полететь, да? — спросила я почти шепотом.— Хочу… То есть… ну тебя, Юська. Ресурсы экодосуга в мире ограничены, ты же знаешь. Некоторым за всю жизнь так ни разу и не выпадает выигрыш. Если на море будут летать все кому не лень, от него скоро вообще ничего не останется. Случится экологическая катастрофа, понимаешь?Тут я вспомнила про «миллионы трудящихся». Совсем некстати вспомнила, и нечего было отвлекаться на пустяки, но я же ужас какая любопытная. А Роб знает почти все на свете. И спросила:— А что, на Гаугразе тоже есть море?— На Гаугразе?!Лицо Роба изменилось. Так резко и сильно, что я даже испугалась. Стало злым и как будто закрытым изнутри на замок.— Кто это тебе сказал?— Никто, — растерялась я. — В Далькиной книге было… то есть в альбоме… «морские купания надолго останутся в вашей памяти»… Вранье, да?— Какое там море, — сквозь зубы бросил Роб. — Они же в нем свои самострелы моют.— Кто, смертовики?Роб не ответил. Вскочил на ноги — одним пружинистым прыжком. Отошел в сторону, упал навзничь на длинный наклонный тренажер, схватился за поручни и начал быстро-быстро отжиматься на руках. Я насчитала двенадцать раз. Потом тренажер вскинулся вертикально, освобождаясь от Роба. Наверное, медицинская программа засекла что-то не то с его сердцем или дыханием.Он ругнулся, шагнул назад. И, конечно, споткнулся об меня.— Ты еще здесь? Ну чего ты все время путаешься под ногами?!.Я отступила. Не обижаться!.. Вот сейчас подожду, пока слезы затекут обратно в глаза, и скажу Робу, что я решила. Не лететь ни на какое море. Зачем оно мне нужно, если мама и папа не очень-то хотят меня брать? И потом, я же маленькая, все равно ничего не запомню. Лучше когда-нибудь еще… когда вырасту… когда сама выиграю в эту, как ее… лото-выборку…Пусть летит Роб.Прикрыла глаза. Сглотнула. И сказала — совсем другое:— Слышишь, Роб… А ты правда болезненно воспринял мое… ну, когда я родилась?— Чего?..Он стоял и смотрел на меня сверху вниз, большущий, аж становилось боязно. И как я могла такое спросить? Роб теперь вообще никогда-никогда не станет разговаривать со мной…И вдруг его губы дернулись. Растянулись, будто кто-то растаскивал уголки рта в разные стороны, в широкую-преширокую улыбку.— Глупая ты, Юська… Да я такой гордый ходил. Ни у кого нет сестры, а у меня — есть. Всем рассказывал, как буду тебя защищать. Только ж на тебя не нападал никто…Засмеялся.И я засмеялась вместе с ним. А потом подпрыгнула, схватилась за перекладину рукохода, повисла на одной руке, подтянулась, перехватила другую перекладину и, ни разу не останавливаясь, прошла всю лестницу от начала до конца. И обратно.— Класс! — восхитился Роб. — Слушай, Юс, это супер, что ты летишь с родителями на море. Ты не представляешь, как там здорово. Будешь посылать мне цифроснимки, хорошо? И письма.Я серьезно кивнула:— И ты мне тоже. Договорились?
Сначала мы долго-долго летели в непрозрачной капсуле. Высадились в каком-то блоке с морскими виртуальными картинами на стенах — Далька говорит, у нее дома тоже такие, так что ничего особенного. Потом по одному проходили медицинское обследование и санитарную обработку, а за ней — инструктаж: отдельно родители и отдельно я. Инструкционная программа — не то Лекторина, не то Наставница — целый час рассказывала, как нужно вести себя в экосистеме, и проверяла по виртуалке мои плавательные навыки. Затем нам вернули наши вещи. И пригласили в капсулу — на этот раз нормальную, с прозрачными стенками.Папа говорил, что вот, уже можно разглядеть!.. уже хорошо видно!.. море!!! Мама смеялась и вскрикивала, как совсем маленькая девочка. А я…Я зажмурилась. Крепко-крепко. И, как ни хотелось, не разжимала веки до тех пор, пока мы не вышли из капсулы. Под ногами было мягко, мягче, чем на скользильном покрытии. А воздух, вы представляете, он двигался (!!!) — и тут же бросил мне волосы прямо в лицо, защекотав щеки. От него вкусно-превкусно пахло. Морем.…И я открыла глаза.Море волновалось!
Рыбка лежала на круглом камне. Вокруг шевелились водоросли.Я подкралась еще ближе. Ловить морских обитателей, конечно, нельзя — но это же не по-настоящему, она все равно успеет уплыть. А интересно. Опустила в воду ладонь, сложенную лодочкой — рыбка шевельнула хвостиком, но осталась на месте, — и резко опустила руку прямо на камень. Поскользнулась, забарахталась лицом в воду, взмутила со дна песок вперемешку с пузырьками воздуха, подняла маленькие волны.Через минуту море опять стало гладким и прозрачным, словно стенка капсулы. Водоросли чуть колыхались, обнимая круглый камень. Только уже без рыбки.— Юста! — крикнула с берега мама. — Вылезай, кому говорят!!!Она звала меня то ли в пятый, то ли в шестой раз. Я поплескалась еще немножко и вылезла. Сразу стало холодно, хотя солнце светило ярко-ярко, поднявшись почти над самой головой.— Завернись. — Мама набросила на меня большое полотенце. — Губы уже синие. Вот заболеешь, и нам придется тут же улетать.— Думаешь, если нет Воспитальки, то не надо слушаться? — поддержал ее папа.Ну уж он-то мог бы и помолчать. Сам пошел купаться намного раньше меня, а вышел из воды только что. С его волос еще скатывались капли, падая прямо на раскрытую книжку, страницы которой трепал ветер.Мама перехватила мой взгляд:— Эдвар, ну как можно? Это же кни-га!— Расслабься, Андрэ… — Страница опять перелистнулась, и папа беззвучно ругнулся. — Нам же говорили в библиотеке на Базе, что это бульварное чтиво, культурной ценности не представляющее. — Он нашел наконец нужное место и заложил книжку пальцем. — Чертова бумага… Кстати, правда редкая чепуха.— Что ж ты тогда читаешь?Папа пожал плечами.Я его понимала: если постоянно купаться, то синеют губы. А больше на море делать нечего. Мой персональчик и тот пришлось оставить в Базовом блоке, а родители уже были в курсе, что на экодосуг нельзя брать с собой никаких электронных устройств — чтобы не сбивать естественный баланс природных биополей. Даже цифроснимки для Роба я делала издалека, через прозрачную стенку Базы.Кстати: я посмотрела на солнце. Оно стояло уже совсем высоко: еще чуть-чуть, и мы будем уходить, потому что в часы прямых солнечных лучей и, соответственно, максимальной радиации загорать нельзя. И мы с мамой и папой идем обедать. А после обеда может прийти письмо от Роба.Я согрелась и сняла полотенце. Но тепло мне было всего несколько минут, а потом сразу же — жарко-прежарко. Точно, сейчас начнем собираться.— Собираемся, — сказала мама, взглянув в небо.Я вскочила:— Только я еще разочек окунусь, хорошо, мам?— Юська!..Но я, конечно, уже бежала к морю. На полпути услышала за спиной возню и вскрики, обернулась через плечо. Засмеялась и припустила быстрее. Но папа все равно догнал меня и плюхнулся в воду на секунду раньше. С хохочущей и негодующей мамой на руках.…Перед обедом я заскочила в Информационный центр, но письма от Роба еще не было. Ясно, они же всегда загружают почтовую программу позже, да и пишет он мне не каждый день… но ведь могло уже и прийти! Жалко.А зато кормят здесь нормальной взрослой едой. Вкусной и удобной. «Моя маленькая сестренка! (на «маленькую» не обижаешься?) Спасибо за твою поздравилку, очень смешная. День рождения я отпраздновал хорошо. Сначала мы с Понти и Кором (ты их не знаешь) зависали в одном клубе с хорошей виртуалкой и выпивкой (про выпивку родителям не рассказывай, договор?). Потом вернулся домой, выжал штангу десять по восемьдесят и больше бы выжал, но она почему-то заблокировалась (не иначе, из-за алкоголя в крови). Погонял новую игрушку, которую Кор подарил. (Приглашать пацанов домой не стал, а то потом такой свинюшник, что аннигилятор глючит). Заглянул в почту, а тут как раз твоя поздравилка.
1 2 3 4 5 6 7