– А теперь займемся каждым в отдельности и в зависимости от его испорченности, сообразительности и… – он игриво подбросил на руке золотую монетку, – …других оснований решим вопрос об его освобождении.
Все, конечно, повздыхали, но как понял Квентин, это испытание на испорченность не было для них в новинку, поэтому каждый, порывшись в своих узелках, сумках, мешках и карманах доставал заветные, служащие пропуском, золотые кружочки и подходил к командиру, который расположился за столиком в дальнем углу огороженного стенами двора. Квентин решил, что с этим проблем не будет, – из башни он прихватил кожаный мешочек Миракла, доверху набитый золотыми монетами и драгоценностями.
Когда очередь дошла до него, он уверено запустил руку в дорожный мешок, где хранилось его имущество, и обмер. Кошелька не было. Он прошарил рукой все до дна. Затем отошел в сторонку и высыпал все содержимое на землю. Мешочек с золотом исчез.
– Эй, ты чего расселся?! – грозно прикрикнул на него стражник. – Все уже прошли испытания, – он довольно улыбнулся, наслаждаясь звоном в карманах. – Или ты гоблин?
– У меня деньги украли… – тихо сказал Квентин.
– Вот так да! Командир, у этого деньги украли!
– Деньги украли? – с подозрением переспросил начальник стражи. – Ну что ж, как говорится, на нет и суда нет. А раз денег нет, то и скорого суда нет, – он развел руками и решительно заявил: – Я сразу понял, что он гоблин. А раз так, пусть идет в тюрьму.
Еще можно было, кинувшись в ноги с жалобной мольбой, упросить стражников повременить с деньгами и отпустить его к друзьям в город, предложить им в залог или взамен денег книги, меч, золотой ободок, про который, признаться, Квентин совсем позабыл. Но все существо принца Монтании противилось этому. Все происходящее было чудовищно несправедливо, и его сердце опередило разум, неожиданно заблокировав этот расчетливый порыв.
Квентин промолчал, и тогда командиру не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в действие.
– Оформляй в каталажку! – приказал он стражнику, который что-то записывал в толстую тетрадь.
У Квентина отобрали вещи и оружие и под конвоем доставили в тюрьму.
Дежурный надзиратель расписался в акте о приеме заключенного, забросил все его вещи в большой мешок с нашитым на нем номером и втолкнул Квентина в темную камеру.
Глава 23. Первые встречи
Зарешеченное оконце в двери камеры было настолько мало, что свет из освещаемого факелами тюремного коридора внутрь камеры почти не проникал, и в ней стояла первобытная тьма. Поэтому Квентин не сразу разобрал, есть ли в камере кто-то еще. Неизвестно, сколько бы времени потребовалось, чтобы хоть что-то разглядеть в этой тьме, если бы с правой стороны от Квентина не заворочалось что-то бесформенное, напоминающее в темноте большую кучу тряпья, приготовленного в стирку.
– Что там за гоблин такой? – раздался скрипучий голос из гортани, которая по меньшей мере сутки не испытывала смягчающего действия порции доброго вина. – Отдыхать людям не дают!
Куча зашевелилась на своем жестком ложе и с трудом приобрела смазанные контуры человека. Раздался тяжелый вздох:
– Ну что ты будешь делать с этими гоблинами! Какой уж теперь, к черту, сон!
Глаза Квентина постепенно привыкали к темноте, и он начал различать очертания своего собеседника. Это был человек с длинными спутанными волосами, всклокоченной бородой, с ног до головы, как тряпичная кукла, закутанный в какие-то лохмотья. Судя по его тяжелому сиплому дыханию, напоенному гремучей смесью сивушных ароматов, он вполне мог бы сойти за отдыхающего дракона, у которого совсем не осталось сил, чтобы, воспламенив горючие пары своего дыхания, испепелить непрошенного посетителя.
– Эй ты, гоблин, подойди сюда! – приподнялся человек-дракон и невидящим взглядом уставился на Квентина. – Не бойся, я тебя не съем… сегодня… – он расхохотался харкающим смехом и тут же захлебнулся икотой.
Квентин отделился от двери и прошел вглубь камеры. Через три-четыре шага он наткнулся на противоположную стену, на верху которой, под самым потолком, находилось скрытое козырьком маленькое оконце, забранное толстыми прутьями. Он остановился около окна, с радостью вдыхая свежий, после ароматов камеры, воздух.
В углу снова раздалось невнятное бормотание, которое не сразу сложилось в понятную человеческую речь:
– Ик… ой… ик… Чтоб тебя… ик… будь ты не ладен… Пусть ты хоть трижды гоблин… ик… никому не скажу… ик… если найдешь, чем промочить глотку… ик… Разрази меня гром… ик… – икнул он в последний раз, перевел дыхание и вроде справился с икотой:
– Что эти дураки, – он кивнул на зарешеченную дверь, – могут понимать в гоблинах? У них одно занятие хватать нашего брата и выжимать из него все до последнего гроша, верно?
Квентин счел за благо промолчать, чтобы не нарваться на какую-нибудь провокацию.
– Гоблины им мерещатся… – ворчал человек-тряпочная-гора. – Не знают они еще настоящих гоблинов и не ведают, чем еще завтрашний день обернется. Думают, всегда будет так – тишь, да гладь, да божья благодать. Ан нет, все еще может и по-другому обернуться, верно? – он снова обратился за поддержкой к Квентину. Но тот опять промолчал.
– Как звать-то тебя?
– Квентин, – не сразу ответил он.
– А… Хорошо… А я Фарт, отставной капитан королевского флота. Да…
– протянул он, видно, не легки были его воспоминания.
– По говору, ты вроде как не из наших мест, откуда пожаловал-то?
– Из степей.
– Из степей? Ну, тогда точно гоблин, – в темноте послышалось какое-то хрюканье, которое можно было принять и за смех, и за кашель. – Ты только не вздумай на дознании брякнуть, что пришел из степей или пуще того из леса. Там, кроме гоблинов и прочих уродов, никого нынче нет.
– С тех пор, как у нас первым министром стал Теодор Грант, – продолжал Фарт, – так и пошла эта бдительность, туды ее в кочерыжку. Бдеть, понимаешь, стали за своими карманами да гоблинов ловить по городским кабакам. Я тебе вот что, парень, скажу, ни черта они не понимают в гоблинах. Они и в лес-то сунуться боятся, все только и надеются на Небесный Огонь. А то не понимают, что если Конах соберет силы да ударит внезапно, так ничто нас не спасет. Кто его знает, есть там еще Небесный Огонь, – он ткнул пальцем в потолок, – или уже весь вышел. Вот и бдят, туды их растуды.
Квентин, приглядевшись, увидел напротив места Фарта лежанку, покрытую соломенным тюфяком, и опустился на нее. Во рту у него с самого утра не было ни крошки. Деньги украли, вещи отобрали, а самого заточили в каталажку, не понять за что. Вот тебе и свободный город Магоч.
В темноте он заметил металлический бак и две кружки, прикрепленные к нему цепочкой. С удовольствием выпил холодной воды. Похоже, его мечты о тюремной баланде могут осуществиться.
– Скажи, Фарт, ужин уже был?
– Ужин? Ну, если ты называешь это так, то да. А если не хочешь отравиться, то вот возьми-ка лучше это, – он протянул принцу кусок хлеба с ветчиной и кружками нарезанного лука. – Это я прихватил с собой, когда меня выволокли из «Трех поросят». Бери, не стесняйся.
– Спасибо, – Квентин схватил бутерброд и в одно мгновение, даже не разобрав вкуса, проглотил его. Фарт удовлетворенно проследил за этим.
– У тебя что, денег не было?
– У меня их украли.
– А… Ну, так это у нас просто. Только рот разинь… – Фарт помолчал, как бы обдумывая сложившуюся ситуацию, и сказал: – Да, трудно тебе придется, парень. И поручиться, я так понимаю, за тебя некому. Нет у тебя никого в городе, верно?
– Да, – вынужден был согласиться Квентин.
– А раз так, то высокая комиссия, туды ее растуды, с тобой церемониться не будет. В лучшем случае, вышвырнут из города, в худшем, закроют здесь или отправят на галеры.
– Я не гоблин.
– Это никого не волнует. Вот что, парень. Надо тебе найти поручителя. Того, кто мог бы за тебя словечко замолвить в суде, кого-нибудь из местных. Может, все же есть такие? – снова спросил Фарт, и Квентину послышалось в его голосе чуть заметное возбуждение.
– Я шел с поручением к одному человеку, но он даже не знает о моем существовании.
– Вот значит как… Плохо дело. Я уж на что тертый калач, и то не знаю, как тебе помочь. Меня-то завтра отпустят, не сомневайся. А то взяли, понимаешь, моду: чуть человек выпил, да погулял маленько, так сразу и в каталажку. А вот, что с тобой-то делать будем? Может, скажешь, к кому идешь? Я с ним встречусь и рассскажу о тебе, – предложил Фарт.
Квентин не знал, что и ответить. С одной стороны, у него не было выбора: или довериться первому встречному или застрять в тюрьме надолго. Но с другой стороны, неизвестно, кем может оказаться этот человек.
Поэтому Квентин рассудил:
– Ладно, утром скажу. Утро вечера мудренее.
– Ну, как знаешь, парень. Спать, так спать. Подъем здесь рано, – Фарт забарахтался в своей куче тряпок, поворачиваясь лицом к стене.
Квентин, устраиваясь поудобнее, взбил слежавшийся соломенный тюфяк, и как только его голова коснулась жесткой, набитой соломой подушки, тут же провалился в глубокий сон.
Утро началось с металлического бряцания у дверей. Квентин открыл глаза и увидел, что только начинает светать – за маленьким оконцем серел квадрат неба.
– Подъем! – скомандовал надзиратель. – Приведите себя в порядок. Через пятнадцать минут вам, бездельникам, будет подан завтрак.
Квентин поднялся с лежанки и поежился от утреннего холодка – лето сдавало свои позиции надвигающейся осени. Справив нужду в деревянный бочонок, арестанты приступили к умыванию. Квентин плеснул в ладони холодной воды и силой брызнул себе в лицо. Это помогло окончательно отойти от сна. «Брр, холодно как», – подумал он, приводя в порядок свои мысли. Всю ночь ему что-то снилось, он с кем-то усиленно дискутировал на какие-то отвлеченные темы, но сейчас, как ни старался, ничего не мог вспомнить. «Может, грибы опять хотят что-нибудь сообщить, – подумал он. – Как плохо, что я их не понимаю». Он потрогал тщательно спрятанный в одежде золотой ободок, удивительно, как его не обнаружили при обыске.
Квентин покосился на Фарта. Этот пьяница сидел на своей лежанке молчаливый и грустный, тупо уставясь перед собой остекленевшими глазами. От оживления предыдущей ночи не осталось и следа, сегодня мир предстал перед ним своей сумеречной стороной.
Оконце в двери распахнулось, и надзиратель просунул в камеру две глиняных миски с парящей жидкостью.
Несмотря на то, что Фарт, будто патриархальный глава семейства, старался соблюдать медлительность и степенность, ложка в его руках то и дело выбивала барабанную дробь то на миске, то на его зубах.
– Ну как ты, Фарт? – поинтересовался Квентин самочувствием соседа. Оловянная ложка еще некоторое время отстукивала дробь на зубах Фарта, прежде чем он смог ответить:
– Нехорошо… Весьма дурно себя чувствую, – ответил он осипшим голосом.
Квентин подумал, что джентльменам не к лицу читать друг другу нотации, и от дальнейших замечаний решил воздержаться.
Однако, немного придя в себя после горячей похлебки, Фарт решил сам продолжить ночной разговор:
– Так кого мне известить, что ты в тюрьме, когда я выберусь отсюда? – спросил он, зябко ежась и закутываясь в свои лохмотья.
– Я шел к одному человеку, но он меня не знает. А раз не знает, то думаю, мне придется выпутываться самому.
– А ты все-таки не гоблин?
– Нет, не гоблин.
– Значит, выпутаешься. Небесная Сила сразу распознает гоблинов, – он с шумом втянул в себя остатки баланды из миски. – Правда, не на всех жрецов можно положиться, многие такие же проходимцы, как и стражники.
– Запомни, – взгляд его вдруг стал осмысленным и твердо сфокусировался на Квентине. – Если дело дойдет до жрецов, требуй участия в суде преподобного Патрика. У этого еще сохранились кое-какие представления о чести. А, в общем, тебе нечего бояться, раз ты не гоблин. Они убедятся, что с тебя нечего взять, и отпустят.
В это время за дверью вновь загрохотало железо, и надзиратель приказал Фарту выходить из камеры.
Фарт с трудом поднялся на непослушные ноги и уже на ходу, обернувшись к Квентину, добавил:
– Если что, меня всегда найдешь у «Трех поросят». После всего, думаю, у тебя появится много вопросов. Да и мне найдется, что тебе рассказать, принц Квентин, – и он, заговорщицки подмигнув молодому человеку, вышел из камеры.
* * *
Друум придирчиво оглядел остальных – хороши же они. Замызганные, замусоленные крестьяне, выбравшиеся в город на заработки. Все воины престола удачно миновали посты стражников – золотая монета Терраны, щедро выданная Его Святейшеством, служила надежным пропуском. И вот все пятеро, за исключением Альдора, собрались в условленный час на главной торговой площади Магоча.
Стараясь не собираться заметной группой и вместе с тем не упускать друг друга из вида, они рассеянно бродили между торговых рядов, ожидая Альдора. «Старику давно пора убираться на покой, – с раздражением думал Друум. – Как бы нам не влипнуть здесь в какое-нибудь дерьмо из-за этой старой развалины».
Вся команда, пробравшись в город по одиночке, находилась здесь со вчерашнего вечера, но пока им ничего не удалось узнать ни о монтанском принце, ни об Альдоре. Мальчишка, безусловно, был в городе, но найти его здесь будет непросто. В городе было много приезжих – на днях должен был состояться грандиозный рыцарский турнир.
«Где же этот старик?» – озабоченно всматриваясь в толпу, думал Друум. С одной стороны, было даже хорошо, что Альдор куда-то пропал, – все командование операцией в этом случае переходило к нему, а это сулило неплохие перспективы. Но с другой стороны исчезновение наместника могло иметь особые причины, в том числе и предательство. Если это так, вся их операция может оказаться на грани срыва, а этого Конах никогда не простит ему. Друум гнал от себя эти мысли. И как только мысль о предательстве старины Альдора могла придти ему в голову? Но как он ни старался, смутные догадки и подозрения одолевали его.
«Пусть старик появится здесь сейчас же, немедленно. Пусть докажет свою преданность и поможет довести операцию до конца, а затем… – размышлял Друум. – А затем придет время крепко задуматься над письмом Его Святейшества».
Часы пробили ровно двенадцать, когда королевский оружейник Якобс приехал с помощником на повозке, запряженной парой белых лошадей. Он медленно слез с повозки и придирчиво оглядел рынок. До турнира оставалось совсем немного времени, а эти чертовы кузнецы и ремесленники до сих пор еще ничего не сделали. На сегодняшний день ему удалось собрать только чуть больше половины королевского заказа. А это означало, что если сегодня-завтра эти бездельники не подвезут оставшееся снаряжение, то за такую организацию турнира король явно не погладит его по голове, а если и погладит, то только предварительно вынув ее из плетеной корзины с опилками.
От подобных рассуждений Якобс вошел в такое состояние духа, когда лучше было ему не перечить. Чувствуя в себе грозную, несокрушимую силу праведного гнева, он, кивнув помощнику, чтобы тот следовал за ним, направился к оружейным лавкам. Торговцы заметили своего мучителя, и в их рядах пробежало легкое замешательство.
Альдор услышал бой курантов на башне и прибавил шагу. «Скорее всего, – думал он, – все уже собрались и ждут меня». Пробираясь через базарную толчею, он зорко всматривался, пытаясь отыскать знакомые лица. Но первым он увидел, а точнее услышал королевского оружейника.
– Так когда ты мне поклялся доставить щиты, гоблинская морда?! – грохотал на всю округу Якобс, держа за грудки какого-то тщедушного торговца так, что ноги бедолаги лишь кончиками носков касались земли. – Или ты думаешь, ведьмино отродье, что меня можно обмануть?! По-легкому загрести денежки и смыться?! – он тряс несчастного с такой силой, что голова того моталась из стороны в сторону, как у марионетки. – Турнир на носу, а еще ничего не готово!
– Вы что не знаете наших правил?! – обвел он яростным взглядом сбившихся в испуганную кучку торговцев. – У нас на турнире всем предоставлены равные возможности. А это значит, что каждому, повторяю, каждому должно быть выдано одинаковое вооружение, обмундирование и снаряжение. У них только лошади свои! – он с силой отбросил в сторону задыхающегося торговца.
– Король дает вам возможность заработать на турнире, как вы этого не понимаете, уроды порченные! – он схватил лежащее на прилавке копье. – Сколько этого добра вы должны были поставить на сегодняшний день?! Что? Говори громче, не стесняйся, как красна девица. Триста? А сделали сколько?! Двести? И ты, придурок, думаешь этим отделаться?! – Якобс продолжал разносить торговцев, на две головы возвышаясь над толпой.
Друум посмотрел на часы – была четверть первого. Прибудет Альдор, не прибудет, а задание выполнять надо. Вот и Якобс появился на площади и распекает торговцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Все, конечно, повздыхали, но как понял Квентин, это испытание на испорченность не было для них в новинку, поэтому каждый, порывшись в своих узелках, сумках, мешках и карманах доставал заветные, служащие пропуском, золотые кружочки и подходил к командиру, который расположился за столиком в дальнем углу огороженного стенами двора. Квентин решил, что с этим проблем не будет, – из башни он прихватил кожаный мешочек Миракла, доверху набитый золотыми монетами и драгоценностями.
Когда очередь дошла до него, он уверено запустил руку в дорожный мешок, где хранилось его имущество, и обмер. Кошелька не было. Он прошарил рукой все до дна. Затем отошел в сторонку и высыпал все содержимое на землю. Мешочек с золотом исчез.
– Эй, ты чего расселся?! – грозно прикрикнул на него стражник. – Все уже прошли испытания, – он довольно улыбнулся, наслаждаясь звоном в карманах. – Или ты гоблин?
– У меня деньги украли… – тихо сказал Квентин.
– Вот так да! Командир, у этого деньги украли!
– Деньги украли? – с подозрением переспросил начальник стражи. – Ну что ж, как говорится, на нет и суда нет. А раз денег нет, то и скорого суда нет, – он развел руками и решительно заявил: – Я сразу понял, что он гоблин. А раз так, пусть идет в тюрьму.
Еще можно было, кинувшись в ноги с жалобной мольбой, упросить стражников повременить с деньгами и отпустить его к друзьям в город, предложить им в залог или взамен денег книги, меч, золотой ободок, про который, признаться, Квентин совсем позабыл. Но все существо принца Монтании противилось этому. Все происходящее было чудовищно несправедливо, и его сердце опередило разум, неожиданно заблокировав этот расчетливый порыв.
Квентин промолчал, и тогда командиру не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в действие.
– Оформляй в каталажку! – приказал он стражнику, который что-то записывал в толстую тетрадь.
У Квентина отобрали вещи и оружие и под конвоем доставили в тюрьму.
Дежурный надзиратель расписался в акте о приеме заключенного, забросил все его вещи в большой мешок с нашитым на нем номером и втолкнул Квентина в темную камеру.
Глава 23. Первые встречи
Зарешеченное оконце в двери камеры было настолько мало, что свет из освещаемого факелами тюремного коридора внутрь камеры почти не проникал, и в ней стояла первобытная тьма. Поэтому Квентин не сразу разобрал, есть ли в камере кто-то еще. Неизвестно, сколько бы времени потребовалось, чтобы хоть что-то разглядеть в этой тьме, если бы с правой стороны от Квентина не заворочалось что-то бесформенное, напоминающее в темноте большую кучу тряпья, приготовленного в стирку.
– Что там за гоблин такой? – раздался скрипучий голос из гортани, которая по меньшей мере сутки не испытывала смягчающего действия порции доброго вина. – Отдыхать людям не дают!
Куча зашевелилась на своем жестком ложе и с трудом приобрела смазанные контуры человека. Раздался тяжелый вздох:
– Ну что ты будешь делать с этими гоблинами! Какой уж теперь, к черту, сон!
Глаза Квентина постепенно привыкали к темноте, и он начал различать очертания своего собеседника. Это был человек с длинными спутанными волосами, всклокоченной бородой, с ног до головы, как тряпичная кукла, закутанный в какие-то лохмотья. Судя по его тяжелому сиплому дыханию, напоенному гремучей смесью сивушных ароматов, он вполне мог бы сойти за отдыхающего дракона, у которого совсем не осталось сил, чтобы, воспламенив горючие пары своего дыхания, испепелить непрошенного посетителя.
– Эй ты, гоблин, подойди сюда! – приподнялся человек-дракон и невидящим взглядом уставился на Квентина. – Не бойся, я тебя не съем… сегодня… – он расхохотался харкающим смехом и тут же захлебнулся икотой.
Квентин отделился от двери и прошел вглубь камеры. Через три-четыре шага он наткнулся на противоположную стену, на верху которой, под самым потолком, находилось скрытое козырьком маленькое оконце, забранное толстыми прутьями. Он остановился около окна, с радостью вдыхая свежий, после ароматов камеры, воздух.
В углу снова раздалось невнятное бормотание, которое не сразу сложилось в понятную человеческую речь:
– Ик… ой… ик… Чтоб тебя… ик… будь ты не ладен… Пусть ты хоть трижды гоблин… ик… никому не скажу… ик… если найдешь, чем промочить глотку… ик… Разрази меня гром… ик… – икнул он в последний раз, перевел дыхание и вроде справился с икотой:
– Что эти дураки, – он кивнул на зарешеченную дверь, – могут понимать в гоблинах? У них одно занятие хватать нашего брата и выжимать из него все до последнего гроша, верно?
Квентин счел за благо промолчать, чтобы не нарваться на какую-нибудь провокацию.
– Гоблины им мерещатся… – ворчал человек-тряпочная-гора. – Не знают они еще настоящих гоблинов и не ведают, чем еще завтрашний день обернется. Думают, всегда будет так – тишь, да гладь, да божья благодать. Ан нет, все еще может и по-другому обернуться, верно? – он снова обратился за поддержкой к Квентину. Но тот опять промолчал.
– Как звать-то тебя?
– Квентин, – не сразу ответил он.
– А… Хорошо… А я Фарт, отставной капитан королевского флота. Да…
– протянул он, видно, не легки были его воспоминания.
– По говору, ты вроде как не из наших мест, откуда пожаловал-то?
– Из степей.
– Из степей? Ну, тогда точно гоблин, – в темноте послышалось какое-то хрюканье, которое можно было принять и за смех, и за кашель. – Ты только не вздумай на дознании брякнуть, что пришел из степей или пуще того из леса. Там, кроме гоблинов и прочих уродов, никого нынче нет.
– С тех пор, как у нас первым министром стал Теодор Грант, – продолжал Фарт, – так и пошла эта бдительность, туды ее в кочерыжку. Бдеть, понимаешь, стали за своими карманами да гоблинов ловить по городским кабакам. Я тебе вот что, парень, скажу, ни черта они не понимают в гоблинах. Они и в лес-то сунуться боятся, все только и надеются на Небесный Огонь. А то не понимают, что если Конах соберет силы да ударит внезапно, так ничто нас не спасет. Кто его знает, есть там еще Небесный Огонь, – он ткнул пальцем в потолок, – или уже весь вышел. Вот и бдят, туды их растуды.
Квентин, приглядевшись, увидел напротив места Фарта лежанку, покрытую соломенным тюфяком, и опустился на нее. Во рту у него с самого утра не было ни крошки. Деньги украли, вещи отобрали, а самого заточили в каталажку, не понять за что. Вот тебе и свободный город Магоч.
В темноте он заметил металлический бак и две кружки, прикрепленные к нему цепочкой. С удовольствием выпил холодной воды. Похоже, его мечты о тюремной баланде могут осуществиться.
– Скажи, Фарт, ужин уже был?
– Ужин? Ну, если ты называешь это так, то да. А если не хочешь отравиться, то вот возьми-ка лучше это, – он протянул принцу кусок хлеба с ветчиной и кружками нарезанного лука. – Это я прихватил с собой, когда меня выволокли из «Трех поросят». Бери, не стесняйся.
– Спасибо, – Квентин схватил бутерброд и в одно мгновение, даже не разобрав вкуса, проглотил его. Фарт удовлетворенно проследил за этим.
– У тебя что, денег не было?
– У меня их украли.
– А… Ну, так это у нас просто. Только рот разинь… – Фарт помолчал, как бы обдумывая сложившуюся ситуацию, и сказал: – Да, трудно тебе придется, парень. И поручиться, я так понимаю, за тебя некому. Нет у тебя никого в городе, верно?
– Да, – вынужден был согласиться Квентин.
– А раз так, то высокая комиссия, туды ее растуды, с тобой церемониться не будет. В лучшем случае, вышвырнут из города, в худшем, закроют здесь или отправят на галеры.
– Я не гоблин.
– Это никого не волнует. Вот что, парень. Надо тебе найти поручителя. Того, кто мог бы за тебя словечко замолвить в суде, кого-нибудь из местных. Может, все же есть такие? – снова спросил Фарт, и Квентину послышалось в его голосе чуть заметное возбуждение.
– Я шел с поручением к одному человеку, но он даже не знает о моем существовании.
– Вот значит как… Плохо дело. Я уж на что тертый калач, и то не знаю, как тебе помочь. Меня-то завтра отпустят, не сомневайся. А то взяли, понимаешь, моду: чуть человек выпил, да погулял маленько, так сразу и в каталажку. А вот, что с тобой-то делать будем? Может, скажешь, к кому идешь? Я с ним встречусь и рассскажу о тебе, – предложил Фарт.
Квентин не знал, что и ответить. С одной стороны, у него не было выбора: или довериться первому встречному или застрять в тюрьме надолго. Но с другой стороны, неизвестно, кем может оказаться этот человек.
Поэтому Квентин рассудил:
– Ладно, утром скажу. Утро вечера мудренее.
– Ну, как знаешь, парень. Спать, так спать. Подъем здесь рано, – Фарт забарахтался в своей куче тряпок, поворачиваясь лицом к стене.
Квентин, устраиваясь поудобнее, взбил слежавшийся соломенный тюфяк, и как только его голова коснулась жесткой, набитой соломой подушки, тут же провалился в глубокий сон.
Утро началось с металлического бряцания у дверей. Квентин открыл глаза и увидел, что только начинает светать – за маленьким оконцем серел квадрат неба.
– Подъем! – скомандовал надзиратель. – Приведите себя в порядок. Через пятнадцать минут вам, бездельникам, будет подан завтрак.
Квентин поднялся с лежанки и поежился от утреннего холодка – лето сдавало свои позиции надвигающейся осени. Справив нужду в деревянный бочонок, арестанты приступили к умыванию. Квентин плеснул в ладони холодной воды и силой брызнул себе в лицо. Это помогло окончательно отойти от сна. «Брр, холодно как», – подумал он, приводя в порядок свои мысли. Всю ночь ему что-то снилось, он с кем-то усиленно дискутировал на какие-то отвлеченные темы, но сейчас, как ни старался, ничего не мог вспомнить. «Может, грибы опять хотят что-нибудь сообщить, – подумал он. – Как плохо, что я их не понимаю». Он потрогал тщательно спрятанный в одежде золотой ободок, удивительно, как его не обнаружили при обыске.
Квентин покосился на Фарта. Этот пьяница сидел на своей лежанке молчаливый и грустный, тупо уставясь перед собой остекленевшими глазами. От оживления предыдущей ночи не осталось и следа, сегодня мир предстал перед ним своей сумеречной стороной.
Оконце в двери распахнулось, и надзиратель просунул в камеру две глиняных миски с парящей жидкостью.
Несмотря на то, что Фарт, будто патриархальный глава семейства, старался соблюдать медлительность и степенность, ложка в его руках то и дело выбивала барабанную дробь то на миске, то на его зубах.
– Ну как ты, Фарт? – поинтересовался Квентин самочувствием соседа. Оловянная ложка еще некоторое время отстукивала дробь на зубах Фарта, прежде чем он смог ответить:
– Нехорошо… Весьма дурно себя чувствую, – ответил он осипшим голосом.
Квентин подумал, что джентльменам не к лицу читать друг другу нотации, и от дальнейших замечаний решил воздержаться.
Однако, немного придя в себя после горячей похлебки, Фарт решил сам продолжить ночной разговор:
– Так кого мне известить, что ты в тюрьме, когда я выберусь отсюда? – спросил он, зябко ежась и закутываясь в свои лохмотья.
– Я шел к одному человеку, но он меня не знает. А раз не знает, то думаю, мне придется выпутываться самому.
– А ты все-таки не гоблин?
– Нет, не гоблин.
– Значит, выпутаешься. Небесная Сила сразу распознает гоблинов, – он с шумом втянул в себя остатки баланды из миски. – Правда, не на всех жрецов можно положиться, многие такие же проходимцы, как и стражники.
– Запомни, – взгляд его вдруг стал осмысленным и твердо сфокусировался на Квентине. – Если дело дойдет до жрецов, требуй участия в суде преподобного Патрика. У этого еще сохранились кое-какие представления о чести. А, в общем, тебе нечего бояться, раз ты не гоблин. Они убедятся, что с тебя нечего взять, и отпустят.
В это время за дверью вновь загрохотало железо, и надзиратель приказал Фарту выходить из камеры.
Фарт с трудом поднялся на непослушные ноги и уже на ходу, обернувшись к Квентину, добавил:
– Если что, меня всегда найдешь у «Трех поросят». После всего, думаю, у тебя появится много вопросов. Да и мне найдется, что тебе рассказать, принц Квентин, – и он, заговорщицки подмигнув молодому человеку, вышел из камеры.
* * *
Друум придирчиво оглядел остальных – хороши же они. Замызганные, замусоленные крестьяне, выбравшиеся в город на заработки. Все воины престола удачно миновали посты стражников – золотая монета Терраны, щедро выданная Его Святейшеством, служила надежным пропуском. И вот все пятеро, за исключением Альдора, собрались в условленный час на главной торговой площади Магоча.
Стараясь не собираться заметной группой и вместе с тем не упускать друг друга из вида, они рассеянно бродили между торговых рядов, ожидая Альдора. «Старику давно пора убираться на покой, – с раздражением думал Друум. – Как бы нам не влипнуть здесь в какое-нибудь дерьмо из-за этой старой развалины».
Вся команда, пробравшись в город по одиночке, находилась здесь со вчерашнего вечера, но пока им ничего не удалось узнать ни о монтанском принце, ни об Альдоре. Мальчишка, безусловно, был в городе, но найти его здесь будет непросто. В городе было много приезжих – на днях должен был состояться грандиозный рыцарский турнир.
«Где же этот старик?» – озабоченно всматриваясь в толпу, думал Друум. С одной стороны, было даже хорошо, что Альдор куда-то пропал, – все командование операцией в этом случае переходило к нему, а это сулило неплохие перспективы. Но с другой стороны исчезновение наместника могло иметь особые причины, в том числе и предательство. Если это так, вся их операция может оказаться на грани срыва, а этого Конах никогда не простит ему. Друум гнал от себя эти мысли. И как только мысль о предательстве старины Альдора могла придти ему в голову? Но как он ни старался, смутные догадки и подозрения одолевали его.
«Пусть старик появится здесь сейчас же, немедленно. Пусть докажет свою преданность и поможет довести операцию до конца, а затем… – размышлял Друум. – А затем придет время крепко задуматься над письмом Его Святейшества».
Часы пробили ровно двенадцать, когда королевский оружейник Якобс приехал с помощником на повозке, запряженной парой белых лошадей. Он медленно слез с повозки и придирчиво оглядел рынок. До турнира оставалось совсем немного времени, а эти чертовы кузнецы и ремесленники до сих пор еще ничего не сделали. На сегодняшний день ему удалось собрать только чуть больше половины королевского заказа. А это означало, что если сегодня-завтра эти бездельники не подвезут оставшееся снаряжение, то за такую организацию турнира король явно не погладит его по голове, а если и погладит, то только предварительно вынув ее из плетеной корзины с опилками.
От подобных рассуждений Якобс вошел в такое состояние духа, когда лучше было ему не перечить. Чувствуя в себе грозную, несокрушимую силу праведного гнева, он, кивнув помощнику, чтобы тот следовал за ним, направился к оружейным лавкам. Торговцы заметили своего мучителя, и в их рядах пробежало легкое замешательство.
Альдор услышал бой курантов на башне и прибавил шагу. «Скорее всего, – думал он, – все уже собрались и ждут меня». Пробираясь через базарную толчею, он зорко всматривался, пытаясь отыскать знакомые лица. Но первым он увидел, а точнее услышал королевского оружейника.
– Так когда ты мне поклялся доставить щиты, гоблинская морда?! – грохотал на всю округу Якобс, держа за грудки какого-то тщедушного торговца так, что ноги бедолаги лишь кончиками носков касались земли. – Или ты думаешь, ведьмино отродье, что меня можно обмануть?! По-легкому загрести денежки и смыться?! – он тряс несчастного с такой силой, что голова того моталась из стороны в сторону, как у марионетки. – Турнир на носу, а еще ничего не готово!
– Вы что не знаете наших правил?! – обвел он яростным взглядом сбившихся в испуганную кучку торговцев. – У нас на турнире всем предоставлены равные возможности. А это значит, что каждому, повторяю, каждому должно быть выдано одинаковое вооружение, обмундирование и снаряжение. У них только лошади свои! – он с силой отбросил в сторону задыхающегося торговца.
– Король дает вам возможность заработать на турнире, как вы этого не понимаете, уроды порченные! – он схватил лежащее на прилавке копье. – Сколько этого добра вы должны были поставить на сегодняшний день?! Что? Говори громче, не стесняйся, как красна девица. Триста? А сделали сколько?! Двести? И ты, придурок, думаешь этим отделаться?! – Якобс продолжал разносить торговцев, на две головы возвышаясь над толпой.
Друум посмотрел на часы – была четверть первого. Прибудет Альдор, не прибудет, а задание выполнять надо. Вот и Якобс появился на площади и распекает торговцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60