- Очень рад! - сказал князь, не поворачивая головы.
Граф молча кивнул ему и шепнул что-то на ухо своей соседке. Та захохотала, а Иван Савич покраснел. Дипломат, открыв немного рот, смотрел с любопытством, как Иван Савич кланялся, говорил и как сел.
- Где же ваше вино? Monsieur... monsieur... - сказал граф.
- Меня зовут Иван Савич. Про какое вино, ваше сиятельство, изволите спрашивать?
- Нет, не нужно! - перебила баронесса. - Эти господа, - сказала она Ивану Савичу, - сделали мне своим посещением приятный сюрприз, и всякий привез свое вино. Они думали, что и вы знаете...
- Позвольте-с... я сейчас... - сказал Иван Савич и с салфеткой побежал в переднюю, чтобы послать за вином.
- Ваше здоровье, милая Амалия! - закричал через стол князь и выпил бокал.
- Меrci, - отвечала соседка графа. - И я пью ваше.
И выпила свой бокал одним духом.
- Ради Бога, не пейте за мое: я и так не знаю, что со своим здоровьем делать! - сказал князь. - Ничто не помогает убавить этой массы. - Он указал на свое тучное тело. - Да, я предвижу, - продолжал князь, - что мое здоровье убьет меня.
- Побольше вот этих подвигов, - сказал граф, указывая на бутылку, - и ты убьешь его.
- Le comte vient de dire quelque chose de drфle? n'est-ce pas?2 сказал дипломат своей соседке.
- И! для меня это ни больше ни меньше как гимнастическое упражнение, как моцион, - отвечал князь, - я знаю, что нынешний вечер прибавит мне два года жизни.
- Счастливец! а я как выпью лишний бокал, на другой день голова трещит, - заметил граф, - никак не могу пить.
И выпил. И все выпили.
- Еще вина! - сказал князь человеку, отдавая бутылку.
- А вы что ж не пьете? monsieur... monsieur... - говорил князь, обращаясь к Ивану Савичу.
- Monsieur Поджабрин, - подсказала баронесса.
- Как? - спросил князь.
- Поджабрин.
Князь взглянул на графа, тот в ответ чуть-чуть пожал плечами.
- Меня зовут Иван Савич! - отвечал Поджабрин.
- Да! Иван Савич, в самом деле, что ж вы не пьете? у вас всё тот же бокал! - заметил резко граф, - если это так продолжится, вы - mille pardons3 - будете здесь лишний.
Иван Савич смутился, не успел проглотить куска дичи, залпом выпил бокал и закашлялся.
- Я, ваше сиятельство, не прочь! - сказал он, - я буду пить-с, я тоже люблю жуировать. Жизнь коротка, сказал один философ.
- Qu'est-ce qu'il dit?4 - спросил дипломат у соседки.
- Стыдитесь, monsieur... monsieur... - начал князь.
- Иван Савич, - подсказал Поджабрин.
- Стыдитесь, Иван Савич! дамы выпили по пяти бокалов, а вы еще один.
- Он догонит! - закричала баронесса. - Извольте, милый сосед, пить сряду пять бокалов. Я буду вашей Гебой.
Она схватила бутылку и стала лить...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Monsieur... Шене! - сказала баронесса через минуту, - вы обещали нам спеть куплеты Беранже. Прошу не забывать.
- Mais il n'y a pas de piano ici,5 - отвечал дипломат.
- Оно в соседней комнате: мы велим отворить двери и придвинуть его поближе сюда.
Отворили двери и придвинули фортепиано. Француз запел...
Князь повторил refrain.6
- Браво, браво, Шене! - закричал он. - Что за дьявол этот Беранже! пожил и других учит жить: да чего больше? пить, любить, обманывать друг друга: тут вся история и философия рода человеческого.
- Как ты глуп сегодня, князь, со своим Беранже, -заметил адъютант. Посмотри, соседка твоя дремлет...
- Если она заснет, - заметил граф, - ты, князь, отвечаешь за нее: откуда хочешь возьми женщину, а то кадриль не полна - хоть сам надевай юбку.
- C'est joli,7 - сказал дипломат, - ah! ce comte!8
- Славная идея! нарядить князя дамой! - решила баронесса.
- Право, так! - закричал граф.
- Весело! ей-богу, весело! - громко сказал опьяневший Иван Савич. Вот кутят так кутят!
- Que veut dire9 кутят? - спросил дипломат.
- Что? - спросил граф.
Иван Савич струсил.
- Весело, ваше сиятельство, говорю я, - отвечал он.
- Его бы тоже не мешало нарядить дамой, - сказал князь, указывая на пустой стул, но желая указать на Ивана Савича. - Он будет похож на твою тетушку, граф, на Настасью Федоровну. Согласны, monsieur... monsieur... monsieur...
- Иван Савич! - подсказал он. - Очень хорошо, ваше сиятельство, почему не согласиться. Кутить так кутить!
Принесли ночные чепцы, кофты, скинули фраки, жилеты и нарядились.
- Браво, браво! - кричали все, хлопая в ладоши.
- Если бы бакенбарды долой, - сказал граф, - ты, князь, был бы совершенной женщиной, только не княгиней, а пуассардкой. А вы, Иван... Иван...
- Иван Савич, - договорил Поджабрин.
- Иван Савич, вы... ах, знаешь, князь, он точно очень похож на мою тетушку! ха! ха! ха! право, она!
И оба с князем, указывая на Ивана Савича, хохотали и кричали: она! она!
- Да, в самом деле! - сказал князь, - ну, ты, граф, не будешь теперь так повесничать перед ее подобием.
- Жизнь коротка! надо жуировать! - неистово закричал Иван Савич в кофте и в юбке.
Никто ничего не понимал, и постороннему нельзя бы было разобрать ничего. Все хохотали, глядя друг на друга.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На другой день было прекрасное осеннее утро. Иван Савич проснулся, хотел открыть глаза и не мог. Голова была налита как будто свинцом. Наконец мало-помалу он поднял веки... Пробило двенадцать часов. Иван Савич тихонько встал, подошел к зеркалу - и отскочил: на нем кофта, ночной чепец...
- Ого! как кутнули! - сказал он. - С нашими так никогда не удавалось; этакой рожи у меня еще не бывало!!.
Он покачал головой.
- Что скажут наши? Лучше не говорить им... Он провел рукой по волосам, надел свой фрак и пошел...
Идучи по лестнице, он встретил какую-то женщину под вуалью. Она с девкой шла вверх. Девка сказала барыне какое-то замечание на его счет...
- Кто это? - спросила барыня.
- А жилец, что под нами живет, - отвечала девка. - На них и праздника нет. У баронессы, слышь, целую ночь такой пир был...
- Под праздник-то!
В это время дверь захлопнулась.
- Авдей! - сказал Иван Савич, - дай мне рюмку ликеру да разбуди меня к обеду.
- Ликёры нет, вся вышла! - отвечал Авдей.
- Как вышел! еще третьего дня там оставалось.
- Вы выкушали последнюю рюмку.
- Когда?
- В последний раз.
- Смотри: уж не ты ли, друг?
- Стану я этакую дрянь пить! - сказал Авдей и плюнул. - Я еще отроду никакого вина не пивал.
- Кто это над нами живет? - спросил Иван Савич.
- Не могу знать!
- Узнай!
Иван Савич долго не являлся к баронессе. Наконец через неделю он отправился к ней. Там он застал ее сестру и Жозефину.
- А! сосед! - сказала баронесса, - что это вас так давно не видать? Я хотела посылать за вами...
- Я, баронесса, теперь в нужде, - перебил ее Иван Савич, - и пришел просить вас: не возвратите ли вы мне мои деньги?..
- Деньги?..
Она с изумлением посмотрела на него.
- Да, две тысячи рублей, что вы у меня заняли.
- Я заняла! Опомнитесь! неужели вы еще не протрезвились? Напротив, я хотела спросить вас, скоро ли вы мне отдадите семьсот рублей за лошадь?
Иван Савич остолбенел.
- За лошадь? - повторил он.
- Да, за лошадь.
- Я не шучу, баронесса! - сказал он.
- И я нет, - отвечала она.
Он посмотрел на нее серьезно, она на него тоже. Он пошел вон. Сзади его раздался дружный предательский хохот трех красавиц.
- Неблагодарный! каков! - послышалось вслед за тем.
Иван Савич хлопнул дверью и пошел к себе.
- Не поискать ли нам другой квартиры, Авдей? - спросил он.
Авдей перепугался.
- Помилуйте, сударь! - воскликнул он, - еще полугода нет, как здесь живем. Где сыщешь такую квартиру? Удобство всякое: и сарай особый, и ледничек от хозяина дают, и соседи хорошие, а уж соседки - и говорить нечего...
- Да... нечего и говорить!.. - повторил, пожимаясь, Иван Савич.
Через несколько дней он опять на лестнице встретил ту же женщину под вуалью.
- Кто это там вверху живет? узнал ли ты? - спросил он Авдея.
- Барышня живет какая-то. Такая смирная, словно никого нет: ни стукнет, ни брякнет.
- Так она барышня? Узнай хорошенько, кто она.
Авдей узнал и сказал, что барышня живет с девушкой и с кухаркой, тихо, скромно, что ее не слыхать, что в гостях у ней бывают всё женщины и т. п.
- Как бы побывать у нее?
- Не могу знать.
- Не могу знать! Это немудрено. А ты моги... Послушай-ка! не пахнет ли здесь как будто дымом?
- Нет-с! - сказал Авдей, поворачивая нос во все о стороны, - не пахнет.
- Ну как не пахнет? слышишь?
- Нет-с, не слышу - не пахнет.
- Наладил одно: не пахнет! Если я говорю пахнет, так, стало быть, пахнет.
- Не пахнет... - сказал Авдей, нюхнув еще.
- Да именно пахнет: это, должно быть, сверху прошло! Узнай-ка поди. Долго ли до пожара? Да нет, постой! я сам узнаю.
Он отправился вверх.
- Ну, пошел! - ворчал Авдей, - уродится же этакой!..
И махнул рукой.
Иван Савич вошел в переднюю верхней жилицы. Там никого не было. Налево был маленький коридор, который вел, по-видимому, в кухню. Иван Савич остановился. Оттуда раздавался довольно приятный голосок.
- Не надо мне петуха! - говорил голосок. - Зачем ты петуха купила? Я тебе велела курицу купить; а это, видишь, петух! всё по-своему делаешь!
- Да мужик-то знакомый, матушка, - отвечал другой голос, - наш ярославский. Пристал: купи да купи; петушок, говорит, славный.
- Не хочу я петуха: петухи жестки!
- И нет, матушка, этот еще молоденький, словно цыпленочек.
Иван Савич решился проникнуть дальше. Появление его произвело значительный эффект.
- Ах! - закричала барышня, закутываясь одной рукой в большой желтый платок, а другой держа петуха. - Что вам угодно? кто вы таковы?
- Я-с... мое почтение... я живу здесь под вами...
- Что ж вы, милостивый государь, ходите по чужим квартирам? - начала она, пряча под платок руку с петухом. - Вы думаете, что я беззащитная девушка, без покровителя, что меня можно всякому обидеть? Извините, вы ошибаетесь! Позвольте вам сказать: у меня есть кому вступиться, и я не позволю... За кого вы меня принимаете? с какими намерениями?
Иван Савич перепугался. Он забыл, зачем пришел.
- Извините-с... -начал он, -я... только пришел спросить... вот извольте видеть... мне... того-с...
- Что того-с? На, Устинья, курицу... Что ж ты не возьмешь?
- Ведь это петушок-с? - робко спросил Иван Савич.
- А вам что за дело? вы почему знаете?
- Я слышал от человека, что ваша кухарка ошибкой купила петушка... не угодно ли поменяться на курочку?
- Какая дерзость! - воскликнула барышня, пожимая плечами, - Боже мой! до чего я дожила за мои грехи! За что Ты меня так караешь? Как вы осмеливаетесь говорить мне такие речи? Вы пришли обижать меня? Что ж это такое...
Она начала плакать.
- Позвольте, сударыня, - сказала кухарка, - они за делом пришли: может, у них в самом деле куплена курица, - вот бы и поменялись! А почем изволили платить?
- Нет-с... позвольте... я объясню вам настоящую причину, - сказал Иван Савич. - Я пришел спросить... У меня, извольте видеть, вдруг запахло дымом... Так столбом и ходит по комнатам. Я думал, не от вас ли...
Барышня и кухарка подняли носы кверху и стали нюхать во все стороны. С ними для компании нюхал и Иван Савич.
- В самом деле пахнет! - сказала встревоженная барышня, - уж не пожар ли? поди-ка сбегай к верхним жильцам.
- Ах, мои матушки! так глаза и ест! Чего доброго: долго ли до греха? сказала Устинья и побежала.
- Постой, постой! Что ж ты нас оставляешь одних? - закричала барышня в испуге. - Что скажут? Ах, Боже мой! Уйдите!..
- И, матушка! ничего! барин хороший, - сказала Устинья и ушла.
- Помилуйте... - начал Иван Савич.
Он не знал, что сказать, и стал застегивать сюртук; а она перебирала бахрому своего платка.
- Давно здесь изволите жить? - спросил он потом.
- Давно. Я еще с покойным папенькой жила здесь. Слава Богу! про нас никто не может недоброго слова сказать. Вот сегодня в первый раз незнакомый мужчина пришел без позволения...
- Если б я знал, каким образом достигнуть этого драгоценного позволения, - начал Иван Савич, смиренно опустив глаза в землю, - я бы ничего не пощадил...
- Я никого почти у себя не принимаю, - сухо сказала она, - кроме сестры с мужем, крестного и его племянников...
- О, я уверен!.. Я пришел единственно насчет дыму... Но, признаюсь, поговоривши с вами несколько минут... невольно хочешь видеть вас чаще...
- У вас и без меня есть знакомство... я видела однажды, как вы вышли от баронессы, - сказала она колко и с достоинством.
- Баронесса! О! - с жаром начал Иван Савич, - я давно с ней не знаком. Если б вы знали, как я был обманут наружным блеском...
Он стал ей рассказывать, что с ним случилось. Она презрительно качала головой. Когда он хотел описывать пир, она замахала рукой.
- Ради Бога, перестаньте! перестаньте! - закричала она, обидевшись, что вы? Помните, с кем говорите! За кого вы меня принимаете? Я вас не понимаю...
Иван Савич замолчал.
- Так две тысячи рублей и пропали? - спросила она потом с любопытством.
- Пропали-с.
- И еще семьсот рублей?
- Да-с... нет-с, пятьсот рублей только: ведь я лошадь продал за двести рублей.
- Какая жалость! Какая мерзавка! - сказала она, - как терпят таких тварей? И вот необходимость принуждает и честную девушку жить под одной кровлей с такой бесстыдницей!
Она концом платка отерла глаза.
- Так вы больше с ней не знакомы?
- Нет-с. Да если б и был еще знаком, то довольно услышать от вас одно слово, чтоб прекратить...
- Благодарю вас за комплименты, - перебила барышня сухо, - только я их никогда не слушаю. Стало быть, у вас большое жалованье, - спросила она, помолчав, - что вы можете по две тысячи рублей бросать?
- Жалованье? У меня нет жалованья-с.
- Как нет?
- Так-с. Мне не дают.
- Не дают! Как же смеют не давать?
- Так-с. Я не получаю.
- Стало быть, сами не хотите?
- Нет-с, я бы, пожалуй... да не положено...
- Для чего же вы служите?
- Из чести-с.
- Чем же вы живете?
- Своим доходом, - сказал он.
- А! у вас есть свои доходы! - примолвила она. - Как это приятно!
Тут Устинья пришла сверху и сказала, что дыму нигде не оказалось.
Иван Савич стал раскланиваться.
- Извините, что потревожил вас... - сказал он. - Если б я имел надежду на позволение видеть иногда вас... я бы почел себя счастливым...
- Это позволение зависит от моего крестного папеньки, - сказала она, если им угодно будет позволить принимать вас по четвергам, когда у меня собираются родные, тогда они дадут вам знать; а без того я не могу... И притом вы должны обещать, что никогда, ни словом, ни нескромным взглядом, не нарушите приличий... Обо мне, слава Богу, никто не может дурного слова сказать...
- О, клянусь! - сказал Иван Савич и ушел.
- Авдей! ведь верхняя-то жилица недурна, - сказал он, воротясь к себе, - только немного толстовата или не то что толстовата, а у ней, должно быть, кость широка! Не первой молодости. Как ты думаешь?
- Не могу знать!
- А какая неприступная! просто медведь.
Прошла неделя. От крестного папеньки не приходило никакого известия. Ивана Савича так и подмывало увидеться с жилицей. Но как?
- Как бы это сделать, Авдей? - спросил он.
- Не могу знать... Да позвольте, сударь, - сказал он, желая угодить барину, - никак дымом пахнет... - И нюхнул.
- Э! стара штука! ты выдумай что-нибудь поновее. А! я выдумал. Постой-ка, я пойду, - сказал Иван Савич и отправился вверх.
Он тихонько отворил дверь.
- Кто там? - послышалось из комнаты.
Он молчал.
- Кто там? - раздалось громче.
- Это я-с, - сказал он тихо.
- Да кто я-с? разносчик, что ли? Ах! не нищий ли уж?
В зале послышалось движение, и барышня выбежала в переднюю.
- Ах, это опять вы? - сказала она.
- Я самый-с.
Она была уже не в утреннем капоте и не в папильотках, как в первый раз, а в черном шелковом платье, со взбитыми локонами. В одной руке держала не петуха, а маленькую собачку, в другой - книжку. Собачонка так и заливалась-лаяла на Ивана Савича.
- Что вам угодно? - сказала она. - Помилуйте! Молчи, Жужу! Как вы со мной поступаете? За кого вы принимаете меня? Молчи же: ты выговорить слова не дашь! Этого еще не бывало, чтобы чужой мужчина осмелился... в другой раз... а? На что это похоже? С этой собачонкой из терпенья выйдешь. Средства нет никакого!
Она пустила ее в комнату.
- Я только пришел спросить... - начал Иван Савич.
- Что спросить? Помилуйте! со мной никто так не поступал...
- Я только хотел узнать, не колете ли вы здесь дрова...
- Я колю дрова! а! каково это? Вы хотите обижать меня, бедную девушку: думаете, что меня некому защитить. Я крестному папеньке скажу. Он коллежский советник: он защитит меня! Я колю дрова!..
- То есть не колют ли у вас? - перебил Иван Савич, - у меня раздается так, что стены трясутся; того и гляди, штукатурка отвалится... задавит...
- Мне дрова рубит дворник в сарае, - отвечала она. - Я плачу ему два рубля в месяц - вот что. А это, верно, у соседей...
- Ах, так виноват! - сказал Иван Савич, раскланиваясь, и остановился. - Позвольте спросить, что это за книжечка? - спросил он нежно.
- Это "Поучительные размышления"... Мне папенька крестный на прошлой неделе в именины подарил.
- А какой святой праздновали на прошедшей неделе, позвольте спросить?
- Прасковьи, двадцать восьмого октября. Меня ведь зовут Прасковьей Михайловной.
- Вот вы нравоучительные книги изволите читать, Прасковья Михайловна, а я так всё философические...
- Уж хороши эти философические книги!
1 2 3 4 5 6 7 8