Я врубил над собой все вентиляторы и рассеял бумаги по столу. Я силился вспомнить, страдал ли британский корреспондент от каких-либо ран или болей, но единственное, что мне удалось восстановить – это то, что на протяжении всего пребывания в Заире он носил рубашки с длинным рукавом. Ни похудания, ни яда в нервной системе. Все расплата выразилась в трех неделях на жаре в Конго, породивших жуткий грибок на руке. Когда я встретил его в Лондоне двумя месяцами позже, грабля по-прежнему была заметно голубой.
Я прошел к бару и захватил немного льда для напитка. На обратном пути я спросил Эккермана:
– Как рука?
– Голубая, – последовал ответ, – и зудит.
Я кивнул:
– Это мощная штука. Советую обратиться ко врачу по прибытии в Гонолулу.
Он опустился в кресле и взглянул на меня.
– А вы разве не доктор?
– Что-что?
Он заулыбался и прикурил сигарету.
– Так сказано на вашей багажной бирке, – сказал он, – там сказано, вы – доктор.
Я засмеялся и посмотрел на сумку. В самом деле, надпись на бирке Клуба Красной Ковровой Дорожки так и гласила: "Др. Х.С.Томпсон".
– Боже, – сказал я, – вы правы. Я – доктор.
Он пожал плечами.
– Ладно, – родил я, – давайте сведем эту срань с вашей руки.
Я встал и показал ему жестом следовать за мной в крохотную уборную "только для персонала" перед кабиной. Мы провели следующие 20 минут, скребя его руку пропитанными мылом бумажными салфетками, после чего я израсходовал на нее банку кольдкрема.
Мерзкая красная сыпь словно ядовитый плющ выступила по всей руке, тысячи грязных пупырышков… Я достал из сумки тюбик Десенекса, убивающий зуд. Но от синего пигмента избавиться не удалось.
– Как? – изумился он, – оно не смывается?
– Нет, – сказал я, – возможно, от пары недель в морской воде рука потускнеет. Почаще занимайся серфингом, околачивайся на пляже.
Он выглядел озадаченным.
– На пляже?
– Ага, – сказал я, – просто двигай туда и все дела. Забей на домыслы, говори, это такое родимое пятно.
Он кивнул.
– А это здорово, Док: "Какая еще синяя рука?" Так?
– Так, – подтвердил я, – ни перед кем не извиняйся, ничего не объясняй. Реагируй как будто так и надо и спокойно выцвечивай эту педерсию. Ты прославишься на Уайкики-Бич.
Он захохотал.
– Спасибочки, Док. Может, и я когда тебе услугу окажу – что привело тебя на Гавайи?
– Бизнес, – ответил я, – освещаю Марафон в Гонолулу для медицинского журнала.
Он опять кивнул и сел, вытягивая свою голубую руку на диване, чтобы дать ей немного кислорода.
– Что ж, – изрек он, наконец, – как скажешь, Док, – он озорно оскалился, – медицинский журнал. А ведь это хорошо.
– А?
И вновь он кивнул в раздумьях, кладя ноги на стол. Затем обернулся и улыбнулся мне.
– Я вот все думал, как отвечу услугой на услугу, – сказал мой собеседник, – ты надолго на островах?
– Не в Гонолулу точно. Только до субботы после Марафона, а потом мы отправляемся в местечко под названием Кона.
– Кона?
– Ага, – сказал я, откидываясь на спинку и открывая одну из своих книг, труд 19 века под названием Судовой журнал Уильяма Эллиса.
Он брякнулся на подушки и прикрыл глаза.
– Это уютное местечко, – заявил он, – тебе понравится.
– Что ж, приятно слышать. Я уже заплатил за постой.
– Заплатил?
– Ага. Взял в аренду два домика на пляже.
Он поднял глаза.
– Ты заплатил вперед?
Я кивнул.
– Это был единственный способ хоть что-то заполучить. Все остальное забронировано.
– Что?!
Он дернулся в кресле и вперился в меня.
– Забронировано? Что, черт возьми, ты арендуешь – Кона-Вилладж?
Я помотал головой.
– Нет. Это что-то вроде поместья с двумя большими домами и бассейном, довольно далеко от города.
– Где? – спросил он.
Что-то не то прослеживалось в его тоне, но я старался это игнорировать. Что бы он ни собирался мне сказать, я чувствовал, мне не понравится услышанное.
– Для меня друзья нашли это место, – затараторил я, – оно прямо на пляже. Совершенно закрытое для посторонних. Нам предстоит хорошенько поработать.
Теперь он определенно выглядел встревоженным.
– У кого ты арендовал это место? – спросил Эккерман.
А потом ненароком назвал риэлтора, через которого я действительно арендовал жилье. Выражение моего лица, по-видимому, сигнализировало ему, что к чему, так как он постоянно менял тему.
– Зачем Кона? – спрашивал он, – охота порыбачить?
– Не особенно. Хочется выбраться на воду, понырять. У моего друга там лодка.
– О! И как его зовут?
– Парень из Гонолулу, – сказал я, – Джин Скиннер.
Он кивнул, а еще поддакнул:
– Ага. Конечно, знаю Джина – Голубой Хряк.
Он привстал с подушек и повернулся ко мне, уже не полусонный.
– Он – твой друг?
Кивнул и я, удивленный улыбкой на его лице. Подобные ухмылочки мне уже приходилось лицезреть, но на какой-то миг я не знал, к чему она относилась.
Эккерман все так же смотрел на меня, со странным блеском в глазах.
– Мы какое-то время не виделись, – заметил он, – он что, вернулся на Гавайи?
Ой, подумал я. Что-то тут не то. Теперь я расшифровал эту лыбу; мне доводилось наблюдать ее и на других лицах в других странах при упоминании имени Скиннера.
– Кто? – осведомился я, вставая, чтобы добыть еще льда.
– Скиннер.
– Вернулся откуда?
Мне не хотелось ввязываться в скиннеровские феоды. Похоже, Эккерман это понял.
– Еще кого-нибудь знаешь в Коне? – спросил он, – помимо Скиннера?
– Ага. Я знаю людей из индустрии виски. Знаю нескольких реальных риэлторов.
Он сосредоточенно закивал, пялясь на свои длинные голубые пальцы, как будто только что заприметил нечто необычное. Я узнал профессиональную паузу человека, давно приученного слушать, как вертятся шестеренки в собственном черепе. Я почти уловил этот звук – высокоскоростное сканирование памяти очень персонального компьютера, который рано или поздно выдаст какую-то ссылку, канал связи или давно позабытую команду, запрошенную только что.
Эккерман вновь прикрыл глаза.
– Большой остров отличается от остальных, – произнес он, – особенно от бардака в Гонолулу. Это сродни путешествию в прошлое. Никто тебя не парит, полно места, чтоб развернуться. Это, пожалуй, единственный из островов, где люди имеют представление о древней Гавайской культуре.
– Изумительно, – заявил я, – мы прибудем туда на следующей неделе. Все, что нам нужно от Гонолулу – это Марафон, а потом мы на какое-то время заляжем в Коне и добьем статью общими усилиями.
– Правильно, – сказал он, – позвони мне, когда заселишься. Я смогу показать кое-какие места, где до сих пор не вывелось древнее колдовство.
Он улыбнулся своим размышлениям:
– Точно, мы сможем спуститься к югу, в Город-Заповедник, и провести какое-то время с призраком капитана Кука. Черт, мы сможем даже понырять, если погода позволит.
Я положил книгу и немного прошелся. Впервые кто-то расскажет мне что-то интересное о Гавайях – местные легенды, старые войны, миссионеры, странная и страшная судьба капитана Кука.
– Город-Заповедник представляется любопытным, – сказал я, – осталось не так много культур с могучим ореолом святыни.
– Ага, – согласился Эккерман, – но сначала ты должен туда добраться, и сделать это быстрее, чем тот, кто будет тебя гнать.
* * *
Город-заповедник в Хонаунау
Двигаясь на юг, мы обнаружили внушительное размерами табу Паху (священную, огороженную землю), прилегающее к беглецкой Киве. Наш гид сообщил, что это гавайские заповедники пухонуас, о которых мы немало слышали от начальства и не только. Таких мест на острове только два; одно мы сейчас изучали, а другое – в Вайпио, на северо-востоке острова, в районе Кохалы.
Эти заповедники предоставляли надежное убежище беглым преступникам, которым посчастливилось обрести свою территорию, когда они улепетывали от карающей десницы закона.
Заповедник имел несколько входов, какие-то у самого моря, какие-то – прямо у скал. Сюда тянулись убийцы, воры, а также те, кто нарушил табу или потерпел неудачу при исполнении жестких ритуальных требований. Они спасались от сурового преследования и обретали укрытие.
Какому бы племени ты ни принадлежал, откуда бы ни явился, ты имел безусловное право на вход, хотя погоня за тобой велась вплоть до ворот города.
По счастью, ворота эти были открыты всегда, и как только беглец проходил через них, он должен был предстать перед истуканом и как можно быстрее извергнуть семя, выражая, тем самым, свою признательность за предоставленную безопасность.
Жрецы, а равно и их единоверцы незамедлительно умерщвляли всякого, кто осмеливался преследовать или докучать тому, кто хоть единожды пересек черту табу Паху и, как они считали, находился с того момента под защитой духа Кивы, божества, покровительствующего этим местам.
Нам не удалось выяснить необходимую для этого продолжительность пребывания в заповеднике; но она составляла не более двух-трех дней. По истечении данного срока беглец либо идет служить к жрецам, либо возвращается домой.
Заповедник в Хонаунау просторен и способен вместить громадное количество людей. Во время войны сюда приводили женщин, детей и стариков из соседних районов, где они и пересиживали, пока мужчины сражались. Здесь они ожидали разрешения конфликта и оставались невредимы в случае поражения их племени.
Судовой журнал Уильяма Эллиса (ок. 1850)
* * *
Эккерман хихикнул:
– Это явно утка.
– Но если ты туда попал, ты был полностью защищен?
– Точно, – ответил он, – даже боги тебя пальцем тронуть не смели, если ты прошел через ворота.
– Волшебно, – заметил я, – мне стоит подыскать подобное местечко.
– Ага. И мне. Потому-то я и живу там, где живу.
– Где?
Он улыбнулся.
– В погожий день с моего балкона открывается вид на Город-Заповедник. Он дарит мне ощущение комфорта.
Мне казалось, он не врет. Какой бы образ жизни Эккерман ни вел, у него явно должен был быть запасной вариант в загашнике. Найдется немного консультантов по инвестированию с Гавайев или откуда-то еще, которые могут уронить в толчок 747-го Боинга нечто, настолько важное, что сунут туда руку, дабы это вернуть.
Мы были одни под куполом, на высоте 11.000 метров над океаном, по меньшей мере, еще два часа. В Гонолулу мы прилетим где-нибудь на восходе. Глядя на Эккермана поверх моей книги, я видел, что он дремлет, при этом безостановочно почесывая руку. Глаза закрыты, а пальцы начеку. Его судорожные движения начинали действовать мне на нервы.
Стюардесса зашла нас проведать, но от вида эккермановской руки ее лицо завибрировало, и она быстро спустилась. У нас стояло ведерко со льдом, полное дорогого пива, и богатейший выбор маленьких бутылок со спиртным, поэтому нам некуда было спешить. Оставалось лишь присматривать за Эккерманом.
Наконец, он вроде бы заснул. В помещении было темно, свет поступал только от слабых настольных ламп, и я откинулся на диване, чтобы обмозговать материал для исследования.
Помню, главное впечатление от прочитанного в те часы произвел тот факт, что летопись Гавайских островов не велась до последних двух столетий, когда первые миссионеры и моряки начали конспектировать хронологию, слушая сказки аборигенов. Никто даже не знал, как образовались сами острова и еще меньше, откуда происходят их жители.
В серый полдень 16 января 1779 года капитан Джеймс Кук, величайший путешественник эпохи, привел два корабля своей Третьей Экспедиции по Тихому океану в узкую, обнесенную каменными рифами бухту Килакекуа на западном побережье доселе не нанесенного на карту острова, который местные называли «Оухихи», и вписал себя в историю, как первый белый, официально открывший Гавайи.
Внутри бухту окутывал туман, окруженный отвесной стеной 150-метровых скал. Она напоминала скорее мавзолей, чем гавань, и – несмотря на плачевное состояние своих кораблей и команд после десяти дней убийственных муссонов – Кук изъявил желание пристать. Правда, выбора у него не было: команда грозила бунтом, свирепствовала цинга, судна разваливались под ногами, а боевой дух всей команды вылетел в трубу после шести месяцев в Арктике… Они следовали на юг с Аляски в состоянии неподдельной истерии, и один только вид суши помутил их рассудок.
И Кук привел их туда. Бухта Килакекуа оказалось не той безобидной якорной стоянкой, о которой он мечтал, но единственной доступной. Здесь капитан и переживет последнюю бурю на своем пути.
* * *
Рано утром 16 января 1779 года Кук сказал своему шкиперу:
– Мистер Блай, будьте так добры спустить хорошо вооруженную шлюпку, отдать необходимые приказания и изучить обстановку.
Они оба различали то, что Кук назвал "призраком бухты".
– Выглядит многообещающе, сэр, и индейцы вроде бы дружелюбны, – сказал Блай.
Кук высказался жестко.
– Вне зависимости от настроения индейцев, если это безопасная стоянка, я распоряжусь бросить здесь якорь. Нам жизненно необходимо восстановиться.
В шлюпке, спущенной с «Дискавери», Блай в сопровождении Эдгара и других погребли, держа курс на северо-восток, на глубокий вырез в скалах, по пути встречая целые армады каноэ всех размеров. Каноэ торопились к кораблям, удваивая скорость, размахивая веслами и распевая.
Когда Блай пришвартовался, он был как никогда уверен, что перед ним самая безопасная стоянка. Она казалась защищенной со всех сторон, за исключением юго-запада, но, по последним его наблюдениям, шторм с этой стороны не предвиделся. Главной чертой бухты была скала, срезающая черную вулканическую глыбу под острым углом. Она вклинилась в бухту с расстояния 120 метров с восточной оконечности и тянулась на 1,5 километра к западу, где плавно вырастала мысом. Эта скала, этот непреодолимый далекий рубеж, казалось, впадал прямо в море, но когда день сносился, и начался отлив, Блай зафиксировал узенький пляж – черные камни с галькой. Как им предстояло выяснить, название бухты Килакекуа (Каракакооа, как именовал ее Кук) означает "Тропа богов", выходящую в море этим огромным желобом.
Ричард Хью «Последнее путешествие капитана Джеймса Кука»
* * *
Я все еще продолжал читать, когда явилась стюардесса с вестью о том, что мы приземляемся через тридцать минут.
– Вам придется занять ваши постоянные места, – сказала она, не глядя на Эккермана, который, похоже, еще спал.
Я стал собирать барахло. Небо снаружи иллюминаторов озарялось светом. Когда я проносил сумку через проход, Эккерман проснулся и прикурил.
– Скажи им, я не нашел в себе сил, – заявил он, – думаю, я смогу приземлиться, находясь и здесь.
Он усмехнулся и застегнул ремень безопасности, который выдернул из глубин дивана.
– Они не станут по мне скучать, – добавил он, – увидимся в Коне.
– Ладно, – сказал я, – а в Гонолулу ты не задержишься?
Он покачал головой.
– До банка еще долго, – ответил Эккерман, сверившись с часами, – откроется в девять. Мне нужно быть дома к обеду.
– Удачи, – сказал я, – береги руку.
Он улыбнулся и полез в карман куртки.
– Спасибо, Док, – сказал он, – тут кое-что для тебя. Путь может оказаться долгим.
Он положил мне в руку склянку и указал на уборную.
– Лучше сделай это прямо здесь, – продолжал он, – тебе ведь незачем приземляться с чем-то незаконным на руках.
Я согласился и быстро прошел в туалет. Выйдя, я вернул ему склянку и сказал:
– Чудесно. Мне уже похорошело.
– Вот и славно, – ответил он, – мне кажется, это вся помощь, которая тебе может здесь понадобиться.
Дебильные приключения
Мой друг Джин Скиннер встретил нас в аэропорту Гонолулу, припарковав свой черный понтиак «ГТО» c откидным верхом на пешеходной дорожке возле багажной карусели и отражая возмущение публики безумными взмахами рук и дерганой моторикой человека с серьезными намерениями. Он топал взад-вперед перед машиной, потягивая пиво из коричневой бутылки и напрочь игнорируя азиатку в форме контролера стоянки, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание, пока он бегал глазами по залу выдачи багажа.
Я увидел его еще с верхушки эскалатора и сразу осознал, что нам придется забирать вещи в спешке. Скиннер слишком привык работать в боевых условиях, чтобы узреть что-то зазорное в том, чтобы въехать по пешеходной дорожке в эпицентр злющей толпы с целью захватить то, за чем он сюда прибыл… в данном случае, меня. Потому я и спешил к нему с карнегианской улыбочкой на лице.
– Не переживай, – увещевал он контролершу, – через минуту меня здесь не будет.
Кажется, многие ему поверили, или, по крайней мере, очень хотели. В Скиннере все говорило о том, что его лучше не провоцировать. На нем была белая льняная куртка с как минимум тринадцатью сделанными на заказ карманами по принципу "все свое ношу с собой" – от фосфорной гранаты до водонепроницаемой ручки. Голубые шелковые слаксы беспардонно измяты. Носков на командоре не было, лишь дешевые резиновые сандалии, которыми он шлепал по плитке. Он был на голову выше любого в аэропорту, глаза спрятаны за иссиня-черными солнцезащитными очками из сайгонского стекла.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Проклятие Гавайев'
1 2 3
Я прошел к бару и захватил немного льда для напитка. На обратном пути я спросил Эккермана:
– Как рука?
– Голубая, – последовал ответ, – и зудит.
Я кивнул:
– Это мощная штука. Советую обратиться ко врачу по прибытии в Гонолулу.
Он опустился в кресле и взглянул на меня.
– А вы разве не доктор?
– Что-что?
Он заулыбался и прикурил сигарету.
– Так сказано на вашей багажной бирке, – сказал он, – там сказано, вы – доктор.
Я засмеялся и посмотрел на сумку. В самом деле, надпись на бирке Клуба Красной Ковровой Дорожки так и гласила: "Др. Х.С.Томпсон".
– Боже, – сказал я, – вы правы. Я – доктор.
Он пожал плечами.
– Ладно, – родил я, – давайте сведем эту срань с вашей руки.
Я встал и показал ему жестом следовать за мной в крохотную уборную "только для персонала" перед кабиной. Мы провели следующие 20 минут, скребя его руку пропитанными мылом бумажными салфетками, после чего я израсходовал на нее банку кольдкрема.
Мерзкая красная сыпь словно ядовитый плющ выступила по всей руке, тысячи грязных пупырышков… Я достал из сумки тюбик Десенекса, убивающий зуд. Но от синего пигмента избавиться не удалось.
– Как? – изумился он, – оно не смывается?
– Нет, – сказал я, – возможно, от пары недель в морской воде рука потускнеет. Почаще занимайся серфингом, околачивайся на пляже.
Он выглядел озадаченным.
– На пляже?
– Ага, – сказал я, – просто двигай туда и все дела. Забей на домыслы, говори, это такое родимое пятно.
Он кивнул.
– А это здорово, Док: "Какая еще синяя рука?" Так?
– Так, – подтвердил я, – ни перед кем не извиняйся, ничего не объясняй. Реагируй как будто так и надо и спокойно выцвечивай эту педерсию. Ты прославишься на Уайкики-Бич.
Он захохотал.
– Спасибочки, Док. Может, и я когда тебе услугу окажу – что привело тебя на Гавайи?
– Бизнес, – ответил я, – освещаю Марафон в Гонолулу для медицинского журнала.
Он опять кивнул и сел, вытягивая свою голубую руку на диване, чтобы дать ей немного кислорода.
– Что ж, – изрек он, наконец, – как скажешь, Док, – он озорно оскалился, – медицинский журнал. А ведь это хорошо.
– А?
И вновь он кивнул в раздумьях, кладя ноги на стол. Затем обернулся и улыбнулся мне.
– Я вот все думал, как отвечу услугой на услугу, – сказал мой собеседник, – ты надолго на островах?
– Не в Гонолулу точно. Только до субботы после Марафона, а потом мы отправляемся в местечко под названием Кона.
– Кона?
– Ага, – сказал я, откидываясь на спинку и открывая одну из своих книг, труд 19 века под названием Судовой журнал Уильяма Эллиса.
Он брякнулся на подушки и прикрыл глаза.
– Это уютное местечко, – заявил он, – тебе понравится.
– Что ж, приятно слышать. Я уже заплатил за постой.
– Заплатил?
– Ага. Взял в аренду два домика на пляже.
Он поднял глаза.
– Ты заплатил вперед?
Я кивнул.
– Это был единственный способ хоть что-то заполучить. Все остальное забронировано.
– Что?!
Он дернулся в кресле и вперился в меня.
– Забронировано? Что, черт возьми, ты арендуешь – Кона-Вилладж?
Я помотал головой.
– Нет. Это что-то вроде поместья с двумя большими домами и бассейном, довольно далеко от города.
– Где? – спросил он.
Что-то не то прослеживалось в его тоне, но я старался это игнорировать. Что бы он ни собирался мне сказать, я чувствовал, мне не понравится услышанное.
– Для меня друзья нашли это место, – затараторил я, – оно прямо на пляже. Совершенно закрытое для посторонних. Нам предстоит хорошенько поработать.
Теперь он определенно выглядел встревоженным.
– У кого ты арендовал это место? – спросил Эккерман.
А потом ненароком назвал риэлтора, через которого я действительно арендовал жилье. Выражение моего лица, по-видимому, сигнализировало ему, что к чему, так как он постоянно менял тему.
– Зачем Кона? – спрашивал он, – охота порыбачить?
– Не особенно. Хочется выбраться на воду, понырять. У моего друга там лодка.
– О! И как его зовут?
– Парень из Гонолулу, – сказал я, – Джин Скиннер.
Он кивнул, а еще поддакнул:
– Ага. Конечно, знаю Джина – Голубой Хряк.
Он привстал с подушек и повернулся ко мне, уже не полусонный.
– Он – твой друг?
Кивнул и я, удивленный улыбкой на его лице. Подобные ухмылочки мне уже приходилось лицезреть, но на какой-то миг я не знал, к чему она относилась.
Эккерман все так же смотрел на меня, со странным блеском в глазах.
– Мы какое-то время не виделись, – заметил он, – он что, вернулся на Гавайи?
Ой, подумал я. Что-то тут не то. Теперь я расшифровал эту лыбу; мне доводилось наблюдать ее и на других лицах в других странах при упоминании имени Скиннера.
– Кто? – осведомился я, вставая, чтобы добыть еще льда.
– Скиннер.
– Вернулся откуда?
Мне не хотелось ввязываться в скиннеровские феоды. Похоже, Эккерман это понял.
– Еще кого-нибудь знаешь в Коне? – спросил он, – помимо Скиннера?
– Ага. Я знаю людей из индустрии виски. Знаю нескольких реальных риэлторов.
Он сосредоточенно закивал, пялясь на свои длинные голубые пальцы, как будто только что заприметил нечто необычное. Я узнал профессиональную паузу человека, давно приученного слушать, как вертятся шестеренки в собственном черепе. Я почти уловил этот звук – высокоскоростное сканирование памяти очень персонального компьютера, который рано или поздно выдаст какую-то ссылку, канал связи или давно позабытую команду, запрошенную только что.
Эккерман вновь прикрыл глаза.
– Большой остров отличается от остальных, – произнес он, – особенно от бардака в Гонолулу. Это сродни путешествию в прошлое. Никто тебя не парит, полно места, чтоб развернуться. Это, пожалуй, единственный из островов, где люди имеют представление о древней Гавайской культуре.
– Изумительно, – заявил я, – мы прибудем туда на следующей неделе. Все, что нам нужно от Гонолулу – это Марафон, а потом мы на какое-то время заляжем в Коне и добьем статью общими усилиями.
– Правильно, – сказал он, – позвони мне, когда заселишься. Я смогу показать кое-какие места, где до сих пор не вывелось древнее колдовство.
Он улыбнулся своим размышлениям:
– Точно, мы сможем спуститься к югу, в Город-Заповедник, и провести какое-то время с призраком капитана Кука. Черт, мы сможем даже понырять, если погода позволит.
Я положил книгу и немного прошелся. Впервые кто-то расскажет мне что-то интересное о Гавайях – местные легенды, старые войны, миссионеры, странная и страшная судьба капитана Кука.
– Город-Заповедник представляется любопытным, – сказал я, – осталось не так много культур с могучим ореолом святыни.
– Ага, – согласился Эккерман, – но сначала ты должен туда добраться, и сделать это быстрее, чем тот, кто будет тебя гнать.
* * *
Город-заповедник в Хонаунау
Двигаясь на юг, мы обнаружили внушительное размерами табу Паху (священную, огороженную землю), прилегающее к беглецкой Киве. Наш гид сообщил, что это гавайские заповедники пухонуас, о которых мы немало слышали от начальства и не только. Таких мест на острове только два; одно мы сейчас изучали, а другое – в Вайпио, на северо-востоке острова, в районе Кохалы.
Эти заповедники предоставляли надежное убежище беглым преступникам, которым посчастливилось обрести свою территорию, когда они улепетывали от карающей десницы закона.
Заповедник имел несколько входов, какие-то у самого моря, какие-то – прямо у скал. Сюда тянулись убийцы, воры, а также те, кто нарушил табу или потерпел неудачу при исполнении жестких ритуальных требований. Они спасались от сурового преследования и обретали укрытие.
Какому бы племени ты ни принадлежал, откуда бы ни явился, ты имел безусловное право на вход, хотя погоня за тобой велась вплоть до ворот города.
По счастью, ворота эти были открыты всегда, и как только беглец проходил через них, он должен был предстать перед истуканом и как можно быстрее извергнуть семя, выражая, тем самым, свою признательность за предоставленную безопасность.
Жрецы, а равно и их единоверцы незамедлительно умерщвляли всякого, кто осмеливался преследовать или докучать тому, кто хоть единожды пересек черту табу Паху и, как они считали, находился с того момента под защитой духа Кивы, божества, покровительствующего этим местам.
Нам не удалось выяснить необходимую для этого продолжительность пребывания в заповеднике; но она составляла не более двух-трех дней. По истечении данного срока беглец либо идет служить к жрецам, либо возвращается домой.
Заповедник в Хонаунау просторен и способен вместить громадное количество людей. Во время войны сюда приводили женщин, детей и стариков из соседних районов, где они и пересиживали, пока мужчины сражались. Здесь они ожидали разрешения конфликта и оставались невредимы в случае поражения их племени.
Судовой журнал Уильяма Эллиса (ок. 1850)
* * *
Эккерман хихикнул:
– Это явно утка.
– Но если ты туда попал, ты был полностью защищен?
– Точно, – ответил он, – даже боги тебя пальцем тронуть не смели, если ты прошел через ворота.
– Волшебно, – заметил я, – мне стоит подыскать подобное местечко.
– Ага. И мне. Потому-то я и живу там, где живу.
– Где?
Он улыбнулся.
– В погожий день с моего балкона открывается вид на Город-Заповедник. Он дарит мне ощущение комфорта.
Мне казалось, он не врет. Какой бы образ жизни Эккерман ни вел, у него явно должен был быть запасной вариант в загашнике. Найдется немного консультантов по инвестированию с Гавайев или откуда-то еще, которые могут уронить в толчок 747-го Боинга нечто, настолько важное, что сунут туда руку, дабы это вернуть.
Мы были одни под куполом, на высоте 11.000 метров над океаном, по меньшей мере, еще два часа. В Гонолулу мы прилетим где-нибудь на восходе. Глядя на Эккермана поверх моей книги, я видел, что он дремлет, при этом безостановочно почесывая руку. Глаза закрыты, а пальцы начеку. Его судорожные движения начинали действовать мне на нервы.
Стюардесса зашла нас проведать, но от вида эккермановской руки ее лицо завибрировало, и она быстро спустилась. У нас стояло ведерко со льдом, полное дорогого пива, и богатейший выбор маленьких бутылок со спиртным, поэтому нам некуда было спешить. Оставалось лишь присматривать за Эккерманом.
Наконец, он вроде бы заснул. В помещении было темно, свет поступал только от слабых настольных ламп, и я откинулся на диване, чтобы обмозговать материал для исследования.
Помню, главное впечатление от прочитанного в те часы произвел тот факт, что летопись Гавайских островов не велась до последних двух столетий, когда первые миссионеры и моряки начали конспектировать хронологию, слушая сказки аборигенов. Никто даже не знал, как образовались сами острова и еще меньше, откуда происходят их жители.
В серый полдень 16 января 1779 года капитан Джеймс Кук, величайший путешественник эпохи, привел два корабля своей Третьей Экспедиции по Тихому океану в узкую, обнесенную каменными рифами бухту Килакекуа на западном побережье доселе не нанесенного на карту острова, который местные называли «Оухихи», и вписал себя в историю, как первый белый, официально открывший Гавайи.
Внутри бухту окутывал туман, окруженный отвесной стеной 150-метровых скал. Она напоминала скорее мавзолей, чем гавань, и – несмотря на плачевное состояние своих кораблей и команд после десяти дней убийственных муссонов – Кук изъявил желание пристать. Правда, выбора у него не было: команда грозила бунтом, свирепствовала цинга, судна разваливались под ногами, а боевой дух всей команды вылетел в трубу после шести месяцев в Арктике… Они следовали на юг с Аляски в состоянии неподдельной истерии, и один только вид суши помутил их рассудок.
И Кук привел их туда. Бухта Килакекуа оказалось не той безобидной якорной стоянкой, о которой он мечтал, но единственной доступной. Здесь капитан и переживет последнюю бурю на своем пути.
* * *
Рано утром 16 января 1779 года Кук сказал своему шкиперу:
– Мистер Блай, будьте так добры спустить хорошо вооруженную шлюпку, отдать необходимые приказания и изучить обстановку.
Они оба различали то, что Кук назвал "призраком бухты".
– Выглядит многообещающе, сэр, и индейцы вроде бы дружелюбны, – сказал Блай.
Кук высказался жестко.
– Вне зависимости от настроения индейцев, если это безопасная стоянка, я распоряжусь бросить здесь якорь. Нам жизненно необходимо восстановиться.
В шлюпке, спущенной с «Дискавери», Блай в сопровождении Эдгара и других погребли, держа курс на северо-восток, на глубокий вырез в скалах, по пути встречая целые армады каноэ всех размеров. Каноэ торопились к кораблям, удваивая скорость, размахивая веслами и распевая.
Когда Блай пришвартовался, он был как никогда уверен, что перед ним самая безопасная стоянка. Она казалась защищенной со всех сторон, за исключением юго-запада, но, по последним его наблюдениям, шторм с этой стороны не предвиделся. Главной чертой бухты была скала, срезающая черную вулканическую глыбу под острым углом. Она вклинилась в бухту с расстояния 120 метров с восточной оконечности и тянулась на 1,5 километра к западу, где плавно вырастала мысом. Эта скала, этот непреодолимый далекий рубеж, казалось, впадал прямо в море, но когда день сносился, и начался отлив, Блай зафиксировал узенький пляж – черные камни с галькой. Как им предстояло выяснить, название бухты Килакекуа (Каракакооа, как именовал ее Кук) означает "Тропа богов", выходящую в море этим огромным желобом.
Ричард Хью «Последнее путешествие капитана Джеймса Кука»
* * *
Я все еще продолжал читать, когда явилась стюардесса с вестью о том, что мы приземляемся через тридцать минут.
– Вам придется занять ваши постоянные места, – сказала она, не глядя на Эккермана, который, похоже, еще спал.
Я стал собирать барахло. Небо снаружи иллюминаторов озарялось светом. Когда я проносил сумку через проход, Эккерман проснулся и прикурил.
– Скажи им, я не нашел в себе сил, – заявил он, – думаю, я смогу приземлиться, находясь и здесь.
Он усмехнулся и застегнул ремень безопасности, который выдернул из глубин дивана.
– Они не станут по мне скучать, – добавил он, – увидимся в Коне.
– Ладно, – сказал я, – а в Гонолулу ты не задержишься?
Он покачал головой.
– До банка еще долго, – ответил Эккерман, сверившись с часами, – откроется в девять. Мне нужно быть дома к обеду.
– Удачи, – сказал я, – береги руку.
Он улыбнулся и полез в карман куртки.
– Спасибо, Док, – сказал он, – тут кое-что для тебя. Путь может оказаться долгим.
Он положил мне в руку склянку и указал на уборную.
– Лучше сделай это прямо здесь, – продолжал он, – тебе ведь незачем приземляться с чем-то незаконным на руках.
Я согласился и быстро прошел в туалет. Выйдя, я вернул ему склянку и сказал:
– Чудесно. Мне уже похорошело.
– Вот и славно, – ответил он, – мне кажется, это вся помощь, которая тебе может здесь понадобиться.
Дебильные приключения
Мой друг Джин Скиннер встретил нас в аэропорту Гонолулу, припарковав свой черный понтиак «ГТО» c откидным верхом на пешеходной дорожке возле багажной карусели и отражая возмущение публики безумными взмахами рук и дерганой моторикой человека с серьезными намерениями. Он топал взад-вперед перед машиной, потягивая пиво из коричневой бутылки и напрочь игнорируя азиатку в форме контролера стоянки, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание, пока он бегал глазами по залу выдачи багажа.
Я увидел его еще с верхушки эскалатора и сразу осознал, что нам придется забирать вещи в спешке. Скиннер слишком привык работать в боевых условиях, чтобы узреть что-то зазорное в том, чтобы въехать по пешеходной дорожке в эпицентр злющей толпы с целью захватить то, за чем он сюда прибыл… в данном случае, меня. Потому я и спешил к нему с карнегианской улыбочкой на лице.
– Не переживай, – увещевал он контролершу, – через минуту меня здесь не будет.
Кажется, многие ему поверили, или, по крайней мере, очень хотели. В Скиннере все говорило о том, что его лучше не провоцировать. На нем была белая льняная куртка с как минимум тринадцатью сделанными на заказ карманами по принципу "все свое ношу с собой" – от фосфорной гранаты до водонепроницаемой ручки. Голубые шелковые слаксы беспардонно измяты. Носков на командоре не было, лишь дешевые резиновые сандалии, которыми он шлепал по плитке. Он был на голову выше любого в аэропорту, глаза спрятаны за иссиня-черными солнцезащитными очками из сайгонского стекла.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Проклятие Гавайев'
1 2 3