Когда Сацуко за рулем, домашние боятся садиться с ней в машину, и хильман постепенно перешел в полное ее владение. Провожать мужа она не поехала, а направилась в «Скала» смотреть «Под раскаленным солнцем» с Аленом Делоном Фильм Рене Клемана (1959).
. Вероятно, опять с Харухиса. Кэйсукэ скучал, оставшись один дома. Он ждал, что сегодня Кугако привезет из Цудзидо Район в городе Фудзнсава, примыкающем к Токио.
детей.
Во втором часу пришел доктор Сугита. Его вызвала по телефону сиделка Сасаки, обеспокоенная моими сильными болями. Он сказал, что, по заключению профессора Кадзиура из больницы Токийского университета, пораженный очаг в мозгу полностью рассосался, поэтому боль, которую я чувствую сейчас, с перенесенным инсультом не связана, она или ревматического или нервного характера. До этого господин Сугита советовал обратиться к ортопеду, и я сделал рентген в больнице Тораномон. В области шейных позвонков затемнение, и меня напугали, сказав, что, так как рука очень сильно болит, это может быть рак, – поэтому мне сделали снимок в боковой проекции. К счастью, рака не оказалось, но шестой и седьмой позвонки деформированы, и в поясничных позвонках нашли изменения, но не такие сильные, как в шейных, – отсюда и боль и онемение в руке. Для этого надо сделать совершенно гладкую доску, установить под ней ролик, наклонить ее приблизительно на тридцать градусов и лежать на ней утром и вечером по пятнадцать минут. При этом голову надо подвесить на фиксированную повязку, Schlinge Schlinge(нем.) – петля, перевязь.
Глиссона (она должна быть специально сделана на фабрике медицинского оборудования по мерке с моей головы), и под тяжестью тела позвоночник растягивается; увеличивая постепенно длительность и число сеансов, можно добиться хороших результатов за два-три месяца. Я сказал, что в такую жару у меня нет никакого желания этим заниматься, но господин Сугата ответил: «Другого средства нет. Попытайтесь все-таки». Не знаю еще, попробовать или нет, но решил заказать столяру доску и ролик и вызвать специалистов с фабрики медицинского оборудования, чтобы они измерили голову и сделали перевязь.
Приблизительно в два часа приехала Кугако с двумя детьми, потому что старший сын пошел играть в бейсбол или еще куда-то. Акико и Нацудзи сразу же убежали к Кэйсукэ, и втроем они решили пойти в зоологический сад. Кугако, как обычно, со мной только поздоровалась и потом оживленно заговорила о чем-то в гостиной с моей женой.
Сегодня больше ничего не произошло, что бы стоило записать, поэтому напишу о том, что у меня на сердце.
Может быть, это происходит в старости с каждым, но последнее время не проходит ни одного дня, чтобы я не думал о собственной смерти. Впрочем, такие мысли посещают меня не только в последнее время. Это началось гораздо раньше, лет с двадцати, но теперь я думаю о смерти очень часто. Два или три раза в день мне приходит на ум: «А не умру ли я сегодня?», но никакого страха у меня нет. В молодости я думал об этом с ужасом, а теперь такие мысли меня до некоторой степени даже радуют. Я начинаю во всех подробностях представлять, как я умру и что произойдет после моей смерти. Я не хочу, чтобы меня хоронили из зала для траурных церемоний Аояма, пусть поставят гроб в этом доме, в комнате в десять дзё, которая выходит в сад, – так будет удобнее пришедшим, чтобы возжечь курительную свечку: они пройдут от главных ворот через средние ворота по камням в саду. Звучание сё и хитирики Музыкальные инструменты японской классической музыки. Сё – духовой органчик, хитирики – род гобоя.
мне не нравится, и я хотел бы, чтобы Томояма Сэйкин Томояма Сэйшн (род. в 1913 г.) – музыкант и композитор в классическом стиле.
или кто-то другой исполнил «Заходящую луну» .Мне кажется, я слышу, как Сэйкин поет:
Скрываясь за соснами на берегу,
В открытое море уплывает луна.
Быстро померк блеск, исчез мир грез.
Очнувшись, увидишь истинный свет,
В лунной столице будешь жить.
Я буду мертв, но мне кажется, что я это услышу. Услышу, как будет плакать жена. Громко будут плакать и Ицуко, и Кугако, с которыми у меня нет ничего общего, которые всю жизнь со мной только ругались. Сацуко, наверное, останется спокойна. Или, вопреки моим ожиданиям, заплачет? Или начнет притворяться? Интересно, какое у меня будет лицо после смерти? Мне бы хотелось, чтобы оно было толстым, как сейчас, даже немного отталкивающим…
– Папа…
Когда я писал последнюю строчку, ко мне неожиданно вошли жена и Кугако.
– Кугако хочет тебя о чем-то попросить…
Просьба ее состояла в следующем. Ее старший сын, Цутому, несмотря на то, что еще слишком молод и учится на втором курсе университета, завел любовницу и просит разрешения жениться. Родители согласны, но беспокоятся, как молодые будут жить в отдельной квартире, и хотят, чтобы они жили вместе с ними до тех пор, пока Цутому окончит университет и начнет работать. Однако дом в Цудзито слишком мал, и сейчас Кугако с мужем и тремя детьми очень тесно, а тут еще приедет невестка и рано или поздно родится ребенок. Поэтому они решили переехать в современный дом, немного попросторнее. В том же Цудзито, в 500-600 метрах от них продается исключительно подходящий дом, и они его купили бы, но им не хватает двух-трех миллионов. Около одного миллиона они как-нибудь наскребут, но остальное пока найти не могут. Конечно, они не рассчитывают, что я дам им всю сумму, и решили занять деньги в банке, но не мог ли бы я им помочь хотя бы двадцатью тысячами для выплаты процентов? В течение будущего года они бы мне вернули.
– Разве у вас нет акций? Почему бы их не продать?
– Тогда мы останемся без копейки.
– К ним лучше не прикасаться, – пришла на подмогу жена.
– Ведь никто не знает, что случится в будущем. Мы хотим оставить их на черный день.
– Но твой муж всего лишь на четвертом десятке. Чего вам бояться?
– Со дня своего замужества Кугако никогда к тебе с подобной просьбой не обращалась. Сегодня в первый раз. Неужели ты не можешь помочь им?
– Сейчас ты говоришь двадцать тысяч, а что, если через три месяца вы не сможете выплатить проценты?
– Да ведь это когда еще будет!
– На такой неопределенный срок я денег дать не могу.
– На Хокода-сан можно положиться. Он просит сейчас, потому что, если они будут мешкать, дом продадут.
– А ты сама не могла бы дать им эти деньги? – обратился я к жене.
– Как только ты решился сказать такое! Для Сацуко ты хильман купил!
Как только она это произнесла, я твердо решил денег не давать, и у меня как груз с плеч свалился.
– Ладно, я подумаю.
– Но вы дадите ответ сегодня?
– В последнее время очень много приходится тратить…
Обе, ворча, вышли из комнаты.
Влетели, как угорелые, помешали, все мои мысли перебили. Продолжу немного то, о чем писал.
Приблизительно до пятидесяти лет я очень боялся смерти, а сейчас нет. Наверное, я устал жить и готов умереть в любую минуту. Когда несколько дней назад мне в больнице Тораномон сделали рентгеновский снимок шейных позвонков и предположили у меня рак, жена и сиделка, которые были со мной, изменились в лице, а мне было совершенно безразлично. Я даже вздохнул с каким-то облегчением: длинная-длинная жизнь наконец-то кончится. Я никак не цепляюсь за жизнь, но пока я живу, меня неизбежно тянет к прекрасному полу. Думаю, это будет продолжаться до самой смерти. Сил у меня не осталось, не то что у Кухара Фураносукэ Кухара Фураносукэ (1869-1965) – промышленник и политический деятель.
, у которого в девяносто лет родился ребенок, и я могу чувствовать эротические наслаждения путем различных искаженных, опосредствованных способов. В настоящее время я живу только для двух удовольствий: такого рода чувственности и чревоугодия. О моем душевном настрое смутно догадывается Сацуко, единственная из живущих в доме, и никто больше. Сацуко прибегает к различным уловкам, чтобы увидеть мою реакцию.
Я и сам прекрасно понимаю, что я отвратительный, сморщенный старик. Сняв перед сном искусственные зубы, я вижу в зеркале ужасное лицо. Ни в верхней, ни в нижней челюсти ни одного зуба, десен тоже нет. Когда рот закрыт, верхняя и нижняя губа провалены внутрь, а свисающий нос достает до самого подбородка. Точно ли это мое лицо? Этот безобразный образ не только не похож на человека, но даже на обезьяну. Я не питаю дурацких надежд, что с таким лицом могу нравиться женщинам. Но пусть все думают: он и сам признает, что он старик, у которого ничего не осталось, – и ни о чем не тревожатся. А я, не имея реальных сил что-либо сделать, могу спокойно приближаться к красавице и, вместо того чтобы совершать что-то самому, получаю удовольствие от того, что толкаю ее в объятия красивого мужчины, вызывая всякие неурядицы в семье…
20 июня.
…Кажется, что Дзёкити уже не любит Сацуко так, как раньше, и после рождения Кэйсукэ постепенно охладел к ней. Так или иначе, он часто уезжает в командировки, а в Токио все время на каких-то банкетах и домой является поздно. Возможно, он завел кого-то на стороне, но утверждать этого я не могу. Кажется, его гораздо больше интересует работа, чем женщины. У них был период безумно страстной любви, но боюсь, что он быстро пресыщается, – это качество он наследовал от меня.
Я всегда проповедую принцип невмешательства и насчет его женитьбы не высказывался, а жена была против. Сацуко говорила, что танцевала в труппе театра Нитигэки, но там она проработала всего полгода, а потом, вероятно, танцевала где-нибудь в Асакуса или в каком-нибудь ночном клубе.
Как-то раз я спросил Сацуко:
– А ты на пальчиках можешь танцевать?
– На пуантах я не танцую, – ответила она. – Я хотела стать балериной и года два занималась у балетного станка. Немного постоять на пуантах я умела, а сейчас не могу.
– Ты с таким трудом училась… Отчего же бросила?
– Ноги становятся уродливыми.
– Поэтому и бросила?
– Я не хотела, чтобы у меня были такие ноги.
– Какие?
– Ужасные. Пальцы все в мозолях, распухшие, а ногти совсем сходят.
– Но сейчас у тебя ноги красивые.
– Раньше у меня действительно были очень красивые ноги, а потом из-за стояния на пуантах появились мозоли и ноги стали отвратительны. Когда я бросила станок, я изо всех сил старалась возвратить их прежний вид. Чем только я их не терла! И пемзой, и пилочкой, но они так и не стали, какими были раньше.
– А ну, покажи-ка мне.
Нежданно-негаданно я получил возможность трогать ее ноги. Лежа на диване, сняв нейлоновые носочки, она положила их мне на колени, и я ощупывал каждый пальчик.
– Вся кожа гладкая, никаких мозолей я не ощущаю.
– Нажми посильнее. Попробуй вот здесь.
– Где? Здесь?
– Чувствуешь? Нет, еще не совсем прошло. Если хочешь стать балериной, то надо забыть о красоте ног.
– Неужели у Лепешинской Лепешинская, Ольга (род. в 1916 г.) – балерина Большого театра, в 50-х годах гастролировала в Японии.
тоже такие ноги?
– Конечно. А сколько раз, когда я училась, у меня туфли внутри были все в крови! А разве только ноги? Вот здесь, на икрах, все мясо сходит, появляются узлы, как у чернорабочего. Грудь высыхает, плечи твердеют, как у мужчин. Эстрадные танцовщицы тоже до некоторой степени изменяются, но я, к счастью, такой не стала.
Дзёкити она околдовала своей фигурой. В школе она училась кое-как, но голова у нее неплохая. Не желая производить невыгодного впечатления, она после замужества начала заниматься языками и теперь что-то лепечет и по-французски и по-английски. Она водит машину, обожает бокс, а с другой стороны – и это, казалось бы, вовсе не по ней – любит составлять букеты. Из Киото два раза в неделю приезжает зять Иссотэй Имеется в виду Нисикава Иссотэй (1878-1938), создатель особого стиля составления букетов (икэбана) под названием «кофу».
, привозит редкие цветы и дает в Токио уроки составления букетов. Сацуко обучилась у него стилю «кофу». Сегодня она поставила у меня в комнате букет: в широкой фарфоровой вазе зеленовато-голубого цвета мискант китайский, заурурус, астильба, – и повесила свиток с каллиграфией Нагао Удзан Имеется в виду Нисикава Иссотэй (1878-1938), создатель особого стиля составления букетов (икэбана) под названием «кофу».
:
Пух от ивы летит, путник еще не вернулся.
Соловей в цветах. Вокруг никого. Сон мой не сбылся.
За десять тысяч купил столичного вина.
Весенний дождь.
Опершись на перила, любуюсь пионами.
26 июня.
Вчера вечером объелся холодным соевым творогом, ночью заболел живот, и несколько раз меня прослабило. Принял три таблетки энтеро-виоформа, но понос не прекращается. Сегодня весь день то вставал, то снова ложился.
29 июня.
Сегодня днем предложил Сацуко поехать на машине в парк Мэйдзи. Я хотел, улучив удобный момент, улизнуть незаметно, но за нами увязалась сиделка:
– Я поеду с вами.
Весь интерес пропал. Не прошло и часу, как мы возвратились.
2июля.
Уже несколько дней у меня высокое давление. Сегодня утром 180 на 110. Пульс – 100 ударов в минуту. По совету сиделки принял две таблетки серпасила и три адалина. Рука ужасно мерзнет и болит. Редко бывает, чтобы я из-за боли не мог спать, но вчера я всю ночь не смыкал глаз. В конце концов разбудил Сасаки, и она сделала мне укол ноблона. Подействовать-то он подействовал, но после него неприятные ощущения.
– Принесли доску и фиксирующую повязку, не попробуете ли?
Мне совершенно не хотелось, но в моем положении решил попробовать.
3 июля.
…Попробовал сунуть голову в повязку. Она сделана из гипса, охватывает голову от шеи до челюсти. Никакой боли я не ощущаю, но голову совершенно не повернуть, ни направо, ни налево, не опустить вниз, и должен смотреть только прямо перед собой.
– Совершенно адская пытка.
Сегодня воскресенье, и вся семья: Дзёкити, Кэйсукэ, жена и Сацуко – собралась вокруг меня.
– Бедный папа!
– Сколько минут нужно так лежать?
– Сколько дней это будет продолжаться?
– Не лучше ли прекратить? В твои годы это так мучительно.
Они все собрались вокруг меня и галдели. Лиц их я не видел, так как не мог повернуть головы.
Я решил растягивать шейные позвонки, лежа на доске, а от этой петли Глиссона отказаться. Сначала надо лежать каждое утро по пятнадцать минут. Вместо петли взяли мягкое полотенце, это не так стеснительно, но голову поворачивать по-прежнему невозможно. Я лежал, уставясь в потолок.
– Ну все, пятнадцать минут прошло, – сказала сиделка, поглядев на часы.
– Первый сеанс окончен! – закричал Кэйсукэ, устремляясь в коридор.
10 июля.
Уже неделя, как я начал лежать на вытяжке. За это время с пятнадцати минут я дошел до двадцати, наклон доски еще более увеличили, и мне приходится совершено задирать подбородок. Но никакого улучшения нет, рука болит, как и раньше. Сиделка говорит, что лечение даст результат только после двух-трех месяцев. На такой срок терпения у меня не хватит. По вечерам я время от времени со всеми советуюсь. Сацуко говорит:
– Такое лечение не для пожилых людей. А в жару тем более было бы лучше от него отказаться и найти что-то другое. Одна иностранка посоветовала долосин, лекарство от невралгии, которое продается в Американской аптеке. Полного излечения оно не дает, но если дня четыре принимать по три-четыре таблетки, оно обязательно снимет боль. Она сказала, что результат гарантирован, и я купила таблетки. Попробуйте.
Жена предложила:
– Может быть, иглоукалывание поможет? Не обратиться ли к господину Судзуки, который живет в Дэнъэн тёфу?
Она долго говорила с ним по телефону. Господин Судзуки сказал:
– Сейчас я очень занят и предпочел бы, чтобы ваш муж приезжал ко мне. Если же я буду ездить к нему, то не более трех раз в неделю, но, не осмотрев сам больного, я ничего определенного сказать не могу. Судя по вашим словам, думаю, что весь курс займет два-три месяца.
Он уже два раза помог мне: несколько лет тому назад, когда у меня была аритмия и ничто помочь не могло, и когда у меня были сильные головокружения. Поэтому я попросил его и на этот раз, чтобы со следующей недели он приезжал ко мне.
От природы я здоровый человек. С детства до шестидесяти трех-четырех лет я ничем серьезно не болел и только один раз пролежал неделю в больнице, когда у меня было воспаление заднего прохода и мне делали операцию. В шестьдесят три-четыре года меня предупредили, что кровяное давление у меня повышено, а где-то между шестьюдесятью шестью-семью годами произошло небольшое кровоизлияние в мозг, и я почти месяц пролежал в постели. Но физической боли я никогда не испытывал. Впервые я ее почувствовал после того, как мы торжественно отпраздновали мое семидесятисемилетие. Сначала заболела левая рука от кисти до локтя, потом до плеча, потом нога от ступни до колена. Ноги стали болеть обе, и с каждым днем мне все труднее передвигаться. Некоторые, вероятно, спросят: «Какая радость от такой жизни?» Временами я и сам так думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
. Вероятно, опять с Харухиса. Кэйсукэ скучал, оставшись один дома. Он ждал, что сегодня Кугако привезет из Цудзидо Район в городе Фудзнсава, примыкающем к Токио.
детей.
Во втором часу пришел доктор Сугита. Его вызвала по телефону сиделка Сасаки, обеспокоенная моими сильными болями. Он сказал, что, по заключению профессора Кадзиура из больницы Токийского университета, пораженный очаг в мозгу полностью рассосался, поэтому боль, которую я чувствую сейчас, с перенесенным инсультом не связана, она или ревматического или нервного характера. До этого господин Сугита советовал обратиться к ортопеду, и я сделал рентген в больнице Тораномон. В области шейных позвонков затемнение, и меня напугали, сказав, что, так как рука очень сильно болит, это может быть рак, – поэтому мне сделали снимок в боковой проекции. К счастью, рака не оказалось, но шестой и седьмой позвонки деформированы, и в поясничных позвонках нашли изменения, но не такие сильные, как в шейных, – отсюда и боль и онемение в руке. Для этого надо сделать совершенно гладкую доску, установить под ней ролик, наклонить ее приблизительно на тридцать градусов и лежать на ней утром и вечером по пятнадцать минут. При этом голову надо подвесить на фиксированную повязку, Schlinge Schlinge(нем.) – петля, перевязь.
Глиссона (она должна быть специально сделана на фабрике медицинского оборудования по мерке с моей головы), и под тяжестью тела позвоночник растягивается; увеличивая постепенно длительность и число сеансов, можно добиться хороших результатов за два-три месяца. Я сказал, что в такую жару у меня нет никакого желания этим заниматься, но господин Сугата ответил: «Другого средства нет. Попытайтесь все-таки». Не знаю еще, попробовать или нет, но решил заказать столяру доску и ролик и вызвать специалистов с фабрики медицинского оборудования, чтобы они измерили голову и сделали перевязь.
Приблизительно в два часа приехала Кугако с двумя детьми, потому что старший сын пошел играть в бейсбол или еще куда-то. Акико и Нацудзи сразу же убежали к Кэйсукэ, и втроем они решили пойти в зоологический сад. Кугако, как обычно, со мной только поздоровалась и потом оживленно заговорила о чем-то в гостиной с моей женой.
Сегодня больше ничего не произошло, что бы стоило записать, поэтому напишу о том, что у меня на сердце.
Может быть, это происходит в старости с каждым, но последнее время не проходит ни одного дня, чтобы я не думал о собственной смерти. Впрочем, такие мысли посещают меня не только в последнее время. Это началось гораздо раньше, лет с двадцати, но теперь я думаю о смерти очень часто. Два или три раза в день мне приходит на ум: «А не умру ли я сегодня?», но никакого страха у меня нет. В молодости я думал об этом с ужасом, а теперь такие мысли меня до некоторой степени даже радуют. Я начинаю во всех подробностях представлять, как я умру и что произойдет после моей смерти. Я не хочу, чтобы меня хоронили из зала для траурных церемоний Аояма, пусть поставят гроб в этом доме, в комнате в десять дзё, которая выходит в сад, – так будет удобнее пришедшим, чтобы возжечь курительную свечку: они пройдут от главных ворот через средние ворота по камням в саду. Звучание сё и хитирики Музыкальные инструменты японской классической музыки. Сё – духовой органчик, хитирики – род гобоя.
мне не нравится, и я хотел бы, чтобы Томояма Сэйкин Томояма Сэйшн (род. в 1913 г.) – музыкант и композитор в классическом стиле.
или кто-то другой исполнил «Заходящую луну» .Мне кажется, я слышу, как Сэйкин поет:
Скрываясь за соснами на берегу,
В открытое море уплывает луна.
Быстро померк блеск, исчез мир грез.
Очнувшись, увидишь истинный свет,
В лунной столице будешь жить.
Я буду мертв, но мне кажется, что я это услышу. Услышу, как будет плакать жена. Громко будут плакать и Ицуко, и Кугако, с которыми у меня нет ничего общего, которые всю жизнь со мной только ругались. Сацуко, наверное, останется спокойна. Или, вопреки моим ожиданиям, заплачет? Или начнет притворяться? Интересно, какое у меня будет лицо после смерти? Мне бы хотелось, чтобы оно было толстым, как сейчас, даже немного отталкивающим…
– Папа…
Когда я писал последнюю строчку, ко мне неожиданно вошли жена и Кугако.
– Кугако хочет тебя о чем-то попросить…
Просьба ее состояла в следующем. Ее старший сын, Цутому, несмотря на то, что еще слишком молод и учится на втором курсе университета, завел любовницу и просит разрешения жениться. Родители согласны, но беспокоятся, как молодые будут жить в отдельной квартире, и хотят, чтобы они жили вместе с ними до тех пор, пока Цутому окончит университет и начнет работать. Однако дом в Цудзито слишком мал, и сейчас Кугако с мужем и тремя детьми очень тесно, а тут еще приедет невестка и рано или поздно родится ребенок. Поэтому они решили переехать в современный дом, немного попросторнее. В том же Цудзито, в 500-600 метрах от них продается исключительно подходящий дом, и они его купили бы, но им не хватает двух-трех миллионов. Около одного миллиона они как-нибудь наскребут, но остальное пока найти не могут. Конечно, они не рассчитывают, что я дам им всю сумму, и решили занять деньги в банке, но не мог ли бы я им помочь хотя бы двадцатью тысячами для выплаты процентов? В течение будущего года они бы мне вернули.
– Разве у вас нет акций? Почему бы их не продать?
– Тогда мы останемся без копейки.
– К ним лучше не прикасаться, – пришла на подмогу жена.
– Ведь никто не знает, что случится в будущем. Мы хотим оставить их на черный день.
– Но твой муж всего лишь на четвертом десятке. Чего вам бояться?
– Со дня своего замужества Кугако никогда к тебе с подобной просьбой не обращалась. Сегодня в первый раз. Неужели ты не можешь помочь им?
– Сейчас ты говоришь двадцать тысяч, а что, если через три месяца вы не сможете выплатить проценты?
– Да ведь это когда еще будет!
– На такой неопределенный срок я денег дать не могу.
– На Хокода-сан можно положиться. Он просит сейчас, потому что, если они будут мешкать, дом продадут.
– А ты сама не могла бы дать им эти деньги? – обратился я к жене.
– Как только ты решился сказать такое! Для Сацуко ты хильман купил!
Как только она это произнесла, я твердо решил денег не давать, и у меня как груз с плеч свалился.
– Ладно, я подумаю.
– Но вы дадите ответ сегодня?
– В последнее время очень много приходится тратить…
Обе, ворча, вышли из комнаты.
Влетели, как угорелые, помешали, все мои мысли перебили. Продолжу немного то, о чем писал.
Приблизительно до пятидесяти лет я очень боялся смерти, а сейчас нет. Наверное, я устал жить и готов умереть в любую минуту. Когда несколько дней назад мне в больнице Тораномон сделали рентгеновский снимок шейных позвонков и предположили у меня рак, жена и сиделка, которые были со мной, изменились в лице, а мне было совершенно безразлично. Я даже вздохнул с каким-то облегчением: длинная-длинная жизнь наконец-то кончится. Я никак не цепляюсь за жизнь, но пока я живу, меня неизбежно тянет к прекрасному полу. Думаю, это будет продолжаться до самой смерти. Сил у меня не осталось, не то что у Кухара Фураносукэ Кухара Фураносукэ (1869-1965) – промышленник и политический деятель.
, у которого в девяносто лет родился ребенок, и я могу чувствовать эротические наслаждения путем различных искаженных, опосредствованных способов. В настоящее время я живу только для двух удовольствий: такого рода чувственности и чревоугодия. О моем душевном настрое смутно догадывается Сацуко, единственная из живущих в доме, и никто больше. Сацуко прибегает к различным уловкам, чтобы увидеть мою реакцию.
Я и сам прекрасно понимаю, что я отвратительный, сморщенный старик. Сняв перед сном искусственные зубы, я вижу в зеркале ужасное лицо. Ни в верхней, ни в нижней челюсти ни одного зуба, десен тоже нет. Когда рот закрыт, верхняя и нижняя губа провалены внутрь, а свисающий нос достает до самого подбородка. Точно ли это мое лицо? Этот безобразный образ не только не похож на человека, но даже на обезьяну. Я не питаю дурацких надежд, что с таким лицом могу нравиться женщинам. Но пусть все думают: он и сам признает, что он старик, у которого ничего не осталось, – и ни о чем не тревожатся. А я, не имея реальных сил что-либо сделать, могу спокойно приближаться к красавице и, вместо того чтобы совершать что-то самому, получаю удовольствие от того, что толкаю ее в объятия красивого мужчины, вызывая всякие неурядицы в семье…
20 июня.
…Кажется, что Дзёкити уже не любит Сацуко так, как раньше, и после рождения Кэйсукэ постепенно охладел к ней. Так или иначе, он часто уезжает в командировки, а в Токио все время на каких-то банкетах и домой является поздно. Возможно, он завел кого-то на стороне, но утверждать этого я не могу. Кажется, его гораздо больше интересует работа, чем женщины. У них был период безумно страстной любви, но боюсь, что он быстро пресыщается, – это качество он наследовал от меня.
Я всегда проповедую принцип невмешательства и насчет его женитьбы не высказывался, а жена была против. Сацуко говорила, что танцевала в труппе театра Нитигэки, но там она проработала всего полгода, а потом, вероятно, танцевала где-нибудь в Асакуса или в каком-нибудь ночном клубе.
Как-то раз я спросил Сацуко:
– А ты на пальчиках можешь танцевать?
– На пуантах я не танцую, – ответила она. – Я хотела стать балериной и года два занималась у балетного станка. Немного постоять на пуантах я умела, а сейчас не могу.
– Ты с таким трудом училась… Отчего же бросила?
– Ноги становятся уродливыми.
– Поэтому и бросила?
– Я не хотела, чтобы у меня были такие ноги.
– Какие?
– Ужасные. Пальцы все в мозолях, распухшие, а ногти совсем сходят.
– Но сейчас у тебя ноги красивые.
– Раньше у меня действительно были очень красивые ноги, а потом из-за стояния на пуантах появились мозоли и ноги стали отвратительны. Когда я бросила станок, я изо всех сил старалась возвратить их прежний вид. Чем только я их не терла! И пемзой, и пилочкой, но они так и не стали, какими были раньше.
– А ну, покажи-ка мне.
Нежданно-негаданно я получил возможность трогать ее ноги. Лежа на диване, сняв нейлоновые носочки, она положила их мне на колени, и я ощупывал каждый пальчик.
– Вся кожа гладкая, никаких мозолей я не ощущаю.
– Нажми посильнее. Попробуй вот здесь.
– Где? Здесь?
– Чувствуешь? Нет, еще не совсем прошло. Если хочешь стать балериной, то надо забыть о красоте ног.
– Неужели у Лепешинской Лепешинская, Ольга (род. в 1916 г.) – балерина Большого театра, в 50-х годах гастролировала в Японии.
тоже такие ноги?
– Конечно. А сколько раз, когда я училась, у меня туфли внутри были все в крови! А разве только ноги? Вот здесь, на икрах, все мясо сходит, появляются узлы, как у чернорабочего. Грудь высыхает, плечи твердеют, как у мужчин. Эстрадные танцовщицы тоже до некоторой степени изменяются, но я, к счастью, такой не стала.
Дзёкити она околдовала своей фигурой. В школе она училась кое-как, но голова у нее неплохая. Не желая производить невыгодного впечатления, она после замужества начала заниматься языками и теперь что-то лепечет и по-французски и по-английски. Она водит машину, обожает бокс, а с другой стороны – и это, казалось бы, вовсе не по ней – любит составлять букеты. Из Киото два раза в неделю приезжает зять Иссотэй Имеется в виду Нисикава Иссотэй (1878-1938), создатель особого стиля составления букетов (икэбана) под названием «кофу».
, привозит редкие цветы и дает в Токио уроки составления букетов. Сацуко обучилась у него стилю «кофу». Сегодня она поставила у меня в комнате букет: в широкой фарфоровой вазе зеленовато-голубого цвета мискант китайский, заурурус, астильба, – и повесила свиток с каллиграфией Нагао Удзан Имеется в виду Нисикава Иссотэй (1878-1938), создатель особого стиля составления букетов (икэбана) под названием «кофу».
:
Пух от ивы летит, путник еще не вернулся.
Соловей в цветах. Вокруг никого. Сон мой не сбылся.
За десять тысяч купил столичного вина.
Весенний дождь.
Опершись на перила, любуюсь пионами.
26 июня.
Вчера вечером объелся холодным соевым творогом, ночью заболел живот, и несколько раз меня прослабило. Принял три таблетки энтеро-виоформа, но понос не прекращается. Сегодня весь день то вставал, то снова ложился.
29 июня.
Сегодня днем предложил Сацуко поехать на машине в парк Мэйдзи. Я хотел, улучив удобный момент, улизнуть незаметно, но за нами увязалась сиделка:
– Я поеду с вами.
Весь интерес пропал. Не прошло и часу, как мы возвратились.
2июля.
Уже несколько дней у меня высокое давление. Сегодня утром 180 на 110. Пульс – 100 ударов в минуту. По совету сиделки принял две таблетки серпасила и три адалина. Рука ужасно мерзнет и болит. Редко бывает, чтобы я из-за боли не мог спать, но вчера я всю ночь не смыкал глаз. В конце концов разбудил Сасаки, и она сделала мне укол ноблона. Подействовать-то он подействовал, но после него неприятные ощущения.
– Принесли доску и фиксирующую повязку, не попробуете ли?
Мне совершенно не хотелось, но в моем положении решил попробовать.
3 июля.
…Попробовал сунуть голову в повязку. Она сделана из гипса, охватывает голову от шеи до челюсти. Никакой боли я не ощущаю, но голову совершенно не повернуть, ни направо, ни налево, не опустить вниз, и должен смотреть только прямо перед собой.
– Совершенно адская пытка.
Сегодня воскресенье, и вся семья: Дзёкити, Кэйсукэ, жена и Сацуко – собралась вокруг меня.
– Бедный папа!
– Сколько минут нужно так лежать?
– Сколько дней это будет продолжаться?
– Не лучше ли прекратить? В твои годы это так мучительно.
Они все собрались вокруг меня и галдели. Лиц их я не видел, так как не мог повернуть головы.
Я решил растягивать шейные позвонки, лежа на доске, а от этой петли Глиссона отказаться. Сначала надо лежать каждое утро по пятнадцать минут. Вместо петли взяли мягкое полотенце, это не так стеснительно, но голову поворачивать по-прежнему невозможно. Я лежал, уставясь в потолок.
– Ну все, пятнадцать минут прошло, – сказала сиделка, поглядев на часы.
– Первый сеанс окончен! – закричал Кэйсукэ, устремляясь в коридор.
10 июля.
Уже неделя, как я начал лежать на вытяжке. За это время с пятнадцати минут я дошел до двадцати, наклон доски еще более увеличили, и мне приходится совершено задирать подбородок. Но никакого улучшения нет, рука болит, как и раньше. Сиделка говорит, что лечение даст результат только после двух-трех месяцев. На такой срок терпения у меня не хватит. По вечерам я время от времени со всеми советуюсь. Сацуко говорит:
– Такое лечение не для пожилых людей. А в жару тем более было бы лучше от него отказаться и найти что-то другое. Одна иностранка посоветовала долосин, лекарство от невралгии, которое продается в Американской аптеке. Полного излечения оно не дает, но если дня четыре принимать по три-четыре таблетки, оно обязательно снимет боль. Она сказала, что результат гарантирован, и я купила таблетки. Попробуйте.
Жена предложила:
– Может быть, иглоукалывание поможет? Не обратиться ли к господину Судзуки, который живет в Дэнъэн тёфу?
Она долго говорила с ним по телефону. Господин Судзуки сказал:
– Сейчас я очень занят и предпочел бы, чтобы ваш муж приезжал ко мне. Если же я буду ездить к нему, то не более трех раз в неделю, но, не осмотрев сам больного, я ничего определенного сказать не могу. Судя по вашим словам, думаю, что весь курс займет два-три месяца.
Он уже два раза помог мне: несколько лет тому назад, когда у меня была аритмия и ничто помочь не могло, и когда у меня были сильные головокружения. Поэтому я попросил его и на этот раз, чтобы со следующей недели он приезжал ко мне.
От природы я здоровый человек. С детства до шестидесяти трех-четырех лет я ничем серьезно не болел и только один раз пролежал неделю в больнице, когда у меня было воспаление заднего прохода и мне делали операцию. В шестьдесят три-четыре года меня предупредили, что кровяное давление у меня повышено, а где-то между шестьюдесятью шестью-семью годами произошло небольшое кровоизлияние в мозг, и я почти месяц пролежал в постели. Но физической боли я никогда не испытывал. Впервые я ее почувствовал после того, как мы торжественно отпраздновали мое семидесятисемилетие. Сначала заболела левая рука от кисти до локтя, потом до плеча, потом нога от ступни до колена. Ноги стали болеть обе, и с каждым днем мне все труднее передвигаться. Некоторые, вероятно, спросят: «Какая радость от такой жизни?» Временами я и сам так думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16