Тем временем в зале начали поодиночке появляться первые посетители - судя по всему, швейцарцы, приехавшие в Люцерн по делам. Они разместились за столиками, развернули салфетки, тщательно сложенные после завтрака, и, пристроив поудобнее газеты, прихлебывая суп, принялись за чтение. Вскоре появился высокий сутулый седой старик с обвислыми седыми усами, а вместе с ним маленькая седенькая старушка в черном платье. Видимо, это был ирландский полковник и его жена, о которых говорила хозяйка. Они заняли свои места, и полковник налил чуточку вина себе и супруге. Оба молча ждали, пока крепкая разбитная служанка подаст обед.
Наконец пришли те, кого поджидал Эшенден. Он постарался углубиться в чтение немецкой книги и поднял глаза только один раз, когда они появились на пороге. Он увидел мужчину лет сорока пяти, среднего роста и крупного телосложения, с короткими темными растрепанными волосами и широким, гладковыбритым медно-красным лицом. На нем была рубашка с отложным воротничком и серого цвета костюм. Вслед за ним шла его жена, как показалось Эшендену на первый взгляд, невзрачная, ничем не примечательная немка. Грантли Кейпор уселся за стол и принялся оживленно рассказывать служанке, как великолепно они прогулялись. Когда он упомянул ничего не говорившее Эшендену название вершины, до которой они добрались, служанка стала ахать и восхищаться. Далее Кейпор, без труда говоривший по-немецки с едва заметным английским акцентом, сказал, что они боялись опоздать и решили не подниматься к себе наверх, а сполоснули руки на улице. У него был зычный голос, держался он непринужденно.
- Накормите нас поскорее, мы умираем с голода, и подайте пива, три бутылки. Lieber Gott1, до чего же я хочу пить!
Энергия в нем так и бурлила. С его приходом в унылой вылизанной столовой как будто пахнуло свежим ветром, и все посетители вдруг словно ожили. Он громко, на весь зал заговорил с женой по-английски; однако она тотчас же чуть слышно перебила его. Кейпор осекся, и Эшенден почувствовал, что он смотрит в его сторону. Миссис Кейпор заметила присутствие незнакомца и обратила на это внимание мужа. Эшенден притворился, что занят чтением, и перевернул страницу книги, но он ощутил на себе пристальный взгляд Кейпора. Они продолжали беседовать, но так тихо, что Эшенден даже не смог разобрать, на каком языке шел разговор; когда же служанка подавала суп, Кейпор негромко спросил ее о чем-то. Нетрудно было догадаться что он расспрашивает об Эшендене. Служанка что-то ответила, Эшенден расслышал только одно слово - Englander2.
Несколько посетителей закончили обед и, ковыряя в зубах, вышли из зала. Старый ирландский полковник и его супруга поднялись из-за столика, и он посторонился, уступая ей дорогу. За все время обеда они не обмолвились ни словом. Она медленно пошла к выходу; полковник заговорил со швейцарцем, по всей видимости адвокатом, и отстал на несколько шагов; она подошла к двери и остановилась, маленькая сгорбленная старушка, и ждала с какой-то робкой покорностью, пока подойдет ее супруг и откроет дверь. Эшенден сообразил, что ей никогда в жизни не приходилось самой выполнять эту процедуру. Она не знала, как это делается. Минуту спустя полковник старческими шажками засеменил к выходу, толкнул дверь и вышел вслед за супругой. В этой небольшой сценке, как в капле воды, отразилась вся их жизнь; и Эшенден попытался представить себе их характеры, их прошлое и настоящее, но вовремя одернул себя - в его положении творчество было непозволительной роскошью. Он докончил обед.
В холле его внимание привлек булль-терьер, привязанный к ножке стула, и, поравнявшись с собакой, он машинально потрепал ее вислые мягкие уши. Возле лестницы стояла хозяйка гостиницы.
- Чей это такой симпатичный песик? - поинтересовался Эшенден.
- Герра Кейпора. Его зовут Фрицди. Герр Кейпор уверяет, что родословная у него древнее, чем у английского короля.
Фрицци стал ластиться к Эшендену и ткнулся мордой в его руку. Эшенден сходил наверх за шляпой и на обратном пути заметил, что у входа в гостиницу Кейпор разговаривает с хозяйкой. Они сразу же замолчали, и по их смущенному виду Эшенден догадался, что разговор шел о нем. Выходя на улицу, он краешком глаза уловил подозрительный взгляд Кейпора. На его открытом и добродушном медно-красном лице теперь застыло вороватое выражение.
Эшенден не торопясь дошел до ближайшей таверны, где на открытой веранде подавали кофе, и, желая вознаградить себя за бутылку пива, выпитую за обедом по долгу службы, заказал самое лучшее бренди. Он был рад, что наконец-то столкнулся лицом к лицу с человеком, о котором так много слышал, и надеялся через день-другой с ним познакомиться. Завязать знакомство с человеком, у которого есть собака, всегда несложно. Но он не спешил, предпочитая, чтобы события развивались своим чередом; излишняя поспешность могла только помешать выполнению его задачи.
Эшенден еще раз припомнил все обстоятельства дела. Грантли Кейпор был англичанин, сорока двух лет от роду, по паспорту уроженец Бирмингема. Его жена, с которой он состоял в браке одиннадцать лет, была немка. Об этом знали все. Сведения же о его прошлом были собраны в специальном досье. Из них следовало, что он начал служить в адвокатской конторе в Бирмингеме, а впоследствии занялся журналистикой. Сотрудничал в английских газетах, издававшихся в Каире и в Шанхае. В эту пору он оказался замешанным в одной некрасивой истории и ненадолго угодил в тюрьму за подлог. Выйдя на свободу, он совершенно исчез из поля зрения и только через два года объявился в Марселе и устроился на работу в пароходной конторе. Из Марселя он перебрался в Гамбург, где продолжал служить в пароходстве, женился, а затем уехал в Лондон. В Лондоне он попытался заняться экспортными операциями, но через некоторое время прогорел, обанкротился и снова взялся за журналистику. Перед войной он вернулся на службу в пароходство, и август 1914 года застал его в Саутгемптоне, где он мирно жил со своей женой-немкой. В начале следующего года он обратился к начальству с ходатайством о переводе в Геную, мотивируя это тем, что из-за национальности жены он оказался в невыносимых условиях; он числился на хорошем счету, и было решено принять во внимание его сложное положение и удовлетворить просьбу. В Генуе он пробыл, пока Италия не вступила в войну, а потом подал заявление об уходе и, имея на руках совершенно чистые документы, переправился через границу и поселился в Швейцарии.
Из всего этого напрашивался вывод, что человек он не слишком щепетильный, ничего не добившийся в прошлом, без твердого положения в жизни; однако никому до этого не было дела до тех пор, пока не выяснилось, что Кейпор с самого начала войны, а возможно и раньше, был завербован германской разведкой и получал за свои услуги сорок фунтов в месяц. Хотя он был опасен и изворотлив, вряд ли против него стали бы принимать какие-нибудь меры, если бы его деятельность ограничивалась сбором информации в Швейцарии. Большого вреда он причинить не мог, и, видимо, следовало попытаться использовать его для подбрасывания противнику нужных материалов. Он был уверен, что находится вне подозрений. Вся его обширная корреспонденция тщательным образом перлюстрировалась, а так как не существует шифра, который в конце концов нельзя было бы разгадать, предполагалось, что рано или поздно через него удастся напасть на след организации, действовавшей в Англии. И тут произошел случай, привлекший к нему внимание Р. Доведись Кейпору проведать об этом, у него, наверно, душа бы ушла в пятки, и не мудрено: Р. не любил, когда ему становились поперек дороги. Кейпор познакомился в Цюрихе с молодым испанцем по фамилии Гомес, который недавно стал сотрудничать с английской разведкой, завоевал его доверие благодаря своей национальности и сумел выведать, что тот выполняет секретные поручения. Испанец, вероятно, проявил обычную человеческую слабость и, желая порисоваться, говорил слишком таинственно; так или иначе, но после приезда в Германию по донесению Кейпора за ним была установлена слежка, и однажды его схватили в тот момент, когда он отправлял по почте написанное условным кодом письмо, которое впоследствии было расшифровано. Его судили, признали виновным и расстреляли. Потеря полезного и преданного агента была в достаточной степени неприятна сама по себе, а кроме того, пришлось менять простой и надежный шифр. Р. выразил свое неудовольствие. Однако Р. не принадлежал к породе людей, которых жажда мести отвлекает от основной цели, и, решив, что Кейпор предает родину за деньги, он подумал, что стоит попытаться его перекупить и заставить предать своих хозяев. Выдача им агента союзников должна была убедить немцев в его полной благонадежности. Он мог бы принести большую пользу. Но Р. не знал, что за человек Кейпор, тот вел очень скрытный и незаметный образ жизни, и даже его фотография, да и та снятая на паспорт, имелась в одном-единственном экземпляре. Эшендену было поручено познакомиться с Кейпором и выяснить, есть ли какая-нибудь надежда на то, что он будет добросовестно работать на англичан; если окажется, что это возможно, надлежало прощупать его и в том случае, если зондаж пройдет успешно, сделать некоторые авансы. Это поручение требовало тактичного подхода и знания человеческой психологии. Если же, напротив, Эшенден придет к выводу, что купить Кейпора не удастся, ему надлежало установить за ним наблюдение и сообщать о его поездках. Информация, полученная от Густава, была расплывчатой, и в ней обращало на себя внимание лишь одно обстоятельство: немецкий резидент в Берне начинает проявлять недовольство бездеятельностью Кейпора. Кейпор просил о прибавке к жалованью, на что майор фон П. отвечал, что жалованье нужно отрабатывать. Возможно, речь шла о поездке в Англию. Если бы удалось выманить его за границу, миссия Эшендена была бы выполнена.
- Ну каким образом я должен уговорить его сунуть голову в петлю, черт побери? - спрашивал Эшенден.
- Тут пахнет скорей не петлей, а расстрелом, - отвечал Р.
- Кейпор хитер.
- Так перехитрите его к чертям собачьим.
Эшенден решил не предпринимать никаких шагов, чтобы познакомиться с Кейпором, и предоставить ему инициативу. Коль скоро от того требуют конкретных дел, ему неизбежно должна прийти в голову мысль, что из разговора с бывшим служащим английского цензурного управления можно будет извлечь пользу. У Эшендена была припасена информация, представлявшая немалый интерес для центральных держав. Имея вымышленную фамилию и чужой паспорт, не приходилось опасаться, что Кейпор может заподозрить в нем британского шпиона.
Ждать Эшендену пришлось недолго. На следующее утро, сидя в холле гостиницы, он дремал за чашечкой кофе, когда из столовой вышли Кейпоры. Миссис Кейпор поднялась наверх, а Кейпор снял с собаки ошейник. Пес рванулся вперед и радостно бросился к Эшендену.
- Фрицци, ко мне! - крикнул Кейпор и, обернувшись к Эшендену, сказал: - Извините, ради бога. Он смирный пес.
- Что вы, что вы. Он меня не тронет.
Кейпор остановился в проходе.
- Это булль-терьер. На континенте эту породу редко встретишь. - Между тем он подозвал служанку: - Фрейлейн, кофе, пожалуйста! - и, приглядываясь к Эшендену, сказал: - Вы ведь, кажется, только что приехали?
- Да, я здесь со вчерашнего дня.
- В самом деле? А я вас вчера за обедом не заметил. И надолго вы сюда?
- Не знаю. Я после болезни и приехал выздоравливать.
Служанка принесла кофе и, заметив, что Кейпор разговаривает с Эшенденом, поставила поднос к нему на столик. Кейпор смущенно рассмеялся.
- Мне неловко вас беспокоить. Право, не знаю, чего это служанка подала мне кофе за ваш столик.
- Присаживайтесь, сделайте одолжение, - сказал Эшенден.
- Очень любезно с вашей стороны. Я столько лет живу на континенте и вечно забываю, что мои соотечественники, когда с ними пытаешься заговорить, воспринимают это как неслыханную дерзость. Осмелюсь спросить, вы англичанин или американец?
- Англичанин, - ответил Эшенден.
Эшенден был от природы очень застенчив и безуспешно старался избавиться от этого неуместного в его возрасте недостатка, однако при случае он умело им пользовался. И теперь, путаясь и запинаясь, он повторил ту же самую историю, какую накануне он рассказывал хозяйке и которую она наверняка успела передать Кейпору.
- Вы правильно сделали, что приехали в Люцерн. В мире, истерзанном войной, это настоящая тихая обитель. Здесь совершенно забываешь, что где-то воюют. Я поэтому здесь и поселился. По профессии я журналист.
- Я так и подумал, что вы пишете, - сказал Эшенден с отчаянно застенчивой улыбкой.
Фраза о "тихой обители в мире, истерзанном войной", была взята явно не из лексикона пароходной конторы.
- Видите ли, я женат на немке, - мрачно проговорил Кейпор.
- В самом деле?
- Уверяю вас, такого патриота, как я, еще надо поискать. Я англичанин до мозга костей и скажу откровенно, что, по моему мнению, Британская империя - величайшее орудие прогресса в мировой истории, но жена у меня немка, и я, разумеется, хорошо вижу оборотную сторону медали. Не нужно меня убеждать, у немцев есть свои недостатки, но, по правде сказать, я не верю, что они исчадия ада. Когда началась война, моей жене, бедняжке, пришлось в Англии многое испытать, и если у нее остался горький осадок, то не мне ее винить. Все принимали ее за шпионку. Когда вы с ней познакомитесь, вам от одной этой идеи станет смешно. Она типичная немецкая hausfrau1, в жизни для нее существует только дом, муж и наше единственное чадо Фрицци. - Кейпор ласково погладил собаку и засмеялся мелким смешком. - Да, да, Фрицци, ведь ты наше чадо? Можете представить, в каком я оказался неловком положении. Я сотрудничал в солидных газетах, и редакторам вся эта история пришлась не по вкусу. Ну и вот, короче говоря, я решил, что самое разумное - бросить все дела, уехать в нейтральную страну и переждать бурю. Мы с женой никогда не говорим о войне, хотя должен вам сказать, что я сам больше стараюсь молчать, а она у меня очень покладистая женщина и не в пример мне больше склонна разделять мою точку зрения на эти ужасные события.
- Странно, - заметил Эшенден. - Обычно женщины гораздо фанатичнее мужчин.
- Моя жена необыкновенная женщина. Я хотел бы ей вас представить. Кстати, мы еще не знакомы. Грантли Кейпор.
- Меня зовут Сомервилль, - отрекомендовался Эшенден.
Потом он заговорил о своей работе в цензурном управлении, и ему показалось, что в глазах Кейпора промелькнул огонек. Далее он упомянул, что ищет преподавателя немецкого языка для разговорной практики, и тут внезапно его осенила идея - он взглянул на Кейпора и понял, что и ему пришла та же мысль в голову. Оба одновременно подумали о том, что было бы неплохо, если уроки Эшендену давала бы миссис Кейпор.
- Я спрашивал нашу хозяйку, не может ли она кого-нибудь порекомендовать, и она обещала помочь. Нужно будет еще раз поговорить с ней. Я думаю, не так трудно найти человека, который согласился бы один час в день говорить со мной по-немецки.
- Я бы не стал рассчитывать на хозяйку, - заметил Кейпор. - В конце концов вам нужно хорошее немецкое произношение, а она говорит на швейцарском диалекте. Я спрошу у жены, может быть, она знает кого-нибудь. Моя жена очень культурная женщина, и вы вполне можете положиться на ее рекомендацию.
- Вы очень любезны.
Теперь Эшенден мог как следует разглядеть Грантли Кейпора. Накануне вечером у него не было возможности заглянуть ему в глаза, и он только сейчас заметил, как странно они выглядят на его открытом и добродушном, красном как медь лице. У него были бегающие, проворные зеленовато-серые глазки, мгновенно замиравшие, как только их владелец над чем-то задумывался. В них странным образом отражалась игра мысли. Глаза эти не внушали доверия; Кейпор привлекал к себе милой приветливой улыбкой, открытым обветренным лицом, мешковатой фигурой, жизнерадостным раскатистым баском. Сейчас он изо всех сил старался понравиться собеседнику. В начале разговора Эшенден чувствовал себя скованно, потом разошелся, поддавшись его неотразимому обаянию, но все это время он не мог избавиться от мысли, что этот человек обыкновенный шпион. Сознание того, что он торгует родиной за жалкие сорок фунтов в месяц, придавало разговору особую пикантность. Эшенден знал Гомеса, молодого испанца, которого предал Кейпор. Это был смелый, предприимчивый юноша, на опасное задание его толкнула не жажда денег, а страсть к приключениям. Его прельщала возможность оставить в дураках тупых и ограниченных бошей, и с присущим ему юмором он предвкушал будущую роль героя детективного романа. Неприятно было вспоминать о том, что сейчас он гниет в земле на задворках тюрьмы. Он был молод и не лишен благородства.
1 2 3 4 5
Наконец пришли те, кого поджидал Эшенден. Он постарался углубиться в чтение немецкой книги и поднял глаза только один раз, когда они появились на пороге. Он увидел мужчину лет сорока пяти, среднего роста и крупного телосложения, с короткими темными растрепанными волосами и широким, гладковыбритым медно-красным лицом. На нем была рубашка с отложным воротничком и серого цвета костюм. Вслед за ним шла его жена, как показалось Эшендену на первый взгляд, невзрачная, ничем не примечательная немка. Грантли Кейпор уселся за стол и принялся оживленно рассказывать служанке, как великолепно они прогулялись. Когда он упомянул ничего не говорившее Эшендену название вершины, до которой они добрались, служанка стала ахать и восхищаться. Далее Кейпор, без труда говоривший по-немецки с едва заметным английским акцентом, сказал, что они боялись опоздать и решили не подниматься к себе наверх, а сполоснули руки на улице. У него был зычный голос, держался он непринужденно.
- Накормите нас поскорее, мы умираем с голода, и подайте пива, три бутылки. Lieber Gott1, до чего же я хочу пить!
Энергия в нем так и бурлила. С его приходом в унылой вылизанной столовой как будто пахнуло свежим ветром, и все посетители вдруг словно ожили. Он громко, на весь зал заговорил с женой по-английски; однако она тотчас же чуть слышно перебила его. Кейпор осекся, и Эшенден почувствовал, что он смотрит в его сторону. Миссис Кейпор заметила присутствие незнакомца и обратила на это внимание мужа. Эшенден притворился, что занят чтением, и перевернул страницу книги, но он ощутил на себе пристальный взгляд Кейпора. Они продолжали беседовать, но так тихо, что Эшенден даже не смог разобрать, на каком языке шел разговор; когда же служанка подавала суп, Кейпор негромко спросил ее о чем-то. Нетрудно было догадаться что он расспрашивает об Эшендене. Служанка что-то ответила, Эшенден расслышал только одно слово - Englander2.
Несколько посетителей закончили обед и, ковыряя в зубах, вышли из зала. Старый ирландский полковник и его супруга поднялись из-за столика, и он посторонился, уступая ей дорогу. За все время обеда они не обмолвились ни словом. Она медленно пошла к выходу; полковник заговорил со швейцарцем, по всей видимости адвокатом, и отстал на несколько шагов; она подошла к двери и остановилась, маленькая сгорбленная старушка, и ждала с какой-то робкой покорностью, пока подойдет ее супруг и откроет дверь. Эшенден сообразил, что ей никогда в жизни не приходилось самой выполнять эту процедуру. Она не знала, как это делается. Минуту спустя полковник старческими шажками засеменил к выходу, толкнул дверь и вышел вслед за супругой. В этой небольшой сценке, как в капле воды, отразилась вся их жизнь; и Эшенден попытался представить себе их характеры, их прошлое и настоящее, но вовремя одернул себя - в его положении творчество было непозволительной роскошью. Он докончил обед.
В холле его внимание привлек булль-терьер, привязанный к ножке стула, и, поравнявшись с собакой, он машинально потрепал ее вислые мягкие уши. Возле лестницы стояла хозяйка гостиницы.
- Чей это такой симпатичный песик? - поинтересовался Эшенден.
- Герра Кейпора. Его зовут Фрицди. Герр Кейпор уверяет, что родословная у него древнее, чем у английского короля.
Фрицци стал ластиться к Эшендену и ткнулся мордой в его руку. Эшенден сходил наверх за шляпой и на обратном пути заметил, что у входа в гостиницу Кейпор разговаривает с хозяйкой. Они сразу же замолчали, и по их смущенному виду Эшенден догадался, что разговор шел о нем. Выходя на улицу, он краешком глаза уловил подозрительный взгляд Кейпора. На его открытом и добродушном медно-красном лице теперь застыло вороватое выражение.
Эшенден не торопясь дошел до ближайшей таверны, где на открытой веранде подавали кофе, и, желая вознаградить себя за бутылку пива, выпитую за обедом по долгу службы, заказал самое лучшее бренди. Он был рад, что наконец-то столкнулся лицом к лицу с человеком, о котором так много слышал, и надеялся через день-другой с ним познакомиться. Завязать знакомство с человеком, у которого есть собака, всегда несложно. Но он не спешил, предпочитая, чтобы события развивались своим чередом; излишняя поспешность могла только помешать выполнению его задачи.
Эшенден еще раз припомнил все обстоятельства дела. Грантли Кейпор был англичанин, сорока двух лет от роду, по паспорту уроженец Бирмингема. Его жена, с которой он состоял в браке одиннадцать лет, была немка. Об этом знали все. Сведения же о его прошлом были собраны в специальном досье. Из них следовало, что он начал служить в адвокатской конторе в Бирмингеме, а впоследствии занялся журналистикой. Сотрудничал в английских газетах, издававшихся в Каире и в Шанхае. В эту пору он оказался замешанным в одной некрасивой истории и ненадолго угодил в тюрьму за подлог. Выйдя на свободу, он совершенно исчез из поля зрения и только через два года объявился в Марселе и устроился на работу в пароходной конторе. Из Марселя он перебрался в Гамбург, где продолжал служить в пароходстве, женился, а затем уехал в Лондон. В Лондоне он попытался заняться экспортными операциями, но через некоторое время прогорел, обанкротился и снова взялся за журналистику. Перед войной он вернулся на службу в пароходство, и август 1914 года застал его в Саутгемптоне, где он мирно жил со своей женой-немкой. В начале следующего года он обратился к начальству с ходатайством о переводе в Геную, мотивируя это тем, что из-за национальности жены он оказался в невыносимых условиях; он числился на хорошем счету, и было решено принять во внимание его сложное положение и удовлетворить просьбу. В Генуе он пробыл, пока Италия не вступила в войну, а потом подал заявление об уходе и, имея на руках совершенно чистые документы, переправился через границу и поселился в Швейцарии.
Из всего этого напрашивался вывод, что человек он не слишком щепетильный, ничего не добившийся в прошлом, без твердого положения в жизни; однако никому до этого не было дела до тех пор, пока не выяснилось, что Кейпор с самого начала войны, а возможно и раньше, был завербован германской разведкой и получал за свои услуги сорок фунтов в месяц. Хотя он был опасен и изворотлив, вряд ли против него стали бы принимать какие-нибудь меры, если бы его деятельность ограничивалась сбором информации в Швейцарии. Большого вреда он причинить не мог, и, видимо, следовало попытаться использовать его для подбрасывания противнику нужных материалов. Он был уверен, что находится вне подозрений. Вся его обширная корреспонденция тщательным образом перлюстрировалась, а так как не существует шифра, который в конце концов нельзя было бы разгадать, предполагалось, что рано или поздно через него удастся напасть на след организации, действовавшей в Англии. И тут произошел случай, привлекший к нему внимание Р. Доведись Кейпору проведать об этом, у него, наверно, душа бы ушла в пятки, и не мудрено: Р. не любил, когда ему становились поперек дороги. Кейпор познакомился в Цюрихе с молодым испанцем по фамилии Гомес, который недавно стал сотрудничать с английской разведкой, завоевал его доверие благодаря своей национальности и сумел выведать, что тот выполняет секретные поручения. Испанец, вероятно, проявил обычную человеческую слабость и, желая порисоваться, говорил слишком таинственно; так или иначе, но после приезда в Германию по донесению Кейпора за ним была установлена слежка, и однажды его схватили в тот момент, когда он отправлял по почте написанное условным кодом письмо, которое впоследствии было расшифровано. Его судили, признали виновным и расстреляли. Потеря полезного и преданного агента была в достаточной степени неприятна сама по себе, а кроме того, пришлось менять простой и надежный шифр. Р. выразил свое неудовольствие. Однако Р. не принадлежал к породе людей, которых жажда мести отвлекает от основной цели, и, решив, что Кейпор предает родину за деньги, он подумал, что стоит попытаться его перекупить и заставить предать своих хозяев. Выдача им агента союзников должна была убедить немцев в его полной благонадежности. Он мог бы принести большую пользу. Но Р. не знал, что за человек Кейпор, тот вел очень скрытный и незаметный образ жизни, и даже его фотография, да и та снятая на паспорт, имелась в одном-единственном экземпляре. Эшендену было поручено познакомиться с Кейпором и выяснить, есть ли какая-нибудь надежда на то, что он будет добросовестно работать на англичан; если окажется, что это возможно, надлежало прощупать его и в том случае, если зондаж пройдет успешно, сделать некоторые авансы. Это поручение требовало тактичного подхода и знания человеческой психологии. Если же, напротив, Эшенден придет к выводу, что купить Кейпора не удастся, ему надлежало установить за ним наблюдение и сообщать о его поездках. Информация, полученная от Густава, была расплывчатой, и в ней обращало на себя внимание лишь одно обстоятельство: немецкий резидент в Берне начинает проявлять недовольство бездеятельностью Кейпора. Кейпор просил о прибавке к жалованью, на что майор фон П. отвечал, что жалованье нужно отрабатывать. Возможно, речь шла о поездке в Англию. Если бы удалось выманить его за границу, миссия Эшендена была бы выполнена.
- Ну каким образом я должен уговорить его сунуть голову в петлю, черт побери? - спрашивал Эшенден.
- Тут пахнет скорей не петлей, а расстрелом, - отвечал Р.
- Кейпор хитер.
- Так перехитрите его к чертям собачьим.
Эшенден решил не предпринимать никаких шагов, чтобы познакомиться с Кейпором, и предоставить ему инициативу. Коль скоро от того требуют конкретных дел, ему неизбежно должна прийти в голову мысль, что из разговора с бывшим служащим английского цензурного управления можно будет извлечь пользу. У Эшендена была припасена информация, представлявшая немалый интерес для центральных держав. Имея вымышленную фамилию и чужой паспорт, не приходилось опасаться, что Кейпор может заподозрить в нем британского шпиона.
Ждать Эшендену пришлось недолго. На следующее утро, сидя в холле гостиницы, он дремал за чашечкой кофе, когда из столовой вышли Кейпоры. Миссис Кейпор поднялась наверх, а Кейпор снял с собаки ошейник. Пес рванулся вперед и радостно бросился к Эшендену.
- Фрицци, ко мне! - крикнул Кейпор и, обернувшись к Эшендену, сказал: - Извините, ради бога. Он смирный пес.
- Что вы, что вы. Он меня не тронет.
Кейпор остановился в проходе.
- Это булль-терьер. На континенте эту породу редко встретишь. - Между тем он подозвал служанку: - Фрейлейн, кофе, пожалуйста! - и, приглядываясь к Эшендену, сказал: - Вы ведь, кажется, только что приехали?
- Да, я здесь со вчерашнего дня.
- В самом деле? А я вас вчера за обедом не заметил. И надолго вы сюда?
- Не знаю. Я после болезни и приехал выздоравливать.
Служанка принесла кофе и, заметив, что Кейпор разговаривает с Эшенденом, поставила поднос к нему на столик. Кейпор смущенно рассмеялся.
- Мне неловко вас беспокоить. Право, не знаю, чего это служанка подала мне кофе за ваш столик.
- Присаживайтесь, сделайте одолжение, - сказал Эшенден.
- Очень любезно с вашей стороны. Я столько лет живу на континенте и вечно забываю, что мои соотечественники, когда с ними пытаешься заговорить, воспринимают это как неслыханную дерзость. Осмелюсь спросить, вы англичанин или американец?
- Англичанин, - ответил Эшенден.
Эшенден был от природы очень застенчив и безуспешно старался избавиться от этого неуместного в его возрасте недостатка, однако при случае он умело им пользовался. И теперь, путаясь и запинаясь, он повторил ту же самую историю, какую накануне он рассказывал хозяйке и которую она наверняка успела передать Кейпору.
- Вы правильно сделали, что приехали в Люцерн. В мире, истерзанном войной, это настоящая тихая обитель. Здесь совершенно забываешь, что где-то воюют. Я поэтому здесь и поселился. По профессии я журналист.
- Я так и подумал, что вы пишете, - сказал Эшенден с отчаянно застенчивой улыбкой.
Фраза о "тихой обители в мире, истерзанном войной", была взята явно не из лексикона пароходной конторы.
- Видите ли, я женат на немке, - мрачно проговорил Кейпор.
- В самом деле?
- Уверяю вас, такого патриота, как я, еще надо поискать. Я англичанин до мозга костей и скажу откровенно, что, по моему мнению, Британская империя - величайшее орудие прогресса в мировой истории, но жена у меня немка, и я, разумеется, хорошо вижу оборотную сторону медали. Не нужно меня убеждать, у немцев есть свои недостатки, но, по правде сказать, я не верю, что они исчадия ада. Когда началась война, моей жене, бедняжке, пришлось в Англии многое испытать, и если у нее остался горький осадок, то не мне ее винить. Все принимали ее за шпионку. Когда вы с ней познакомитесь, вам от одной этой идеи станет смешно. Она типичная немецкая hausfrau1, в жизни для нее существует только дом, муж и наше единственное чадо Фрицци. - Кейпор ласково погладил собаку и засмеялся мелким смешком. - Да, да, Фрицци, ведь ты наше чадо? Можете представить, в каком я оказался неловком положении. Я сотрудничал в солидных газетах, и редакторам вся эта история пришлась не по вкусу. Ну и вот, короче говоря, я решил, что самое разумное - бросить все дела, уехать в нейтральную страну и переждать бурю. Мы с женой никогда не говорим о войне, хотя должен вам сказать, что я сам больше стараюсь молчать, а она у меня очень покладистая женщина и не в пример мне больше склонна разделять мою точку зрения на эти ужасные события.
- Странно, - заметил Эшенден. - Обычно женщины гораздо фанатичнее мужчин.
- Моя жена необыкновенная женщина. Я хотел бы ей вас представить. Кстати, мы еще не знакомы. Грантли Кейпор.
- Меня зовут Сомервилль, - отрекомендовался Эшенден.
Потом он заговорил о своей работе в цензурном управлении, и ему показалось, что в глазах Кейпора промелькнул огонек. Далее он упомянул, что ищет преподавателя немецкого языка для разговорной практики, и тут внезапно его осенила идея - он взглянул на Кейпора и понял, что и ему пришла та же мысль в голову. Оба одновременно подумали о том, что было бы неплохо, если уроки Эшендену давала бы миссис Кейпор.
- Я спрашивал нашу хозяйку, не может ли она кого-нибудь порекомендовать, и она обещала помочь. Нужно будет еще раз поговорить с ней. Я думаю, не так трудно найти человека, который согласился бы один час в день говорить со мной по-немецки.
- Я бы не стал рассчитывать на хозяйку, - заметил Кейпор. - В конце концов вам нужно хорошее немецкое произношение, а она говорит на швейцарском диалекте. Я спрошу у жены, может быть, она знает кого-нибудь. Моя жена очень культурная женщина, и вы вполне можете положиться на ее рекомендацию.
- Вы очень любезны.
Теперь Эшенден мог как следует разглядеть Грантли Кейпора. Накануне вечером у него не было возможности заглянуть ему в глаза, и он только сейчас заметил, как странно они выглядят на его открытом и добродушном, красном как медь лице. У него были бегающие, проворные зеленовато-серые глазки, мгновенно замиравшие, как только их владелец над чем-то задумывался. В них странным образом отражалась игра мысли. Глаза эти не внушали доверия; Кейпор привлекал к себе милой приветливой улыбкой, открытым обветренным лицом, мешковатой фигурой, жизнерадостным раскатистым баском. Сейчас он изо всех сил старался понравиться собеседнику. В начале разговора Эшенден чувствовал себя скованно, потом разошелся, поддавшись его неотразимому обаянию, но все это время он не мог избавиться от мысли, что этот человек обыкновенный шпион. Сознание того, что он торгует родиной за жалкие сорок фунтов в месяц, придавало разговору особую пикантность. Эшенден знал Гомеса, молодого испанца, которого предал Кейпор. Это был смелый, предприимчивый юноша, на опасное задание его толкнула не жажда денег, а страсть к приключениям. Его прельщала возможность оставить в дураках тупых и ограниченных бошей, и с присущим ему юмором он предвкушал будущую роль героя детективного романа. Неприятно было вспоминать о том, что сейчас он гниет в земле на задворках тюрьмы. Он был молод и не лишен благородства.
1 2 3 4 5