Сюзи спросила как-то: считает ли девушка его красивым?
– Нет, не думаю, что он красив, – ответила Маргарет, – но мог бы служить отличной моделью.
– Ответ, который хорошо звучит, но ничего не означает, – улыбнулась Сюзи.
Ей было слегка за 30. Нелегкая жизнь наложила на нее свой отпечаток, и выглядела она даже старше своих лет. Невзрачная, даже некрасивая. Большой рот, маленькие круглые поблескивающие глаза и длинноватый тонкий нос. Лицо бледное, густо усыпанное веснушками. Но оно излучало такую доброту, а живость характера была столь привлекательна, что через десять минут после знакомства никто и не думал о недостатках ее наружности. Скоро вы замечали, что ее волосы, хотя и тронуты сединой, очень красивы, а фигура на редкость стройна и изящна. Нежные руки, белые, с тонкими пальцами. Она любила жестикулировать, увлекшись беседой. Теперь, когда она могла позволить себе приобретать все, что ей вздумается, мисс Бойд уделяла много внимания своим туалетам и всегда была отлично одета. С присущим ей вкусом и чувством меры она умела подать себя с лучшей стороны. Под ее влиянием и Маргарет одевалась по последней моде. Сюзи поклялась, что не станет жить с ней, если та не будет следовать ее советам по части туалетов.
– И когда выйдешь замуж, ради Бога, вызывай меня к себе четыре раза в году, чтобы я могла следить за тем, как ты одета. Боюсь, не сумеешь сохранить любви мужа, если будешь доверять только собственному вкусу!
Накануне вечером, когда Маргарет, вернувшись домой после ужина с Артуром, рассказала ей о его комплименте, мисс Бойд была вознаграждена:
«Как ты прекрасно одета! – удивился он. – А я-то боялся, что ты встретишь меня в робе художницы».
– Надеюсь, ты не призналась, что это по моему настоя нию ты купила то, что было на тебе? – вскричала Сюзи.
– Призналась, – простодушно ответила Маргарет. – Ему я сказала, что у меня совсем нет вкуса и это ты все для меня выбираешь.
– Ну и зря, – нахмурилась Сюзи.
Но сердце ее наполнилось нежностью, поскольку этот простой эпизод еще раз доказал, насколько Маргарет искренна. Сюзи не сомневалась, что мало кто из приятельниц, нередко пользовавшихся ее безукоризненным вкусом, сделал бы подобное признание своему поклоннику, выразившему восхищение их нарядами.
Раздался стук в дверь, и вошел Артур.
– А вот и прекрасный принц, – воскликнула Маргарет, подводя его к своей подруге.
– Рад, что могу, наконец, поблагодарить вас за все, что вы сделали для Маргарет, – улыбнулся он, пожимая протянутую руку.
Сюзи заметила, что смотрел он дружески, но слегка отсутствующим взглядом, словно был слишком поглощен своей возлюбленной, чтобы замечать кого-то еще, и не могла найти темы для беседы с человеком, настолько занятым своими мыслями. Пока Маргарет заваривала чай, Артур не спускал с нее глаз, выражавших трогательную, ну просто собачью преданность. Казалось, он никогда не видел ничего более удивительного, чем то, с каким изяществом склонялась она над чайником. Маргарет почувствовала его взгляд, оглянулась. Их глаза встретились, и некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Не будьте идиотами, – с наигранной веселостью воскликнула Сюзи. – Я ужасно хочу чаю.
Влюбленные покраснели и рассмеялись. Артур почувствовал, что обязан оказать какое-нибудь внимание подруге невесты.
– Надеюсь, вы покажете мне свои рисунки, мисс Бойд? Маргарет утверждает, что они очень хороши.
– Не пытайтесь делать вид, что это вас интересует, – отмахнулась Сюзи.
– Она рисует замечательные карикатуры, – сказала Маргарет. – Я принесу тебе портрет, который она, наверняка, сделает, как только ты уйдешь.
– А ты не иронизируй! – прикрикнула Сюзи. Конечно, мисс Бойд обратила внимание на то, что Артур мог послужить отличной моделью для шаржа. Маргарет была права, когда утверждала, что, хоть он и некрасив, но его чисто выбритое лицо должно было заинтересовать такую наблюдательную художницу, как Сюзи. Влюбленные молчали, и беседу пришлось поддерживать ей. Она болтала без умолку, и наконец ей удалось расшевелить Бардона. Артур, кажется, заметил ее и заливался смехом, слушая ее полные юмора оценки соучеников по классу живописи.
А Сюзи продолжала внимательно всматриваться. Очень высокий, худой. Торчащие скулы на длинном лице, впалые щеки. Но две вещи в его облике особенно поразили ее: неколебимая самоуверенность и необычайная предрасположенность к страданию. Это был человек, твердо знавший, чего он хочет, и не собиравшийся ни перед чем отступать ради исполнения своих замыслов. Эта целеустремленность контрастировала с крайним безволием молодых художников, с которыми она в последнее время общалась. Его живые черные глаза могли выражать непереносимую муку, а подвижные, нервно подергивающиеся губы наводили на мысль о способности к самобичеванию.
Чай был готов, и Артур встал было, чтобы взять свою чашку.
– Сиди! – шутливо прикрикнула Маргарет. – Я подам тебе все, что нужно. Я помню, сколько положить сахару. Мне приятно ухаживать за тобой.
С присущей ей грацией она пересекла студию с полной чашкой в одной руке и тарелкой с бисквитами в другой. Сюзи показалось, что он восторженно благодарен Маргарет за внимание. Глаза засияли нежностью, когда принял он из ее рук чашку и сладости. Маргарет ответила гордой и счастливой улыбкой. При всей своей доброте Сюзи не могла не почувствовать некоторого укола в сердце. Ведь она тоже могла полюбить. В ее душе скопилась бездна неистраченной нежности, которая была никому не нужна. Никто и никогда не шептал ей тех милых глупостей, о которых она читала в книгах. Мисс Бойд сознавала, что некрасива, но раньше обладала по крайней мере очарованием юности. Теперь и оно ушло, а возможность вести светскую жизнь она обрела слишком поздно. Женский инстинкт до сих пор подсказывал ей, что она создана для того, чтобы стать женой порядочного человека и матерью его детей. Она оборвала свою веселую болтовню, опасаясь, что голос выдаст ее мысли. Однако Маргарет и Артур были слишком заняты, чтобы понять это. Сидя рядышком, они наслаждались друг другом.
«Какая же я дура!» – подумала Сюзи.
Она давно поняла, что здравомыслие, доброта характера и сила воли ничего не стоят по сравнению с хорошеньким личиком. И пожала плечами.
– Не знаю, догадываетесь ли вы, молодые люди, что уже поздно? Если мы собираемся ужинать в «Шьен Нуар», Артуру пора покинуть нас и дать нам возможность привести себя в порядок.
– Хорошо, – Артур встал. – Я вернусь в отель и приму душ. Встречаемся в половине восьмого.
Маргарет прикрыла за ним дверь и обернулась к подруге.
– Ну как? – спросила она, улыбаясь.
– Не следует ожидать от меня определенного мнения о человеке, которого я видела полчаса.
– Ерунда! – отмахнулась Маргарет.
Сюзи промолчала.
– Я думаю, что у него хорошее лицо, – наконец сказала она убежденно. – Никогда не видела человека, на лице которого так определенно были бы написаны его намерения.
Сюзи отличалась ленцой, никогда не могла заставить себя заниматься работой по дому и поэтому, пока Маргарет убирала посуду, принялась рисовать шарж, на который ее всегда вдохновляло каждое вновь встреченное лицо. Изобразила Артура носатым, ужасно долговязым, с крылышками, луком и стрелами Амура, но, еще не закончив рисунка, решила, что замысел неумен, и порвала набросок на мелкие клочки. Когда вошла Маргарет, она обернулась и пристально уставилась на девушку.
– Ну, – улыбаясь ее испытующему взгляду, спросила та. – Что ты собираешься сказать?
Мисс Донси стояла в центре студии; к стенам были прислонены незаконченные полотна, тут и там висели ре продукции с известных картин. Она инстинктивно приняла изящную позу, и красота, несмотря на молодость, придавала ей вид, преисполненный достоинства.
– Ты похожа на греческую богиню в моднейшем парижском туалете, – насмешливо улыбнулась Сюзи.
– Так что ты собираешься мне сказать? – повторила Маргарет, почувствовав по виду подруги, что она чего-то не договаривает.
– Знаешь, до того, как мы познакомились с твоим Артуром, я всем сердцем надеялась, что он сделает тебя счастливой. Однако, несмотря на все, что ты мне о нем рас сказывала, чего-то опасалась, зная, что он намного старше тебя и первый мужчина, которого ты встретила. Я боялась, что ты будешь несчастлива.
– Не думаю, что тебе надо бояться этого.
– Но теперь я всей душой надеюсь, что именно ты сделаешь его счастливым. Теперь я боюсь не за тебя, а за него.
Маргарет не ответила, она не понимала, о чем говорит Сюзи.
– Я никогда не видела человека с такой способностью страдать, как у Артура. Не думаю, что ты полностью сознаешь, как он способен терзать себя. Будь осторожна и очень добра к нему, потому что ты можешь сделать его самым несчастным человеком на свете.
– Ах, но я хочу, чтобы он был счастлив! – страстно возразила Маргарет. – Ты же знаешь, что я обязана ему всем. И сделаю все, что в моих силах, чтобы он был счастлив, даже если мне придется пожертвовать собой. Но мне незачем приносить себя в жертву, потому что я люблю его, и все, что делаю, делаю с наслаждением.
Ее глаза наполнились слезами и голос задрожал. Сюзи со смешком, которым пыталась скрыть волнение, поцеловала ее.
– Дорогая, ради Бога, не плачь. Ты знаешь, я не выношу слез. А если Артур увидит, что у тебя красные глаза, он никогда не простит этого мне.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Шьен Нуар», где обычно обедали Сюзи Бонд и Маргарет, был самым очаровательным ресторанчиком их квартала. В цокольном этаже находился зал, где посетители все вместе и каждый в отдельности поглощал свою пищу, поскольку кормили там хорошо и дешево; у его владельца, отставного торговца лошадьми, взявшего на себя заботу о чужих желудках, чтобы прикопить денег для сына, была добрая душа, его гостеприимство и громкий голос неизменно привлекали клиентов. Наверху находилась узкая комната с тремя столами, расположенными в виде подковы, зарезервированная для небольшой группы художников: англичан, американцев, французов и их подруг. Вероятно, не все из женщин были законными женами, но их манеры отличались такой семейной респектабельностью, что Сюзи, когда она и Маргарет познакомились с ними, сочла, что с ее стороны было бы вульгарным задирать нос. Ни к чему слишком уж заботиться об условностях на бульваре Мон-Парнас. Спутницы художников, бросившиеся в пучину жизни вместе с ними, вели себя скромно, одевались не броско.
Они были похожи на обыкновенных домохозяек, сохранявших достоинство, несмотря на некоторую двусмысленность своего положения, и не воспринимали свои отношения с художниками менее серьезно оттого, что им не довелось произнести нескольких слов перед господином мэром.
Эта комната была полна, когда пришел Артур Бардон, но Маргарет заняла для него местечко между собой и мисс Бонд. Говорили все разом. Шел яростный спор о достоинствах постимпрессионистов. Артур сел и был представлен долговязому белобрысому юноше, сидевшему напротив Маргарет. Он тоже был очень высок и очень худ. Длинные волосы, локонами спадавшие на стоячий воротник, походили на лепестки увядшей лилии.
– Он всегда напоминает мне Обри Бердсли, правда, ужасно неопрятного, – шепнула Сюзи. – Это доброе милое создание. Зовут его Джэгсан. Хотя человек добродетельный и трудолюбивый. Я не видела его работ, но кажется – бесталанный.
– Откуда вам это известно, если не видели? – так же, шепотом, спросил Артур.
– О, здесь принято думать, что ни у кого нет таланта, – засмеялась Сюзи. – Мы сочувствуем друг другу, но не имеем иллюзий относительно ценности работ соседа.
– Расскажите немножко обо всех остальных.
– Ладно. Гляньте-ка на того маленького лысого человечка в углу. Это Уоррен.
Артур посмотрел туда, куда указала Сюзи. Небольшого роста, с гладкой, как бильярдный шар, лысиной и бород кой клинышком, Уоррен взирал на мир небольшими на выкате, масленно поблескивающими глазами.
– Не слишком ли много он выпил? – холодно осведомился Артур.
– Много, – быстро согласилась Сюзи, – но это его перманентное состояние. С каждой рюмкой он становится все обаятельнее. Уоррен единственный в этой комнате, от кого вы никогда не услышите злого слова. Не поверите, но он почти гениальный художник. У него совершенно необыкновенное чутье цвета, и чем больше он выпьет, тем тоньше и прекрасней его живопись. Иногда, после слишком большого приема аперитива, он прямо в кафе пытается написать этюд, но рука так дрожит, что он едва держит кисть. Тогда он рисует прямо на панели. И самое аморальное заключается в том, что каждый из его мазков восхитителен. Уоррен лучше всех передает дух Парижа, и когда вы увидите его этюды, а у него их сотни – неповторимо изящных и невообразимо мрачных – вы никогда уже не сможете смотреть на Париж прежними глазами.
Миниатюрная официантка, уставшая от исполнения разнообразных требований клиентов, встала перед Артуром в ожидании заказа. Уже не первой молодости, она в своем черном платье и белой наколке выглядела мило и с материнской заботливостью прислуживала этим людям. Придавала ей шарм и улыбка, не сходившая с больших пухлых губ.
– Я неразборчив в еде, – сказал Артур. – Пусть Маргарет закажет мне, что захочет.
– Тогда лучше закажу я, – рассмеялась Сюзи и начала оживленно обсуждать с официанткой достоинства различных блюд, но их беседу прервали громкие крики Уоррена.
– Мари, я бросаюсь к твоим ногам и умоляю принести мне пулярку с рисом.
– Минутку, месье, – откликнулась официантка. – Не обращайте внимания на этого джентльмена. Он совершенно безнравственен, только и ждет, чтобы столкнуть вас с узкой тропы добродетели.
Артур возразил: он считает, что в настоящий момент сердцем Уоррена владеет лишь чувство голода, которое вы теснило оттуда все другие страсти.
– Мари, ты больше не любишь меня! – продолжал вопить Уоррен. – А ведь было времечко, когда ты не мерила меня таким холодным взглядом, если я заказывал бутылку белого.
Компания поддержала его, и все шутливо принялись умолять Мари не относиться столь жестокосердно к румяному лысому художнику.
– О, нет-нет! Я люблю вас, месье Уоррен, – смеясь отвечала официантка, – но и всех остальных – тоже!
И убежала вниз передать заказ Уоррена, сопровождаемая взрывами смеха.
– На днях «Шьен Нуар» оказался свидетелем драмы, – сказала Сюзи. – Мари порвала отношения со своим любовником, официантом из «Лавеню», и не желала мириться. Тот дождался свободного вечера, явился в нижний зал и заказал себе обед. Конечно, ей пришлось обслуживать, и, когда она приносила очередное блюдо, он молил ее о прощении, и их слезы смешались…
– Она просто залила нас слезами, – прервал Сюзи толстоносый юноша с тщательно приглаженными волосами. – Рыдала в течение всего ужина, и наша еда была пересоленной от ее слез. Мы убеждали Мари не сдаваться; если бы не наше влияние, она бы к нему вернулась, а он ее бьет.
Мари появилась вновь. На ее лице не было заметно и следочка недавней драмы. Приняла заказ мисс Бойд. Сюзи опять завладела вниманием Артура.
– А теперь взгляните на человека, сидящего рядом с мистером Уорреном.
Артур увидел высокого мужчину с резкими чертами лица, взлохмаченными черными волосами и косматыми черными усами.
– Это некий мистер О'Брайн, являющий собой пример того, что сила воли и целеустремленность еще не могут создать художника. Он неудачник и сознает это, поэтому душа его истерзана завистью. Если вы согласитесь послушать его, он разделает под орех всех великих художников. Никому не прощает успеха и никогда ни в ком не признает таланта, пока человек не умрет и не будет надежно похоронен.
– Приятная, должно быть, личность, ничего не скажешь, – ответил Артур. – А кто вон та полная пожилая леди в экстравагантной шляпке, что сидит возле О'Брайна?
– Это матушка мадам Руж, той маленькой блондинки, что сидит рядом с ней. Она любовница Ружа, делающего все иллюстраций для «Ля Семэн». Сначала меня шокировало, что старая дама называет его зятьком, одновременно афишируя свои отношения с мужем собственной дочери, но теперь это кажется мне вполне естественным.
Мать мадам Руж сохранила остатки былой красоты; она сидела очень прямо, держа ножку цыпленка жестом, преисполненным достоинства. Артур отвел глаза, так как, встретив его взгляд, она одарила его кокетливой улыбкой. Месье Руж походил больше на преуспевающего бизнесмена, нежели на художника; он вел с О'Брайном, в совершенстве владевшим французским, спор о достоинствах Сезанна. Для одного Сезанн был великим мастером, для другого – дерзким шарлатаном. Каждый горячо отстаивал свое мнение, словно бесконечное повторение одних и тех же доводов делало их аргументы более убедительными.
– Рядом со мной сидит мадам Мейер, – продолжала шептать Сюзи. – Она служила гувернанткой в Польше, но была слишком красива для такой деятельности и теперь живет с художником-пейзажистом, что сидит по левую руку от нее.
1 2 3 4
– Нет, не думаю, что он красив, – ответила Маргарет, – но мог бы служить отличной моделью.
– Ответ, который хорошо звучит, но ничего не означает, – улыбнулась Сюзи.
Ей было слегка за 30. Нелегкая жизнь наложила на нее свой отпечаток, и выглядела она даже старше своих лет. Невзрачная, даже некрасивая. Большой рот, маленькие круглые поблескивающие глаза и длинноватый тонкий нос. Лицо бледное, густо усыпанное веснушками. Но оно излучало такую доброту, а живость характера была столь привлекательна, что через десять минут после знакомства никто и не думал о недостатках ее наружности. Скоро вы замечали, что ее волосы, хотя и тронуты сединой, очень красивы, а фигура на редкость стройна и изящна. Нежные руки, белые, с тонкими пальцами. Она любила жестикулировать, увлекшись беседой. Теперь, когда она могла позволить себе приобретать все, что ей вздумается, мисс Бойд уделяла много внимания своим туалетам и всегда была отлично одета. С присущим ей вкусом и чувством меры она умела подать себя с лучшей стороны. Под ее влиянием и Маргарет одевалась по последней моде. Сюзи поклялась, что не станет жить с ней, если та не будет следовать ее советам по части туалетов.
– И когда выйдешь замуж, ради Бога, вызывай меня к себе четыре раза в году, чтобы я могла следить за тем, как ты одета. Боюсь, не сумеешь сохранить любви мужа, если будешь доверять только собственному вкусу!
Накануне вечером, когда Маргарет, вернувшись домой после ужина с Артуром, рассказала ей о его комплименте, мисс Бойд была вознаграждена:
«Как ты прекрасно одета! – удивился он. – А я-то боялся, что ты встретишь меня в робе художницы».
– Надеюсь, ты не призналась, что это по моему настоя нию ты купила то, что было на тебе? – вскричала Сюзи.
– Призналась, – простодушно ответила Маргарет. – Ему я сказала, что у меня совсем нет вкуса и это ты все для меня выбираешь.
– Ну и зря, – нахмурилась Сюзи.
Но сердце ее наполнилось нежностью, поскольку этот простой эпизод еще раз доказал, насколько Маргарет искренна. Сюзи не сомневалась, что мало кто из приятельниц, нередко пользовавшихся ее безукоризненным вкусом, сделал бы подобное признание своему поклоннику, выразившему восхищение их нарядами.
Раздался стук в дверь, и вошел Артур.
– А вот и прекрасный принц, – воскликнула Маргарет, подводя его к своей подруге.
– Рад, что могу, наконец, поблагодарить вас за все, что вы сделали для Маргарет, – улыбнулся он, пожимая протянутую руку.
Сюзи заметила, что смотрел он дружески, но слегка отсутствующим взглядом, словно был слишком поглощен своей возлюбленной, чтобы замечать кого-то еще, и не могла найти темы для беседы с человеком, настолько занятым своими мыслями. Пока Маргарет заваривала чай, Артур не спускал с нее глаз, выражавших трогательную, ну просто собачью преданность. Казалось, он никогда не видел ничего более удивительного, чем то, с каким изяществом склонялась она над чайником. Маргарет почувствовала его взгляд, оглянулась. Их глаза встретились, и некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Не будьте идиотами, – с наигранной веселостью воскликнула Сюзи. – Я ужасно хочу чаю.
Влюбленные покраснели и рассмеялись. Артур почувствовал, что обязан оказать какое-нибудь внимание подруге невесты.
– Надеюсь, вы покажете мне свои рисунки, мисс Бойд? Маргарет утверждает, что они очень хороши.
– Не пытайтесь делать вид, что это вас интересует, – отмахнулась Сюзи.
– Она рисует замечательные карикатуры, – сказала Маргарет. – Я принесу тебе портрет, который она, наверняка, сделает, как только ты уйдешь.
– А ты не иронизируй! – прикрикнула Сюзи. Конечно, мисс Бойд обратила внимание на то, что Артур мог послужить отличной моделью для шаржа. Маргарет была права, когда утверждала, что, хоть он и некрасив, но его чисто выбритое лицо должно было заинтересовать такую наблюдательную художницу, как Сюзи. Влюбленные молчали, и беседу пришлось поддерживать ей. Она болтала без умолку, и наконец ей удалось расшевелить Бардона. Артур, кажется, заметил ее и заливался смехом, слушая ее полные юмора оценки соучеников по классу живописи.
А Сюзи продолжала внимательно всматриваться. Очень высокий, худой. Торчащие скулы на длинном лице, впалые щеки. Но две вещи в его облике особенно поразили ее: неколебимая самоуверенность и необычайная предрасположенность к страданию. Это был человек, твердо знавший, чего он хочет, и не собиравшийся ни перед чем отступать ради исполнения своих замыслов. Эта целеустремленность контрастировала с крайним безволием молодых художников, с которыми она в последнее время общалась. Его живые черные глаза могли выражать непереносимую муку, а подвижные, нервно подергивающиеся губы наводили на мысль о способности к самобичеванию.
Чай был готов, и Артур встал было, чтобы взять свою чашку.
– Сиди! – шутливо прикрикнула Маргарет. – Я подам тебе все, что нужно. Я помню, сколько положить сахару. Мне приятно ухаживать за тобой.
С присущей ей грацией она пересекла студию с полной чашкой в одной руке и тарелкой с бисквитами в другой. Сюзи показалось, что он восторженно благодарен Маргарет за внимание. Глаза засияли нежностью, когда принял он из ее рук чашку и сладости. Маргарет ответила гордой и счастливой улыбкой. При всей своей доброте Сюзи не могла не почувствовать некоторого укола в сердце. Ведь она тоже могла полюбить. В ее душе скопилась бездна неистраченной нежности, которая была никому не нужна. Никто и никогда не шептал ей тех милых глупостей, о которых она читала в книгах. Мисс Бойд сознавала, что некрасива, но раньше обладала по крайней мере очарованием юности. Теперь и оно ушло, а возможность вести светскую жизнь она обрела слишком поздно. Женский инстинкт до сих пор подсказывал ей, что она создана для того, чтобы стать женой порядочного человека и матерью его детей. Она оборвала свою веселую болтовню, опасаясь, что голос выдаст ее мысли. Однако Маргарет и Артур были слишком заняты, чтобы понять это. Сидя рядышком, они наслаждались друг другом.
«Какая же я дура!» – подумала Сюзи.
Она давно поняла, что здравомыслие, доброта характера и сила воли ничего не стоят по сравнению с хорошеньким личиком. И пожала плечами.
– Не знаю, догадываетесь ли вы, молодые люди, что уже поздно? Если мы собираемся ужинать в «Шьен Нуар», Артуру пора покинуть нас и дать нам возможность привести себя в порядок.
– Хорошо, – Артур встал. – Я вернусь в отель и приму душ. Встречаемся в половине восьмого.
Маргарет прикрыла за ним дверь и обернулась к подруге.
– Ну как? – спросила она, улыбаясь.
– Не следует ожидать от меня определенного мнения о человеке, которого я видела полчаса.
– Ерунда! – отмахнулась Маргарет.
Сюзи промолчала.
– Я думаю, что у него хорошее лицо, – наконец сказала она убежденно. – Никогда не видела человека, на лице которого так определенно были бы написаны его намерения.
Сюзи отличалась ленцой, никогда не могла заставить себя заниматься работой по дому и поэтому, пока Маргарет убирала посуду, принялась рисовать шарж, на который ее всегда вдохновляло каждое вновь встреченное лицо. Изобразила Артура носатым, ужасно долговязым, с крылышками, луком и стрелами Амура, но, еще не закончив рисунка, решила, что замысел неумен, и порвала набросок на мелкие клочки. Когда вошла Маргарет, она обернулась и пристально уставилась на девушку.
– Ну, – улыбаясь ее испытующему взгляду, спросила та. – Что ты собираешься сказать?
Мисс Донси стояла в центре студии; к стенам были прислонены незаконченные полотна, тут и там висели ре продукции с известных картин. Она инстинктивно приняла изящную позу, и красота, несмотря на молодость, придавала ей вид, преисполненный достоинства.
– Ты похожа на греческую богиню в моднейшем парижском туалете, – насмешливо улыбнулась Сюзи.
– Так что ты собираешься мне сказать? – повторила Маргарет, почувствовав по виду подруги, что она чего-то не договаривает.
– Знаешь, до того, как мы познакомились с твоим Артуром, я всем сердцем надеялась, что он сделает тебя счастливой. Однако, несмотря на все, что ты мне о нем рас сказывала, чего-то опасалась, зная, что он намного старше тебя и первый мужчина, которого ты встретила. Я боялась, что ты будешь несчастлива.
– Не думаю, что тебе надо бояться этого.
– Но теперь я всей душой надеюсь, что именно ты сделаешь его счастливым. Теперь я боюсь не за тебя, а за него.
Маргарет не ответила, она не понимала, о чем говорит Сюзи.
– Я никогда не видела человека с такой способностью страдать, как у Артура. Не думаю, что ты полностью сознаешь, как он способен терзать себя. Будь осторожна и очень добра к нему, потому что ты можешь сделать его самым несчастным человеком на свете.
– Ах, но я хочу, чтобы он был счастлив! – страстно возразила Маргарет. – Ты же знаешь, что я обязана ему всем. И сделаю все, что в моих силах, чтобы он был счастлив, даже если мне придется пожертвовать собой. Но мне незачем приносить себя в жертву, потому что я люблю его, и все, что делаю, делаю с наслаждением.
Ее глаза наполнились слезами и голос задрожал. Сюзи со смешком, которым пыталась скрыть волнение, поцеловала ее.
– Дорогая, ради Бога, не плачь. Ты знаешь, я не выношу слез. А если Артур увидит, что у тебя красные глаза, он никогда не простит этого мне.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Шьен Нуар», где обычно обедали Сюзи Бонд и Маргарет, был самым очаровательным ресторанчиком их квартала. В цокольном этаже находился зал, где посетители все вместе и каждый в отдельности поглощал свою пищу, поскольку кормили там хорошо и дешево; у его владельца, отставного торговца лошадьми, взявшего на себя заботу о чужих желудках, чтобы прикопить денег для сына, была добрая душа, его гостеприимство и громкий голос неизменно привлекали клиентов. Наверху находилась узкая комната с тремя столами, расположенными в виде подковы, зарезервированная для небольшой группы художников: англичан, американцев, французов и их подруг. Вероятно, не все из женщин были законными женами, но их манеры отличались такой семейной респектабельностью, что Сюзи, когда она и Маргарет познакомились с ними, сочла, что с ее стороны было бы вульгарным задирать нос. Ни к чему слишком уж заботиться об условностях на бульваре Мон-Парнас. Спутницы художников, бросившиеся в пучину жизни вместе с ними, вели себя скромно, одевались не броско.
Они были похожи на обыкновенных домохозяек, сохранявших достоинство, несмотря на некоторую двусмысленность своего положения, и не воспринимали свои отношения с художниками менее серьезно оттого, что им не довелось произнести нескольких слов перед господином мэром.
Эта комната была полна, когда пришел Артур Бардон, но Маргарет заняла для него местечко между собой и мисс Бонд. Говорили все разом. Шел яростный спор о достоинствах постимпрессионистов. Артур сел и был представлен долговязому белобрысому юноше, сидевшему напротив Маргарет. Он тоже был очень высок и очень худ. Длинные волосы, локонами спадавшие на стоячий воротник, походили на лепестки увядшей лилии.
– Он всегда напоминает мне Обри Бердсли, правда, ужасно неопрятного, – шепнула Сюзи. – Это доброе милое создание. Зовут его Джэгсан. Хотя человек добродетельный и трудолюбивый. Я не видела его работ, но кажется – бесталанный.
– Откуда вам это известно, если не видели? – так же, шепотом, спросил Артур.
– О, здесь принято думать, что ни у кого нет таланта, – засмеялась Сюзи. – Мы сочувствуем друг другу, но не имеем иллюзий относительно ценности работ соседа.
– Расскажите немножко обо всех остальных.
– Ладно. Гляньте-ка на того маленького лысого человечка в углу. Это Уоррен.
Артур посмотрел туда, куда указала Сюзи. Небольшого роста, с гладкой, как бильярдный шар, лысиной и бород кой клинышком, Уоррен взирал на мир небольшими на выкате, масленно поблескивающими глазами.
– Не слишком ли много он выпил? – холодно осведомился Артур.
– Много, – быстро согласилась Сюзи, – но это его перманентное состояние. С каждой рюмкой он становится все обаятельнее. Уоррен единственный в этой комнате, от кого вы никогда не услышите злого слова. Не поверите, но он почти гениальный художник. У него совершенно необыкновенное чутье цвета, и чем больше он выпьет, тем тоньше и прекрасней его живопись. Иногда, после слишком большого приема аперитива, он прямо в кафе пытается написать этюд, но рука так дрожит, что он едва держит кисть. Тогда он рисует прямо на панели. И самое аморальное заключается в том, что каждый из его мазков восхитителен. Уоррен лучше всех передает дух Парижа, и когда вы увидите его этюды, а у него их сотни – неповторимо изящных и невообразимо мрачных – вы никогда уже не сможете смотреть на Париж прежними глазами.
Миниатюрная официантка, уставшая от исполнения разнообразных требований клиентов, встала перед Артуром в ожидании заказа. Уже не первой молодости, она в своем черном платье и белой наколке выглядела мило и с материнской заботливостью прислуживала этим людям. Придавала ей шарм и улыбка, не сходившая с больших пухлых губ.
– Я неразборчив в еде, – сказал Артур. – Пусть Маргарет закажет мне, что захочет.
– Тогда лучше закажу я, – рассмеялась Сюзи и начала оживленно обсуждать с официанткой достоинства различных блюд, но их беседу прервали громкие крики Уоррена.
– Мари, я бросаюсь к твоим ногам и умоляю принести мне пулярку с рисом.
– Минутку, месье, – откликнулась официантка. – Не обращайте внимания на этого джентльмена. Он совершенно безнравственен, только и ждет, чтобы столкнуть вас с узкой тропы добродетели.
Артур возразил: он считает, что в настоящий момент сердцем Уоррена владеет лишь чувство голода, которое вы теснило оттуда все другие страсти.
– Мари, ты больше не любишь меня! – продолжал вопить Уоррен. – А ведь было времечко, когда ты не мерила меня таким холодным взглядом, если я заказывал бутылку белого.
Компания поддержала его, и все шутливо принялись умолять Мари не относиться столь жестокосердно к румяному лысому художнику.
– О, нет-нет! Я люблю вас, месье Уоррен, – смеясь отвечала официантка, – но и всех остальных – тоже!
И убежала вниз передать заказ Уоррена, сопровождаемая взрывами смеха.
– На днях «Шьен Нуар» оказался свидетелем драмы, – сказала Сюзи. – Мари порвала отношения со своим любовником, официантом из «Лавеню», и не желала мириться. Тот дождался свободного вечера, явился в нижний зал и заказал себе обед. Конечно, ей пришлось обслуживать, и, когда она приносила очередное блюдо, он молил ее о прощении, и их слезы смешались…
– Она просто залила нас слезами, – прервал Сюзи толстоносый юноша с тщательно приглаженными волосами. – Рыдала в течение всего ужина, и наша еда была пересоленной от ее слез. Мы убеждали Мари не сдаваться; если бы не наше влияние, она бы к нему вернулась, а он ее бьет.
Мари появилась вновь. На ее лице не было заметно и следочка недавней драмы. Приняла заказ мисс Бойд. Сюзи опять завладела вниманием Артура.
– А теперь взгляните на человека, сидящего рядом с мистером Уорреном.
Артур увидел высокого мужчину с резкими чертами лица, взлохмаченными черными волосами и косматыми черными усами.
– Это некий мистер О'Брайн, являющий собой пример того, что сила воли и целеустремленность еще не могут создать художника. Он неудачник и сознает это, поэтому душа его истерзана завистью. Если вы согласитесь послушать его, он разделает под орех всех великих художников. Никому не прощает успеха и никогда ни в ком не признает таланта, пока человек не умрет и не будет надежно похоронен.
– Приятная, должно быть, личность, ничего не скажешь, – ответил Артур. – А кто вон та полная пожилая леди в экстравагантной шляпке, что сидит возле О'Брайна?
– Это матушка мадам Руж, той маленькой блондинки, что сидит рядом с ней. Она любовница Ружа, делающего все иллюстраций для «Ля Семэн». Сначала меня шокировало, что старая дама называет его зятьком, одновременно афишируя свои отношения с мужем собственной дочери, но теперь это кажется мне вполне естественным.
Мать мадам Руж сохранила остатки былой красоты; она сидела очень прямо, держа ножку цыпленка жестом, преисполненным достоинства. Артур отвел глаза, так как, встретив его взгляд, она одарила его кокетливой улыбкой. Месье Руж походил больше на преуспевающего бизнесмена, нежели на художника; он вел с О'Брайном, в совершенстве владевшим французским, спор о достоинствах Сезанна. Для одного Сезанн был великим мастером, для другого – дерзким шарлатаном. Каждый горячо отстаивал свое мнение, словно бесконечное повторение одних и тех же доводов делало их аргументы более убедительными.
– Рядом со мной сидит мадам Мейер, – продолжала шептать Сюзи. – Она служила гувернанткой в Польше, но была слишком красива для такой деятельности и теперь живет с художником-пейзажистом, что сидит по левую руку от нее.
1 2 3 4