Он сошел по ступеням. Толпа раздалась в стороны, пропуская епископа и его спутников. Монахи запели Te Deum Laudamus, и их сильные голоса наполнили церковь. Епископ, как в трансе, шел сквозь коленопреклоненное многолюдье, благословляя окружавших его горожан. Он не заметил иронического взгляда Доминго.В этот момент ударили колокола собора, и вскоре к их звону присоединились колокола остальных церквей города. На этот раз обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. Дон Мануэль как настоящий солдат не оставил без внимания ни малейшей детали и позаботился о том, чтобы колокола собора отметили чудо, которое он рассчитывал совершить.Распахнулись резные двери, и епископ вышел в слепящий свет августовского дня. Толпа устремилась вслед и сопровождала его монахов до ворот доминиканского монастыря. Епископ хотел войти в них, но громкие крики остановили его. Люди хотели, чтобы он говорил с ними. У стены монастыря находилась кафедра, которую использовали, когда в город приезжал проповедник, знаменитый своим красноречием, и церковь монастыря не могла вместить всех желающих услышать его. Приор выступил вперед и сказал епископу, что народ умоляет его согласиться с их просьбой. Епископ огляделся, словно не понимал, где находится. Со стороны могло показаться, что до этого момента он не сознавал, что его окружает столько людей. На мгновение он застыл, собираясь с мыслями, а затем молча поднялся на кафедру.— Невозможно познать глубину сердца человека, невозможно представить, о чем он думает. Как же тогда можем мы найти бога, который создал все вокруг, и узнать его мысли или постигнуть его намерения?Мощный голос епископа достигал самых дальних рядов, и даже когда он понижал его, все отчетливо слышали каждое слово. В страстном обличении грехов человеческих голос его гремел раскатами грома. Внезапно он замолчал, и тишина казалась мгновением страшного суда. Люди содрогались, когда он напоминал им о скоротечности жизни, об опасностях, подстерегающих детей Адама от колыбели до могилы, о мимолетности удовольствий, о страданиях души. Они ужасались, когда он расписывал адские муки грешников. Они плакали, когда тающим от нежности голосом он напоминал о вечном блаженстве рая. Многие раскаялись в своих грехах и с того момента стали другими людьми. В заключение он воздал хвалу деве Марии и господину нашему Иисусу Христу. Никогда раньше не говорил он со столь яростным красноречием.Когда епископа провели в келью, он так ослаб, что позволил верным секретарям уложить его в постель. Душевные переживания и усталость отняли у него все силы. 20 Всю ночь в городе царило веселье. В тавернах не успевали наполнять кружки и рога для вина. Никто не сомневался, что чудо совершил святой епископ, и всех тронула его скромность, проявившаяся в том, что он излечил девушку не сам, а посредством брата, пекаря. Его пример показал всем, что только смирением можно добиться божественного расположения. Многие клялись, что видели, как он шел по воздуху, в двух футах от земли, как говорили одни, или в четырех, как утверждали другие. 21 Когда горожане вслед за епископом покинули собор, Мартин, сжавшийся в комок в надежде, что никто не обратит на него внимания, остался в соборе. Он ждал, чтобы уйти незамеченным, но чувствовал, что ему надо спешить, так как в связи с происшедшим возрастет число покупателей, а он оставил пекарню на двух учеников и опасался, что они не смогут всех обслужить. Он не только выпекал хлеб, но и жарил мясо для тех, кто не мог сделать этого дома. И многие из горожан могли подумать о том, чтобы отпраздновать свершение чуда. Решившись наконец выйти на улицу, Мартин заметил лежащий на мраморных плитах костыль Каталины, поднял его, так как не любил беспорядка, и унес с собой.Протоиерей, вернувшись домой и сев за обеденный стол, вспомнил, что костыль остался в соборе, и подумал, что такую реликвию не стоит упускать из виду. Он сразу послал слугу за костылем и очень расстроился, когда тот вернулся с пустыми руками. После обеда он распорядился, чтобы костыль нашли. На следующий день протоиерею доложили, что костыль стоит в углу пекарни Мартина. Он вновь послал слугу, Мартин отдал костыль и протоиерей убрал его в шкаф, еще не решив, что с ним делать дальше.Донья Беатрис, прослышав о свершившемся чуде, направила к Марии Перес двух монахинь, велев подарить девушке золотую цепочку, если та действительно излечилась, попросив взамен костыль, который аббатиса намеревалась поместить в приделе святой девы, и осталась весьма недовольной, когда, вернувшись, монахини доложили, что ни Каталина, ни ее мать и дядя понятия не имеют, куда подевался сей предмет. Однако аббатиса твердо решила добыть его и, не доверяя монахиням в столь деликатном деле, пригласила к себе управляющего своими поместьями и приказала ему выяснить, кто завладел костылем, а затем от ее имени потребовать вернуть святую реликвию кармелитскому монастырю. Спустя два или три дня управляющий сообщил аббатисе, что костыль у протоиерея, но тот не желает с ним расставаться.Донья Беатрис очень рассердилась и высказала управляющему много нелицеприятных слов, а потом написала протоиерею вежливое письмо, в котором попросила отдать костыль, чтобы она могла поместить его в церкви, на ступенях которой святая дева явилась Каталине. Она сказала, что трудно найти лучшее место для реликвии, которую следует сохранить в назидание будущим поколениям. Протоиерей прислал не менее вежливый ответ, в котором сообщал, что, несмотря на искреннее желание выполнить волю аббатисы, он не может пойти ей навстречу. Далее протоиерей резонно заметил, что после совершения чуда костыль остался в соборе. И этим, по его мнению, господь бог сам определил место нахождения святой реликвии. После первых писем последовали и другие, уже не такие вежливые. Аббатиса становилась все более категоричной, а протоиерей — упрямым. Конфликт разгорался, и сторонники враждующих сторон обменивались нелестными эпитетами, которыми награждали друг друга их преподобия. В частности, аббатиса назвала протоиерея наглым ослом, снедаемым сладострастием. Тот не остался в долгу, заметив со вздохом, что поведение этой старой карги порочит всю католическую веру.Наконец, донья Беатрис решила, что бывает предел и христианскому терпению, и дала волю праведному гневу. Она вновь послала за управляющим. На этот раз донья Беатрис в ультимативной форме потребовала вернуть костыль, в противном случае угрожая лишить протоиерея поддержки ее брата, герцога, в одном сложном судебном процессе. Кроме того, она просила передать, что не может больше оставлять без внимания скандальные слухи о связи протоиерея с некоей женщиной и будет вынуждена передать имеющиеся в ее распоряжении сведения епископу провинции. На этот раз удар попал в цель. Протоиерей по протекции герцога получил должность каноника в кафедральном соборе Севильи, но церковный капитул возбудил судебное дело, требуя его отставки на основании того, что он жил в другом городе. Протоиерей не хотел терять это доходное место. Закон, однако, был против него, и на благополучный исход процесса протоиерей мог рассчитывать лишь в случае вмешательства могущественного герцога. Опять же епископ провинции придерживался строгих моральных взглядов и мог серьезно воспринять обвинения аббатисы. Короче, протоиерей понял, что проиграл, и передал управляющему злосчастный костыль. Чтобы как-то скрасить свое поражение, он послал аббатисе письмо, в котором, выразив глубокое уважение к ее добродетели, сообщил, что тщательно обдумал ее предложение и пришел к выводу, что костыль должен храниться в кармелитской церкви.Аббатиса украсила костыль серебром и выставила в часовне святой девы в назидание верующим. 22 В замешательстве, вызванном толпой, устремившейся за епископом, Доминго увел сестру и племянницу домой. Мария хотела уложить Каталину в постель, дать ей слабительное и послать за цирюльником, чтобы пустить девушке кровь, но та не хотела об этом и слышать и ради забавы бегала вверх-вниз по лестнице. Приходили соседи, чтобы поздравить ее и еще раз восхититься свершившимся чудом. Снова и снова Каталина рассказывала, как выглядела святая дева и что она говорила. Во второй половине дня Каталину пригласили в один из дворцов, и благородные дамы млели от восторга, прося ее пройтись взад-вперед, будто никогда не видели шагающего человека. Она получила массу подарков: носовые платки, шелковые шарфы, чулки и даже платья, пусть и слегка поношенные, а также золотую цепочку, серьги с драгоценными камнями и браслет. У Каталины никогда не было и сотой доли такого великолепия. Наконец, предупредив, что она не должна задирать нос из-за того, что святая дева излечила ее, и знать свое место, Каталину отпустили домой.Спустилась ночь. Мария, Доминго и Каталина поужинали. Мать и дочь в сотый раз обговаривали подробности незабываемого события. Доминго предложил им пойти спать, но Каталина ответила, что слишком возбуждена и не сможет заснуть. Тогда, чтобы успокоить девушку, он начал читать пьесу, которую недавно закончил. Каталина слушала вполуха, но Доминго, захваченный мелодией своей поэзии, ничего не замечал. Неожиданно она вскочила из-за стола.— Это он, — воскликнула Каталина. С улицы донеслись звуки гитары.— Кто он? — сурово спросил Доминго, ибо авторы не любят, когда их прерывают на полуслове во время чтения собственного произведения.— Диего. Мама, можно мне пойти к решетке?— Я думала, в тебе есть хоть капля гордости, — ответила Мария.Решетка, о которой шла речь, закрывала окно, выходящее на улицу, не столько от воров, сколько от пылких влюбленных. Будучи хорошо воспитанной девушкой, Каталина знала, что мужчины похотливы, а девственность — главная добродетель незамужней женщины. Поэтому она даже не думала о том, чтобы пустить возлюбленного в дом, но, по обычаю, девушка могла по вечерам подходить к зарешеченному окну и говорить с ним о тех загадочных пустяках, что занимают умы и сердца влюбленных.— Он оставил тебя, когда с тобой случилось несчастье, — продолжала Мария, — а как только ты стала знаменитостью и о тебе заговорил весь город, сразу прибежал, поджав хвост.— О, мама, ты плохо знаешь мужчин, — улыбнулась Каталина. — Они слабы и непостоянны. Я не представляю, что бы произошло, принимай мы всерьез каждую их глупость. Вполне естественно, что он не хотел жениться на калеке. Его отец и мать нашли ему достойную пару. Но он сто раз говорил, что любит меня больше жизни.— Пусть она идет, — вмешался Доминго. — Она любит его, и этим все сказано. Мне кажется, он ничем не хуже других юношей этого распутного века.Пожав плечами, Мария встала, взяла высокую свечу и взглянула на брата.— Пойдем на кухню, Доминго. Я хочу дослушать твою пьесу.— Нет, — возразил тот, — у меня пропало настроение. Ты, Мария, хорошая женщина, но не можешь отличить пентаметра от коровьего хвоста. Я могу читать свои пьесы только перед такой аудиторией, которая хорошо разбирается в поэтических ценностях.Они пошли спать, а Каталина подбежала к окну, и ее сердце радостно забилось, когда в ночной тьме она разглядела знакомую фигуру.— Диего.— Каталина.И вот, наконец, пришла пора представить читателю нашего героя. Его отец, портной, обшивал всю знать Кастель Родригеса, и с детских лет Диего учился владеть иглой, кроить штаны и подгонять по фигуре камзол. Он вырос в высокого юношу с прямыми ногами, тонкой талией и широкими плечами. А если прибавить к этому пышную шевелюру, загорелое лицо, на котором сверкали смелые черные глаза, чувственный рот и прямой нос, то не покажется удивительным, что для Каталины он был эталоном красоты. Наделенный вольнолюбивой душой, он изнывал от тоски, час за часом под бдительным оком отца сшивая шелк, бархат и парчу для более удачливых людей, чем он сам. Он полагал, что рожден для более достойных дел, и в своих мечтах сыграл много прекрасных ролей на сцене жизни. Он влюбился. Родители пришли в ужас, когда он объявил, что станет солдатом в Нидерландах или уедет искать счастья в Америку, если ему не позволят жениться на Каталине Перес. Все состояние Каталины составлял лишь дом, который она унаследовала бы после смерти матери, но родители Диего схитрили и не стали спорить. Ему было лишь восемнадцать лет, и они надеялись, что влюбленность юноши угаснет сама по себе и тогда он найдет себе достойную пару. А пока они резонно заявили, что негоже заводить семью, не закончив обучения ремеслу, и обещали вернуться к этому вопросу, когда Диего станет самостоятельным портным. Не возражали они и против того, чтобы вечер за вечером он ходил под окно Каталины и развлекал ее серенадами. Несчастье, случившееся с Каталиной, они восприняли как подарок судьбы. Диего был вне себя от горя, но и ему пришлось признать, что он не может позволить себе жениться на калеке. А вскоре мать сообщила Диего, что дочь процветающего галантерейщика питает к нему нежные чувства, и он начал за ней ухаживать. Отцы молодых людей встретились и решили, что такой союз выгоден им обоим. Оставалось лишь договориться о приданом, но портной хотел получить побольше, а галантерейщик — дать поменьше, и выработка окончательных условий потребовала длительных переговоров.Они все еще не закончились, когда Диего появился под окном исцеленной Каталины. Несмотря на молодость, он уже твердо знал, что мужчина никогда не должен извиняться, так же, как и Каталина понимала, что упреки ни к чему не приведут. Какими бы ужасными ни были его проступки, мужчина только раздражается, когда о них говорят ему в лицо. Умная женщина удовлетворится тем, что они будут тяготить совесть мужчины, если она у него есть, а если нет, то обвинения тем более бесполезны. Поэтому, не теряя времени, они сразу перешли к делу.— Сердце моей души, — сказал Диего. — Я обожаю тебя.— Моя любовь, моя драгоценная любовь, — ответила Каталина.Не будем повторять их сладостные, нежные глупости. Во все времена влюбленные говорили друг другу одно и то же. Диего не мог пожаловаться на отсутствие красноречия. И скоро Каталина почувствовала, что долгие недели страданий стоят мига блаженства. Темнота почти полностью скрывала девушку, но звук ее мелодичного голоса и серебристый смех разжигали кровь Диего.— Будь проклята разделяющая нас решетка. Ну почему я не могу обнять тебя и покрыть твое лицо поцелуями, чтобы наши сердца бились рядом?Каталина прекрасно понимала, к чему это может привести, и эта мысль не вызвала у нее ни малейшего неудовольствия. Она знала, что помыслы мужчин устремлены к наслаждениям, и ее пронизала дрожь гордости и одновременно сладко защемило сердце от сознания того, что Диего так страстно желает ее. У нее даже перехватило дыхание.— О, любимый мой, почему ты хочешь от меня того, что я не могу дать тебе? Если ты любишь меня, то зачем же стремишься к тому, чтобы я согрешила, да и в любом случае эти железные прутья являются непреодолимой преградой.— Дай мне тогда твою руку.Окно, у которого она сидела, находилось довольно высоко, и Каталине пришлось опуститься на колени, чтобы выполнить его просьбу. Она просунула руку сквозь решетку, и Диего прижался к ней жадными губами. У нее были маленькие руки, с тонкими пальцами, руки благородной дамы. Она гладила лицо Диего и краснела и смеялась, когда ее кулачок оказался у него во рту.— Бесстыдник, — сказала она. — Что ты сделаешь еще? — она убрала руку.— Веди себя прилично, и давай поговорим о наших делах.— Как можно говорить о делах, когда ты сводишь меня с ума? Женщина, с таким же успехом ты могла бы просить реку течь в гору.— Тогда тебе лучше уйти. Уже поздно, и я устала. Дочь галантерейщика наверняка тебя ждет. Нельзя же оставить ее без внимания.— Клара? — вскричал Диего. — Да на что она мне? Она горбата, косоглаза, а волосы у нее, как у шелудивой собаки.— Лжец, — рассмеялась Каталина. — Действительно, на ее лице остались оспинки и зубы у нее слегка желтоваты, а одного нет совсем, но, в общем, она не так уж страшна, и у нее добрый характер. Я не виню твоего отца, что он нашел тебе такую жену.— Мой отец может катиться…Для соблюдения приличий мы не будем повторять слова Диего, предоставив право закончить фразу читательскому воображению. Но Каталина привыкла к прямому языку тех времен и даже не покраснела. Наоборот, пылкость ее возлюбленного вызвала у девушки довольную улыбку.— Сегодня утром я был в соборе, — продолжал Диего, — и когда увидел тебя, во всей красе стоящую перед алтарем, будто меч вонзился в мое сердце, и я понял, что все отцы мира не смогут разлучить нас.— А я никого не видела. Я не понимала, где нахожусь и что со мной происходит. А потом миллион иголок вонзились в мою ногу, и от боли я чуть не потеряла сознание и пришла в себя только в объятиях мамы. Она смеялась и плакала, и я тоже разрыдалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20