Майкл Суэнвик
Древние механизмы

Майкл Суэнвик
Древние механизмы

– Наладился жить вечно, жестянка?
Мгновение – в баре смолкли все разговоры, все звуки, и когда воцарившаяся тишина готова была обратиться вечностью, мех подал голос:
– Ты это мне?
– А то кому же? – пьянчужка самодовольно хохотнул.
Старик поблизости коснулся руки девушки, которая сидела за тем же столиком, и едва слышно прошептал:
– Смотри внимательно.
Мех, не торопясь, положил шприц-масленку на мягкую вельветовую тряпочку, отсоединил зарядное устройство и лишь затем поднял глаза. Хотя лицо его осталось недвижно, выглядел он уже молодым львом.
Ехидная ухмылочка пьянчужки сделалась еще шире.
Расположенный за углом местной танцплощадки бар служил надежным убежищем от сутолоки, суматохи, шума и духоты улиц. Здесь было уютно и безопасно, словно в скорлупе грецкого ореха; по полу, стенам, столам и потолку скользили слегка подрагивающие пятна света, создавая иллюзию плывущих над головой облаков; стойка бара, бутылки за ней, полки позади бутылок – в общем, все выглядело очень надежно и устойчиво, а если здесь и были виртуальные предметы, то располагались они так далеко или высоко, что коснуться их было невозможно.
– Если тебе приспичило помахать кулаками, – заявил мех, – то милости прошу на улицу.
– Драться – с тобой? Ну уж не-е-ет, дудки! Просто я увидел, как ты надраиваешь себя с таким же усердием, с каким старушки обычно втирают мазь в дряблую кожу, вот и решил… – Пьяница, покачнувшись, ухватился рукой за край стола. – Да, решил, что ты намереваешься жить вечно.
Девушка с немым вопросом взглянула на старика, но тот предостерегающе поднес палец к губам.
– А ведь ты прав. Кстати, сколько тебе от роду? Пятьдесят? А ты уже глубокий старик. Очень скоро твои зубы сгниют, волосы выпадут, а лицо обезобразят миллионы морщин; слух и зрение изменят тебе; о женщинах ты будешь лишь вспоминать. Тебе еще повезет, если до самого конца обойдешься без подгузников. А вот что касается меня… – Мех взял прозрачную масленку-шприц, оттянул поршень и, встряхнув, продемонстрировал пузырьки в масле. – Любую износившуюся деталь я могу заменить. Так что ты мыслишь верно: я действительно намерен жить вечно. А ты скоро загнешься. Что ж, желаю тебе не тянуть с этим делом.
Лицо пьяницы побагровело, он с ревом ринулся на меха.
Легко и быстро мех поднялся, схватил пьяницу и, развернув его, поднял; при этом правая рука меха намертво сжала горло нападавшего, а левая – его колени, лишив человека возможности двигаться, говорить и даже дышать.
– Я мог бы, словно сухую тростинку, переломить тебе позвоночник, – холодно заявил мех. – Ведь я в два и восемь десятых раза сильнее обычного человека из плоти и крови и в три и пять десятых раза проворнее. К тому же все мои механизмы отлично отрегулированы, и потому мои рефлексы лишь немногим уступают скорости света. При всем старании тебе вряд ли удалось бы отыскать менее подходящего противника для потасовки.
Повернув пьяницу лицом к себе, мех резко разжал руки, и бедняга, с трудом устояв на ногах, принялся жадно ловить воздух широко открытым ртом.
– Скажи спасибо, что я настроен миролюбиво, а потому прошу тебя лишь покинуть помещение. – Мех вновь повернул пьянчужку и легким толчком в спину направил его к двери.
Тот на нетвердых ногах вымелся прочь. Немногочисленные в этот час посетители сразу же вспомнили про свои напитки, и в зале вновь зазвучали голоса, а бармен спрятал что-то под стойкой и отвернулся. Мех бережно сложил инструменты в специальный ящичек, приложил раскрытую ладонь к прозрачной пластинке на столе и расплатился, а затем направился к выходу, но тут к нему обратился старик:
– Ты сказал, что намерен жить вечно. Это правда?
– Да, – обронил мех.
– Может, в таком случае присядешь и уделишь старику несколько минут из отпущенной тебе вечности?
Мех, поколебавшись, остановился, но, ободренный улыбкой девушки, все же сел.
– Благодарю, – промолвил старик. – Меня зовут…
– Мой идентификатор в порядке, мистер Брандт. Разумеется, я сразу узнал вас.
Брандт улыбнулся.
– Приятно иметь дело с парнями, вроде тебя, поскольку нет нужды напоминать очевидное. – Кивнув на девушку напротив, Брандт добавил:
– Моя внучка.
– Джек, – представился мех, придвинувшись к столику. – Химера, модель номер…
– Я положил начало всем Химерам, – перебил его старик. – Ты сомневаешься в моей способности узнавать собственных детей?
Лицо Джека дрогнуло.
– О чем вы хотели поговорить со мной, мистер Брандт? – спросил он после короткой паузы.
– Конечно, о бессмертии.
– Чего тут, собственно, говорить? Я забочусь о себе, покупаю модернизированные части. Так что не вижу причин, почему бы мне не жить вечно. Извините, мистер Брандт, если мои слова вас задели.
– С чего бы это? Скорее, наоборот. Ведь многие люди рассчитывают на бессмертие благодаря своим трудам или детям, мне же посчастливилось воспользоваться обеими возможностями одновременно. Так чего же мне обижаться? Но все же скажи мне правду. Ты действительно вознамерился жить вечно?
Мех не ответил.
– С моим тестем, Виллом Портером, однажды приключилась такая история – он, кстати, был отличным малым!.. Но кто теперь о нем помнит? Только я. – Старик вздохнул. – Его интересовала история железных дорог, и вот как-то в самом конце прошлого столетия он построил музей, где выставили старинный паровоз. Экскурсовод подробно перечислил достоинства древней машины, а в конце своей заученной речи назвал дату ее выпуска, и тогда мой тесть вдруг понял, что сам он – гораздо старше. – Брандт слегка подался вперед. – Рассказывая эту историю, мой тесть обычно ожидал веселья. Но если вдуматься: что здесь смешного?
– Ничего, – согласился мех.
Внучка мистера Брандта, поедая один за другим посыпанные солью сухие крендельки, внимательно прислушивалась к беседе.
– Сколько тебе уже стукнуло, Джек? – спросил старик.
– Семь.
– А мне восемьдесят три. Как ты полагаешь, много ли осталось машин, созданных до моего рождения?
– А я на днях видела старинный автомобиль, – вставила внучка. – Это был красный «дюсенберг».
– Да, красивый автомобиль, но теперь он годится разве что для музея. Ведь так? Помню, мне за какие-то заслуги вручили приз – подставку с вмонтированной вакуумной лампой от «Юнивака». А ведь «Юнивак» был первым в мире компьютером для коммерческого использования! Но тем не менее ни слава, ни историческая важность не уберегли его от свалки.
– Действовать самостоятельно «Юнивак» не мог, – возразил мех. – Иначе, возможно, здравствовал бы и поныне.
– Его детали давным-давно износились, – не согласился старик.
– Не беда, он бы регулярно покупал новые.
– Да, но только до тех пор, пока они продавались. Однако вся ваша работа обычно связана с риском, и потому несчастные случаи среди вас – не редкость, из чего вытекает, что потребительский рынок запчастей быстро сужается.
– Плевать, куплю антикварные части! В конце концов, сам сделаю детали для своего тела.
– Да, если только тебе это по карману. Иначе…
Мех молчал. Старик дружески потрепал его по плечу:
– Поверь мне на слово, сынок, жить вечно тебе не суждено. И сей факт мы установили доподлинно. Так что смирись с мыслью о бренности своего существования… Я тебя убедил?
Неохотно кивнув, мех пробормотал:
– Да.
– Но ты, вероятно, все это и без меня знал?
– Да.
– Потому-то ты так жестко и обошелся с этим несчастным алкоголиком?
– Да.
– Буду с тобой окончательно откровенным, Джек. Вряд ли ты доживешь даже до моих восьмидесяти трех, поскольку не обладаешь преимуществами человека.
– Какими еще преимуществами?
– У меня отличные гены, Джек. Видишь ли, предков своих я выбирал весьма тщательно.
– Отличные гены, говорите? Ладно, о вас позаботились предки. Но что, черт возьми, в таком случае досталось от них мне?
– Ты получил суставы из молибдена, а не из нержавейки, микросхемы на подложке из чистого рубина, а не из циркония, пластик-кожу семнадцатой модификации, а не… Да что я перечисляю? Ты и без меня знаешь, что Химеры вышли на славу!
– Но для бессмертия этого недостаточно.
– Разумеется, но во всяком случае мы, ваши создатели, сделали для вас все, что только было в наших силах.
– Так что же получается, бессмертие недостижимо? – с улыбкой спросила внучка.
– Не стоит спешить с выводами. Давайте рассмотрим эту проблему в долгосрочной перспективе, как это в свое время сделал я, – предложил Брандт.
– При сборке мне в мозг была переписана ваша автобиография, и потому мне известно, что в юности вы были экстеншионистом. Следовательно, желали бессмертия не меньше моего.
– Да, сознаюсь, я был членом движения по продлению жизни. Вы и представить себе не можете, какую дрянь мы запихивали в собственные тела! Но, поумнев, я понял, что смерть является неотъемлемой частью жизни. Похоже, так записано в основополагающей программе. Очевидно, что природа стремилась предотвратить заполнение Вселенной стариками.
– И устаревшими идеями, – дополнила внучка.
– Вероятно. Короче говоря, вскоре я убедился, что попытки продления моей собственной жизни, да и жизни людей вообще, обречены на неудачу. Тогда я возложил свои надежды на детей. И…
– И опять у вас ничего не вышло.
– Тем не менее я не сдался. – Старик постучал большим пальцем по столу в такт трем последним словам. – То же стремление было предписано всем моим творениям, моим детям. Так давайте же обсудим, что мне следовало сделать, дабы они достигли бессмертия. Какими инструкциями необходимо снабдить команду проектировщиков? Давайте сейчас хотя бы вчерне разработаем механического человека, способного жить вечно.
– Ну, основные его свойства очевидны, – задумчиво произнес мех. – Бессмертному человеку необходимо непрерывно заменять износившиеся детали и улучшать себя. Следовательно, тело должно быть спроектировано так, чтобы реализовывать это было несложно. Кроме того, ему не помешала бы способность переносить значительные холод, жар и влажность. А также… – мех провел раскрытой ладонью по своему лицу, – выглядеть он должен лучше меня.
– По-моему, ты выглядишь просто великолепно, – заявила внучка.
– Да, но мне далеко до человека из плоти и крови.
– Итак, наш гипотетический бессмертный должен: первое, быть способен починить и модернизировать себя; второе, легко адаптироваться к изменяющимся условиям окружающей среды; и наконец, третье, без необходимости не выделяться среди обычных людей. Что-нибудь еще?
– Полагаю, следует сделать ее очаровательной, – изрекла внучка.
– Ее? – удивился мех.
– А почему бы и нет?
– Звучит неплохо, – согласился старик. – Ведь известно, что в ходе эволюции выживают лишь организмы, лучше других приспособленные к своей экологической нише. Экологическая ниша, в которой живут люди, создана в основном мужчинами. Следовательно, самым полезным навыком для выживания является способность ладить с мужчинами, а это обычно успешнее всего удается хорошеньким особям противоположного пола.
– О, да ведь он недолюбливает женщин! – воскликнула внучка. – Его с головой выдает язык тела.
Лицо меха пошло пятнами.
– Не обижайся. Никогда не обижайся на правду. А тебе, – старик пристально взглянул на внучку, – я бы посоветовал вести себя тактичнее.
Внучка опустила голову.
– Извини.
– Ладно, вернемся к нашему разговору. Итак, мы пришли к выводу, что гипотетический бессмертный в идеале должен весьма напоминать женщину из плоти и крови. Кроме того, его – а вернее, ее – организм саморегенерируется, то есть самостоятельно выращивает износившиеся или вышедшие из строя части для замены; и в качестве материала годятся почти любые подручные вещества. Топливом тоже может быть все, что угодно, в том числе углерод, вода…
– Уверена, алкоголь стал бы для нее идеальным топливом, – заявила внучка.
– Ее тело должно при необходимости создавать иллюзию старения, – заявил мех. – Кроме того, живые существа эволюционируют от поколения к поколению, поэтому ей тоже следует модернизировать себя.
– А я бы полностью отказался от модернизации, зато наделил бы ее возможностью абсолютного управления телом. Таким образом она бы изменялась и эволюционировала по собственной воле. Это необходимо для выживания после гибели человеческой цивилизации.
– Гибель человеческой цивилизации? Полагаете, такое возможно?
– В конечном счете это когда-нибудь все равно произойдет.
В течение минуты никто не проронил ни слова, затем, негромко хлопнув в ладоши, старик сказал:
– Ладно, мы создали нашу новую Еву, вдохнули в нее жизнь и выпустили в мир. Как долго, по-вашему, она после этого проживет?
– Вечно, – заявил мех.
– Вечность – чересчур продолжительный срок. Давайте разобьем его на части. Итак, наступил 2500 год. Что она делает?
– Работает, – немедленно нашлась внучка. – Дизайнером молекулярных скульптур или, быть может, сценаристом образовательных галлюцинаций. В любом случае, ее место – в самом центре человеческой культуры. У нее масса друзей и, возможно, муж или даже несколько.
– Но ее друзья и мужья будут стареть, – заметил мех. – И неизбежно умрут.
– Она похоронит их и продолжит свой путь по жизни.
– Год 3500-й, год гибели человеческой цивилизации, – с жаром продолжал старик. – Чем она теперь занята?
– Она к этому событию, конечно же, подготовилась. Если окружающая среда грозит ей повышенной радиацией или токсичными веществами, то, будьте уверены, она заблаговременно перестроила свой организм. И наша Ева оказалась весьма полезна выжившим. Выглядит она, вероятно, пожилой женщиной, обучающей всех желающих искусству врачевания; время от времени она роняет намек, подсказку, и, поскольку накопленная ею информация содержит все необходимые знания, человеческая цивилизация медленно, но верно возрождается, но на этот раз в менее агрессивном виде!
– Еще миллион лет. Человечество эволюционировало и стало… да мы и представить себе этого не можем!.. И что же наша бессмертная?
– Она органично вписалась в новую цивилизацию… Нет! Именно она определила направление развития цивилизации, иными словами, создала ее. Ей необходим безопасный метод путешествия между звездами, и она поощряла тех, кто разделял ее мечту. Но не ищите ее среди первопроходцев далеких планет. Она терпеливо ждет смены нескольких поколений и отправляется в первое свое дальнее путешествие, лишь убедившись в абсолютной надежности нового транспортного средства.
Заворожено слушавший беседу мех неожиданно сказал:
– А если этого никогда не случится? А вдруг межзвездные путешествия так и останутся за пределами человеческих возможностей?
– Некогда полагали, что летать людям не суждено… Уверена, с межзвездным транспортом произойдет та же история. Надо лишь подождать.
– Прошло еще четыре миллиарда лет. В Солнце выгорел весь водород, его ядро сжалось, началась реакция слияния ядер гелия, и наше светило превратилось в красный гигант. Земля испарилась.
– Ну, бессмертная к тому времени уже далеко от Солнечной системы.
– Минуло еще пять миллиардов лет. Наша галактика, Млечный Путь, столкнулась с Туманностью Андромеды, и в окрестностях места катастрофы свирепствует высокоэнергетическая радиация и взрываются звезды.
– На подготовку у бессмертной было вполне достаточно времени. Никаких сомнений в том, что она либо предотвратила эти события, либо перебралась в какую-нибудь другую, отдаленную галактику.
– Наступил триллионный год от Рождества Христова. Последние звезды погасли, остались лишь черные дыры.
– Черные дыры – великолепный источник энергии. Не вижу никаких проблем для нее.
– Прошло одна целая шесть сотых гуголов лет.
– Гуголов?
– Гугол – это очень большое число, состоящее из единицы и ста нулей после нее. Современные астрофизики предполагают, что именно по прошествии одной целой и шести сотых гуголов наступит тепловая смерть Вселенной. Предположим, что они правы. Как в этом случае поступит наша Ева?
– Она, безусловно, предвидела такой поворот событий, – изрек мех.
– Не представляю как, но после исчезновения последней черной дыры она уже достигла такого уровня, что обходится без свободной энергии. Или, возможно, умудрилась переписать свою личность в одну из констант умирающей Вселенной.
– Возможно, – промолвила внучка Брандта. – Но, по-моему, жизнь Вселенной – срок, вполне достаточный для любого существа. Не стоит слишком жадничать.
– Что ж, может быть, – обронил старик. – Хорошо, мы заглянули в далекое будущее и представили себе жизненный путь бессмертной. А теперь скажи мне, Джек, вот что. Зная, что ты внес посильный, пусть и небольшой, вклад в претворение этой великой мечты, считаешь ли ты свою жизнь напрасной?
– Да, – немедленно заявил мех.
1 2