Что и говорить, бывалый волк. «Борз санна кант» – парень, что волк – лучшая похвала чеченскому молодцу.
Народ говорит: у глупого начала не будет умного конца. Начав глупое дело, главное – заставить себя остановиться, но обычно тот, кто способен остановиться, редко начинает такое дело. Того, кто начал глупое дело, уповая на свою силу, заставляет остановиться другая сила, которую он не ожидал встретить. Так и будет.
Сапарби принес «срочную телеграмму», что Китай пригрозил Москве войной, если ее войска не уйдут из Чечни и что китайская армия уже на сто километров продвинулась в глубь России. Я сказал, что это глупость, и у него упало настроение.
К названиям стран и городов чеченцы прибавляют слово «мать»: Мать Грузия, Мать Дагестан, Мать Москва. Так выражается уважение, восхищение, доброжелательность. Детям принято давать имена разных народов: Герман – Германия, Япо – Япония, Зихи – адыгеец, Гиалгио – ингуш, Арби – араб, Гиумки – кумык, Турко – турок, Гуьрже – грузин, Геберто – кабардинец, Росе – Россия. Сегодня на нашей улице арестовали троих: Япо, Арби и Росе. Одного при этом ранили.
Двенадцатилетний мальчик хотел пройти через солдатский пост с гранатой в кармане. Его остановили и стали «шмонать». Он вытащил гранату, вырвал кольцо и, говоря: «У меня ничего нет», протянул ее солдату – взорвал себя и двух солдат. Таких мальчишек солдаты называют «гаврошами». Говорят: «Эти чеченские гавроши самые опасные.» Еще в прошлом веке, когда шла русско-кавказская война, кто-то на Западе сказал: «Врожденное чувство свободы на Кавказе можно истребить, лишь истребив последнего мальчишку».
В село Алхазурово сбросили десант. Он был взят в плен. Их было 50 человек, из группы «Витязь». Пленных распределили по домам жителей. Командир попал в семью где были только мать и сын. Сын – здоровый парень. Он сторожил офицера, но не из опасения, что тот убежит, а чтобы его кто-нибудь не убил. Относились к нему хорошо, угощали национальными блюдами. Когда он просыпался, рядом стоял хозяин и говорил: «Спите спокойно, вас никто не обидит». Пленный был тронут таким приемом и рассказал, с какой задачей была заброшена их группа. Им было приказано уничтожать мужчин от 14 до 56 лет.
Солдаты пришли в дом и попросили компота. Молодой хозяин полез в погреб, а они бросили туда гранату. Двух братьев Исаевых тоже убили таким способом. Одного парня заставили спуститься погреб и бросили гранату, а его брата прошили очередями из автоматов. Двое других были убиты за то, что похоронили родственника. Им сказали: «Мы своих не хороним, и вы не хороните своих.» Больше всего таких убийств в Заводском районе. Там, по словам беглеца, убивали всех подряд. Там не просто солдаты, а контрактники, которые никого не щадят.
Сапарби, оказывается, четыре года чабановал в Ростовской области и за все это время украл только 30 баранов. После такой исповеди он показался мне довольно честным человеком. Салавди долго работал грузчиком и ничего не украл. Правда, начальник дал ему немного гвоздей, они сохранились у него до сих пор. Целыми отарами и вагонами воровали начальники – «большие воры», как определил их Салавди.
Солдат ударил прикладом совершенно безобидного старика – русского, с улицы Энтузиастов, он хороший паяльщик. Старик в ответ выматерил солдата и назвал извергом. Началось с того, что солдат выстрелил из автомата в козу, которая паслась у трансформаторной будки, а тот мужик сказал, что он позорит русский народ. Солдат хотел, как он выразился, «замочить» старика, но случившиеся тут люди загалдели, задвигались, и старика удалось спасти.
В Костромской области можно поместить вместе взятые Чечню, Ингушетию, Осетию, Кабарду. Такие леса, поля, реки, дичь, рыба, ягода, грибы, такой воздух – благодатный край! И некому в нем жить. Целые заброшенные деревни кособочатся подгнившими завалинками. Человек средней хозяйственности и среднего трудолюбия может за пять лет стать настоящим кулаком. Пусти на тамошние лесные поляны старика – чеченца или аварца с косой – на сто коров сена накосит. А коровы какие! В Чечне 10 коров не дают столько молока, сколько одна костромская. Картошка – с вымя чеченской коровы. Народ тамошний – с хорошим, как у нас говорят, сердцем, но что с ним сделалось! В сельском райцентре я с трудом нашел человека, который держал корову. Приехав туда летом, как-то случайно обломил высокую крапиву – оказалась еще съедобной, у нас к этому времени она уже стареет. Побежал сок, будто вода из крана. Удивился, приготовил на обед по-нашему – растер с солью. Зашла секретарша первого секретаря райкома Галина Григорьевна, попробовала и шумно побежала к шефу. Тот пришел, тоже попробовал и не оторвался. А было ее там – весь район зарос, под окнами райкома – чащоба. Секретарь не дурак был выпить, а делалось это там «закусывая рукавом». Он довел до сведения местной «секты Бахуса» открытие новой закуски, а лучшую, чем крапива, растертая с солью, трудно придумать, и через неделю райцентр был очищен от этой, злой на вид, но очень полезной растительности. Пьющих было много, от 13 лет и до покойников. Многие покидали бренный мир в нетрезвом состоянии. Пил райком, райисполком, милиция, прокуратура, больница, больные, врачи и присоединившийся ко всем я сам.
Сегодня наша тройка – Салавди, Сапарби и я – обсуждала хакимов – начальников. Чеченцы терпеть не могут начальников своей крови. Попасть на работу каждый старается туда, где руководитель «русскоязычный». С ним можно поругаться и помириться, с чеченцем это обычно заходит далеко. Русский «хаким» знает, что вверенное ему хозяйство – не совсем его собственность, а чеченский этого не знает и знать не желает. Приказ о своем назначении он воспринимает как жалованную грамоту. Конечно, где-то наверху, в министерстве, райкоме, обкоме сидят «компаньоны», с которыми он должен делиться, но на самом предприятии владелец – он. Чеченский начальник ревностно следит за тем, как воруют его рабочие и служащие и при этом, в отличии от русского, считает, что воруют лично у него, а не у государства. Русский начальник не ревнивый – ворует сам и дает воровать другим. Чеченский хаким хочет воровать только сам, а остальным милостиво выделять что-нибудь на пропитание. Русский может без особых проволочек подписать заявление, что-то выписать рабочему и не будет об этом вечно помнить, чеченский – если и выпишет, обставит это так, что ты будешь обязан ему по гроб. Чеченец набирает на работу родственников. Поскольку воровство – в природе людей, пусть воруют свои. Превосходит обоих начальник-ингуш. После него и его родственников предприятие обычно ликвидируется, так как на нем уже нечего делать – унесено все, вплоть до гипсового бюста вождя мирового пролетариата.
При описании народа, тем более, народа, который полтора века пребывал под прессом, сталкиваешься со множеством противоречий. Чеченское общество – как бы волосы на голове. Проведешь по ним расческой вверх – они торчат в разные стороны, вниз – ложатся гладко. Вот и думаешь, как тут быть: взъерошивать или приглаживать.
Сегодня стояли на улице и политиканствовали. Руслан, муж ингушки Шуры, сказал, что у Дудаева есть секретное оружие. Еще Дудаев будто бы заявил, что возьмет Владикавказ, а затем и Ставрополь. Алахмад привел чеченскую притчу. В очень холодный день стоял на базаре один человек в рубище и трясся от мороза. На худом бешмете у него торчал кремниевый пистолет. Кто-то спросил: «Зачем таскаешь его с собой? Тот ответил: „Чтобы выстрелить в свой самый трудный день!“ Спрашивавший посмотрел, как герой трясется от холода, и воскликнул: „Так стреляй же!“.
Все бегут. Убежали и мои соседи. Шура, приехавшая с мужем, снова уехала. Даже Сапарби и Салавди исчезли куда-то. Упорней стали слухи, что у Дудаева есть атомная бомба. Вчера зашла Екатерина Георгиевна, очень взволнованная, напуганная, советовала бросить все и бежать. Они с дедом собрались, но не знают куда. Поселок мертв. Еще больше стало собак. Впечатление такое, что Грозный уже полностью принадлежит им – Собачий град. Вычитал у Салтыкова – Щедрина: «Все тихо, все мертво: на сцену выступают собаки.» Странно в целом поселке проснуться одному, во всяком случае, без близких соседей со всех сторон. Не думал, что Салавди, Сапарби – «старые фронтовики», как мы себя называли, удерут.
Купил две бочки воды и напоил скотину вдоволь, как положено. Мать Тома выпила четыре ведра. Побрился, помылся, постриг себя – теперь готов сесть в лодку перевозчика через известную реку. Чеченец должен умереть чистым, желательно бы, конечно, и жить так. Долго играл с Томом. Он уже стал принюхиваться к прошлогодней телочке, пытается на нее забраться, и, когда начинаю его стыдить, бросается бодаться. На улице будто полная весна, даже кое-где зелень начала пробиваться. Коровы мгновенно проглатывают пучки сена, что даю им, и начинают вопросительно смотреть на меня. Я убегаю. На март у меня для них 15 маленьких тюков. Должен буду давать по одному на день. Это пяти головам скотины и двум баранам! Завтра – 23 февраля, годовщина депортации, пятьдесят первая. Сегодня, наверное, многие хотели бы подвергнуться выселению из этого ада.
Когда в 44-м в село пришли солдаты, рассказывал Сапарби, они вырыли вокруг него окопы и поставили пулеметы. Всех мужчин от тринадцати лет согнали в школу, а оттуда по одному отпускали к семьям, которые уже были на подводах. Соседнее село Беной восстало против выселения, и там многих перестреляли.
Сапарби тогда было 16 лет. Его семья взяла с собой два мешка кукурузной муки, мешок фасоли и сушеного мяса. Солдаты были черные – грузины или армяне, они положили им в подводу два своих чемодана. Когда эти чемоданы были открыты в Казахстане, в них обнаружились большие пачки махорки, одежда, обувь.
Проклятья у нас – прерогатива женщин. Уважающий себя мужчина никогда не произносит их. Но женщины! Если миллиардная доля их сегодняшних проклятий будет услышана, никакие «нюрнбергские процессы» не понадобятся для хозяев этой войны. Самой мерзкой смертью у чеченцев считается смерть мужа от руки своей жены. И самому презренному говорят: чтоб ты от руки своей жены скончался! Сегодня это часто слышится.
Время работает против России, а пушки – против Чечни. Все вокруг трясется. Нет, кажется это уже не пушки, а «грады». Сегодня самый беззащитный – мирный человек. Воюющий может отступить, окопаться, стрелять, защищая свою жизнь. А мирный как привязанная собака, наверное, так на него и смотрят российские солдаты и их командиры. Вообще-то сейчас вряд ли у чеченцев есть вооруженная сила, способная серьезно потеснить российскую армию. То, что солдаты на малейший шорох поднимают шум, будто Берлин берут, – еще не война в точном смысле слова. Но как это неумно – заставлять пацанов бездумно палить во все стороны и гибнуть, гибнуть. Чем дольше все это тянется, тем больше на обе стороны надвигается Средневековье… Думаю о беженцах в горах. Наверное, все съестное там уже кончилось. Бедные подались в горы, а самые бедные – воевать. Война всегда достается самым-самым – таков ее закон.
Прошелся по поселку. Сколько разрушенных домов! Не знал, что их так много. В один попало семь танковых болванок! Только болван и может столько металла выпустить в одну цель – в дом русской учительницы. Она сложила эти штуки и говорит, что будет требовать компенсацию. Вышел на Старопромысловское шоссе, прошел четыре остановки. На ташкалинском перекрестке много солдат, БТРы, танк, дзоты. Все обнесено колючей проволокой.
Слева, где поляна, появились могилы с деревянными крестами. Насчитал восемь, все явно братские – большие.
Произошло приятное событие – пришел Абу, мой однокашник по МГУ. Он геолог, давно безработный. Последние два года мыкался в Москве, но дела свои не поправил. Абу мечтает разбогатеть, но разбогатеть, можете себе представить, честным путем. Это не мешает ему считать себя бывалым человеком. Свои неудачи он объясняет тем, что ему не везет: то один его подведет, то другой, будто в мире, куда он суется для честной наживы, есть люди, которые при случае не снимут с покойника саван. Увидев мою тетрадь, спросил, чем это я занимаюсь. Я сказал, что ругаю Москву. А он: «Правильно, ведь она тебя в лучшем своем вузе как раз для этого и обучила.» Рассуждали с ним, что такое Запад в тайном представлении всех, кто кончал этот и другие вузы, и тем более, тех, кто не кончал никаких. Запад есть место, где всего вдоволь: хорошего пива, настоящей русской водки, колготок, «мерседесов». Как это достигнуто, нас не интересует, нам подавай все то же самое сразу, а подать должно, конечно, начальство… Гадали, разделим мы, чеченцы, после этой войны участь евреев: объявят ли нас виноватыми в российских бедах. Чем хуже человек управляется со своими делами, со своей жизнью, тем больше он винит в этом других. Встречал ли кто-нибудь англичанина, который бы жаловался, что ему мешают жить евреи или цветные? Иван Грозный говорил: все, что ни случается с нами плохого, – все из-за германцев.

Передача восьмая

«Раз-два, коли чечена!»– командовал русский офицер на плацу, обучая своих солдат, за год до войны. Рассказывал, кто сам видел. Рассказчик удивлялся: «Москва учит солдат, как колоть чеченцев, а те считают, что она никогда не пойдет на них с войной– мировая общественность не позволит!»
Некий штабс-капитан Жилинский называл прошлую кавказскую войну «золотым временем». Наверное, так же думают сегодня и многие наследники его славы, мародерствующие в Грозном. Участник той же войны князь Чавчавадзе описал такую историю. На праздник Пасхи были повешены 200 чеченцев. Чеченцы в отместку захватили русских, в том числе и самого Чавчавадзе. Нет, чеченцы их не повесили-пристыдив, отпустили! Чавчавадзе воскликнул: «Лучше бы мой род не появился на свет!» и подал в отставку. Брали в плен чеченцы и Багратиона, тогда еще молодого поручика. Он был ранен. Чеченцы отнесли его в русский стан, не сняв с него даже дорогую саблю. Так они отдали ему должное за то, что храбро сражался против них.
С Томом мы почти неразлучны. Забодал меня совсем, не дает ничем заниматься. Увяжется, то под ноги лезет, то сзади налетит, свалит – здоровый стал, со всеми дерется. Боюсь, что его сглазят. Он уже начал пить воду, есть вареную пшеницу, сено суданки. Жует все. А стоит ему услышать гул машины, бежит, задрав хвост и прижав уши, с улицы во двор.
Приехал Рамазан, племянник Салавди. Он находился все это время в Толстой-юрте. Там прошел слух, что Дудаев взял Грозный и движется дальше. Куда дальше, слух не уточняет. Несколько дней назад в Толстой-юрте затеяли между собой войну армия и спецназ, убито было 240 человек.
Что представляет собою чеченское сопротивление? В разных местах вооруженные молодые люди непрерывно нападают на блокпосты и на отдельные подразделения российской армии. Ожиданием этих вылазок живут российские солдаты и их командиры. В ответ на вылазку нескольких человек открывает огонь чуть ли не вся армия. Генералы говорят: «Наши вооруженные силы ведут крупные боевые действия с бандформированиями.» Так будет до тех пор пока армия не уйдет. Как либо иначе покончить с этими формированиями невозможно, поскольку всегда найдется несколько парней, которые налетят на блокпост или военную колонну.
Весь день бродил по разрушенному городу. Кажется все уцелевшее население взялось за тележки, тачки, велосипеды и занимается мародерством – открыто утаскивают из разбитых квартир и домов чужое имущество. Размах этого явления потряс так, что разболелась голова. Пытался заглядывать в глаза этим людям. Выражение каждого лица говорит: знаю, что ты обо мне думаешь, но мне все равно. Много пожилых, старых, много и подростков, большинство составляют женщины.
По улице идти невозможно – завалена стволами повергнутых деревьев, столбами, проводами. По узкой проезжей части непрерывно движется бронетехника с солдатами. Несколько раз: смеясь, стреляли поверх меня. На площади «Березка» стояли выпившие солдаты и болтали. Один, лет тридцати, с усами, в камуфляже и с большим ножом на боку, говорил: «Покончим с этими – пойдем Ельцина и его сук пороть.» Показалось, что он офицер, хотя знаков различия они не носят. Среди людей в военном попадаются немолодые, даже с сединой. Сигареты курят только американские и пиво пьют только баночное – немецкое, голландское. У всех полно денег в крупных купюрах, платят не торгуясь. Партиями продают консервы. Ворованные вещи, в основном, меняют на водку, а если продают, то очень дешево, Новую норковую шубу солдат продал за 400 тысяч рублей.
Почти каждый встречный сокрушается, что большинство населения разложилось – очерствело, одичало. Получается, что человеческие качества сохранили только он, его близкие, ну и ты – его слушатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9