69-70]. На рубеже IX-X вв. в кладах вместе с арабским серебром появляются характерные восточноевропейские вещи, (гривны глазовского типа, известные от Прикамья до Финляндии) [401, с. 446]. Вес кладов возрастает, достигая во второй половине X в. 7-8 кг.
В кладах Дании IX в. (как и в погребениях Бирки) с арабскими дирхемами сочетается небольшое количество франкских, фризских, реже – английских монет; основную массу серебра составляет, однако, восточное. Византийские монеты в кладах X в. (на Готланде – около 400 и в Швеции – 30) свидетельствуют о возрастающей роли «Пути из варяг в греки».
Во второй половине X в. количество арабского серебра, поступающего в Европу, резко сокращается [249, с. 129-130]. Этот спад компенсировался увеличением количества западноевропейской монеты, вовлекавшейся в обращение. В 964-969 гг. начинается разработка Раммельсбергских серебряных рудников в Гарце [170, с. 41, 53-54]. Место арабских дирхемов в денежной Системе Севера занимают германские денарии. В самом конце X в. наряду с немецким начинает интенсивно поступать английское серебро, взимавшееся в качестве «датских денег». Английские и германские монеты преобладают в кладах, зарытых после 1000 г. [378, с. 142-143]. В кладах южной Скандинавии, Сконе эта переориентация «серебряного потока» проявилась особенно резко: кладов 960-970 гг. здесь нет вовсе, но с 980-х годов их количество вновь возрастает, достигая максимума к 1040-м годам; затем начинается плавный спад, до середины XII в. [326, с. 39-44].
Наряду с монетами в кладах содержатся металлические вещи, лом, слитки драгоценного металла, часто в виде колец – baugar, служивших основной мерой платежа (отсюда – baugamenn – родичи, располагающие преимущественным правом на получение виры, или baugrэgr – «госпожа кольца», единственная наследница в обычном праве) [F, IV, 33; V, 9; V, 4; G. 275]. Монетные, вещевые и монетно-вещевые клады представляли собой иногда довольно значительные сокровища. Крупнейший из кладов, характеризующий позднюю эпоху викингов и зарытый около 1140 г. в Бурге-Луммелунда (Готланд), весом 10 кг, состоял из 3290 монет (почти исключительно германских), а также 30 серебряных слитков-гривен. Форма, вес и русские надписи на 12 из них указывают, что в серебряном обращении Русь по-прежнему играла важную роль. Об этом же, впрочем, свидетельствует и стабильный ввоз на Русь денариев через скандинавские страны на протяжении XI-XII вв. [401, с. 454; 170, с. 69].
Денежное обращение в североевропейской системе на протяжении трех столетий оставалось стабильным. Скандинавские страны выступали в основном импортерами серебра. Первые опыты местной чеканки монет в виках фиксируются около 825 г.; однако привозное серебро, видимо, подрывало жизнеспособность местной валюты. Выпуск ее возобновляется лишь после 950-х годов [358, с. 247]. Первые устойчивые монетные серии, которые можно рассматривать как начало стабильной государственной чеканки, в Норвегии появляются при Олаве Трюггвассоне (995-1000 гг.), в Дании – при Свейне Вилобородом (995-1014 гг.), в Швеции – при Олаве Шетконунге (995-1020 гг.), но здесь выпуск монеты прерывается в середине XI в. [170, с. 20].
В основном потребность в серебре удовлетворялась за счет поступлений извне. Исследованиями последних лет установлена взаимосвязь «волн серебряного импорта» с известиями о походах и войнах викингов как на Западе, так и на Востоке: количество западноевропейских монет в Бирке изменяется в зависимости от интенсивности нападений норманнов на Англию и Францию [379, с. 862-868], в поступлениях арабского серебра в тот же центр выявляются колебания, совпадающие с сообщениями о набегах «русов» 860-945 гг. на берега Закаспия, а данные об участии в этих набегах варягов подтверждаются и другими, как письменными, так и археологическими источниками [112, с. 191-194; 117, с. 149-163]. Разумеется, это не исключает как чисто торгового характера ряда скандинавских предприятий за рубежом, так и (главным образом) дальнейшего движения серебра во внутреннем и международном обращении [225, с. 16-21]. Однако для определения социальной природы «движения викингов» и места этого движения в общественном перевороте IX-XI вв. констатация теснейшей связи между набегами норманнов и поступлением значительной массы материальных ценностей на Север имеет принципиальное значение. Несомненно, походы викингов стали важнейшим не только социальным, но и в прямом смысле слова – экономическим фактором, они обеспечили концентрацию (в сравнительно короткие исторические сроки) такого, количества новых, созданных за пределами скандинавской экономики, материальных ресурсов и средств, которое невозможно было бы получить ни за счет развития торговли, ни – ремесла, ни – аграрной деятельности; и которые, при этом стимулировали интенсификацию всех перечисленных сфер экономики и создавали качественно новые возможности формирования общественных и политических структур.
Общее количество привозного серебра в IX-XI вв., сохранившееся до наших дней в обнаруженных кладах эпохи викингов, исчисляется более чем 160 тыс. серебряных монет (см. их распределение в таблице).
Общее количество серебряных монет фиксирует нижнюю границу объема поступивших на Север ценностей. Золото, судя по письменным памятникам, игравшее важную роль, археологически почти не представлено: известна лишь одна золотая гривна эпохи викингов (Фьёлкестад, Сконе); в кладе из Эриксторпа (Эстеръётланд) найдено 7 золотых браслетов и 1 золотая круглая фибула, и это – едва ли не крупнейший клад золотых вещей IX-XI вв. [401, с. 450]. Вероятно, большое количество золота было изъято в ближайшие к эпохе викингов столетия (может быть, в самом конце ее) в виде платежей, выкупов, даней и пр. Следует учесть и то, что сферы обращения золота и серебра несколько различались – значительная часть золотых изделий оказывалась за пределами той общественной среды, которой в основном принадлежали зарытые в землю клады серебра.
Учитывая необходимость основанных на этих допущениях поправок и опираясь на совмещение археологических, нумизматических и письменных данных, можно попытаться, с определенной мерой условности, оценить те изменения в экономическом потенциале общества эпохи викингов, которые произошли в результате импорта драгоценного металла. Значительную часть среди «ископаемого монетного серебра» составляют английские монеты. Их число можно округленно определить в 40000, если к скандинавским находкам присоединить 1600 монет из кладов и погребений Прибалтики и Древней Руси, попавших сюда через скандинавские страны [170, с. 109]. Не вызывает сомнений прямая связь основной части объема этого монетного серебра с Данегельдом. Суммы английских выплат викингам известны, начиная с 991 г. и до правления Канута Великого, когда «датские деньги» превратились в налог, взимаемый на содержание королевской армии и флота (в основном, видимо, они оседали в Англии).
Сорок тысяч английских монет из кладов XI в. примерно эквивалентны общему количеству серебра, полученному с 991 по 1016 г. и исчисляемому в фунтах (409 г =2 марки по 204,7 г):
991 г. 22 тыс.
994 г. 16 тыс.
1002 г. 24 тыс.
1007 г. 36 тыс.
1012 г. 48 тыс.
1016 г. 80 тыс.
сумма – 226 тыс. фунтов = 452 тыс. марок серебра
Пропорция 450 тыс. марок : 40 тыс. монет позволяет примерно определить суммарное количество всего серебра, репрезентативную выборку от которого представляют осевшие в кладах монеты. Следует учесть при этом, что дирхем почти в три раза тяжелее западного денария, т.е. 56 тыс. арабских монет (а это число без особого риска можно округлить до 60 тыс.) представляют в кладах такое количество реально поступившего в обращение серебра, которому эквивалентны были бы 180 тыс. западноевропейских. Пропорция 450 : 40 = X1 : 180 = X2 : 70 позволяет определить сумму – 3220 тыс. марок серебра.
Эта масса драгоценного металла составляет лишь часть серебра, поступившего в обращение в IX-XI вв. Серебряный лом и вещи, по подсчетам Б.Хорд, составляют в кладах эпохи викингов от 3% в начале X в. до 100% в начале XI вв. Среднее количество серебра, представленного вещами и ломом, как минимум, было равно массе, вычисленной по монетным находкам; вытеснение монет ломом и вещами сохраняет на протяжении ста лет постепенный и равномерный характер [326, с. 129-130]. Следовательно, полученную сумму нужно по меньшей мере удвоить. Общее количество поступившего в обращение на протяжении эпохи викингов серебра можно определить примерно в 7 млн. марок.
Эти 7 млн. марок серебра более или менее равномерно были распределены с 793 по 1066 г. между примерно девятью поколениями скандинавских викингов (если опираться на разработанную по данным письменных источников периодизацию походов на Западе), т.е. на каждом этапе экспансии норманнов в скандинавские страны поступало в среднем около 800 тыс. марок серебра. Если это количество распределялось непосредственно между участниками походов, то даже принимая во внимание предельно возможное число вооруженных норманнов (около 70 тыс.), средняя сумма составляет 10 марок серебра. И даже статистически среднее количество серебра «на душу населения» (которое для эпохи викингов определяется максимум в 1,5 млн. человек) оказывается вполне ощутимым – 0,5 марки (100-102 г серебра), или, если перевести их в ходовую арабскую валюту, примерно 35-40 дирхемов на человека – вот своего рода «прибавочная стоимость», создавшаяся в результате походов викингов. В социальной практике, конечно, распределение не приближалось к подобной пропорции, ограничиваясь прежде всего слоем реальных участников походов и их семей.
Экономический потенциал, создаваемый этими поступлениями, можно представить по данным письменных источников. Марка серебра – стандартная цена рабыни на рынках виков: «Возьми себе любую из одиннадцати, и заплати за нее одну марку серебра» [Сага о людях из Лаксдаля, 12]. В циркумбалтийском регионе действовала довольно устойчивая шкала цен, определявшая соотношения основных товаров [327, с. 229-231].
0,5 – 0,75 марки серебра = среднего качества меч
1 марка серебра = 1 рабыня = 2 коровы = 4 копья
1,5 марки серебра = 1 раб = 1 (2) лошади = 10 свиней
Даже при статистически условном распределении захваченного викингами серебра покупательная способность бондов ощутимо повышалась. Не случайно, видимо, на Готланде, в наиболее «крестьянской» из областей преобладают мелкие клады – те самые считанные дирхемы, на которые можно было купить корову, несколько свиней и пр. В то же время становилась возможной концентрация в одних руках сумм до 10-12 марок, обеспечивавших, в принципе, годовое содержание воина-профессионала. Стоимость такого содержания, как доказал в специальном исследовании М.Н.Федоров, оставалась стабильной. В обществах с экономикой, основанной на ручном труде, будь то Римская империя времен Августа или государство Аббасидов в IX-X вв., содержание квалифицированного воина требовало примерно одинаковых расходов (месячное жалование аббасидских конников – 80 дирхемов в месяц) [224, с. 79].
При этом жизненный уровень базировался на сопоставимых основаниях. Цены на скот в Средиземноморье и на Севере оказываются близкими (если приравнять 1 марку серебра к 70 дирхемам, а 1 византийскую номисму к 16 дирхемам); в северном регионе по крайней мере некоторые продукты питания были дешевле, чем на юге (таблица внизу). Поступавшее серебро делало возможными многоступенчатые торговые операции. При этом наиболее значительными были перепады цен на «живой товар», а структурно определяющее место в торговом обращении занимала работорговля, дававшая наибольшие прибыли [144, с. 140].
Персонаж «Саги о людях из Лаксдаля» Гилли из Гардов, которому принадлежит цитированная реплика, располагал потенциальным капиталом минимум в 30 тыс. дирхемов (он вез на продажу 12 рабынь). С этим эпизодом перекликается замечание Ибн-Фадлана, посетившего факторию «русов» на берегу Волги и описавшего большие дома, в которых помещалось по 10-12 купцов с наложницами, «и у каждого скамья, на которой он сидит, и с ним девушка, восторг для купцов...» (Ибн-Фадлан, 210-а). Пленницы из северных земель ценились особенно высоко: как отмечал известный востоковед A.Мец, «белая рабыня, совершенно ничему не обученная» могла быть продана за 10-15 тыс. дирхемов, т.е. в 200 раз дороже первоначальной цены. Даже если варяжскому купцу доставалась лишь часть этой прибыли, она, вероятно, оправдывала все расходы на дальнее и опасное путешествие.
Эти доходы здесь же, на восточных рынках обращались в экзотические товары. Они стоили дорого: византийская «паволока» – от 10 до 50 солидов (т.е. до 800 дирхемов), 10 локтей роскошной восточной ткани – до 600 дирхемов [99, с. 114-117; 224, с. 78]. Однако количество средств, поступившее на Север в результате набегов и походов викингов и условно исчисляемое в 7 млн. марок, что можно приравнять к 50 млн. дирхемов (или же 150 млн. западноевропейских денариев), создавало стабильные условия для участия скандинавов в трансконтинентальном движении товаров.
Лишь в самых общих чертах можно реконструировать дальнейшую судьбу этого, созданного в течение IX-XI вв., экономического потенциала, обеспечивавшего каждому поколению скандинавов дополнительные средства в 800 тыс. марок серебра, или по полмарки на душу населения. В норвежском дружинном уставе XIII в. Hнrрskrб зафиксировано соотношение размеров королевского пожалования – вейцлы – для различных звеньев феодальной иерархии [Hнrрskrб, XXXV]. Служилый человек короля – lendr maрr (лендрман), получал вейцлу доходностью в 15 марок; ему подчинялось 40 дружинников, hъskarlar: им в зависимости от ранга полагалась вейцла от 1,5 до 3 марок. В среднем для обеспечения такой «первичной ячейки» скандинавской феодальной иерархии (лендрман с дружиной) требовался ежегодный доход порядка 100 марок серебра.
Эти средства выглядят сравнительно скромными: древнерусский дружинник XII в. получал 200 гривен серебра, сумму, равную 50 северным маркам [НПЛ, с. 103-104]. Но и эти достаточно скудные ресурсы для строительства феодальной общественной структуры могли быть получены прежде всего в результате длительного перераспределения материальных ценностей, сосредоточенных в скандинавских странах в течение эпохи викингов.
Количество серебра в 800 тыс. марок, поступавшее на Север в течение деятельности одного поколения, исходя из тарификации «Хирдскры» позволяло, в принципе, обеспечить ежегодный доход примерно для 300-400 лендрманов с дружинами.
800 тыс. марок: 25-30 лет деятельности одного поколения: 100 марок феодальной ренты – 320 феодалов х 40 дружинников = 12800 человек. В пределах 12-15 тыс. человек можно приблизительно определить численность собственно феодального класса, в пользу которого в XI-XII вв. были перераспределены общественные средства. Конечно, использовались не только внешние, полученные викингами, но и внутренние ресурсы. Тем не менее реконструированное распределение представляет собой простейшую модель перехода от одной общественной структуры к другой, от общества состоявшего из 60-70 тыс. свободных полноправных воинов-домохозяев, участников тингов, сотоварищей-фелаги викингских дружин и торговых компаний – к иерархической структуре трех феодальных государств, политическая, а в значительной мере и экономическая власть в которой принадлежала иерархии, состоявшей из дружинников-хускарлов, лендрманов– королевских вассалов, для обозначения которых норвежские источники иногда пользуются заимствованным термином greifi – Graf [47, с. 137], и возглавлявшейся королем.
Сопоставляя полученную условную численность феодального класса Скандинавии XII-XIII вв. (12-15 тыс., в том числе до 400 лендрманов) с данными о численности народного военного ополчения – ледунга (охватывавшего все свободное, полноправное вооруженное население, т.е. для IX-XI вв. – всех потенциальных участников походов викингов), мы можем уточнить соотношение феодальных сил в скандинавских странах. Ледунг в Дании исчислялся в 30-40 тыс. человек, в Норвегии и Швеции он был примерно равным по численности (12-13 тыс. и 11-12 тыс. человек). Суммируя имеющиеся данные, мы получим следующую структуру вооруженных сил и общественной стратификации, сложившейся в течение IX-XIII вв.
табл. Структура вооруженных сил и общественной стратификации скандинавских стран в период раннего феодализма (реконструкция)
При, всей условности реконструкции, численность господствующего класса определяется в пределах, близких к устанавливаемым по письменным источникам и соотносимых с археологическими показателями (предельная емкость «лагерей викингов» – королевских крепостей в Дании). Совокупность данных о социальной динамике в Скандинавии IX-XIII вв. свидетельствует о подлинно формационном значении походов викингов и связанных с ними изменений, происшедших в объеме и распределении материальных ценностей, структуре вооруженных сил, общественном строе. Эпоха викингов во всем ее своеобразии, была закономерной и единственной реализованной конкретной формой перехода скандинавских стран к классовому, феодальному обществу, а «серебро викингов» – одним из мощных факторов этого по существу своему революционного перехода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
В кладах Дании IX в. (как и в погребениях Бирки) с арабскими дирхемами сочетается небольшое количество франкских, фризских, реже – английских монет; основную массу серебра составляет, однако, восточное. Византийские монеты в кладах X в. (на Готланде – около 400 и в Швеции – 30) свидетельствуют о возрастающей роли «Пути из варяг в греки».
Во второй половине X в. количество арабского серебра, поступающего в Европу, резко сокращается [249, с. 129-130]. Этот спад компенсировался увеличением количества западноевропейской монеты, вовлекавшейся в обращение. В 964-969 гг. начинается разработка Раммельсбергских серебряных рудников в Гарце [170, с. 41, 53-54]. Место арабских дирхемов в денежной Системе Севера занимают германские денарии. В самом конце X в. наряду с немецким начинает интенсивно поступать английское серебро, взимавшееся в качестве «датских денег». Английские и германские монеты преобладают в кладах, зарытых после 1000 г. [378, с. 142-143]. В кладах южной Скандинавии, Сконе эта переориентация «серебряного потока» проявилась особенно резко: кладов 960-970 гг. здесь нет вовсе, но с 980-х годов их количество вновь возрастает, достигая максимума к 1040-м годам; затем начинается плавный спад, до середины XII в. [326, с. 39-44].
Наряду с монетами в кладах содержатся металлические вещи, лом, слитки драгоценного металла, часто в виде колец – baugar, служивших основной мерой платежа (отсюда – baugamenn – родичи, располагающие преимущественным правом на получение виры, или baugrэgr – «госпожа кольца», единственная наследница в обычном праве) [F, IV, 33; V, 9; V, 4; G. 275]. Монетные, вещевые и монетно-вещевые клады представляли собой иногда довольно значительные сокровища. Крупнейший из кладов, характеризующий позднюю эпоху викингов и зарытый около 1140 г. в Бурге-Луммелунда (Готланд), весом 10 кг, состоял из 3290 монет (почти исключительно германских), а также 30 серебряных слитков-гривен. Форма, вес и русские надписи на 12 из них указывают, что в серебряном обращении Русь по-прежнему играла важную роль. Об этом же, впрочем, свидетельствует и стабильный ввоз на Русь денариев через скандинавские страны на протяжении XI-XII вв. [401, с. 454; 170, с. 69].
Денежное обращение в североевропейской системе на протяжении трех столетий оставалось стабильным. Скандинавские страны выступали в основном импортерами серебра. Первые опыты местной чеканки монет в виках фиксируются около 825 г.; однако привозное серебро, видимо, подрывало жизнеспособность местной валюты. Выпуск ее возобновляется лишь после 950-х годов [358, с. 247]. Первые устойчивые монетные серии, которые можно рассматривать как начало стабильной государственной чеканки, в Норвегии появляются при Олаве Трюггвассоне (995-1000 гг.), в Дании – при Свейне Вилобородом (995-1014 гг.), в Швеции – при Олаве Шетконунге (995-1020 гг.), но здесь выпуск монеты прерывается в середине XI в. [170, с. 20].
В основном потребность в серебре удовлетворялась за счет поступлений извне. Исследованиями последних лет установлена взаимосвязь «волн серебряного импорта» с известиями о походах и войнах викингов как на Западе, так и на Востоке: количество западноевропейских монет в Бирке изменяется в зависимости от интенсивности нападений норманнов на Англию и Францию [379, с. 862-868], в поступлениях арабского серебра в тот же центр выявляются колебания, совпадающие с сообщениями о набегах «русов» 860-945 гг. на берега Закаспия, а данные об участии в этих набегах варягов подтверждаются и другими, как письменными, так и археологическими источниками [112, с. 191-194; 117, с. 149-163]. Разумеется, это не исключает как чисто торгового характера ряда скандинавских предприятий за рубежом, так и (главным образом) дальнейшего движения серебра во внутреннем и международном обращении [225, с. 16-21]. Однако для определения социальной природы «движения викингов» и места этого движения в общественном перевороте IX-XI вв. констатация теснейшей связи между набегами норманнов и поступлением значительной массы материальных ценностей на Север имеет принципиальное значение. Несомненно, походы викингов стали важнейшим не только социальным, но и в прямом смысле слова – экономическим фактором, они обеспечили концентрацию (в сравнительно короткие исторические сроки) такого, количества новых, созданных за пределами скандинавской экономики, материальных ресурсов и средств, которое невозможно было бы получить ни за счет развития торговли, ни – ремесла, ни – аграрной деятельности; и которые, при этом стимулировали интенсификацию всех перечисленных сфер экономики и создавали качественно новые возможности формирования общественных и политических структур.
Общее количество привозного серебра в IX-XI вв., сохранившееся до наших дней в обнаруженных кладах эпохи викингов, исчисляется более чем 160 тыс. серебряных монет (см. их распределение в таблице).
Общее количество серебряных монет фиксирует нижнюю границу объема поступивших на Север ценностей. Золото, судя по письменным памятникам, игравшее важную роль, археологически почти не представлено: известна лишь одна золотая гривна эпохи викингов (Фьёлкестад, Сконе); в кладе из Эриксторпа (Эстеръётланд) найдено 7 золотых браслетов и 1 золотая круглая фибула, и это – едва ли не крупнейший клад золотых вещей IX-XI вв. [401, с. 450]. Вероятно, большое количество золота было изъято в ближайшие к эпохе викингов столетия (может быть, в самом конце ее) в виде платежей, выкупов, даней и пр. Следует учесть и то, что сферы обращения золота и серебра несколько различались – значительная часть золотых изделий оказывалась за пределами той общественной среды, которой в основном принадлежали зарытые в землю клады серебра.
Учитывая необходимость основанных на этих допущениях поправок и опираясь на совмещение археологических, нумизматических и письменных данных, можно попытаться, с определенной мерой условности, оценить те изменения в экономическом потенциале общества эпохи викингов, которые произошли в результате импорта драгоценного металла. Значительную часть среди «ископаемого монетного серебра» составляют английские монеты. Их число можно округленно определить в 40000, если к скандинавским находкам присоединить 1600 монет из кладов и погребений Прибалтики и Древней Руси, попавших сюда через скандинавские страны [170, с. 109]. Не вызывает сомнений прямая связь основной части объема этого монетного серебра с Данегельдом. Суммы английских выплат викингам известны, начиная с 991 г. и до правления Канута Великого, когда «датские деньги» превратились в налог, взимаемый на содержание королевской армии и флота (в основном, видимо, они оседали в Англии).
Сорок тысяч английских монет из кладов XI в. примерно эквивалентны общему количеству серебра, полученному с 991 по 1016 г. и исчисляемому в фунтах (409 г =2 марки по 204,7 г):
991 г. 22 тыс.
994 г. 16 тыс.
1002 г. 24 тыс.
1007 г. 36 тыс.
1012 г. 48 тыс.
1016 г. 80 тыс.
сумма – 226 тыс. фунтов = 452 тыс. марок серебра
Пропорция 450 тыс. марок : 40 тыс. монет позволяет примерно определить суммарное количество всего серебра, репрезентативную выборку от которого представляют осевшие в кладах монеты. Следует учесть при этом, что дирхем почти в три раза тяжелее западного денария, т.е. 56 тыс. арабских монет (а это число без особого риска можно округлить до 60 тыс.) представляют в кладах такое количество реально поступившего в обращение серебра, которому эквивалентны были бы 180 тыс. западноевропейских. Пропорция 450 : 40 = X1 : 180 = X2 : 70 позволяет определить сумму – 3220 тыс. марок серебра.
Эта масса драгоценного металла составляет лишь часть серебра, поступившего в обращение в IX-XI вв. Серебряный лом и вещи, по подсчетам Б.Хорд, составляют в кладах эпохи викингов от 3% в начале X в. до 100% в начале XI вв. Среднее количество серебра, представленного вещами и ломом, как минимум, было равно массе, вычисленной по монетным находкам; вытеснение монет ломом и вещами сохраняет на протяжении ста лет постепенный и равномерный характер [326, с. 129-130]. Следовательно, полученную сумму нужно по меньшей мере удвоить. Общее количество поступившего в обращение на протяжении эпохи викингов серебра можно определить примерно в 7 млн. марок.
Эти 7 млн. марок серебра более или менее равномерно были распределены с 793 по 1066 г. между примерно девятью поколениями скандинавских викингов (если опираться на разработанную по данным письменных источников периодизацию походов на Западе), т.е. на каждом этапе экспансии норманнов в скандинавские страны поступало в среднем около 800 тыс. марок серебра. Если это количество распределялось непосредственно между участниками походов, то даже принимая во внимание предельно возможное число вооруженных норманнов (около 70 тыс.), средняя сумма составляет 10 марок серебра. И даже статистически среднее количество серебра «на душу населения» (которое для эпохи викингов определяется максимум в 1,5 млн. человек) оказывается вполне ощутимым – 0,5 марки (100-102 г серебра), или, если перевести их в ходовую арабскую валюту, примерно 35-40 дирхемов на человека – вот своего рода «прибавочная стоимость», создавшаяся в результате походов викингов. В социальной практике, конечно, распределение не приближалось к подобной пропорции, ограничиваясь прежде всего слоем реальных участников походов и их семей.
Экономический потенциал, создаваемый этими поступлениями, можно представить по данным письменных источников. Марка серебра – стандартная цена рабыни на рынках виков: «Возьми себе любую из одиннадцати, и заплати за нее одну марку серебра» [Сага о людях из Лаксдаля, 12]. В циркумбалтийском регионе действовала довольно устойчивая шкала цен, определявшая соотношения основных товаров [327, с. 229-231].
0,5 – 0,75 марки серебра = среднего качества меч
1 марка серебра = 1 рабыня = 2 коровы = 4 копья
1,5 марки серебра = 1 раб = 1 (2) лошади = 10 свиней
Даже при статистически условном распределении захваченного викингами серебра покупательная способность бондов ощутимо повышалась. Не случайно, видимо, на Готланде, в наиболее «крестьянской» из областей преобладают мелкие клады – те самые считанные дирхемы, на которые можно было купить корову, несколько свиней и пр. В то же время становилась возможной концентрация в одних руках сумм до 10-12 марок, обеспечивавших, в принципе, годовое содержание воина-профессионала. Стоимость такого содержания, как доказал в специальном исследовании М.Н.Федоров, оставалась стабильной. В обществах с экономикой, основанной на ручном труде, будь то Римская империя времен Августа или государство Аббасидов в IX-X вв., содержание квалифицированного воина требовало примерно одинаковых расходов (месячное жалование аббасидских конников – 80 дирхемов в месяц) [224, с. 79].
При этом жизненный уровень базировался на сопоставимых основаниях. Цены на скот в Средиземноморье и на Севере оказываются близкими (если приравнять 1 марку серебра к 70 дирхемам, а 1 византийскую номисму к 16 дирхемам); в северном регионе по крайней мере некоторые продукты питания были дешевле, чем на юге (таблица внизу). Поступавшее серебро делало возможными многоступенчатые торговые операции. При этом наиболее значительными были перепады цен на «живой товар», а структурно определяющее место в торговом обращении занимала работорговля, дававшая наибольшие прибыли [144, с. 140].
Персонаж «Саги о людях из Лаксдаля» Гилли из Гардов, которому принадлежит цитированная реплика, располагал потенциальным капиталом минимум в 30 тыс. дирхемов (он вез на продажу 12 рабынь). С этим эпизодом перекликается замечание Ибн-Фадлана, посетившего факторию «русов» на берегу Волги и описавшего большие дома, в которых помещалось по 10-12 купцов с наложницами, «и у каждого скамья, на которой он сидит, и с ним девушка, восторг для купцов...» (Ибн-Фадлан, 210-а). Пленницы из северных земель ценились особенно высоко: как отмечал известный востоковед A.Мец, «белая рабыня, совершенно ничему не обученная» могла быть продана за 10-15 тыс. дирхемов, т.е. в 200 раз дороже первоначальной цены. Даже если варяжскому купцу доставалась лишь часть этой прибыли, она, вероятно, оправдывала все расходы на дальнее и опасное путешествие.
Эти доходы здесь же, на восточных рынках обращались в экзотические товары. Они стоили дорого: византийская «паволока» – от 10 до 50 солидов (т.е. до 800 дирхемов), 10 локтей роскошной восточной ткани – до 600 дирхемов [99, с. 114-117; 224, с. 78]. Однако количество средств, поступившее на Север в результате набегов и походов викингов и условно исчисляемое в 7 млн. марок, что можно приравнять к 50 млн. дирхемов (или же 150 млн. западноевропейских денариев), создавало стабильные условия для участия скандинавов в трансконтинентальном движении товаров.
Лишь в самых общих чертах можно реконструировать дальнейшую судьбу этого, созданного в течение IX-XI вв., экономического потенциала, обеспечивавшего каждому поколению скандинавов дополнительные средства в 800 тыс. марок серебра, или по полмарки на душу населения. В норвежском дружинном уставе XIII в. Hнrрskrб зафиксировано соотношение размеров королевского пожалования – вейцлы – для различных звеньев феодальной иерархии [Hнrрskrб, XXXV]. Служилый человек короля – lendr maрr (лендрман), получал вейцлу доходностью в 15 марок; ему подчинялось 40 дружинников, hъskarlar: им в зависимости от ранга полагалась вейцла от 1,5 до 3 марок. В среднем для обеспечения такой «первичной ячейки» скандинавской феодальной иерархии (лендрман с дружиной) требовался ежегодный доход порядка 100 марок серебра.
Эти средства выглядят сравнительно скромными: древнерусский дружинник XII в. получал 200 гривен серебра, сумму, равную 50 северным маркам [НПЛ, с. 103-104]. Но и эти достаточно скудные ресурсы для строительства феодальной общественной структуры могли быть получены прежде всего в результате длительного перераспределения материальных ценностей, сосредоточенных в скандинавских странах в течение эпохи викингов.
Количество серебра в 800 тыс. марок, поступавшее на Север в течение деятельности одного поколения, исходя из тарификации «Хирдскры» позволяло, в принципе, обеспечить ежегодный доход примерно для 300-400 лендрманов с дружинами.
800 тыс. марок: 25-30 лет деятельности одного поколения: 100 марок феодальной ренты – 320 феодалов х 40 дружинников = 12800 человек. В пределах 12-15 тыс. человек можно приблизительно определить численность собственно феодального класса, в пользу которого в XI-XII вв. были перераспределены общественные средства. Конечно, использовались не только внешние, полученные викингами, но и внутренние ресурсы. Тем не менее реконструированное распределение представляет собой простейшую модель перехода от одной общественной структуры к другой, от общества состоявшего из 60-70 тыс. свободных полноправных воинов-домохозяев, участников тингов, сотоварищей-фелаги викингских дружин и торговых компаний – к иерархической структуре трех феодальных государств, политическая, а в значительной мере и экономическая власть в которой принадлежала иерархии, состоявшей из дружинников-хускарлов, лендрманов– королевских вассалов, для обозначения которых норвежские источники иногда пользуются заимствованным термином greifi – Graf [47, с. 137], и возглавлявшейся королем.
Сопоставляя полученную условную численность феодального класса Скандинавии XII-XIII вв. (12-15 тыс., в том числе до 400 лендрманов) с данными о численности народного военного ополчения – ледунга (охватывавшего все свободное, полноправное вооруженное население, т.е. для IX-XI вв. – всех потенциальных участников походов викингов), мы можем уточнить соотношение феодальных сил в скандинавских странах. Ледунг в Дании исчислялся в 30-40 тыс. человек, в Норвегии и Швеции он был примерно равным по численности (12-13 тыс. и 11-12 тыс. человек). Суммируя имеющиеся данные, мы получим следующую структуру вооруженных сил и общественной стратификации, сложившейся в течение IX-XIII вв.
табл. Структура вооруженных сил и общественной стратификации скандинавских стран в период раннего феодализма (реконструкция)
При, всей условности реконструкции, численность господствующего класса определяется в пределах, близких к устанавливаемым по письменным источникам и соотносимых с археологическими показателями (предельная емкость «лагерей викингов» – королевских крепостей в Дании). Совокупность данных о социальной динамике в Скандинавии IX-XIII вв. свидетельствует о подлинно формационном значении походов викингов и связанных с ними изменений, происшедших в объеме и распределении материальных ценностей, структуре вооруженных сил, общественном строе. Эпоха викингов во всем ее своеобразии, была закономерной и единственной реализованной конкретной формой перехода скандинавских стран к классовому, феодальному обществу, а «серебро викингов» – одним из мощных факторов этого по существу своему революционного перехода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35