Лагренэ подошел к двери и приложил к ней ухо.
— Кто там? — спросил он, стараясь говорить как можно тише.
— Друг, — был немедленный ответ.
— Мало ли друзей бродяжничает по прериям с честными намерениями в такой поздний час ночи.
— Знаю, но меня ждут. Девять часов пробило, луна поднялась, вот и я тут! Отворите!
Вероятно, эта фраза была паролем, потому что дверь тотчас отворилась.
Но вместо одного в комнату вошли разом двое.
— Что это значит? — закричал Лагренэ, занимая оборонительное положение, тогда как собака смело бросилась вперед.
— Опустите ружье и придержите собаку, старый охотник, — сказал один из прибывших, — зла мы вам не желаем и явились с дружелюбными намерениями.
— А где доказательства? — возразил старик, не переменяя воинственной позы. — Я не ждал никого из вас.
— Справедливо. Но положим, что мы просим у вас гостеприимства; откажете ли вы нам?
Старик с сомнением покачал головой.
— Но как вышло, что вы произнесли именно те слова, которые должен был произнести тот, кого я ждал?
— Может быть, случайно, а может, и нет. Во всяком случае подтверждаю вам, что в настоящую минуту вам нечего бояться с нашей стороны; если же впоследствии обстоятельства переменятся, то на нас не пеняйте — вся вина будет с вашей стороны.
— Пускай будет по-вашему! — сказал Лагренэ, опуская ружье. — Я полагаюсь на ваше слово. Лежать, Рок!.. Входите, дорогие гости!
— Благодарим.
Они вошли. Лагренэ подбросил две охапки хвороста в огонь, поправил лампу, вынул из шкафа кусок жареной дичи, ковригу хлеба, кувшин крепкого эля и графин французской водки, все поставил на стол и, подвинув стулья, обратился к гостям, вежливо поклонившись:
— Прошу покорно; ешьте и пейте, ничего не боясь. Вы мои гости и находитесь в безопасности под ответственностью моей чести.
Он сам сел, гости последовали его примеру, и все втроем принялись закусывать, как будто век были друзьями.
Тем не менее каждый из собеседников держал оружие под рукой, как это было в обычае у всех пограничных жителей.
Когда они насытились и закурили трубки, Лагренэ обратился к гостям с расспросами, считая, что наступила подходящая минута начать разговор, чтобы узнать, хорошее или дурное он может ожидать от этих людей, так неожиданно и почти насильно вошедших к нему в дом.
— Господа, — сказал он с принужденной улыбкой, — не угодно ли вам теперь объяснить мне, кто вы и что за важная причина привела вас в глухую ночь в мою жалкую хижину?
— Неужели вы нас не знаете? — спросил тот посетитель, который все время говорил с ним. — Это довольно странно: мы с вами самые близкие соседи по граничным понятиям.
— Не говорю, чтобы я вас не знал, только мне сдается, что я в первый раз имею честь видеть вас.
— Я тоже так полагаю, тем более, что со времени моего водворения в здешних местах я мало посещал окрестности; кроме того, я совершил довольно большое путешествие и только сегодня к вечеру возвратился домой. Посему спешу нанести вам свой первый визит. Как видите, я не люблю терять времени даром.
— Действительно, это так. Но понятно, что такой любезный шаг с вашей стороны усиливает мое желание познакомиться с вами.
— За этим дело не станет, господин Лагренэ. Меня зовут Джонатан Диксон, а это мой брат Сэмюэль. Мы новые владельцы Оленьей долины. К этому надо добавить, что мы всегда к вашим услугам. Теперь, надеюсь, наше знакомство состоялось.
— Совершенно так, совершенно, — ответил Лагренэ весело и с прояснившимся лицом. — Несколько дней тому назад я даже имел счастье видеть здесь вашего сына Гарри; должен прямо сказать, он спас мне жизнь.
— Да, он мимоходом намекнул мне об этом деле. Но не стоит говорить об этом: такими одолжениями пограничные соседи обмениваются ежедневно. Могу вас заверить, что молодой человек о том и не думает.
— Может быть, господин Диксон, но я-то думаю, что он спас меня от мучительной смерти.
— Ну, так и что же?
— А то, что я не забуду этого никогда.
— Воля ваша… Теперь потолкуем о деле.
— Не имеет ли оно какого-нибудь отношения к свиданию, которое вы назначили здесь моему племяннику? — спросил наконец Сэмюэль.
— Именно так, господин Сэмюэль: я желаю, насколько это от меня зависит, выказать ему свою благодарность за оказанное мне благодеяние, точно так же, как я не люблю оставаться в долгу за нанесенное мне оскорбление.
— Это свойственно всякому честному человеку. Впрочем, у пограничных жителей принят закон: око за око, зуб за зуб.
— Верно, и надо сказать, что этот закон справедлив, — заметил Лагренэ.
— Трудно сказать… Но если вам это все равно, обратимся опять к моему племяннику. Если нет особых препятствий, то не угодно ли будет вам объяснить причины, заставившие вас назначить ему свидание нынешней ночью?
— Я не вижу смысла уклоняться от объяснения, и вы сами увидите, что причины, заставившие меня вызывать его, очень уважительны. Но прежде позвольте просить вас удовлетворить мое справедливое любопытство: почему вы, а не он явились на мое приглашение?
— Дело очень просто, — ответил Джонатан Диксон. — Я вам уже сказал, что только сегодня вернулся домой, совершив путешествие вниз по реке, продолжавшееся более месяца. Перед отъездом я поручил старшему сыну управление домом; понятно, что по моему возвращению он дат мне отчет обо всем, что произошло в долине во время моего отсутствия. Вот вам и весь секрет.
— Поверьте, господа, я не имел нужды в этом объяснении, однако я очень рад, что вы откровенно высказались; наше обоюдное положение теперь совершенно понятно и ясно.
— Полагаю, господин Лагренэ, тем более, что если ваше дело действительно важное, то, как мне кажется, вам лучше потолковать с такими людьми, как мы с братом, чем с мальчиком, у которого едва только пушок показался.
— Вот это вы сказали верно; так как дело касается лично вас, то будет лучше всего, если мы потолкуем без всяких обиняков.
— Хорошо сказано. Вот мы вас и слушаем.
Старый переселенец задумался на минуту, но вскоре окончательно решился и сказал с добродушным видом и вкрадчивым голосом:
— Прежде всего поверьте, господа, что во всем этом я руководствуюсь искренним участием к вам. Не говоря уже о добросовестности, я считаю это своим священным долгом. В этом деле у меня нет другого интереса, кроме вашего.
— Нам угрожает опасность? — спросил Сэмюэль.
— Именно так! Вам угрожает опасность — и, к несчастью, со стороны страшного врага.
— Объяснитесь! — вскричали оба брата.
— Может быть, я плохо делаю, говоря с вами с такой откровенностью, но видит Бог, что благодарность увлекает меня и что я никак не могу противостоять этому чувству.
— Ради Бога, говорите скорее!
— Сейчас в двух словах я все объясню. Я не люблю длинных речей и прямо скажу вам, в чем дело, чтобы не мучить вас.
— Черт побери! — вскричал Сэмюэль. — Лучше вы разом объявили бы, в чем дело, чем держать нас будто на раскаленных углях.
— Потерпите, господа, сейчас скажу. Каждый говорит как может и по своему умению. Зачем вы только прерываете мою речь!
Американцы, судорожно сжав кулаки, прилагали нечеловеческие усилия, чтобы сдержать свое желание поколотить этого старого бездельника, который явно наслаждался их мучениями и насмехался над ними с той холодной иронией, от которой содрогаются все нервы и бушует гнев в сердцах самых терпеливых и миролюбивых людей.
— Да начнете ли вы когда-нибудь? — закричал Джонатан Диксон, стукнув кулаком по столу так, что все заходило ходуном.
— О, как вы нетерпеливы! — возразил Лагренэ равнодушно.
Но решив, вероятно, что довольно шутить и что тянуть с ответом дольше опасно, он наконец решился и сказал:
— В двух словах, господа, вот вам все дело: вы поселились в Оленьей долине и основали, если не ошибаюсь, великолепную колонию.
— Ну, так что же? — спросил Джонатан.
— Не горячитесь. Эта долина принадлежит самому сильному племени на берегах Миссури.
— А мне какое дело? Девственная земля принадлежит тому, кто первый водворился на ней.
— Может быть, но беда не в том, потому что этот народ владеет огромными территориями и мало обращает на них внимания, так что, по всей вероятности, он и не подумал бы предъявлять вам своих прав на этот клочок земли, если бы слишком значительный интерес не вынуждал его к этому.
— А позвольте узнать, какого рода этот интерес?
— В этой самой долине зарыто народное сокровище.
— Сокровище? Что называете вы сокровищем, старый охотник? Какое сокровище может быть богаче девственной почвы?
— Не стану с вами спорить по этому поводу, но говорю вам то, что есть. Этот клад существует на самом деле, это я знаю наверняка. Его стоимость исчисляется многими миллионами долларов золотыми слитками и золотым песком.
— Тем лучше. Так вы сказали, что клад находится на моей земле?
— Точно так.
— Ну, следовательно, он мне принадлежит, и я воспользуюсь им, — произнес Джонатан решительно.
— Будьте осторожнее! Борьба предстоит жестокая. Ваши противники многочисленны и мужественны; они соединились с шайкой разбойников и, кроме того, выбрали своим вождем молодого человека — такого же американца, как и вы, — который решился во что бы то ни стало покорить вас, и я боюсь, что он добьется успеха. Впрочем, поступайте как знаете. Теперь вы предупреждены.
— Думаете ли вы, что надо ожидать скорого нападения?
— С минуты на минуту; все уже готово.
— Вы не назвали имени того человека, который должен руководить или, вернее, командовать нашим врагом, — заметил Сэмюэль.
— Действительно, это так, — подтвердил Джонатан, — а для нас очень важно знать, с кем из наших земляков нам придется драться.
— Разве я не назвал его? Ну извините, это все из-за рассеянности. Его имя — Джордж Клинтон.
— Ложь! Ты солгал, старый бездельник! — закричал Сэмюэль, вскочив с места.
— Я сказал истину, — ответил старик благодушно. Вдруг дверь с шумом отворилась, и появились двое людей, тащивших за руки сильно упиравшегося третьего, подталкивая его прикладами.
— Бездельник, — закричал один из них, — ты солгал! Это был сам Джордж Клинтон.
Рок, хозяйская собака, хотела было броситься на вновь пришедших, но Шарбоно сильным ударом приклада заставил ее замолчать.
Лагренэ встал и прицелился, но американцы мигом обезоружили его и заставили сесть на стул.
Человек, которого таким необычным средством доставили Клинтон и Шарбоно, был не кто иной, как Заноза, вождь индейцев.
Позади трех посетителей следовали Надежа и Драк; но они почтительно остановились у порога.
— Господа, — произнес Джордж Клинтон, — кажется, я подоспел вовремя; но — благодарение Богу! — нам удалось захватить и этого мошенника, который шатался около здешнего дома. Надеюсь, что он не заставит себя долго просить и скажет нам всю правду.
Он посмотрел на индейца, который невольно почувствовал, как дрожь ужаса пробежала по всем его жилам, однако с виду оставался холодным и спокойным, как будто дело его не касалось.
Оба американца мучились неизвестностью, а Лагренэ напрасно ломал себе голову, чтобы выдумать средство, каким образом выпутаться из критического положения, в какое поставило его неожиданное появление Джорджа Клинтона.
От шума, произведенного вторжением новых гостей, проснулась жена Лагренэ. Впопыхах она вскочила с постели, оделась как попало и вбежала в комнату, дрожа от страха и любопытства, что такое могло случиться.
Картина, представшая перед ее глазами, была не совсем успокоительной для старика Лагренэ — тем более, что хотя вне дома ничего и не было видно, зато ясно слышались звуки, выдававшие самым недвусмысленным образом присутствие многих людей.
Наступила минута молчания, когда легко было слышать хриплое дыхание в груди присутствующих при этом зрелище.
Наконец Лагренэ, увлекаемый ужасом, от которого кровь стыла в его жилах, решился во что бы то ни стало покончить с этим нестерпимым положением и узнать, на что он может надеяться и чего страшиться.
— Во всяком случае, господа… — начал было он. Но Джордж Клинтон не дал ему договорить.
— Молчать! — крикнул он. — Вы будете говорить только для того, чтобы защищаться, и дай Бог, чтобы вам это удалось — не то чтобы оправдаться или доказать свою невиновность в этом деле, но чтобы возбудить участие и заслужить помилование тех, кто сейчас будет судить вас.
— Меня? Судить?! — вскричал старик, делая напрасное усилие подняться.
— Да, Лагренэ, вас судить. Разве вы забыли, что мы живем в пограничных владениях и признаем один закон — закон Линча?
— Закон Линча! — повторил старик, цепенея от ужаса.
— В чем дело? — поинтересовался Джонатан Диксон. — Вы же очень хорошо знаете этот закон. Не сами ли вы несколько минут назад подтверждали справедливость этих слов: око за око, зуб за зуб? Ну вот и выходит, что в этих шести словах заключается весь закон Линча.
В эту минуту послышался шум шагов.
— А вот и судьи, — холодно произнес Джордж Клинтон. Смертельным ударом упали эти слова на голову старого переселенца.
Полусломанная дверь с шумом распахнулась, и несколько человек один за другим молча вошли в хижину.
ГЛАВА XXV. Как вершится правосудие в прериях
Лагренэ сознавал свою гибель. Он попал в руки неумолимых врагов, от которых нельзя было ожидать пощады.
Заноза стоял, прислонившись к стене, как раз против двери; сложив руки на груди и понурив
голову, он, по-видимому, ни на что не обращал внимания. Однако хитрый индеец не отчаивался. Напротив того, он сосредоточивал все свои способности на одной мысли — как бы бежать.
Итак, несмотря на притворное равнодушие и неподвижность подкарауливающей кошки, он готовился воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы улизнуть от своих врагов.
Неожиданное появление Джорджа Клинтона сильно озадачило Джонатана Диксона; вся его злоба против молодого американца забушевала в эту минуту в его сердце, и, предавшись своей ненависти, он невольно допускал мысль о его вероломстве.
Между тем вновь пришедшие люди подхватили старого хозяина и, несмотря на его сопротивление и отчаянные крики его жены, старались вытащить его вон из дома, что, вероятно, им вполне бы удалось, потому что старик, полупомешанный от страха, не мог долго сопротивляться таким силачам. Но вдруг дверь опять отворилась, и на пороге показались Луи и Франсуа Бержэ.
— Помогите, друзья и братья! — закричал хозяин, завидев их.
— Добрые родные, неужели вы допустите, чтобы на ваших глазах зарезали моего бедного мужа? — завопила его жена с душераздирающими воплями.
— Спасите, ради самого Бога, спасите!
— Смилуйтесь над нами!
Луи Бержэ поднял руку и сказал:
— Друзья и братья, этот человек мне родня; выдайте егомне. Клянусь, правосудие будет удовлетворено.
Люди тотчас повиновались и выпустили из рук Лагренэ, который, дрожа и задыхаясь, спрятался за стариков-канадцев.
Луи Бержэ повернулся к двум американцам, которые пришли в сильное замешательство, увидев себя в многолюдной толпе, внушавшей им нешуточные опасения.
— Господа, — сказал старик, — кажется, вы — те самые переселенцы, недавно водворившиеся в Оленьей долине?
— Точно так, — согласился Сэмюэль.
— Я как раз направлялся к вам.
— К нам? — с удивлением воскликнул Джонатан. — Это по какой такой причине? Мы вас не знаем, да и — насколько мне кажется — дела с вами никакого не имеем; нам и спорить не о чем.
— Вы ошибаетесь. Напротив того, у нас с вами есть важные дела, иречь идет о значительных интересах.
— Вероятно, вам угодно шутить, — сказал Джонатан.
— Тут не до шуток, как вы сами изволите видеть. Прежде всего позвольте вас спросить, по какому праву вы устроили расчистку в Оленьей долине?
— Вот странный вопрос! Клянусь честью, престранный!
— Может быть, но не угодно ли вам на него ответить?
— А если не угодно, что же из этого выйдет? — спросил переселенец с упрямым видом.
— А то, что я вынужден буду заставить вас отвечать мне, — спокойно произнес старый охотник. — Не угодно ли вам оглянуться вокруг; тогда вы поймете, что мне не трудно будет заставить вас сделать это. Поверьте мне, лучше будет, если вы добровольно дадите ответ.
— Пускай будет по-вашему; сила на вашей стороне, и глупо было бы с моей стороны сопротивляться. Обосновавшись в Оленьей долине, я поступал по праву.
— О каком праве вам угодно говорить?
— О праве первого основателя: земля принадлежит тому, кто первый займет ее.
— Послушайте, мне очень досадно за вас, но заявленное вами право не имеет никакого значения.
— Смотри пожалуйста! Это почему же, позвольте вас спросить? — проговорил Джонатан Диксон со своей обычной насмешкой.
— Во-первых, потому, что не вы первый завладели ею.
— Не я первый! Ну, уж это чересчур нелепо!
— Может быть, но это так. Во-вторых, эта земля принадлежит мне.
— Вам?
— Вот именно; она принадлежит мне уже более тридцати лет.
— Ого! Но я думаю, что вам будет очень трудно доказать свои права на эту собственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Кто там? — спросил он, стараясь говорить как можно тише.
— Друг, — был немедленный ответ.
— Мало ли друзей бродяжничает по прериям с честными намерениями в такой поздний час ночи.
— Знаю, но меня ждут. Девять часов пробило, луна поднялась, вот и я тут! Отворите!
Вероятно, эта фраза была паролем, потому что дверь тотчас отворилась.
Но вместо одного в комнату вошли разом двое.
— Что это значит? — закричал Лагренэ, занимая оборонительное положение, тогда как собака смело бросилась вперед.
— Опустите ружье и придержите собаку, старый охотник, — сказал один из прибывших, — зла мы вам не желаем и явились с дружелюбными намерениями.
— А где доказательства? — возразил старик, не переменяя воинственной позы. — Я не ждал никого из вас.
— Справедливо. Но положим, что мы просим у вас гостеприимства; откажете ли вы нам?
Старик с сомнением покачал головой.
— Но как вышло, что вы произнесли именно те слова, которые должен был произнести тот, кого я ждал?
— Может быть, случайно, а может, и нет. Во всяком случае подтверждаю вам, что в настоящую минуту вам нечего бояться с нашей стороны; если же впоследствии обстоятельства переменятся, то на нас не пеняйте — вся вина будет с вашей стороны.
— Пускай будет по-вашему! — сказал Лагренэ, опуская ружье. — Я полагаюсь на ваше слово. Лежать, Рок!.. Входите, дорогие гости!
— Благодарим.
Они вошли. Лагренэ подбросил две охапки хвороста в огонь, поправил лампу, вынул из шкафа кусок жареной дичи, ковригу хлеба, кувшин крепкого эля и графин французской водки, все поставил на стол и, подвинув стулья, обратился к гостям, вежливо поклонившись:
— Прошу покорно; ешьте и пейте, ничего не боясь. Вы мои гости и находитесь в безопасности под ответственностью моей чести.
Он сам сел, гости последовали его примеру, и все втроем принялись закусывать, как будто век были друзьями.
Тем не менее каждый из собеседников держал оружие под рукой, как это было в обычае у всех пограничных жителей.
Когда они насытились и закурили трубки, Лагренэ обратился к гостям с расспросами, считая, что наступила подходящая минута начать разговор, чтобы узнать, хорошее или дурное он может ожидать от этих людей, так неожиданно и почти насильно вошедших к нему в дом.
— Господа, — сказал он с принужденной улыбкой, — не угодно ли вам теперь объяснить мне, кто вы и что за важная причина привела вас в глухую ночь в мою жалкую хижину?
— Неужели вы нас не знаете? — спросил тот посетитель, который все время говорил с ним. — Это довольно странно: мы с вами самые близкие соседи по граничным понятиям.
— Не говорю, чтобы я вас не знал, только мне сдается, что я в первый раз имею честь видеть вас.
— Я тоже так полагаю, тем более, что со времени моего водворения в здешних местах я мало посещал окрестности; кроме того, я совершил довольно большое путешествие и только сегодня к вечеру возвратился домой. Посему спешу нанести вам свой первый визит. Как видите, я не люблю терять времени даром.
— Действительно, это так. Но понятно, что такой любезный шаг с вашей стороны усиливает мое желание познакомиться с вами.
— За этим дело не станет, господин Лагренэ. Меня зовут Джонатан Диксон, а это мой брат Сэмюэль. Мы новые владельцы Оленьей долины. К этому надо добавить, что мы всегда к вашим услугам. Теперь, надеюсь, наше знакомство состоялось.
— Совершенно так, совершенно, — ответил Лагренэ весело и с прояснившимся лицом. — Несколько дней тому назад я даже имел счастье видеть здесь вашего сына Гарри; должен прямо сказать, он спас мне жизнь.
— Да, он мимоходом намекнул мне об этом деле. Но не стоит говорить об этом: такими одолжениями пограничные соседи обмениваются ежедневно. Могу вас заверить, что молодой человек о том и не думает.
— Может быть, господин Диксон, но я-то думаю, что он спас меня от мучительной смерти.
— Ну, так и что же?
— А то, что я не забуду этого никогда.
— Воля ваша… Теперь потолкуем о деле.
— Не имеет ли оно какого-нибудь отношения к свиданию, которое вы назначили здесь моему племяннику? — спросил наконец Сэмюэль.
— Именно так, господин Сэмюэль: я желаю, насколько это от меня зависит, выказать ему свою благодарность за оказанное мне благодеяние, точно так же, как я не люблю оставаться в долгу за нанесенное мне оскорбление.
— Это свойственно всякому честному человеку. Впрочем, у пограничных жителей принят закон: око за око, зуб за зуб.
— Верно, и надо сказать, что этот закон справедлив, — заметил Лагренэ.
— Трудно сказать… Но если вам это все равно, обратимся опять к моему племяннику. Если нет особых препятствий, то не угодно ли будет вам объяснить причины, заставившие вас назначить ему свидание нынешней ночью?
— Я не вижу смысла уклоняться от объяснения, и вы сами увидите, что причины, заставившие меня вызывать его, очень уважительны. Но прежде позвольте просить вас удовлетворить мое справедливое любопытство: почему вы, а не он явились на мое приглашение?
— Дело очень просто, — ответил Джонатан Диксон. — Я вам уже сказал, что только сегодня вернулся домой, совершив путешествие вниз по реке, продолжавшееся более месяца. Перед отъездом я поручил старшему сыну управление домом; понятно, что по моему возвращению он дат мне отчет обо всем, что произошло в долине во время моего отсутствия. Вот вам и весь секрет.
— Поверьте, господа, я не имел нужды в этом объяснении, однако я очень рад, что вы откровенно высказались; наше обоюдное положение теперь совершенно понятно и ясно.
— Полагаю, господин Лагренэ, тем более, что если ваше дело действительно важное, то, как мне кажется, вам лучше потолковать с такими людьми, как мы с братом, чем с мальчиком, у которого едва только пушок показался.
— Вот это вы сказали верно; так как дело касается лично вас, то будет лучше всего, если мы потолкуем без всяких обиняков.
— Хорошо сказано. Вот мы вас и слушаем.
Старый переселенец задумался на минуту, но вскоре окончательно решился и сказал с добродушным видом и вкрадчивым голосом:
— Прежде всего поверьте, господа, что во всем этом я руководствуюсь искренним участием к вам. Не говоря уже о добросовестности, я считаю это своим священным долгом. В этом деле у меня нет другого интереса, кроме вашего.
— Нам угрожает опасность? — спросил Сэмюэль.
— Именно так! Вам угрожает опасность — и, к несчастью, со стороны страшного врага.
— Объяснитесь! — вскричали оба брата.
— Может быть, я плохо делаю, говоря с вами с такой откровенностью, но видит Бог, что благодарность увлекает меня и что я никак не могу противостоять этому чувству.
— Ради Бога, говорите скорее!
— Сейчас в двух словах я все объясню. Я не люблю длинных речей и прямо скажу вам, в чем дело, чтобы не мучить вас.
— Черт побери! — вскричал Сэмюэль. — Лучше вы разом объявили бы, в чем дело, чем держать нас будто на раскаленных углях.
— Потерпите, господа, сейчас скажу. Каждый говорит как может и по своему умению. Зачем вы только прерываете мою речь!
Американцы, судорожно сжав кулаки, прилагали нечеловеческие усилия, чтобы сдержать свое желание поколотить этого старого бездельника, который явно наслаждался их мучениями и насмехался над ними с той холодной иронией, от которой содрогаются все нервы и бушует гнев в сердцах самых терпеливых и миролюбивых людей.
— Да начнете ли вы когда-нибудь? — закричал Джонатан Диксон, стукнув кулаком по столу так, что все заходило ходуном.
— О, как вы нетерпеливы! — возразил Лагренэ равнодушно.
Но решив, вероятно, что довольно шутить и что тянуть с ответом дольше опасно, он наконец решился и сказал:
— В двух словах, господа, вот вам все дело: вы поселились в Оленьей долине и основали, если не ошибаюсь, великолепную колонию.
— Ну, так что же? — спросил Джонатан.
— Не горячитесь. Эта долина принадлежит самому сильному племени на берегах Миссури.
— А мне какое дело? Девственная земля принадлежит тому, кто первый водворился на ней.
— Может быть, но беда не в том, потому что этот народ владеет огромными территориями и мало обращает на них внимания, так что, по всей вероятности, он и не подумал бы предъявлять вам своих прав на этот клочок земли, если бы слишком значительный интерес не вынуждал его к этому.
— А позвольте узнать, какого рода этот интерес?
— В этой самой долине зарыто народное сокровище.
— Сокровище? Что называете вы сокровищем, старый охотник? Какое сокровище может быть богаче девственной почвы?
— Не стану с вами спорить по этому поводу, но говорю вам то, что есть. Этот клад существует на самом деле, это я знаю наверняка. Его стоимость исчисляется многими миллионами долларов золотыми слитками и золотым песком.
— Тем лучше. Так вы сказали, что клад находится на моей земле?
— Точно так.
— Ну, следовательно, он мне принадлежит, и я воспользуюсь им, — произнес Джонатан решительно.
— Будьте осторожнее! Борьба предстоит жестокая. Ваши противники многочисленны и мужественны; они соединились с шайкой разбойников и, кроме того, выбрали своим вождем молодого человека — такого же американца, как и вы, — который решился во что бы то ни стало покорить вас, и я боюсь, что он добьется успеха. Впрочем, поступайте как знаете. Теперь вы предупреждены.
— Думаете ли вы, что надо ожидать скорого нападения?
— С минуты на минуту; все уже готово.
— Вы не назвали имени того человека, который должен руководить или, вернее, командовать нашим врагом, — заметил Сэмюэль.
— Действительно, это так, — подтвердил Джонатан, — а для нас очень важно знать, с кем из наших земляков нам придется драться.
— Разве я не назвал его? Ну извините, это все из-за рассеянности. Его имя — Джордж Клинтон.
— Ложь! Ты солгал, старый бездельник! — закричал Сэмюэль, вскочив с места.
— Я сказал истину, — ответил старик благодушно. Вдруг дверь с шумом отворилась, и появились двое людей, тащивших за руки сильно упиравшегося третьего, подталкивая его прикладами.
— Бездельник, — закричал один из них, — ты солгал! Это был сам Джордж Клинтон.
Рок, хозяйская собака, хотела было броситься на вновь пришедших, но Шарбоно сильным ударом приклада заставил ее замолчать.
Лагренэ встал и прицелился, но американцы мигом обезоружили его и заставили сесть на стул.
Человек, которого таким необычным средством доставили Клинтон и Шарбоно, был не кто иной, как Заноза, вождь индейцев.
Позади трех посетителей следовали Надежа и Драк; но они почтительно остановились у порога.
— Господа, — произнес Джордж Клинтон, — кажется, я подоспел вовремя; но — благодарение Богу! — нам удалось захватить и этого мошенника, который шатался около здешнего дома. Надеюсь, что он не заставит себя долго просить и скажет нам всю правду.
Он посмотрел на индейца, который невольно почувствовал, как дрожь ужаса пробежала по всем его жилам, однако с виду оставался холодным и спокойным, как будто дело его не касалось.
Оба американца мучились неизвестностью, а Лагренэ напрасно ломал себе голову, чтобы выдумать средство, каким образом выпутаться из критического положения, в какое поставило его неожиданное появление Джорджа Клинтона.
От шума, произведенного вторжением новых гостей, проснулась жена Лагренэ. Впопыхах она вскочила с постели, оделась как попало и вбежала в комнату, дрожа от страха и любопытства, что такое могло случиться.
Картина, представшая перед ее глазами, была не совсем успокоительной для старика Лагренэ — тем более, что хотя вне дома ничего и не было видно, зато ясно слышались звуки, выдававшие самым недвусмысленным образом присутствие многих людей.
Наступила минута молчания, когда легко было слышать хриплое дыхание в груди присутствующих при этом зрелище.
Наконец Лагренэ, увлекаемый ужасом, от которого кровь стыла в его жилах, решился во что бы то ни стало покончить с этим нестерпимым положением и узнать, на что он может надеяться и чего страшиться.
— Во всяком случае, господа… — начал было он. Но Джордж Клинтон не дал ему договорить.
— Молчать! — крикнул он. — Вы будете говорить только для того, чтобы защищаться, и дай Бог, чтобы вам это удалось — не то чтобы оправдаться или доказать свою невиновность в этом деле, но чтобы возбудить участие и заслужить помилование тех, кто сейчас будет судить вас.
— Меня? Судить?! — вскричал старик, делая напрасное усилие подняться.
— Да, Лагренэ, вас судить. Разве вы забыли, что мы живем в пограничных владениях и признаем один закон — закон Линча?
— Закон Линча! — повторил старик, цепенея от ужаса.
— В чем дело? — поинтересовался Джонатан Диксон. — Вы же очень хорошо знаете этот закон. Не сами ли вы несколько минут назад подтверждали справедливость этих слов: око за око, зуб за зуб? Ну вот и выходит, что в этих шести словах заключается весь закон Линча.
В эту минуту послышался шум шагов.
— А вот и судьи, — холодно произнес Джордж Клинтон. Смертельным ударом упали эти слова на голову старого переселенца.
Полусломанная дверь с шумом распахнулась, и несколько человек один за другим молча вошли в хижину.
ГЛАВА XXV. Как вершится правосудие в прериях
Лагренэ сознавал свою гибель. Он попал в руки неумолимых врагов, от которых нельзя было ожидать пощады.
Заноза стоял, прислонившись к стене, как раз против двери; сложив руки на груди и понурив
голову, он, по-видимому, ни на что не обращал внимания. Однако хитрый индеец не отчаивался. Напротив того, он сосредоточивал все свои способности на одной мысли — как бы бежать.
Итак, несмотря на притворное равнодушие и неподвижность подкарауливающей кошки, он готовился воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы улизнуть от своих врагов.
Неожиданное появление Джорджа Клинтона сильно озадачило Джонатана Диксона; вся его злоба против молодого американца забушевала в эту минуту в его сердце, и, предавшись своей ненависти, он невольно допускал мысль о его вероломстве.
Между тем вновь пришедшие люди подхватили старого хозяина и, несмотря на его сопротивление и отчаянные крики его жены, старались вытащить его вон из дома, что, вероятно, им вполне бы удалось, потому что старик, полупомешанный от страха, не мог долго сопротивляться таким силачам. Но вдруг дверь опять отворилась, и на пороге показались Луи и Франсуа Бержэ.
— Помогите, друзья и братья! — закричал хозяин, завидев их.
— Добрые родные, неужели вы допустите, чтобы на ваших глазах зарезали моего бедного мужа? — завопила его жена с душераздирающими воплями.
— Спасите, ради самого Бога, спасите!
— Смилуйтесь над нами!
Луи Бержэ поднял руку и сказал:
— Друзья и братья, этот человек мне родня; выдайте егомне. Клянусь, правосудие будет удовлетворено.
Люди тотчас повиновались и выпустили из рук Лагренэ, который, дрожа и задыхаясь, спрятался за стариков-канадцев.
Луи Бержэ повернулся к двум американцам, которые пришли в сильное замешательство, увидев себя в многолюдной толпе, внушавшей им нешуточные опасения.
— Господа, — сказал старик, — кажется, вы — те самые переселенцы, недавно водворившиеся в Оленьей долине?
— Точно так, — согласился Сэмюэль.
— Я как раз направлялся к вам.
— К нам? — с удивлением воскликнул Джонатан. — Это по какой такой причине? Мы вас не знаем, да и — насколько мне кажется — дела с вами никакого не имеем; нам и спорить не о чем.
— Вы ошибаетесь. Напротив того, у нас с вами есть важные дела, иречь идет о значительных интересах.
— Вероятно, вам угодно шутить, — сказал Джонатан.
— Тут не до шуток, как вы сами изволите видеть. Прежде всего позвольте вас спросить, по какому праву вы устроили расчистку в Оленьей долине?
— Вот странный вопрос! Клянусь честью, престранный!
— Может быть, но не угодно ли вам на него ответить?
— А если не угодно, что же из этого выйдет? — спросил переселенец с упрямым видом.
— А то, что я вынужден буду заставить вас отвечать мне, — спокойно произнес старый охотник. — Не угодно ли вам оглянуться вокруг; тогда вы поймете, что мне не трудно будет заставить вас сделать это. Поверьте мне, лучше будет, если вы добровольно дадите ответ.
— Пускай будет по-вашему; сила на вашей стороне, и глупо было бы с моей стороны сопротивляться. Обосновавшись в Оленьей долине, я поступал по праву.
— О каком праве вам угодно говорить?
— О праве первого основателя: земля принадлежит тому, кто первый займет ее.
— Послушайте, мне очень досадно за вас, но заявленное вами право не имеет никакого значения.
— Смотри пожалуйста! Это почему же, позвольте вас спросить? — проговорил Джонатан Диксон со своей обычной насмешкой.
— Во-первых, потому, что не вы первый завладели ею.
— Не я первый! Ну, уж это чересчур нелепо!
— Может быть, но это так. Во-вторых, эта земля принадлежит мне.
— Вам?
— Вот именно; она принадлежит мне уже более тридцати лет.
— Ого! Но я думаю, что вам будет очень трудно доказать свои права на эту собственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28