Да хранит вас Ваконда до моего возвращения. Прощайте! Пламенное Сердце любит и не забудет вас.
С этими словами индеец низко поклонился, взял свое оружие и вышел из комнаты. Следом за ним удалился и дон Мельхиор.
Стояла чудная ночь. Ничто не напоминало о пронесшемся недавно урагане. Небо, усеянное мириадами звезд, было удивительно прозрачно. Луна озаряла окрестности бледным, таинственным сиянием, так что даже некрупные предметы были различимы на далеком расстоянии. Воздух был напоен опьяняющими ароматами природы. Царила полная тишина. Только вершины деревьев тихо шептались друг с другом.
На дворе дона Мельхиора уже все было готово. Двенадцать тяжело нагруженных мулов и четыре индейца ждали появления вождя, чтобы отправиться в дорогу.
Вождь дружески распрощался с доном Мельхиором, вскочил в седло, и маленький караван двинулся в путь. Скоро он скрылся из глаз.
После отъезда Пламенного Сердца дон Бартас немедленно призвал к себе дона Рамона и второго управляющего, дона Сегюро, и отдал им краткие приказания.
Через четверть часа двадцать служащих дона Мельхиора с горящими факелами в руках отправились на поиски Карденио и аббата. Вскоре они рассыпались по саванне.
Для плантатора потянулись томительные часы ожидания. Он не отходил от дверей, тщетно вглядываясь в темную даль. Ночь уже близилась к концу, и первые проблески зари осветили горизонт, когда, наконец, вдали показались огоньки, которые быстро приближались к дому. Это были посланцы дона Мельхиора. И тогда силы оставили старика. Бессонная ночь, испытанные им страшные волнения подействовали столь сильно, что он должен был прислониться к косяку, чтобы не упасть. Туман застилал глаза.
— Боже мой! Боже мой! — с отчаянием прошептал он. — Возврати мне сына!
Глава VI. О ТОМ, СКОЛЬ ТРУДНО ПУТЕШЕСТВОВАТЬ НОЧЬЮ В САВАННЕ ТЕХАСА
Имение дона Бартаса находилось всего в четырех лье от Кастровилла, так что на хороших лошадях это расстояние можно было легко проехать за полтора часа. Но после урагана об этом нечего было и думать. Реки превратились в бушующие потоки, мосты и дороги размыло. Так что передвигаться можно было лишь с большой осторожностью, приходилось полагаться скорее на инстинкт лошадей, чем на знание пути, до того неузнаваемой стала местность.
Аббат Поль-Мишель и Карденио выехали из Кастровилла в сопровождении Фраскито около десяти часов вечера. Миновав обработанные поля, путники вступили в пределы огромной саванны, известной здесь под названием Леоны.
Леона представляет собой местность, изрезанную множеством извилистых ручьев, глубина которых иногда весьма значительна. Кое-где саванна покрыта густыми лесными зарослями, наводящими ужас на жителей этих мест. Немало колонистов, отправившись в Леону для сбора паканы, то есть хвороста, нашли здесь свою смерть, заблудившись в дебрях. В этих местах обитали разнообразные индейские племена: апачи, команчи, сиу и другие. Если в руки дикарей попадался белый, они его умерщвляли, подвергнув предварительно самым утонченным мучениям. Опасность путешествия по Леоне усугублялась обилием ядовитых змей, укус которых большей частью означал для человека смерть. Прибавим сюда еще стаи ягуаров, пантер и койотов.
По этой-то местности и пришлось пробираться трем нашим путникам. Дорогой для них служила небольшая тропинка, протоптанная, вероятно, дикими зверями и лишь впоследствии слегка расширенная топором человека. Быстро передвигаться по ней не было никакой возможности: мешали торчащие пни и упавшие деревья.
Сначала обстоятельства складывались для путников благополучно. Хотя ночь и наступила, но луна светила ярко, и всадники успешно преодолевали встречавшиеся им препятствия. Так они достигли широкого ручья, под названием Буффало, через который было устроено некое подобие моста из двух стволов деревьев, связанных сухими ветками. Всадники промчались по нему галопом, рискуя при малейшем неверном шаге лошадей свалиться в воду.
За мостом начиналась собственно Леона — самое опасное место всего путешествия. Всадники смело въехали в лес. Из-за густых деревьев различить что-либо вокруг не было никакой возможности, оставалось продвигаться вперед почти ощупью. Не прошло и двадцати минут, как лошадь Карденио, ехавшего впереди, заржала и взвилась на дыбы. Юноша всмотрелся в темноту и заметил впереди два зловещих огонька. Карденио схватил ружье, висевшее у седла, прицелился и выстрелил. Послышалось глухое рычание, потом треск сучьев, и все стихло.
— Огня! — крикнул Карденио, обращаясь к Фраскито.
Пономарь, у которого от страха стучали зубы, зажег дрожащими руками факел. При его свете путники увидели громадного ягуара, которого Карденио убил наповал, угодив ему прямо между глаз.
Едва избавившись от одной опасности, путники тут же подверглись другой. Выехав из леса на равнину, они наткнулись на стаю койотов. Было их около сорока, но следовало ожидать, что через полчаса станет не меньше сотни. Койоты не выказывали по отношению к всадникам никаких кровожадных намерений, но их неотвязное преследование было довольно подозрительно. Они глухо рычали, и это не предвещало ничего хорошего. Путникам надо было на что-то решиться. У каждого было только по три выстрела, что, конечно же, не смогло бы защитить их от стаи голодных степных волков. Первым нашелся Карденио.
— Хорошо ли вы ездите верхом, отец мой? — обратился он к аббату.
— Не особенно, — откликнулся тот. — Но ты не заботься обо мне, дитя мое.
— Отец мой, я ни за что не покину вас. Мы или спасемся, или умрем вместе. Только об одном вас прошу: предоставьте себя в распоряжение вашей лошади, ухватитесь крепче за шею. Об остальном не беспокойтесь.
— Это не особенно трудно исполнить! — с улыбкой ответил миссионер.
— Ну, если вы мне это обещаете, то увидите, какую мы выкинем штуку! Да полно тебе дрожать, Фраскито! — со смехом заключил юноша. — Трус ты несчастный!
— И вовсе я не трус, — возразил пономарь. — Просто мне страшно, да и, правду сказать, есть из-за чего!
— Ну-ну. Смотри! Да держись за меня покрепче.
— Уж будьте покойны!
Карденио взял два факела, зажег и, помахав ими в воздухе, чтобы они хорошенько разгорелись, бросил их один направо, другой налево.
— А Сантьяго! Аделанте! Сантьяго!
При этом возгласе, хорошо знакомом всем мексиканским лошадям, оба мустанга бросились вперед. Как метеоры, промчались они среди ошеломленных койотов и понеслись дальше, с легкостью перескакивая через рвы, ямы и потоки. Это была бешеная скачка, причем темнота ночи, раздвигаемая факелом, который держал Карденио, придавала ей нечто фантастическое. Вой волков, похожий на дьявольский хохот, не прекращался.
— Вперед, вперед! — отчаянно повторял юноша, понукая лошадей; страх придавал им силы, и они мчались по саванне.
— Я не могу ехать дальше, — вдруг с усилием вымолвил аббат. — Меня оставляют последние силы…
— Мужайтесь! Еще несколько минут! — отвечал Карденио. — Но у меня нет больше сил!
— Ради Бога, потерпите еще минуту, и мы будем спасены! В это время они перебрались через довольно широкую реку и взобрались на высокий холм.
— Стой! Живо с лошадей! — закричал Карденио. Лошади остановились, и аббат опустился почти без чувств на землю.
Между тем звери, мчавшиеся за ними по равнине, все приближались. Их собралась уже огромная стая.
Не теряя ни секунды, Карденио схватил лассо, сплетенное из кожаных ремней, и, ловко метнув его вверх, зацепил за толстый сук огромного дерева, под которым остановились путники. Из петли на другом конце лассо он сделал нечто вроде сиденья, куда и устроил аббата, все еще не пришедшего в себя.
— Тащи! — крикнул юноша, обращаясь к пономарю.
Тот повиновался, от страха не вполне сознавая, что делает. Благодаря его помощи Карденио удалось поднять миссионера к толстой ветви. Приказав Фраскито не выпускать из рук лассо, юноша уцепился руками и ногами за лианы, обвившие ствол дерева, и быстро добрался до аббата. Устроив среди ветвей нечто вроде постели, он уложил туда миссионера и для большей безопасности привязал его к дереву. Затем, воспользовавшись освободившимся лассо, Карденио спустился на землю.
— Ну, теперь полезай ты! — приказал юноша Фраскито. Пономарь не заставил его дважды повторять команду и с ловкостью обезьяны вскарабкался наверх.
Между тем Карденио расседлал лошадей и, сложив сбрую, привязал ее к концу лассо. Подойдя затем к мустангам, он сильно ударил их и закричал пронзительным голосом:
— Арреа! Арреа! А Сантьяго!
Животные сделали несколько скачков и понеслись с быстротой ветра.
— Я сделал максимум, чтобы спасти их! — грустно пробормотал Карденио. Все произошло в несколько мгновений: опасность удесятерила силы юноши.
Между тем койоты переплыли через реку и явились у подошвы холма. И тогда с не оставлявшим его хладнокровием Карденио схватил горящий факел и, сильно размахнувшись, бросил его в середину стаи. Затем, взяв ружье, он трижды выстрелил. Каждый раз один койот с диким завыванием падал на землю. После этого юноша перекинул ружье через плечо и, ухватившись обеими руками за лассо, в одно мгновение взобрался на дерево.
— Ух! — вздохнул он с облегчением. — Кажется, теперь я вполне заслужил несколько добрых затяжек!
В это время внизу между койотами происходила страшная свалка. Вся стая набросилась на убитых собратьев и с остервенением рвала их в клочья. Это дало возможность Карденио устроиться в импровизированном убежище и спокойно покурить. Доставив себе такое удовольствие, он нагнулся к миссионеру.
— Что случилось? — спросил он слабым голосом. — Прости, дитя мое!
— Вы в полной безопасности, сеньор падре. Посмотрите-ка на койотов. Как они разочарованы тем, какую шутку мы с ними сыграли! А ведь они уже щелкали зубами в предвкушении добычи.
Эти слова Карденио, произнесенные бодрым голосом, возвратили аббату самообладание. Действительно, на некоторое время путешественники оказались в безопасности. Койоты были озадачены их исчезновением. Наконец часть их бросилась вдогонку за лошадьми, остальные же, испуская унылый вой, расположились под деревом. И все-таки положение путешественников оставалось незавидным. Койоты не выказывали ни малейшего намерения удалиться, а помощи ждать было неоткуда.
— Дети мои, — проговорил, наконец, аббат. — Прежде всего возблагодарим Бога за ниспосланную нам помощь: без его содействия нам не удалось бы спастись!
По окончании краткой, но пламенной молитвы, во время которой священник напомнил известную христианскую мудрость «помоги себе сам, и Бог тебе поможет», он обратился к Карденио:
— Скажи, дитя мое, как ты собираешься поступить теперь? Ведь нашим спасением мы обязаны только твоей сообразительности и храбрости.
— Сеньор падре, — сказал в ответ юноша, — по-моему, нам не о чем беспокоиться. Отец знает, что я отправился в Кастровилл, и мое долгое отсутствие, наверное, встревожит его. Я уверен, что он уже послал пеонов искать нас. Кроме того, наши лошади, вероятно, спаслись от преследования койотов, поскольку ушли далеко вперед. Теперь они уже дома. Таким образом, там поймут, что нам угрожает опасность. Я думаю, не больше чем через час наши освободители явятся сюда.
— Ты уверен, что насищут?
— Убежден! Готов даже поклясться в этом, отец мой!
— Не поминай имя Господа всуе, — строго заметил на это миссионер.
— Простите, сеньор падре. Я сказал не подумав.
— Ну, хорошо. Положим, ты прав, и нас станут искать. Но ведь найти нас здесь, среди саванны, очень трудно, почти невозможно!
— Вы ошибаетесь, сеньор падре. Это вовсе не так трудно, как вам кажется. И вот почему. У нас есть еще два факела, которые могут гореть по крайней мере в течение трех часов, то есть до самого рассвета. Фраскито взберется на верхушку дерева и будет держать в руках зажженный факел. Пеоны наверняка увидят пламя издалека. Кроме того, у нас есть еще несколько зарядов. Я буду стрелять в койотов и уверен, что помощь подоспеет очень быстро, так как импровизированный маяк и выстрелы дадут знать о нашем местопребывании. Что вы теперь скажете о моем плане, сеньор падре?
— Скажу, что он хорош и что ты умный мальчик. А потому надо поскорей привести его в исполнение.
— Слышишь, Фраскито, что говорит сеньор падре? Можешь ли ты влезть на самую верхушку?
— С большим удовольствием! Сделать это для меня гораздо легче, чем немедленно спуститься вниз! — С этими словами пономарь занял свой пост на самой вершине.
Так, без всяких перемен, прошло около часа. Вдруг Карденио закричал, указывая рукой в саванну, где замелькали огни:
— Смотрите, отец мой, смотрите!
— Что такое? — с беспокойством спросил миссионер.
— Мы спасены! К нам идет помощь!
Вскоре послышался стук лошадиных копыт и раздались беглые выстрелы. Койоты тут же бросились врассыпную и скрылись из глаз.
Карденио не ошибся. Они были действительно спасены. Человек двадцать всадников с горящими факелами появились около дерева, послужившего убежищем для наших путников. Это были пеоны, посланные доном Бартасом на поиски пропавшего Карденио.
Глава VII. КАКИЕ МЕРЫ БЫЛИ ПРЕДПРИНЯТЫ ДОНОМ МЕЛЬХИОРОМ ДЛЯ ДОСТОЙНОГО ПРИЕМА ЧЕРНОЙ ПТИЦЫ
Уже рассвело, когда наши вконец измученные путники в сопровождении избавителей триумфально вступили в имение дона Мельхиора.
Встреча отца с сыном была необыкновенно трогательной. Они бросились друг другу в объятия и долго-долго стояли так, не в силах произнести ни слова.
Юноша первым пришел в себя.
— Боже мой! — воскликнул он. — Жива ли Флора?
При этом возгласе плантатор с улыбкой протянул миссионеру руку.
— Вы действительно достойный служитель Бога, сеньор падре! — сказал он. — Ничто не может остановить вас, когда речь идет об исполнении священнической обязанности. Но, к счастью, на этот раз вам не придется осушать слезы и утешать несчастных. Бог сотворил чудо и исцелил мою дочь.
— Да будет благословенно имя Господне! — тихо произнес аббат.
— Сестра спасена! — воскликнул Карденио. — О, я побегу к ней…
— Подожди, дитя! — сказал дон Бартас. — Еще только рассвело, и Флора спит. Не буди ее, дай отдохнуть.
— Правда, правда, — согласился юноша. — Пусть она хорошенько выспится и проснется здоровой и веселой. Тогда я ее и расцелую.
— Вы, вероятно, совершенно измучены, — обратился дон Бартас к аббату. — Отдохните. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату.
Аббат, стараясь казаться бодрым, стал отказываться, но сеньор Мельхиор был непреклонен:
— Это отлично подкрепит вас. Да и вы, молодой человек, верно, тоже порядочно измучились и нуждаетесь в отдыхе, — добавил он, обращаясь к Фраскито.
С этими словами он проводил гостей в приготовленную для них комнату, где стояли кровати, укрытые противомоскитными пологами.
— Будьте как у себя дома, отдохните хорошенько, и тогда мы с вами побеседуем, сеньор падре! — сказал дон Бартас.
— Уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, — возразил миссионер, — и вовсе не нуждаюсь в немедленном отдыхе.
— Нет, падре, это вам так только кажется, а сами вы еле держитесь на ногах, так измучены всеми перенесенными волнениями. Да к тому же наш разговор совсем не к спеху. Отдыхайте себе спокойно!
— В таком случае я не буду больше перечить вам и прилягу. До свидания! — проговорил аббат, пожав руку дону Бартасу и запирая за ним дверь.
Устроив гостей, плантатор вернулся к Карденио, который его ожидал.
— А ты разве не хочешь отдохнуть? — спросил дон Бартас сына.
— Нет, отец! — улыбаясь, отвечал Карденио. — Я нередко провожу ночь на ногах, к тому же я молод, и здоровье мое не подорвано лишениями и воздержанием, как у аббата. Да и времени нет для отдыха. Сегодня мне еще предстоит побывать во многих местах, и прежде всего передать распоряжения дону Сегюро.
Разговаривая таким образом, отец с сыном вошли в ту самую гостиную, где несколько часов перед тем плантатор принимал индейского вождя.
— Правда ли, Карденио, что ты не устал? — спросил Бартас сына.
— Конечно, правда. Вы же знаете, папа, что я никогда не лгу. Уверяю вас, в настоящую минуту мне ничуть не хочется спать, но зато я страшно голоден, и если позволите, то съем что-нибудь.
— В твои годы это естественно. А пока ты будешь закусывать, я сообщу тебе очень важные новости.
С этими словами плантатор ударил в гонг и приказал явившемуся на его зов Педрильо подать завтрак и позвать дона Рамона.
Его приказание было тотчас же исполнено. Не более чем через десять минут на столе стоял обильный завтрак, после чего не замедлил явиться и дон Рамон, которого Мельхиор любезно пригласил за стол.
— Я вижу, — проговорил плантатор, глядя на высокие со шпорами сапоги управляющего, — что вы собрались ехать, но мне придется задержать вас, так как необходимо, чтобы и вам были известны те неприятные новости, которые я недавно узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8
С этими словами индеец низко поклонился, взял свое оружие и вышел из комнаты. Следом за ним удалился и дон Мельхиор.
Стояла чудная ночь. Ничто не напоминало о пронесшемся недавно урагане. Небо, усеянное мириадами звезд, было удивительно прозрачно. Луна озаряла окрестности бледным, таинственным сиянием, так что даже некрупные предметы были различимы на далеком расстоянии. Воздух был напоен опьяняющими ароматами природы. Царила полная тишина. Только вершины деревьев тихо шептались друг с другом.
На дворе дона Мельхиора уже все было готово. Двенадцать тяжело нагруженных мулов и четыре индейца ждали появления вождя, чтобы отправиться в дорогу.
Вождь дружески распрощался с доном Мельхиором, вскочил в седло, и маленький караван двинулся в путь. Скоро он скрылся из глаз.
После отъезда Пламенного Сердца дон Бартас немедленно призвал к себе дона Рамона и второго управляющего, дона Сегюро, и отдал им краткие приказания.
Через четверть часа двадцать служащих дона Мельхиора с горящими факелами в руках отправились на поиски Карденио и аббата. Вскоре они рассыпались по саванне.
Для плантатора потянулись томительные часы ожидания. Он не отходил от дверей, тщетно вглядываясь в темную даль. Ночь уже близилась к концу, и первые проблески зари осветили горизонт, когда, наконец, вдали показались огоньки, которые быстро приближались к дому. Это были посланцы дона Мельхиора. И тогда силы оставили старика. Бессонная ночь, испытанные им страшные волнения подействовали столь сильно, что он должен был прислониться к косяку, чтобы не упасть. Туман застилал глаза.
— Боже мой! Боже мой! — с отчаянием прошептал он. — Возврати мне сына!
Глава VI. О ТОМ, СКОЛЬ ТРУДНО ПУТЕШЕСТВОВАТЬ НОЧЬЮ В САВАННЕ ТЕХАСА
Имение дона Бартаса находилось всего в четырех лье от Кастровилла, так что на хороших лошадях это расстояние можно было легко проехать за полтора часа. Но после урагана об этом нечего было и думать. Реки превратились в бушующие потоки, мосты и дороги размыло. Так что передвигаться можно было лишь с большой осторожностью, приходилось полагаться скорее на инстинкт лошадей, чем на знание пути, до того неузнаваемой стала местность.
Аббат Поль-Мишель и Карденио выехали из Кастровилла в сопровождении Фраскито около десяти часов вечера. Миновав обработанные поля, путники вступили в пределы огромной саванны, известной здесь под названием Леоны.
Леона представляет собой местность, изрезанную множеством извилистых ручьев, глубина которых иногда весьма значительна. Кое-где саванна покрыта густыми лесными зарослями, наводящими ужас на жителей этих мест. Немало колонистов, отправившись в Леону для сбора паканы, то есть хвороста, нашли здесь свою смерть, заблудившись в дебрях. В этих местах обитали разнообразные индейские племена: апачи, команчи, сиу и другие. Если в руки дикарей попадался белый, они его умерщвляли, подвергнув предварительно самым утонченным мучениям. Опасность путешествия по Леоне усугублялась обилием ядовитых змей, укус которых большей частью означал для человека смерть. Прибавим сюда еще стаи ягуаров, пантер и койотов.
По этой-то местности и пришлось пробираться трем нашим путникам. Дорогой для них служила небольшая тропинка, протоптанная, вероятно, дикими зверями и лишь впоследствии слегка расширенная топором человека. Быстро передвигаться по ней не было никакой возможности: мешали торчащие пни и упавшие деревья.
Сначала обстоятельства складывались для путников благополучно. Хотя ночь и наступила, но луна светила ярко, и всадники успешно преодолевали встречавшиеся им препятствия. Так они достигли широкого ручья, под названием Буффало, через который было устроено некое подобие моста из двух стволов деревьев, связанных сухими ветками. Всадники промчались по нему галопом, рискуя при малейшем неверном шаге лошадей свалиться в воду.
За мостом начиналась собственно Леона — самое опасное место всего путешествия. Всадники смело въехали в лес. Из-за густых деревьев различить что-либо вокруг не было никакой возможности, оставалось продвигаться вперед почти ощупью. Не прошло и двадцати минут, как лошадь Карденио, ехавшего впереди, заржала и взвилась на дыбы. Юноша всмотрелся в темноту и заметил впереди два зловещих огонька. Карденио схватил ружье, висевшее у седла, прицелился и выстрелил. Послышалось глухое рычание, потом треск сучьев, и все стихло.
— Огня! — крикнул Карденио, обращаясь к Фраскито.
Пономарь, у которого от страха стучали зубы, зажег дрожащими руками факел. При его свете путники увидели громадного ягуара, которого Карденио убил наповал, угодив ему прямо между глаз.
Едва избавившись от одной опасности, путники тут же подверглись другой. Выехав из леса на равнину, они наткнулись на стаю койотов. Было их около сорока, но следовало ожидать, что через полчаса станет не меньше сотни. Койоты не выказывали по отношению к всадникам никаких кровожадных намерений, но их неотвязное преследование было довольно подозрительно. Они глухо рычали, и это не предвещало ничего хорошего. Путникам надо было на что-то решиться. У каждого было только по три выстрела, что, конечно же, не смогло бы защитить их от стаи голодных степных волков. Первым нашелся Карденио.
— Хорошо ли вы ездите верхом, отец мой? — обратился он к аббату.
— Не особенно, — откликнулся тот. — Но ты не заботься обо мне, дитя мое.
— Отец мой, я ни за что не покину вас. Мы или спасемся, или умрем вместе. Только об одном вас прошу: предоставьте себя в распоряжение вашей лошади, ухватитесь крепче за шею. Об остальном не беспокойтесь.
— Это не особенно трудно исполнить! — с улыбкой ответил миссионер.
— Ну, если вы мне это обещаете, то увидите, какую мы выкинем штуку! Да полно тебе дрожать, Фраскито! — со смехом заключил юноша. — Трус ты несчастный!
— И вовсе я не трус, — возразил пономарь. — Просто мне страшно, да и, правду сказать, есть из-за чего!
— Ну-ну. Смотри! Да держись за меня покрепче.
— Уж будьте покойны!
Карденио взял два факела, зажег и, помахав ими в воздухе, чтобы они хорошенько разгорелись, бросил их один направо, другой налево.
— А Сантьяго! Аделанте! Сантьяго!
При этом возгласе, хорошо знакомом всем мексиканским лошадям, оба мустанга бросились вперед. Как метеоры, промчались они среди ошеломленных койотов и понеслись дальше, с легкостью перескакивая через рвы, ямы и потоки. Это была бешеная скачка, причем темнота ночи, раздвигаемая факелом, который держал Карденио, придавала ей нечто фантастическое. Вой волков, похожий на дьявольский хохот, не прекращался.
— Вперед, вперед! — отчаянно повторял юноша, понукая лошадей; страх придавал им силы, и они мчались по саванне.
— Я не могу ехать дальше, — вдруг с усилием вымолвил аббат. — Меня оставляют последние силы…
— Мужайтесь! Еще несколько минут! — отвечал Карденио. — Но у меня нет больше сил!
— Ради Бога, потерпите еще минуту, и мы будем спасены! В это время они перебрались через довольно широкую реку и взобрались на высокий холм.
— Стой! Живо с лошадей! — закричал Карденио. Лошади остановились, и аббат опустился почти без чувств на землю.
Между тем звери, мчавшиеся за ними по равнине, все приближались. Их собралась уже огромная стая.
Не теряя ни секунды, Карденио схватил лассо, сплетенное из кожаных ремней, и, ловко метнув его вверх, зацепил за толстый сук огромного дерева, под которым остановились путники. Из петли на другом конце лассо он сделал нечто вроде сиденья, куда и устроил аббата, все еще не пришедшего в себя.
— Тащи! — крикнул юноша, обращаясь к пономарю.
Тот повиновался, от страха не вполне сознавая, что делает. Благодаря его помощи Карденио удалось поднять миссионера к толстой ветви. Приказав Фраскито не выпускать из рук лассо, юноша уцепился руками и ногами за лианы, обвившие ствол дерева, и быстро добрался до аббата. Устроив среди ветвей нечто вроде постели, он уложил туда миссионера и для большей безопасности привязал его к дереву. Затем, воспользовавшись освободившимся лассо, Карденио спустился на землю.
— Ну, теперь полезай ты! — приказал юноша Фраскито. Пономарь не заставил его дважды повторять команду и с ловкостью обезьяны вскарабкался наверх.
Между тем Карденио расседлал лошадей и, сложив сбрую, привязал ее к концу лассо. Подойдя затем к мустангам, он сильно ударил их и закричал пронзительным голосом:
— Арреа! Арреа! А Сантьяго!
Животные сделали несколько скачков и понеслись с быстротой ветра.
— Я сделал максимум, чтобы спасти их! — грустно пробормотал Карденио. Все произошло в несколько мгновений: опасность удесятерила силы юноши.
Между тем койоты переплыли через реку и явились у подошвы холма. И тогда с не оставлявшим его хладнокровием Карденио схватил горящий факел и, сильно размахнувшись, бросил его в середину стаи. Затем, взяв ружье, он трижды выстрелил. Каждый раз один койот с диким завыванием падал на землю. После этого юноша перекинул ружье через плечо и, ухватившись обеими руками за лассо, в одно мгновение взобрался на дерево.
— Ух! — вздохнул он с облегчением. — Кажется, теперь я вполне заслужил несколько добрых затяжек!
В это время внизу между койотами происходила страшная свалка. Вся стая набросилась на убитых собратьев и с остервенением рвала их в клочья. Это дало возможность Карденио устроиться в импровизированном убежище и спокойно покурить. Доставив себе такое удовольствие, он нагнулся к миссионеру.
— Что случилось? — спросил он слабым голосом. — Прости, дитя мое!
— Вы в полной безопасности, сеньор падре. Посмотрите-ка на койотов. Как они разочарованы тем, какую шутку мы с ними сыграли! А ведь они уже щелкали зубами в предвкушении добычи.
Эти слова Карденио, произнесенные бодрым голосом, возвратили аббату самообладание. Действительно, на некоторое время путешественники оказались в безопасности. Койоты были озадачены их исчезновением. Наконец часть их бросилась вдогонку за лошадьми, остальные же, испуская унылый вой, расположились под деревом. И все-таки положение путешественников оставалось незавидным. Койоты не выказывали ни малейшего намерения удалиться, а помощи ждать было неоткуда.
— Дети мои, — проговорил, наконец, аббат. — Прежде всего возблагодарим Бога за ниспосланную нам помощь: без его содействия нам не удалось бы спастись!
По окончании краткой, но пламенной молитвы, во время которой священник напомнил известную христианскую мудрость «помоги себе сам, и Бог тебе поможет», он обратился к Карденио:
— Скажи, дитя мое, как ты собираешься поступить теперь? Ведь нашим спасением мы обязаны только твоей сообразительности и храбрости.
— Сеньор падре, — сказал в ответ юноша, — по-моему, нам не о чем беспокоиться. Отец знает, что я отправился в Кастровилл, и мое долгое отсутствие, наверное, встревожит его. Я уверен, что он уже послал пеонов искать нас. Кроме того, наши лошади, вероятно, спаслись от преследования койотов, поскольку ушли далеко вперед. Теперь они уже дома. Таким образом, там поймут, что нам угрожает опасность. Я думаю, не больше чем через час наши освободители явятся сюда.
— Ты уверен, что насищут?
— Убежден! Готов даже поклясться в этом, отец мой!
— Не поминай имя Господа всуе, — строго заметил на это миссионер.
— Простите, сеньор падре. Я сказал не подумав.
— Ну, хорошо. Положим, ты прав, и нас станут искать. Но ведь найти нас здесь, среди саванны, очень трудно, почти невозможно!
— Вы ошибаетесь, сеньор падре. Это вовсе не так трудно, как вам кажется. И вот почему. У нас есть еще два факела, которые могут гореть по крайней мере в течение трех часов, то есть до самого рассвета. Фраскито взберется на верхушку дерева и будет держать в руках зажженный факел. Пеоны наверняка увидят пламя издалека. Кроме того, у нас есть еще несколько зарядов. Я буду стрелять в койотов и уверен, что помощь подоспеет очень быстро, так как импровизированный маяк и выстрелы дадут знать о нашем местопребывании. Что вы теперь скажете о моем плане, сеньор падре?
— Скажу, что он хорош и что ты умный мальчик. А потому надо поскорей привести его в исполнение.
— Слышишь, Фраскито, что говорит сеньор падре? Можешь ли ты влезть на самую верхушку?
— С большим удовольствием! Сделать это для меня гораздо легче, чем немедленно спуститься вниз! — С этими словами пономарь занял свой пост на самой вершине.
Так, без всяких перемен, прошло около часа. Вдруг Карденио закричал, указывая рукой в саванну, где замелькали огни:
— Смотрите, отец мой, смотрите!
— Что такое? — с беспокойством спросил миссионер.
— Мы спасены! К нам идет помощь!
Вскоре послышался стук лошадиных копыт и раздались беглые выстрелы. Койоты тут же бросились врассыпную и скрылись из глаз.
Карденио не ошибся. Они были действительно спасены. Человек двадцать всадников с горящими факелами появились около дерева, послужившего убежищем для наших путников. Это были пеоны, посланные доном Бартасом на поиски пропавшего Карденио.
Глава VII. КАКИЕ МЕРЫ БЫЛИ ПРЕДПРИНЯТЫ ДОНОМ МЕЛЬХИОРОМ ДЛЯ ДОСТОЙНОГО ПРИЕМА ЧЕРНОЙ ПТИЦЫ
Уже рассвело, когда наши вконец измученные путники в сопровождении избавителей триумфально вступили в имение дона Мельхиора.
Встреча отца с сыном была необыкновенно трогательной. Они бросились друг другу в объятия и долго-долго стояли так, не в силах произнести ни слова.
Юноша первым пришел в себя.
— Боже мой! — воскликнул он. — Жива ли Флора?
При этом возгласе плантатор с улыбкой протянул миссионеру руку.
— Вы действительно достойный служитель Бога, сеньор падре! — сказал он. — Ничто не может остановить вас, когда речь идет об исполнении священнической обязанности. Но, к счастью, на этот раз вам не придется осушать слезы и утешать несчастных. Бог сотворил чудо и исцелил мою дочь.
— Да будет благословенно имя Господне! — тихо произнес аббат.
— Сестра спасена! — воскликнул Карденио. — О, я побегу к ней…
— Подожди, дитя! — сказал дон Бартас. — Еще только рассвело, и Флора спит. Не буди ее, дай отдохнуть.
— Правда, правда, — согласился юноша. — Пусть она хорошенько выспится и проснется здоровой и веселой. Тогда я ее и расцелую.
— Вы, вероятно, совершенно измучены, — обратился дон Бартас к аббату. — Отдохните. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату.
Аббат, стараясь казаться бодрым, стал отказываться, но сеньор Мельхиор был непреклонен:
— Это отлично подкрепит вас. Да и вы, молодой человек, верно, тоже порядочно измучились и нуждаетесь в отдыхе, — добавил он, обращаясь к Фраскито.
С этими словами он проводил гостей в приготовленную для них комнату, где стояли кровати, укрытые противомоскитными пологами.
— Будьте как у себя дома, отдохните хорошенько, и тогда мы с вами побеседуем, сеньор падре! — сказал дон Бартас.
— Уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, — возразил миссионер, — и вовсе не нуждаюсь в немедленном отдыхе.
— Нет, падре, это вам так только кажется, а сами вы еле держитесь на ногах, так измучены всеми перенесенными волнениями. Да к тому же наш разговор совсем не к спеху. Отдыхайте себе спокойно!
— В таком случае я не буду больше перечить вам и прилягу. До свидания! — проговорил аббат, пожав руку дону Бартасу и запирая за ним дверь.
Устроив гостей, плантатор вернулся к Карденио, который его ожидал.
— А ты разве не хочешь отдохнуть? — спросил дон Бартас сына.
— Нет, отец! — улыбаясь, отвечал Карденио. — Я нередко провожу ночь на ногах, к тому же я молод, и здоровье мое не подорвано лишениями и воздержанием, как у аббата. Да и времени нет для отдыха. Сегодня мне еще предстоит побывать во многих местах, и прежде всего передать распоряжения дону Сегюро.
Разговаривая таким образом, отец с сыном вошли в ту самую гостиную, где несколько часов перед тем плантатор принимал индейского вождя.
— Правда ли, Карденио, что ты не устал? — спросил Бартас сына.
— Конечно, правда. Вы же знаете, папа, что я никогда не лгу. Уверяю вас, в настоящую минуту мне ничуть не хочется спать, но зато я страшно голоден, и если позволите, то съем что-нибудь.
— В твои годы это естественно. А пока ты будешь закусывать, я сообщу тебе очень важные новости.
С этими словами плантатор ударил в гонг и приказал явившемуся на его зов Педрильо подать завтрак и позвать дона Рамона.
Его приказание было тотчас же исполнено. Не более чем через десять минут на столе стоял обильный завтрак, после чего не замедлил явиться и дон Рамон, которого Мельхиор любезно пригласил за стол.
— Я вижу, — проговорил плантатор, глядя на высокие со шпорами сапоги управляющего, — что вы собрались ехать, но мне придется задержать вас, так как необходимо, чтобы и вам были известны те неприятные новости, которые я недавно узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8