С этого времени погребенную под скалами равнину называют Потерянной Долиной.
– Потерянный Рай был бы более в библейском духе ваших прихожан, мсье пастор, – заметил его спутник. – Но неужели никто не постарался после той катастрофы узнать, что сталось с этим прекрасным уголком?
– Вы видите, мсье, ущелье совершенно завалено, думают, что обвал не пощадил и долины. Поэтому не сочли нужным делать изыскания, когда тот, кого всего более они должны были бы интересовать, высказывает такое равнодушие в этом отношении. Между тем охотники, которые иногда бывают на вершине горы неподалеку от Потерянной Долины, рассказывают необычайные вещи...
– Что же они видели там, мсье? – заинтересовался француз.
– Разные чудеса, достойные тысячи и одной ночи – мужчин и женщин, превращенных в камни... Но оставим эти сказки, – прибавил пастор с достоинством. – Человеку моего звания неприлично повторять их, а вам не время слушать их. Вот мы и пришли к господину Гильйому.
ГЛАВА II
ГИЛЬЙОМ
Действительно, беглецы тем временем обогнули подошву утеса и достигли густой каштановой рощи, под которой приютился маленький домик. Никаких хозяйственных строений, никакого хлева не было при этом скромном жилище. Земля вокруг него была не обработана, за исключением одного уголка, где сквозь частый плетень виднелось что-то вроде небольшого садика. Разросшиеся деревья отбрасывали густую тень, сквозь которую не могли проникнуть солнечные лучи.
Когда пастор и его спутник подошли к дому, на них с лаем бросилась собака в ошейнике с железными шпильками. Но, узнав пастора, она перестала лаять и потерлась мордой о руку старика.
– Не бойтесь, это Медор, верный сторож господина Гильйома, – сказал пастор, погладив пса.
Внутренность дома нисколько не свидетельствовала о богатстве, про которое говорил пастор. Мебель была добротная, но простая, какая бывает у не очень зажиточных швейцарских фермеров. И в особе самого Гильйома не было ничего примечательного. Ему нельзя было дать более пятидесяти лет. Лицо свежее и спокойное; легкая дородность придавала его фигуре важность, не делая ее однако обрюзгшей. На Гильйоме были черный сюртук и суконные панталоны с серебряными пряжками, волосы тщательно запудрены. Внешний вид его был благороден, что трудно ожидать от человека, удаленного от света. В серебряных очках на носу он сидел за столом и просматривал толстую счетную книгу с медными застежками, и его можно было бы принять за управляющего, готовившегося дать отчет своему хозяину-аристократу.
Увидев вошедших, Гильйом закрыл книгу и бережно положил ее в открытый ящик стола. Потом встал, подошел к пастору и с улыбкой пожал ему руку.
Не теряя времени, старик объяснил ему, в чем дело. Гильйом пристально посмотрел на молодого человека и задумался.
– Любезный господин Пенофер, – сказал он наконец, – я с охотой принял бы участие в вашем добром деле, но в этом доме нет почти ничего, что необходимо для раненого, и притом он находится слишком близко от Розенталя, чтобы мог стать для него убежищем. Я могу приютить вашего протеже до завтрашнего утра и охотно предоставлю все, в чем он будет иметь нужду. Только, заметьте, до завтрашнего утра, потому что...
– Одной ночи передышки и сна для меня будет достаточно, – прервал его капитан. – Я не могу обременять вас, сударь, и пробуду здесь только крайне необходимое время. Завтра на рассвете я распрощаюсь с вами и принесу вам искреннюю благодарность за услугу, которую вы мне окажете.
Этот ответ, казалось, понравился Гильйому.
– Ну, так решено! – сказал священник. – Я был уверен, что мы не напрасно рассчитывали на преданность нашего соседа. Теперь, благодаря Богу, вы в безопасности капитан, по крайней мере, на несколько часов, и я могу вернуться в Розенталь.
– Да, мой достойный покровитель, – с чувством произнес француз. – Идите, и если увидеться снова нам не суждено, то будьте уверены, что воспоминание о вас никогда не изгладится из моей памяти.
– Я с моей стороны, мсье, – спросил пастор, сжимая его руку, – не могу ли знать имя того, кому имел счастье оказать услугу?
– Мое имя Арман Вернейль... Капитан Вернейль из шестьдесят второй полубригады.
Гильйом быстро подошел к нему.
– Вернейль? – повторил он. – Вы кавалер де Вернейль, сын адмирала де Вернейля, умершего на чужбине?
– Вы знали моего отца? – удивленно воскликнул молодой человек.
– Я? Нет, но я часто слышал, как говорили о нем во Франции, в Париже.
– Мой любезный мсье, – продолжал капитан тоном полувеселым, полусерьезным, – если я смею о чем-либо просить, так это о том, чтобы вы не щекотали мой слух этим «де» – титулом кавалера в короткие минуты, которые мы должны провести вместе. Хотя мы живем и не в те времена, когда резали головы за то, что эти слова ставили перед своим именем, но все-таки неблагоразумно было бы щеголять ими. Впрочем, еще задолго до революции, уничтожившей подобные различия, я считал неуместным упоминать это «де» и титул «кавалера», потому что мой бедный отец, сделав меня сиротой, не оставил мне средств прилично поддерживать ни того, ни другого... Но эти разбирательства бесполезны... Итак, прощайте, – обратился он к пастору, – почтенный друг мой, благородный или нет, капитан Вернейль никогда, однако, не был неблагодарен.
Пенофер хотел идти, как вдруг снаружи послышался шум шагов и в комнату вбежала, запыхавшись, дочь пастора, белокурая Клодина с разбросанными по плечам волосами и лицом, раскрасневшимся от быстрого бега.
– Отец! – воскликнула она. – Спрячьте скорее француза. Они идут!
– Кто идет, дитя мое?
– Австрийские солдаты! Не успеешь прочесть псалма, как они будут здесь.
– Кайзерлики? – воскликнул изумленный Арман де Вернейль. – Как они могли найти меня?
Молодая швейцарка, видимо, угадала смысл этих слов, произнесенных по-французски.
– Кажется, – ответила она, потупившись, – они очень раздражены тем, что у подошвы Альби их натиск сдерживался горсткой французов, и хотят поймать офицера, который командовал ими. Они следили за ним издали, когда он пробирался к Розенталю, и грозятся предать огню деревню, если им не выдадут беглеца. Соседи видели, как француз вошел в наш дом, и поспешили сказать об этом. Солдаты бросились к нам и подняли страшный гвалт, который ужасно перепугал мою бедную мать и меня. Я не знала, что отвечать на их вопросы, когда австрийский майор вспомнил, что при входе в Розенталь он видел двух человек в одежде протестантских пасторов, которые направлялись сюда. Он утверждал, что один из этих двоих должен быть француз...
– Будь прокляты эти горы, где нельзя сделать и шага без того, чтобы тебя не увидели на три лье в окружности! – проворчал капитан.
– Но как же они узнали, что мы направились к господину Гильйому? – спросил пастор свою дочь.
– Солдаты грозились разграбить деревню, и наши соседи, испугавшись, выразили готовность отвести их до места, где они могут поймать чужестранца. Узнав, что вы направились в эту сторону, крестьяне догадались, что вы у господина Гильйома, и многие вызвались быть проводниками. Майор принял их услуги, и они пустились в дорогу... Что до меня, то я воспользовалась минутой, когда за мной не наблюдали, прокралась через сад и поспешила, чтобы предупредить вас. Австрийцы теперь рубят по дороге кустарник и ставят везде часовых. Но я бежала по дороге, известной мне одной, через лес и, слава Богу, пришла сюда вовремя.
При этих словах Клодина поправила свою юбку и косынку, приведенные в некоторый беспорядок кустами ежевики и терновника.
– Вы ангел! Ангел, ангел, юная фрау! – с жаром воскликнул Арман Вернейль, призывая на помощь все свои познания немецкого и прижимая к губам руку девушки.
В следующий миг раздался свирепый лай.
– Они идут, – сказал Гильйом с беспокойством. – Надобно на что-нибудь решиться.
Капитан вздохнул.
– Право, эта травля начинает надоедать мне. Я не хочу более подвергать опасности честных людей, принимающих во мне участие... Не лучше ли отдаться этому неприятельскому офицеру, который преследует меня с таким ожесточением?
– У вас всегда будет время сделать это, – возразил пастор.
– Нет, нет! – прошептала Клодина со слезами на глазах.
– Уж не хотите ли вы, чтобы я играл в прятки с этими ищейками? – с иронией спросил Арман Вернейль. – Наступает вечер и благодаря темноте, мне, быть может, удастся скрыться от них... Хотя, говоря откровенно, я не нахожу в настоящую минуту большого удовольствия в этой игре...
– Не говоря уж о том, что вы можете попасть под пулю, – прибавил Гильйом, – что было бы жалко, потому что, несмотря на кажущуюся ветреность, вы добрый и храбрый молодой человек. У меня есть другое средство.
К удивлению пастора и его дочери, он отвел капитана Вернейля в угол комнаты и тихо сказал ему:
– Опасность, которой вы подвергаетесь, мсье, весьма велика. Я могу и хочу спасти вас, если вы согласитесь на мои условия.
– Какие это условия?
– В том месте, куда я вас отведу, вы должны обещать никогда не открывать рта для произнесения ругательств или насмешек, как бы странны ни показались вам вещи, которые вы увидите или услышите. И еще... Вы должны хранить тайну этого приключения, когда выйдете оттуда.
– Вот странное требование! Между тем, если моя совесть...
– От вас не требуют ничего, что было бы противно совести честного человека.
– Ну что ж! Начало довольно романтическое. Но так как мне не из чего выбирать средства к спасению, то я обещаю.
– Вы клянетесь словом христианина?
– Клянусь.
– Честью дворянина?
– Честью дворянина и офицера шестьдесят второй полубригады.
– Этого довольно... Будьте готовы идти за мной.
Гильйом подошел к пастору и его дочери, изумленным этим таинственным разговором.
– Мой добрый Пенофер, – сказал он, стараясь казаться спокойным, – я нашел средство спасти вашего протеже, но я открою вам его после – теперь минуты дороги... Клодине и вам нечего бояться австрийских солдат. Удержите их здесь минут на пять, как можете... Через пять минут наш друг будет в безопасности.
– Но, мсье, – начал было пастор, – я не могу понять...
Лай Медора стал еще свирепей и еще ближе; уже можно было различить человеческие голоса и звуки шагов.
– Пошли! – сказал Гильйом.
И он вывел Вернейля из дома.
Они углубились в рощу, почти непроходимую, и через несколько минут оказались у подножия огромных скал, которые образовывали естественную ограду Потерянной Долины. Гильйом остановился и положил руку на плющ, вьющийся по утесу, и капитану послышался отдаленный звук колокольчика.
Они ждали около минуты. Наконец вверху что-то начало двигаться. Капитан с беспокойством поднял голову. Примерно в тридцати футах от земли из скалы выдвинулась лестница. Она медленно опускалась, пока не достигла гранитной скалы.
– Пошли, – сказал Гильйом, прислушиваясь к крикам, доносившимся из дома. – Я предпочел бы лишиться жизни десять раз, чем позволить, чтобы эту тайну узнал еще кто-нибудь в мире.
Он начал взбираться по ступеням лестницы с быстротой, какой трудно было ожидать от человека его комплекции. Арман отправился вслед за ним, подстрекаемый любопытством и желанием скрыться от австрийцев. Вскоре они очутились на узкой платформе, на конце которой виден был темный грот.
Гильйом подошел к гроту и легонько свистнул. Тотчас лестница начала подниматься и исчезла в невидимом углублении, так что нельзя было заметить, какая сила приводила ее в движение.
Но Гильйом не дал Вернейлю времени для наблюдений, он взял его за руку и повел в грот. Через несколько шагов стало совершенно темно. Однако капитану почудилось, что за ним опустилась железная решетка и закрылась дверь. Он подумал, что грезит, голова у него кружилась. Густая темнота, среди которой шел Арман, казалось, имела сверхъестественную плотность. Рука, державшая его, представлялась молодому человеку рукой гиганта. Самые странные мысли бродили у него в голове, чудовищные образы рождало помутившееся сознание.
Но эти галлюцинации продолжались недолго. Вскоре впереди показался дневной свет, и приветливый голос Гильйома прошептал Арману на ухо:
– Благодарите Бога, вы спасены. Вы теперь в Потерянной Долине.
В следующую минуту они очутились на открытом воздухе, в прекрасной аллее. Немного оправившись от изумления, капитан оглянулся: чтобы посмотреть на дорогу, по которой они сюда пришли, но не заметил в скале никакого следа ни двери, ни подземного хода. Он хотел было попросить объяснений у своего проводника, как вдруг крик удивления и почти ужаса раздался в двух шагах от него.
Тот, кто испустил этот крик, имел такое поразительное сходство с обитателем домика в роще, что в нем без труда можно было узнать брата Гильйома. Он был одет в такой же костюм, имел те же приятные и благородные черты лица.
Только в то время как лицо Гильйома сохраняло спокойное выражение, на лице его брата было написано сильное волнение.
– Гильйом, – произнес таинственный привратник Потерянной Долины, – любезный Гильйом, что ты затеял? Я думал, что прежде эти горы разрушатся, чем мой брат приведет сюда незнакомца! Старик с ума сойдет от беспокойства.
Гильйом с улыбкой покачал головой.
– Разумеется, мой добрый Викториан, – сказал он, – я ему объясню свой побуждения, и он их одобрит. Я пользуюсь большей доверенностью с его стороны, чем ты, и отвечаю за все. Пойдем, отыщем его поскорее.
– С охотой, брат мой. Я никогда не осмелюсь причинить ему беспокойство.
Гильйом с той же улыбкой прибавил несколько слов тихим голосом и, взяв Викториана под руку, обратился к изумленному капитану:
– Мсье Вернейль! Обстоятельства, заставившие меня привести вас сюда, были очень важны, и я не имел времени получить на это приказания того, кто один имеет право распоряжаться в Потерянной Долине. Потерпите немного, пока мы с братом исполним свою обязанность, надеюсь, вы прождете недолго... Подите сюда, – продолжал он, указывая на зеленую тропинку, извивавшуюся близ подошвы утеса, – там, наверху, вы найдете скамейку и можете отдохнуть до нашего возвращения... До свиданья!
Он поклонился, не дожидаясь ответа, и братья удалились, что-то обсуждая вполголоса. Скоро шум их шагов затих в отдалении.
Молодой человек направился вверх по тропинке и достиг небольшого бельведера*[Бельведер – здесь: беседка на возвышении, с которой открывается вид на окрестности.].
Здесь он сел на скамейку и начал рассматривать местность.
По мере того, как он предавался своим наблюдениям, его лицо попеременно выражало различные чувства: изумление, удивление, замешательство.
ГЛАВА III
АРКАДИЯ
Взору капитана Вернейля представилась действительно волшебная и чудная картина.
Внизу расстилалась цветущая равнина, защищенная со всех сторон горами, не очень высокими, но неприступными. Эти горы были покрыты зеленью почти до самой вершины, холмы заросли цветущими кустарниками. Эта великолепная рама обрамляла долину, и она казалась то ли садом, то ли очаровательным виноградником. Рука человека, правда, постаралась кое-что прибавить здесь к прелестям природы и это придавало местности еще больше очарования.
Водопад, низвергавшийся с высот в снежных каскадах, образовал внизу быстрый ручей, катившийся по белым камешкам в прекрасное озеро с тихими водами и цветущими берегами. Его воды то журчали под сводами сребролистных ив, то тихо струились под незатейливыми мостиками, сделанными из древесных пней, покрытых мхом. По берегам ручья раскинулись плодоносные поля, а за ними – густые рощи. Там и здесь виднелись статуи богов и мраморные нимфы. Китайские беседки с колокольчиками, причудливые домики были расположены всюду, откуда только открывался восхитительный вид. В прогалинах видны были тисовые деревья, подстриженные в форме беседок, обелисков, древних ваз; в некоторых местах кристальные брызги водопадов с монотонным звуком падали на душистые каштаны, росшие вокруг бассейна с зеленой водой.
Жилище обитателей этого очаровательного места виднелось в центре долины с цветником перед его фасадом. Это был аккуратный домик под аспидно-черной кровлей с открытыми галереями, причудливыми балконами, с большими окнами, в которых было бесчисленное множество витражей. Виноградные лозы увивали стены дома и часть крыши. Вдали, на некотором расстоянии от главного здания виднелись скрытые за завесой густой листвы строения менее роскошные. Это были, без сомнения, скотные дворы для коров и баранов, которые мирно паслись на лугу у подошвы гор.
В этом маленьком Эдеме все дышало роскошью и негой. Солнце, скользившее по вершинам соседних утесов, золотило пейзаж, воздух был изумительно прозрачен. Легкий ветерок дул с озера, донося слабый запах померанца и жасмина, смешанный с благовониями нарда и альпийского шиповника. На деревьях щебетали птицы, шум водопада перекликался с журчанием ручья, и серебряный звук колокольчиков на коровах примешивался по временам к этим звукам.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Потерянная долина'
1 2 3
– Потерянный Рай был бы более в библейском духе ваших прихожан, мсье пастор, – заметил его спутник. – Но неужели никто не постарался после той катастрофы узнать, что сталось с этим прекрасным уголком?
– Вы видите, мсье, ущелье совершенно завалено, думают, что обвал не пощадил и долины. Поэтому не сочли нужным делать изыскания, когда тот, кого всего более они должны были бы интересовать, высказывает такое равнодушие в этом отношении. Между тем охотники, которые иногда бывают на вершине горы неподалеку от Потерянной Долины, рассказывают необычайные вещи...
– Что же они видели там, мсье? – заинтересовался француз.
– Разные чудеса, достойные тысячи и одной ночи – мужчин и женщин, превращенных в камни... Но оставим эти сказки, – прибавил пастор с достоинством. – Человеку моего звания неприлично повторять их, а вам не время слушать их. Вот мы и пришли к господину Гильйому.
ГЛАВА II
ГИЛЬЙОМ
Действительно, беглецы тем временем обогнули подошву утеса и достигли густой каштановой рощи, под которой приютился маленький домик. Никаких хозяйственных строений, никакого хлева не было при этом скромном жилище. Земля вокруг него была не обработана, за исключением одного уголка, где сквозь частый плетень виднелось что-то вроде небольшого садика. Разросшиеся деревья отбрасывали густую тень, сквозь которую не могли проникнуть солнечные лучи.
Когда пастор и его спутник подошли к дому, на них с лаем бросилась собака в ошейнике с железными шпильками. Но, узнав пастора, она перестала лаять и потерлась мордой о руку старика.
– Не бойтесь, это Медор, верный сторож господина Гильйома, – сказал пастор, погладив пса.
Внутренность дома нисколько не свидетельствовала о богатстве, про которое говорил пастор. Мебель была добротная, но простая, какая бывает у не очень зажиточных швейцарских фермеров. И в особе самого Гильйома не было ничего примечательного. Ему нельзя было дать более пятидесяти лет. Лицо свежее и спокойное; легкая дородность придавала его фигуре важность, не делая ее однако обрюзгшей. На Гильйоме были черный сюртук и суконные панталоны с серебряными пряжками, волосы тщательно запудрены. Внешний вид его был благороден, что трудно ожидать от человека, удаленного от света. В серебряных очках на носу он сидел за столом и просматривал толстую счетную книгу с медными застежками, и его можно было бы принять за управляющего, готовившегося дать отчет своему хозяину-аристократу.
Увидев вошедших, Гильйом закрыл книгу и бережно положил ее в открытый ящик стола. Потом встал, подошел к пастору и с улыбкой пожал ему руку.
Не теряя времени, старик объяснил ему, в чем дело. Гильйом пристально посмотрел на молодого человека и задумался.
– Любезный господин Пенофер, – сказал он наконец, – я с охотой принял бы участие в вашем добром деле, но в этом доме нет почти ничего, что необходимо для раненого, и притом он находится слишком близко от Розенталя, чтобы мог стать для него убежищем. Я могу приютить вашего протеже до завтрашнего утра и охотно предоставлю все, в чем он будет иметь нужду. Только, заметьте, до завтрашнего утра, потому что...
– Одной ночи передышки и сна для меня будет достаточно, – прервал его капитан. – Я не могу обременять вас, сударь, и пробуду здесь только крайне необходимое время. Завтра на рассвете я распрощаюсь с вами и принесу вам искреннюю благодарность за услугу, которую вы мне окажете.
Этот ответ, казалось, понравился Гильйому.
– Ну, так решено! – сказал священник. – Я был уверен, что мы не напрасно рассчитывали на преданность нашего соседа. Теперь, благодаря Богу, вы в безопасности капитан, по крайней мере, на несколько часов, и я могу вернуться в Розенталь.
– Да, мой достойный покровитель, – с чувством произнес француз. – Идите, и если увидеться снова нам не суждено, то будьте уверены, что воспоминание о вас никогда не изгладится из моей памяти.
– Я с моей стороны, мсье, – спросил пастор, сжимая его руку, – не могу ли знать имя того, кому имел счастье оказать услугу?
– Мое имя Арман Вернейль... Капитан Вернейль из шестьдесят второй полубригады.
Гильйом быстро подошел к нему.
– Вернейль? – повторил он. – Вы кавалер де Вернейль, сын адмирала де Вернейля, умершего на чужбине?
– Вы знали моего отца? – удивленно воскликнул молодой человек.
– Я? Нет, но я часто слышал, как говорили о нем во Франции, в Париже.
– Мой любезный мсье, – продолжал капитан тоном полувеселым, полусерьезным, – если я смею о чем-либо просить, так это о том, чтобы вы не щекотали мой слух этим «де» – титулом кавалера в короткие минуты, которые мы должны провести вместе. Хотя мы живем и не в те времена, когда резали головы за то, что эти слова ставили перед своим именем, но все-таки неблагоразумно было бы щеголять ими. Впрочем, еще задолго до революции, уничтожившей подобные различия, я считал неуместным упоминать это «де» и титул «кавалера», потому что мой бедный отец, сделав меня сиротой, не оставил мне средств прилично поддерживать ни того, ни другого... Но эти разбирательства бесполезны... Итак, прощайте, – обратился он к пастору, – почтенный друг мой, благородный или нет, капитан Вернейль никогда, однако, не был неблагодарен.
Пенофер хотел идти, как вдруг снаружи послышался шум шагов и в комнату вбежала, запыхавшись, дочь пастора, белокурая Клодина с разбросанными по плечам волосами и лицом, раскрасневшимся от быстрого бега.
– Отец! – воскликнула она. – Спрячьте скорее француза. Они идут!
– Кто идет, дитя мое?
– Австрийские солдаты! Не успеешь прочесть псалма, как они будут здесь.
– Кайзерлики? – воскликнул изумленный Арман де Вернейль. – Как они могли найти меня?
Молодая швейцарка, видимо, угадала смысл этих слов, произнесенных по-французски.
– Кажется, – ответила она, потупившись, – они очень раздражены тем, что у подошвы Альби их натиск сдерживался горсткой французов, и хотят поймать офицера, который командовал ими. Они следили за ним издали, когда он пробирался к Розенталю, и грозятся предать огню деревню, если им не выдадут беглеца. Соседи видели, как француз вошел в наш дом, и поспешили сказать об этом. Солдаты бросились к нам и подняли страшный гвалт, который ужасно перепугал мою бедную мать и меня. Я не знала, что отвечать на их вопросы, когда австрийский майор вспомнил, что при входе в Розенталь он видел двух человек в одежде протестантских пасторов, которые направлялись сюда. Он утверждал, что один из этих двоих должен быть француз...
– Будь прокляты эти горы, где нельзя сделать и шага без того, чтобы тебя не увидели на три лье в окружности! – проворчал капитан.
– Но как же они узнали, что мы направились к господину Гильйому? – спросил пастор свою дочь.
– Солдаты грозились разграбить деревню, и наши соседи, испугавшись, выразили готовность отвести их до места, где они могут поймать чужестранца. Узнав, что вы направились в эту сторону, крестьяне догадались, что вы у господина Гильйома, и многие вызвались быть проводниками. Майор принял их услуги, и они пустились в дорогу... Что до меня, то я воспользовалась минутой, когда за мной не наблюдали, прокралась через сад и поспешила, чтобы предупредить вас. Австрийцы теперь рубят по дороге кустарник и ставят везде часовых. Но я бежала по дороге, известной мне одной, через лес и, слава Богу, пришла сюда вовремя.
При этих словах Клодина поправила свою юбку и косынку, приведенные в некоторый беспорядок кустами ежевики и терновника.
– Вы ангел! Ангел, ангел, юная фрау! – с жаром воскликнул Арман Вернейль, призывая на помощь все свои познания немецкого и прижимая к губам руку девушки.
В следующий миг раздался свирепый лай.
– Они идут, – сказал Гильйом с беспокойством. – Надобно на что-нибудь решиться.
Капитан вздохнул.
– Право, эта травля начинает надоедать мне. Я не хочу более подвергать опасности честных людей, принимающих во мне участие... Не лучше ли отдаться этому неприятельскому офицеру, который преследует меня с таким ожесточением?
– У вас всегда будет время сделать это, – возразил пастор.
– Нет, нет! – прошептала Клодина со слезами на глазах.
– Уж не хотите ли вы, чтобы я играл в прятки с этими ищейками? – с иронией спросил Арман Вернейль. – Наступает вечер и благодаря темноте, мне, быть может, удастся скрыться от них... Хотя, говоря откровенно, я не нахожу в настоящую минуту большого удовольствия в этой игре...
– Не говоря уж о том, что вы можете попасть под пулю, – прибавил Гильйом, – что было бы жалко, потому что, несмотря на кажущуюся ветреность, вы добрый и храбрый молодой человек. У меня есть другое средство.
К удивлению пастора и его дочери, он отвел капитана Вернейля в угол комнаты и тихо сказал ему:
– Опасность, которой вы подвергаетесь, мсье, весьма велика. Я могу и хочу спасти вас, если вы согласитесь на мои условия.
– Какие это условия?
– В том месте, куда я вас отведу, вы должны обещать никогда не открывать рта для произнесения ругательств или насмешек, как бы странны ни показались вам вещи, которые вы увидите или услышите. И еще... Вы должны хранить тайну этого приключения, когда выйдете оттуда.
– Вот странное требование! Между тем, если моя совесть...
– От вас не требуют ничего, что было бы противно совести честного человека.
– Ну что ж! Начало довольно романтическое. Но так как мне не из чего выбирать средства к спасению, то я обещаю.
– Вы клянетесь словом христианина?
– Клянусь.
– Честью дворянина?
– Честью дворянина и офицера шестьдесят второй полубригады.
– Этого довольно... Будьте готовы идти за мной.
Гильйом подошел к пастору и его дочери, изумленным этим таинственным разговором.
– Мой добрый Пенофер, – сказал он, стараясь казаться спокойным, – я нашел средство спасти вашего протеже, но я открою вам его после – теперь минуты дороги... Клодине и вам нечего бояться австрийских солдат. Удержите их здесь минут на пять, как можете... Через пять минут наш друг будет в безопасности.
– Но, мсье, – начал было пастор, – я не могу понять...
Лай Медора стал еще свирепей и еще ближе; уже можно было различить человеческие голоса и звуки шагов.
– Пошли! – сказал Гильйом.
И он вывел Вернейля из дома.
Они углубились в рощу, почти непроходимую, и через несколько минут оказались у подножия огромных скал, которые образовывали естественную ограду Потерянной Долины. Гильйом остановился и положил руку на плющ, вьющийся по утесу, и капитану послышался отдаленный звук колокольчика.
Они ждали около минуты. Наконец вверху что-то начало двигаться. Капитан с беспокойством поднял голову. Примерно в тридцати футах от земли из скалы выдвинулась лестница. Она медленно опускалась, пока не достигла гранитной скалы.
– Пошли, – сказал Гильйом, прислушиваясь к крикам, доносившимся из дома. – Я предпочел бы лишиться жизни десять раз, чем позволить, чтобы эту тайну узнал еще кто-нибудь в мире.
Он начал взбираться по ступеням лестницы с быстротой, какой трудно было ожидать от человека его комплекции. Арман отправился вслед за ним, подстрекаемый любопытством и желанием скрыться от австрийцев. Вскоре они очутились на узкой платформе, на конце которой виден был темный грот.
Гильйом подошел к гроту и легонько свистнул. Тотчас лестница начала подниматься и исчезла в невидимом углублении, так что нельзя было заметить, какая сила приводила ее в движение.
Но Гильйом не дал Вернейлю времени для наблюдений, он взял его за руку и повел в грот. Через несколько шагов стало совершенно темно. Однако капитану почудилось, что за ним опустилась железная решетка и закрылась дверь. Он подумал, что грезит, голова у него кружилась. Густая темнота, среди которой шел Арман, казалось, имела сверхъестественную плотность. Рука, державшая его, представлялась молодому человеку рукой гиганта. Самые странные мысли бродили у него в голове, чудовищные образы рождало помутившееся сознание.
Но эти галлюцинации продолжались недолго. Вскоре впереди показался дневной свет, и приветливый голос Гильйома прошептал Арману на ухо:
– Благодарите Бога, вы спасены. Вы теперь в Потерянной Долине.
В следующую минуту они очутились на открытом воздухе, в прекрасной аллее. Немного оправившись от изумления, капитан оглянулся: чтобы посмотреть на дорогу, по которой они сюда пришли, но не заметил в скале никакого следа ни двери, ни подземного хода. Он хотел было попросить объяснений у своего проводника, как вдруг крик удивления и почти ужаса раздался в двух шагах от него.
Тот, кто испустил этот крик, имел такое поразительное сходство с обитателем домика в роще, что в нем без труда можно было узнать брата Гильйома. Он был одет в такой же костюм, имел те же приятные и благородные черты лица.
Только в то время как лицо Гильйома сохраняло спокойное выражение, на лице его брата было написано сильное волнение.
– Гильйом, – произнес таинственный привратник Потерянной Долины, – любезный Гильйом, что ты затеял? Я думал, что прежде эти горы разрушатся, чем мой брат приведет сюда незнакомца! Старик с ума сойдет от беспокойства.
Гильйом с улыбкой покачал головой.
– Разумеется, мой добрый Викториан, – сказал он, – я ему объясню свой побуждения, и он их одобрит. Я пользуюсь большей доверенностью с его стороны, чем ты, и отвечаю за все. Пойдем, отыщем его поскорее.
– С охотой, брат мой. Я никогда не осмелюсь причинить ему беспокойство.
Гильйом с той же улыбкой прибавил несколько слов тихим голосом и, взяв Викториана под руку, обратился к изумленному капитану:
– Мсье Вернейль! Обстоятельства, заставившие меня привести вас сюда, были очень важны, и я не имел времени получить на это приказания того, кто один имеет право распоряжаться в Потерянной Долине. Потерпите немного, пока мы с братом исполним свою обязанность, надеюсь, вы прождете недолго... Подите сюда, – продолжал он, указывая на зеленую тропинку, извивавшуюся близ подошвы утеса, – там, наверху, вы найдете скамейку и можете отдохнуть до нашего возвращения... До свиданья!
Он поклонился, не дожидаясь ответа, и братья удалились, что-то обсуждая вполголоса. Скоро шум их шагов затих в отдалении.
Молодой человек направился вверх по тропинке и достиг небольшого бельведера*[Бельведер – здесь: беседка на возвышении, с которой открывается вид на окрестности.].
Здесь он сел на скамейку и начал рассматривать местность.
По мере того, как он предавался своим наблюдениям, его лицо попеременно выражало различные чувства: изумление, удивление, замешательство.
ГЛАВА III
АРКАДИЯ
Взору капитана Вернейля представилась действительно волшебная и чудная картина.
Внизу расстилалась цветущая равнина, защищенная со всех сторон горами, не очень высокими, но неприступными. Эти горы были покрыты зеленью почти до самой вершины, холмы заросли цветущими кустарниками. Эта великолепная рама обрамляла долину, и она казалась то ли садом, то ли очаровательным виноградником. Рука человека, правда, постаралась кое-что прибавить здесь к прелестям природы и это придавало местности еще больше очарования.
Водопад, низвергавшийся с высот в снежных каскадах, образовал внизу быстрый ручей, катившийся по белым камешкам в прекрасное озеро с тихими водами и цветущими берегами. Его воды то журчали под сводами сребролистных ив, то тихо струились под незатейливыми мостиками, сделанными из древесных пней, покрытых мхом. По берегам ручья раскинулись плодоносные поля, а за ними – густые рощи. Там и здесь виднелись статуи богов и мраморные нимфы. Китайские беседки с колокольчиками, причудливые домики были расположены всюду, откуда только открывался восхитительный вид. В прогалинах видны были тисовые деревья, подстриженные в форме беседок, обелисков, древних ваз; в некоторых местах кристальные брызги водопадов с монотонным звуком падали на душистые каштаны, росшие вокруг бассейна с зеленой водой.
Жилище обитателей этого очаровательного места виднелось в центре долины с цветником перед его фасадом. Это был аккуратный домик под аспидно-черной кровлей с открытыми галереями, причудливыми балконами, с большими окнами, в которых было бесчисленное множество витражей. Виноградные лозы увивали стены дома и часть крыши. Вдали, на некотором расстоянии от главного здания виднелись скрытые за завесой густой листвы строения менее роскошные. Это были, без сомнения, скотные дворы для коров и баранов, которые мирно паслись на лугу у подошвы гор.
В этом маленьком Эдеме все дышало роскошью и негой. Солнце, скользившее по вершинам соседних утесов, золотило пейзаж, воздух был изумительно прозрачен. Легкий ветерок дул с озера, донося слабый запах померанца и жасмина, смешанный с благовониями нарда и альпийского шиповника. На деревьях щебетали птицы, шум водопада перекликался с журчанием ручья, и серебряный звук колокольчиков на коровах примешивался по временам к этим звукам.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Потерянная долина'
1 2 3