Был замечен и приглашен для работы в КГБ, закончил МГИМО, блестяще владея английским, проработал за рубежом десять лет, благополучно пережил встряски режима в России и, наконец, достиг той высоты, к которой стремился. Президента и личный состав Федеральной контрразведки он «взял» высокими моральными устоями, блестящим послужным списком и глубоким уважением к профессионалам.
Начальник ГУБО заметил на моложавом лице директора новые морщины и подумал: таких людей годы вообще не щадят, а работа в контрразведке и подавно.
– Скоро облысеешь, – проворчал Михаил Юрьевич.
Панов улыбнулся: оба давно потеряли остатки шевелюры и сверкали лысинами на полчерепа. Но если начальника ГУБО лысина делала похожим – вкупе с бакенбардами – на отставного боцмана, то Панов не потерял ни грана мужской привлекательности: высокий лоб лишь подчеркивал ум и силу этого человека. Заметив, что директор ФСК взглянул на часы, Медведь заторопился:
– Нужна помощь, Иван Сергеевич. Свои проблемы, ты знаешь, я решаю сам, но в последнее время наметился ряд оперативных неудач управления, и списывать их на неопытность сотрудников я не могу. Кто-то в моем аппарате работает на…
– Купол, – закончил Панов.
Медведь кивнул. Куполом они называли структуру, в которой срослись мафия и государственные институты от милиции и прокуратуры до среднего и высшего звена управленческих кадров правительства.
– Тогда у нас две напасти, как у классика. – Медведь смотрел не понимая, и Панов добавил: – По Гиляровскому, «в России две напасти: внизу – власть тьмы, вверху – тьма власти». Наши же с тобой напасти – Купол и «Стопкрим».
– Да, «Чистилище», пожалуй, тоже можно отнести к напастям, хотя оно, похоже, и замахивается на Купол. Их в нашу бригаду – цены бы управлению не было!
– Ты сам в это не веришь, Михаил Юрьевич, «Стопкрим» не опирается на такие организации, как прокуратура и суд, именно поэтому он так эффективен. Так что за проблема привела тебя в мою обитель?
– Мне нужен независимый агент высокого класса типа «супер» или «волкодав».
– Чтобы выяснить, кто работает на Купол. – Панов не спрашивал, а утверждал. – Специалистов такого класса мало. У меня они, конечно, есть почти в каждом подразделении, но все задействованы.
– Так я и думал, но помочь можешь только ты. Если же нет, буду думать дальше. – Медведь поднялся. – Извини, времени в обрез.
– Погоди. – Панов тоже встал и оказался на голову выше собеседника. – Закуришь?
Медведь отказался, и директор Федеральной контрразведки, в отлично сшитом костюме в серую полоску, прошелся по кабинету, закурив «Эмердженси».
– Кого-нибудь из «Смерша» «Смерш» (Смерть шпионам) – подразделение военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны. (Здесь и далее примеч. авт.)

знаешь?
– «Смерш»? Ты имеешь в виду военную контрразведку? – Начальник ГУБО оживился. – Только Ивакина, да и то знакомство шапочное.
– У Ивакина есть спецы не хуже наших, только вряд ли они перегружены работой. Борю Ивакина я знаю с пеленок, в «Смерш» он пришел недавно, но уже поднялся до замначальника.
– Но с какой стати он станет рисковать своим агентом?
Панов ответил не сразу:
– Во-первых, чтобы ты знал – он мой зять, во-вторых, его начальник, Дикой Валя, – бывший мой подчиненный, а в-третьих, мы начинаем сотрудничество в расследовании утечки новейшего стрелкового вооружения из «Арсенала».
– Я ничего не слышал. Впрочем, военка нас никогда не баловала свежей информацией. – Медведь протянул руку директору ФСК. Тот пожал ее с понимающей усмешкой.
– Только придется тебе, дорогой Михаил Юрьевич, ставить задачу агенту лично. Такие кадры засвечивать нельзя.
– Ну, это-то я знаю. До встречи, Иван Сергеевич. Буду держать тебя в курсе событий. В конце концов, бог даст, выйдем и на «Чистилище», и на «Ад», то бишь Купол.
Генерал удалился. Директор контрразведки долго смотрел на закрывшуюся дверь, и по лицу его бродили тени.

Полковник Борис Иванович Ивакин был похож на кининга – и обликом, и характером. В контрразведке Министерства обороны, которую за глаза все называли «Смерш-2», он был вторым человеком после начальника ВКР Дикого, от которого в слаженной работе управления зависело многое, если не все. Во всяком случае, именно он подбирал кадры для ВКР, хорошо зная контингент училищ спецназа и академий Генштаба, готовивших специалистов высокого класса.
Выслушав просьбу Ивана Сергеевича Панова, директора Федеральной службы контрразведки, а теперь своего тестя, он не сказал ни «да», ни «нет», пообещав подумать, хотя решение принял сразу. Панова он уважал как за профессионализм, так и за человеческие качества, но не знал, согласится ли работать на ГУБО тот, кого он наметил для проведения своей операции и уже вызвал в Москву. Агенты этого класса обычно действовали индивидуально и не всегда соглашались участвовать в операции, если не считали ее заслуживающей внимания. Зато привлечение любого из них почти стопроцентно гарантировало успех.
Обдумав идею Панова, взвесив все «за» и «против», Ивакин назначил на вечер аудиенцию прибывшему из Рязани агенту и отправился на доклад к «главконтре», как называли сотрудники ВКР своего начальника, генерала Дикого. Полковник, в принципе, мог обойтись и без санкции начальника, но в данном случае не хотел действовать наобум, без тщательного анализа предлагаемой игры.
Генерал Дикой пришел на должность начальника военной контрразведки Министерства обороны с должности заместителя начальника штабов того же министерства, показав себя блестящим аналитиком и безупречным тактиком. Шел ему всего лишь тридцать первый год, но его опыту и уму, а главное, волевому характеру могли позавидовать специалисты и вдвое старше его. Худой, нескладный, с узким лицом, на котором выделялись по-детски пухлые губы, он выглядел настоящим интеллигентом, смущенным своими успехами на высоком посту, но те, кто работал с ним раньше, знали его как великолепного бойца, мастера кунгфу, способного постоять за себя, а также отличного стратега, обладающего даром предвидения.
– Звонил Панов, – сказал Ивакин, усаживаясь по другую сторону генеральского стола, на котором стояли два дисплея оперативного компьютера и были аккуратно разложены бумаги, карандаши, дискеты, ручки. – Просил помочь.
Начальник «Смерша» понял, о каком Панове идет речь, но лишь приподнял бровь, ожидая продолжения. Потом все-таки спросил:
– Что там у них? Уж не сработал ли «Стопкрим»?
Ивакин внимательно посмотрел в глаза Дикому. Порой ему казалось, что генерал читает его мысли.
– С одной стороны, да. «Чистильщики» вышли на прокуратуру Нагатинской префектуры, а старший следователь Жаров – друг Рудакова, начальника Главного следственного управления Генпрокуратуры. Но суть не в этом. Начальник ГУБО просил помощи у Панова, подозревая, что к нему проникли «глаза и уши» Купола. – Полковник ввел генерала в курс дела и выжидательно замолчал.
Дикой не задал ни одного вопроса, внимательно выслушал заместителя, потом включил компьютер и набрал запрос на вход в сеть МВД. Через минуту пришел ответ, генерал прочитал его, вздернув бровь, откинулся в кресле, засунув ладони под мышки; он сидел в одной рубашке, расстегнутой, без галстука, хотя в кабинете работал кондиционер и от окна тянуло прохладой.
– У Жарова-то рыльце в пушку, а? Иначе он обратился бы не к Рудакову, а к «фискалам» «Фискалы» – шутливое прозвище сотрудников ФСК.

. Но почему Панов решил, что мы занимаемся не только узкопрофессиональными данными, связанными с военными объектами? Откуда ФСК знает, кто есть ху в Минобороны?
Ивакин почесал кончик носа.
– Наверное, «фискалы» работают не хуже нас.
– Ответ хороший. И все-таки, Борис Иванович, вы решили им помочь. Почему?
Ивакин, неплохой психолог, не удивился прозорливости Дикого, но быстрота, с какой генерал схватывал суть проблемы, казалась просто мистической.
– Потому что Купол, как и «Стопкрим», не остановится на достигнутом. Дай им волю, так они доберутся и до руководства ФСК, и до Минобороны, и до аппарата президента. И тогда «командовать парадом» в стране будут только эти две силы. Не мешало бы принять кое-какие превентивные меры. Хотя я лично «чистильщиков» понимаю: нельзя дальше терпеть то, что творится в высших эшелонах власти, ведь даже силовые министерства скоррумпированы сверху донизу.
– Вы правы, – задумчиво проговорил Дикой. – Но я даю «добро» не только из-за этого. Нынешнее положение в стране – это унижение великой державы, великого народа и, что самое ужасное, уничтожение его творческого и духовного потенциала. Но голосующий за демократов «гегемон» не понимает, какая это трагедия. Извините за сентенцию. Итак, что мы знаем о Куполе?
– Почти зеро информации.
– А о «Чистилище»?
– Столько же, если не меньше. Это организация типа «Инвизиблмен» с мощной эшелонированной подстраховкой. Судя по почерку, дилетантов в ее рядах нет. Скорее всего, там работают бывшие спецы УВД, ФСК и внешней разведки – в качестве аналитиков, тактических руководителей, инструкторов, ну а исполнители – профи рукопашного боя. – Ивакин не знал, что повторил рассуждения генерального прокурора. – Стратегическое же управление осуществляется теневым кабинетом, скажем, из пяти-семи человек, вхожих в высшие структуры государственной власти.
– Союз семи рыжих… – пробормотал генерал, скорчив виноватую мину. – Шутка. Извините, что перебил. Хуже всего, что «чистильщики» пользуются поддержкой масс, а это немаловажный психологический фактор. Им всегда помогут, несмотря на давление представителей закона, потому что создан прецедент: зло наказуемо , и наказуемо неотвратимо, причем быстро, без судебно-юридической волокиты. Конечно, деятельность «Стопкрима» раздута прессой, но в народе крепнет уверенность, что такие болезни, как разгул преступности и коррупции, лечатся только смертью. – Валентин Анатольевич помолчал. – Иногда в это хочется верить и самому.
Теперь замолчали оба. Ивакин с разрешения Дикого закурил.
– К сожалению, жизнь убеждает, что человека не переделаешь. Вряд ли агрессивность и эгоизм излечимы. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
– Существует мнение, что человек – имаго, куколка существа, которое из него в конце концов вылупится. Существо изначально доброе и умное.
– И в это хотелось бы верить, – слабо улыбнулся Валентин Анатольевич. – Но к делу. Как вы собираетесь помогать Медведю?
– Для операции «Утечка» я вызвал ганфайтера-перехватчика. – Ивакин помассажировал подбородок, смял в пепельнице окурок. – Он три года находился «на грунте». Класс – «абсолют».
– У нас несколько перехватчиков, но агентов класса «абсолют» я не знаю. А обязан по должности знать. Кого именно вы вызвали? – Дикой заметил, что Ивакин бросил взгляд на окна. – Борис Иванович, я включил аппаратуру глушения еще до вашего прихода, никакой лазерный сканер нас не прослушает.
– Матвея Соболева, – сказал наконец полковник без малейшего комплекса вины. – Это мой резерв. Но вы должны знать «абсолютников», они неподконтрольны. Мало того, что работников этого уровня практически невозможно убрать, их невозможно заставить работать под чьим бы то ни было руководством. Они индивидуалы до мозга костей.
– Ну, это не главная наша беда. Я, кстати, хотел предложить вам ганфайтерный вариант по делу «Утечка». Но Соболева не знаю. Можно ли доверить ему оба задания сразу? И как вы сформулируете ему второе, по «Стопкриму» и Куполу?
– Пока никак. Задание ему выдаст начальник ГУБО Медведь, которого мы с вами хорошо знаем, а тот наверняка захочет выйти на теневое руководство организацией, выяснить их планы. Что будет дальше, не знает никто. Что касается Соболева, то он сейчас, употребляя термины кэмпо, мугэй-мумэй Мугэй-мумэй – ни мастерства, ни имени (кит.).

. Для всех он – охранник на Рязанском радиозаводе. С виду не силач, а на самом деле – барс Барс – мастер по русбою (борьба в русском стиле).

, в совершенстве владеет русбоем, кэмпо, айкидо, мастер по сгобу. За шесть лет – четырнадцать успешных перехватов, это еще до вашего прихода. Имя его, конечно, нигде не фигурирует.
– Вы меня заинтриговали, Борис Иванович. – Дикой покачал головой, погрустнел. – Но не подставляем ли мы такого ценного спеца? Ему придется решать, что делать с полученными разведданными. В принципе, это еще не будет означать конец «Стопкрима» или Купола, возможностей уйти в подполье у них хватает. А вот у «Чистилища» меньше шансов: они и так ходят по лезвию бритвы – стоит разок ошибиться, убрать невинного, скажем, – и народ перестанет им верить, а вера – нравственная база любого института власти. И не только нравственная, но и политическая. Нечем станет оправдывать насилие.
– В наше время, по-моему, ни один институт не оглядывается на моральную сторону своей деятельности. Все соревнуются в грубости и насилии, обеспечивая себе таким образом выживание.
Генерал бросил взгляд на часы.
– Вы философ, Борис Иванович. Не пугайтесь, это похвала. Я даю «добро» на ваш эксперимент. Еще кто-нибудь знает о вызове Соболева?
– Никто. О его существовании будут знать только трое: я, вы да Медведь.
– Тогда давайте не рисковать и поручим «Утечку» другому агенту?
– И так уже следствие ведут другие следователи, а Соболев – перехватчик, ганфайтер. Как только виновность подозреваемых будет доказана, в операцию включится Соболев, чтобы выполнить чистый захват. Хотя, конечно, он проверит данные. Справится, я хорошо его знаю. По «Утечке» нам нужен гарантированный результат.
Валентин Анатольевич стер с дисплея прежний текст и набрал код выдачи информации по делу утечки новейших образцов оружия со склада экспериментального завода «Арсенал».
– Что ж, это наша работа, и за нее спросят не с ФСК и ГУБО, а с нас. Давайте поработаем. Вы уверены, что к похищению причастен батальон «Щит»?
– Уверен. Однако Соболева для того и вызвали, чтобы проверить это… своими методами.
– Честно говоря, сомневаюсь, что это под силу одному человеку, каким бы он ни был супером.
– Поживем – увидим.

ТОЧКА ОТСЧЕТА

Они вошли в магазин за пять минут до закрытия, и Матвей сразу насторожился, обратив внимание на четверых крепких ребят, явно «крутых», в одинаковых кожаных безрукавках и джинсах, со скучающим видом рассредоточившихся по залам магазина. Они были похожи друг на друга, как близнецы, все в черных очках, с одинаковыми стрижками. Но тут подошла очередь Матвея, он отвлекся на несколько секунд, беседуя с продавцом, а когда началось действие , пришлось с досадой констатировать, что расслабляться не стоило; он должен был предвидеть последствия и уйти отсюда по-английски, тихо и незаметно.
Магазин был частный, с промтоварным и продовольственным отделами, чистый, уютный, с хорошим ассортиментом. Год назад его приватизировал молодой коммерсант, энергичный парень, пообещавший сделать из бывшего «Овощеторга» конфетку. Обещание он свое выполнил, цены не гнал, и в магазин с вежливыми продавцами, оборудованный по последнему слову оргтехники, приезжали из других районов. Чем владелец не угодил местной мафии, приходилось только гадать. Но факт оставался фактом: четверо, которых заметил Матвей, пришли не за покупками.
Сориентировался он мгновенно, с привычной бесстрастностью проанализировав траектории возможных событий. И подивился своему решению вмешаться, потому что в принципе он не имел на это права! Вероятно, надоела долгая спячка, тело требовало оперативного напряга.
Переход в состояние турийи Турийя – в индийской психологии состояние просветления.

произошел в долю секунды с помощью точно рассчитанного волевого усилия. Матвей был готов к любому повороту событий. Время заметно сгустилось, замедлилось, движения окружающих стали тягучими, вокруг них появились ореолы биополей – глаз выделял этот «свет» безошибочно.
Ничего особенного еще не произошло, четверо парней только начали движение . Один достал пистолет – «лангенхан» калибра 9,65 мм (вспомнилось чье-то изречение: «Пистолет рождает власть» ). Остальные рэкетмены щелкнули пружинными ножами, но лишь двое из них были тренированы, судя по цвету и интенсивности ореола, хотя и не профессионально. Это были просто «качки», знавшие кое-какие приемы карате, и лица их почти не отличались от затылков.
В обоих залах магазина кроме двух продавцов оставались еще шесть покупателей, в том числе и Матвей:
1 2 3 4 5 6 7