Зарандиа предполагал (и об этом он говорил во множестве докладов и на множестве совещаний, что на территории Кавказа существует постоянный казначей, который снабжает золотом подпольную сеть панисламистов. У этого казначея был счет в одном из иностранных банков, турки вносили на этот счет суммы, которые надлежало выдать резидентам, а казначея извещали, кому положено выдать и сколько. Чтобы подтвердить эту гипотезу, нужно было найти доказательства, их искали изобретательно и постоянно, а результатов как не было, так и не было. С годами дело осложнялось еще и тем, что по мере того, как росла добыча и обработка кавказской нефти, увеличивался капитал, больше становилось внезапно разбогатевших людей, и поди угадай, кто из них мог оказаться этим загадочным казначеем, кем нам следует заняться, кого изучать. Осуществить столь обширную слежку было физически невозможно. Предстояло выработать новую методику, ибо прежняя не давала уже ничего.
Как известно, один из краеугольных камней права в любом цивилизованном обществе стоит на том, что закон, предусматривающий наказание за преступление, вступает в силу лишь тогда, когда против преступника есть улики. Иными словами: как бы ни был сыск убежден, что данное преступление совершено именно этим человеком, человек этот пользуется правом неприкосновенности до тех пор, пока ему не будут представлены неоспоримые доказательства либо данного преступления, либо какого-нибудь другого, возможно совершенно нового. Это относилось и ко всей враждебной деятельности турок, прикрывалась ли она панисламизмом или какой-нибудь иной маской.
Мусульманское вероисповедание и, стало быть, Коран в Российской империи пользовались свободой. Идея панисламизма заложена в самом Коране, его исповедование не противоречит закону, и уличать в преступлении, применять закон там, где речь идет, казалось бы, только о проповеди панисламизма, значит поставить себя в весьма сомнительное положение. Единственный вопрос, который мы могли задать панисламистам, звучал приблизительно так: под чьей эгидой вы видите объединение исламского мира? На это проповедники панисламизма отвечали: разве мы призываем к выходу из Российской империи? Кто и где мог это слышать? После этого на нашу долю оставалась лишь борьба с частными проявлениями сепаратизма, которую мы и осуществляли с большим или меньшим успехом.
Куда проще было осудить и наказать разбойника, бандита и любое подобного рода сопротивление властям или подстрекательство к такому сопротивлению. Здесь вина во всех ел у чаях была налицо, оставалось лишь разоблачить преступника и наказать его.
Что же касается панисламистов, то мы своей борьбы не оставляли, и часто победа доставалась нам, но даже в случае успеха выяснялось, что мы лишь отсекли мелкие ветви и побеги, нам же надо было свалить все дерево, а корни его выкорчевать. Добиться этого было невозможно до тех пор, пока каналы, питающие панисламизм, не были перерезаны. Духовное противостояние панисламизму, то есть борьбу с самой идеей, осуществляла христианская церковь. Пищей материальной, его поддерживающей, то есть золотом, занимались тайная полиция и жандармское управление. Нам удалось захватить несколько курьеров, спешивших к резидентам с крупными суммами на руках. Мы точно знали, для чего предназначались эти деньги, а им хоть бы что! Ответ был всегда один: деньги – мои. Стоило нам поймать за руку непосредственно при передаче денег – все равно пустой результат: я ему должен, утверждал один; он вернул мне долг, подтверждал другой. Как слепые лошади ходили мы по этому кругу, а туркам, конечно, оставалось только радоваться и торжествовать.
Я рассказал все это затем, чтобы стало понятно, с чего пришлось начинать Мушни Зарандиа в деле о султанском золоте, и справедливость требует заметить, что для распутывания этого узла у него на руках поначалу не было ничего.
В моем ведомстве никто не справился бы с этим делом лучше Зарандиа. И действительно, едва приняв новый отдел, он тут же выдвинул дело о султанском золоте в первый ряд. Время, однако, шло, и не видно было, чтобы Зарандиа нащупал хоть какой-нибудь путь. Однажды я спросил его, что делается нами против турок.
– Вашему сиятельству известно,– сказал он,– что существуют и другие дела подобного рода, и не менее важные – между всеми ними угадывается связь. Я обдумываю способ, который позволил бы разрешить разом если не все эти проблемы, то хотя бы какую-то их совокупность. Дайте мне еще время, совсем немного – ну, месяц-полтора...
А смежных дел и правда было немало. Вот одно из них. Приказы по чрезвычайно важным или особо секретным делами я фиксировал номерами, непременно заканчивающимися нулем: 70, 120, 410 и так далее. Документ, помеченный таким номером, требовал немедленного продвижения или ответа, одно дело издать приказ, другое – его исполнить. На новом посту Зарандиа поджидало несколько невыполненных приказов, помеченных нулем. Один из этих приказов был вызван сообщением нашей разведки о том, что генеральный штаб австро-венской армии получает тайные донесения с территории Закавказского военного округа. Австрийцы располагали данными послужных списках офицерского состава артиллерийских частей, дислоцированных в Закавказье, и об общей численности их орудий. Кроме того, у них на руках был подробный доклад о политических настроениях гражданского населения, царящих и в армейских частях, расположенных в Закавказье. Такого рода сведения были доступны множеству офицеров и чиновников и в нашем округе, и в соседних, что больше всего и мешало решить этот ребус. Чтобы только напасть на след виновного, нужно было соединить усилия нескольких родственных ведомств и запустить в действие целую систему практических мероприятий.
Зарандиа видел все трудности, которые воздвигались перед ним, но дело заинтересовало его, и одновременно с другими столь же неотложными делами он дал немедленный ход документу об австрийском шпионаже. И здесь, как и в истории с султанским золотом, он не располагал ничем, кроме приказа, помеченного нулем. Работа же предстояла ему неимоверно трудоемкая. Ему предстояло подробнейшим образом изучить все закавказские связи с заграницей и с иностранцами, и это на территории, где почти десятая часть городского населения имела иностранное подданство. Изучать предстояло и вообще по линиям политической разведки, и для того, чтобы выполнить мой приказ. Эта задача, по первому впечатлению, может показаться несложной, на деле же она почти неразрешима.
Изучив сообщение нашей австрийской агентуры, на основании которого был составлен мой приказ, и сопоставив этот документ с реальным положением вещей, Зарандиа убедился, что перед ним резидент, искусный в своем деле и весьма просвещенный, и что агенты этого резидента связаны с лицами, весьма компетентными. Коллекционирование подобных сведений – и Зарандиа был в этом, несомненно, прав – нельзя было приписать энтузиазму любителя, а то, что материал этот пересылался в Австрию, свидетельствовало о том, что патриотические мотивы здесь исключены. Было очевидно, что существует предатель и покупатель либо же поставщик фактов и вымогатель, его шантажирующий. Прошло еще немного времени, и Зарандиа установил, что те же сведения, которыми располагали австрийцы, попали также в руки турок и персов. Это означало, что на Кавказе действовали шпионы трех государств, или шпион был один, но работал на трех хозяев.
Теперь о методе, избранном Зарандиа, чтобы установить ту группу лиц, за которой надлежало следить и изучать ее. В его методе я ощутил нечто метафизическое, но ведь исключение сплошь и рядом более реально, чем тривиальность, и вызываем интерес несравненно более острый.
Первый вывод Зарандиа был таков: сообщение об артиллерийском вооружении и послужные списки офицерского состава доставлялись одним лицом, а донесение о политическом состоянии умов в армии и в обществе – другим. Что Зарандиа прав – не было никакого сомнения, но поскольку от точности этого им вода зависели все наши последующие действия, необходимы были неопровержимые доказательства, что дело обстоит имен но так, а не иначе. Доказательств у Зарандиа не было ни малейших, тем не менее он стал действовать, исходя из предположения, что существуют два автора.
Правильным был и второй шаг, если можно считать правильным действие, вытекающее из предположения, лишенного доказательств. Зарандиа составил три списка. В первом списке числились лица, которые могли быть осведомлены о количестве и типе нашего артиллерийского вооружения и имели при этом широкие связи среди офицеров. Во второй список попали лица, ум и образование которых позволяли делать наблюдения над политическими настроениями общества. Третий список содержал имена возможных резидентов.
Дальше он опять свернул с пути, протоптанного и всеми принятого, и взялся за дело, на первый взгляд совершенно безнадежное. Он не стал расчищать и сокращать списки путем исключения лиц, которые по своему характеру, образу жизни и имущественному положению не могли заниматься подобным делом. Нет, он взял первые два списка и в каждом из них выбрал по одному человеку, который находился в связи с кем-либо из предполагаемых резидентов третьего списка. Таких трехчленных комбинаций Зарандиа получил около тридцати и лишь после этого обратился к методу исключения. В конце концов он положил мне на стол список, в котором значилось лишь шесть групп.
– Теперь остается только прочесать эти группы, ваше сиятельство.
Все это казалось столь произвольным, что походило больше на шутку или на игру праздного ума, чем на серьезную работу.
Я рассмеялся. Вслед за мной рассмеялся и Зарандиа.
– Чему вы смеетесь, Мушни?
– Я радуюсь, граф!
– Что же так обрадовало вас?
– Они здесь, у меня,– Зарандиа любовно похлопал пачку папок, покоящуюся у него под мышкой.
– Кто они? – Его упорная самонадеянность начинала уже меня раздражать.
– Шпионы. Один уж во всяком случае. Для начала нам и одного достанет. А здесь досье двадцати. Было бы неплохо вам с ними познакомиться. Разумеется, в свободное время.
Зарандиа положил мне на стол пачку папок. Я взял верхнюю и раскрыл ее. Не просмотрев и половины документов, я невольно перестал читать... Поразительная все-таки вещь – досье сыскного ведомства! Не надо думать, что это копилка из отрицательных данных об интересующем нас лице. Отнюдь нет! Здесь сказано о заслугах и наградах, здесь отмечены высочайшие человеческие и гражданские достоинства.
И все же досье – это совокупность документов, подобранных против определенного лица, и будь вы исполнены самого пылкого доброжелательства, знакомясь с досье, вы будете искать в его герое нарушителя правопорядка, человека с нравственными изъянами, преступника. Мне доводилось читать досье людей, считавшихся гордостью нации и общества, и будь я читателем неопытным, неискушенным в подобных делах, я бы непременно подумал, что передо мной развернуты деяния подонка и висельника. Так и с этими двадцатью. Ничего не стоило заподозрить их всех в государственном преступлении, видя в каждом шпиона дюжины государств, а уж о прочих смертных грехах я и не говорю.
– Ну, так что? – Я оторвал глаза от досье и пристально посмотрел на Зарандиа.
– Пока что ничего. Но думаю, что вскоре кое-что будет.
– Вы исходите из этого? – Я положил руку на стопку папок и тут же понял, что наношу пощечину Зарандиа. Однако в лице его ничего не изменилось.
– Нет, ваше сиятельство,– сказал он спокойно,– я пришел к этому.
В дальнейшем этот список из двадцати человек перекраивался не раз. Одни и те же имена перекочевывали из группы в группу, и возникали совершенно новые комбинации. В конце концов осталось всего два звена. Одно из них – в нем было четыре человека – находилось в Баку. Все материалы об этих четырех, снабженные инструкцией и заданием, были переправлены в Бакинский подотдел. Ведение этого дела Зарандиа поручил своему заместителю, оставив за собой, разумеется, главенство и право контроля. Второе звено состояло из шести тифлисцев. Особые надежды Зарандиа были связаны именно с этим звеном.
Вот они, эти люди.
Полковник Андрей Николаевич Глебич – пятидесяти лет, инспектор артиллерии Закавказского военного округа. Могучего телосложения. Отец шестерых детей. Кутила, крупный игрок, любитель анекдотов и весельчак, душа общества. Мстислав Старин-Ковальский, поручик, адъютант Глебича. Остер на язык, насмешлив, зол, циничен, бонвиван, охотник до женщин и их кошельков.
Петр Михайлович Кулагин – ему за шестьдесят. В молодости окончил духовную семинарию, но от служения богу почему-то отошел, редактирует газету и является политическим консультантом синода, советник штаба Закавказского военного округа по духовным делам, внештатный сотрудник цензуры, добровольный староста Тифлисского военного собора. Бездетен Замкнут и молчалив. Муж молодой, красивой, склонной к флирту госпожи Ларисы Кулагиной.
Хаджи-Сеид, по паспорту Расулов, тифлисский перс. Довольно крупный негоциант, но настолько необразованный, что расписывается с трудом, а считает с помощью четок. Запч мается скупкой ковров, тканей ручной росписи и ювелирных поделок местных кустарей. Его посредники вывозят эти товары в европейские столицы, сбывая тамошним антикварам. Сам Хаджи-Сеид за пределы Тифлиса – ни шагу. Дом – мечеть – баня раз в неделю. Других маршрутов он не знает. Исключение– чрезвычайно редкие визиты к мадемуазель Жаннет де Ламье, вызванные, как считают одни, амурной привязанностью, а другие – деловой, ибо предполагалось, что они компаньоны. Свою деятельность Хаджи-Сеид начал в тифлисских банях, будучи терщиком, затем, закинув за плечи суму паломника, отправился в Мекку и Медину, а вернувшись оттуда с деньгами, основал дело и продолжал богатеть.
Искандер-эфенди Юнус-оглы был секретарем и кассиром Хаджи-Сеида. Он владел почти всеми языками, необходимыми для ведения коммерческих дел в Азии. По восточным меркам был отлично образован. Этот отуреченный грузин кроме Оттоманской империи служил еще в Персии, Афганистане, Египте, В Москве и Петербурге, и всегда в должности секретаря, переводчика, советника при крупных негоциантах. Без роду и племени в свои шестьдесят лет был одинок и питал нежную склонность к проституткам самого дешевого разбора. В мечеть не ходил, совсем не пил, а свободное время убивал в чайных, погрузившись в размышления. Никаких других стоящих сведений у нас о нем не было.
Мадемуазель Жаннет де Ламье, приближающаяся к тридцатипятилетнему возрасту, была француженкой по происхождению, весьма привлекательной и пикантной, флер романтических любовных приключений окутывал ее имя. Ей принадлежал тифлисский магазин дамского белья французской фирмы, и дамы Тифлисского света предпочитали одеваться у нее, ибо у мадемуазель де Ламье можно было узнать о новостях парижской оды раньше всего. Наша заграничная агентура выяснила, что родилась она в семье разорившегося дворянина, ставшего бродячим циркачом. До семнадцати лет кочевала вместе с родительским цирком, потом танцевала в варьете, была белошвейкой, и так продолжалось до двадцати семи лет, когда след ее вдруг терялся на целых четыре года, пока наконец, в возрасте уже тридцати лет, она не объявилась в Тифлисе в качестве владелицы крупного магазина.
Все эти сведения, разумеется, как-то приближали Зарандиа истине, однако сам он считал, что у него в кармане – ключ раскрытию преступления. Что же касается меня, то было бы странно, если б я не предполагал, что с равным основанием можно было выбрать шесть других досье, которые столь же доказательно свидетельствовали о преступлении, сколь и те, на которых остановил свое внимание Зарандиа. Словом, я не склонен был разделять его оптимизма. Ни один из моих подчиненных не мог получить права на дальнейшие действия, если я сомневался в целесообразности операции. Исключением был лишь Мушнн Зарандиа. Ведь в конце концов, в который уже раз подумал я, главное – его отношение к делу, а результат получится сам собой. Как всегда, так и в этот раз его отношение к делу было исполнено ума и добросовестности,– можно ли в таком случае лишать его права на предприимчивость? И я махнул рукой: пусть делает как знает.
БЕКАР ДЖЕЙРАНАШВИЛИ
Мы вскинули косы на плечо, пустили вперед Дастуридзе и тронулись по дороге в Цхрамуха. Вечерело. Дом управляющего князя Амилахвари был неказист: наверху две комнатенки с галереей, внизу марана и не знаю еще что. Зато фруктовый сад – дай бог!
На цепи сидел пес, ростом с бычка, уши обрезаны, ошейник унизан какими-то бляхами. Такой он поднял лай, я думал, уши лопнут. Дверь марани была открыта. Выходит Шалибашвили, коренастый, плотный мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22